Заговорщица

Ксения Михайлова

Заговорщица

По-простому

Суму соберу и отправлюсь в лихие степи,

Вот уж тогда ищите меня, свищите!

Разбойник-товарищ, так уж совпало, стерпишь -

С твоей руки злато, оружие мне и щит мне!

Всю полынью, зверье подниму на у'ши,

Песок с берегов в глаза напущу по горсти,

Не то, чтобы жизнь

Разум совсем не учит,

Просто ему одумываться уж поздно.

Суму на плечо – и с песней к закатной дали,

(Если бы даль – лужица верст за тридцать!)

Как и должно: явно меня не ждали –

Не каждый ведь день к болоту идут топиться.

А водяной: “Да ладно тебе, не майся!

В ваши-то годы – лишь ставить весь мир на у'ши!”

В даль – далеко, не хочется возвращаться…

– Товарищ, а вы возьмите меня в лягушки!

Заговорщица

"Дым от огня сбиваю семью ветрами.

Пыль от ветров сбиваю живой водою…

Всё бы – ничто, да только ж земля – корабль,

В котором и крысы с последней надеждой тонут.

Осточертело – то рыжекрылым фениксом,

Что грело – то

Сотканной сном туманностью.

Перед землей ко дну лишь дорога стелется,

Но всё – ничего – вот прописная данность.

Все ж, как и я, по выси пресветлой с птицами,

Ветром сбивают и от пожара дым.

Всё – не для нас, мы точно чрез время свидимся,

Даже когда будем уже не мы.

Всё – никогда. Сейчас – только солнце знойное.

Корабль нетонущий, иль от него деталь…

Пыль моя, дым огня – море пересолёное –

Даже став мертвыми, будут с утра вставать!…

Не принимай наши тельца живые, личное

Выбрось с приливом, не принимай, вода.

Мы ж ведь такие – примем не то обличие

И побежим разбойничать, колдовать.

Смерть моя, жизнь моя, может, давай по-доброму,

Я навязала к удаче уж сто узлов…" -

Всё передумала тощая крыса злобная,

Вдохнув полной грудью жадно

Морскую соль.

Юная моя жизнь

Что же ты бесишься, юная моя Жизнь?!

Устала катиться по вертикали вниз?

Не хочешь бесследно сгнить, как осенний лист?

Так чего же тебе надо?

Хочется сбросить старую-ветхую шерсть?

От края до края, и, не пресекая черт,

Взлетать, и не думать, что где-то земная твердь?

Сама ты себе преграда.

Видно, с землею ты поросла травой.

а пенье похоже на полуночный вой.

С рожденья мертва…Ну да и черт с тобой!

Таких, как ты, мириады!

Даны были шансы: третий, четвертый, пятый,

Но все бесполезно, теперь не вернуть обратно

Шансы, попытки, надежды, стремленья, правду…

Видишь следы заката?

Радуйся, Жизнь, не этого ль ты хотела?

Вместо полета ползти, разрывая тело.

И после смерти останется надпись мелом:

“Старалась, навеки свята”.

Время упрятать старую шерсть в комок,

И вместо крови пустить постоянный ток.

Во вселенной у каждого должен быть уголок –

Укрыться от снегопада.

Что же ты бесишься, юная моя Жизнь?!

Устала катиться по вертикали вниз?

Волю возьми в кулак, за нее держись.

Стало полегче… Правда?…

Герой второго плана

Как пазл, слагается длинный чудной роман,

Песнею льется глав соловьиный звон.

Главный герой не видит в пути преград,

Но лишь взгляните, кто за его спиной.

Тоже герой, что смотрит из-за плеча,

Он: герой-призрак или герой-пейзаж.

Он персонаж без имени и лица,

В его рукаве блестит острие ножа.

Он – та ошибка, которую совершат.

Тот, кто исчезнет, только замедлив шаг.

Тот, кто появится, только ускорив бег.

Лжет всё и всем, только не лжет себе.

В те времена, когда уплывала явь,

Главный герой на ухо ему шептал:

“Ты-то меня, пожалуйста, не оставь,

Не оставь одного тихо сходить с ума”,

Человек без лица крылом его укрывал,

Следуя контурам, шел по его следам,

На ухо шептал: “Никому тебя не отдам.”

Знал, двух героев не сохранит строка.

На ухо шептал: “Осторожнее, берегись,

Пуля шальная – совсем не шальная мысль”,

Верный помощник – лезвие в рукаве,

А арсенал – вот действенный оберег.

Главный герой не глянет тогда назад,

В строки вшивал раз брошенные слова.

Человек без лица топором разбивал абзац -

Зарыть между строк истерзанные тела.

Его можно только шепотом величать:

“Тень без лица, с призванием палача”,

Он с главным героем, как крепость, как щит, как рать -

Средь главных героев не принято умирать.

До конца книги бросить его – ни в жизнь!

«Я за спиной, друг ты мой. Берегись.»

Век

Беспокойный, недобрый Век

Наступил, будто эпидемия.

Пробежался по венам рек,

Постучался в сердца из тени и,

Заперев за собою дверь,

Закрыл ставни, полил растения.

Он хозяином стал теперь

До весны… до поры… до времени.

Он, как дикий опасный зверь,

Что покинул свое укрытие.

Новый век повлиял на всех:

На людей, на года, на события…

Отчего-то Осень спилась,

Ночевать стала под заборами.

Сыпет листья, чтоб мягко спать,

А, проснувшись, начать по-новому.

А Зима вдруг стала курить,

И скрываться за подворотнями.

Выдыхает табачный дым

Со словами: “Зато свободная.”

А с Весной вообще беда:

Стала драться с людьми на улице.

Говорит: “Не моя вина”.

И дальше идет, сутулится.

Ну а Лето… А Лето вдруг

Стала употреблять наркотики,

Ходит в черном плаще в жару:

(Пристрастилась с чего-то к готике.)

Пробежавшись по венам рек

И в сердцах обретя сознание

Пришел новый беспутный Век

Разрывать кровоток мироздания.

Он закрыл за собою дверь,

Всем напомнив давно забытое.

Новый Век повлиял на всех:

На людей, на года, события.

Лаванда росла, завяла…

Юный странник бродил один, никому не ведом,

Тропами разными, на коих не ходят беды,

Как у всех, у него таились свои секреты,

То есть всего один:

Разбрасывал он за собой семена лаванды,

Чтоб росла. На лета, года, чтоб воспели барды…

Бросал семена по своим же следам, но, правда,

Только среди могил.

Бродит один; нигде, никому не ведом…

Живёт и дышит лишь по своим заветам.

Всем говорит, что так свою жизнь отметил,

Чтоб по его следам

Было заметно, что жизнь не проходит пусто:

По сути, и в смерти есть тоже свое искусство,

Но и жизнь средь могил живо приводит в чувство

Тех, кому дорога…

Даром не нужно им, небу-земле, молитв…

Жизнь юного странника букетом среди могил,

Цветет, распускается. Другие так не могли

Или не пожелали…

Жизнь юного странника букетом среди крестов

Отметилось издали. Каждый шаг, каждый вздох....

Жаль только, с бедами не поделил дорог…

Больше не вспоминали…

Лаванда завяла, а тела и не искали....

Лета

Тихо. Безлюдно. Неспешно течет река,

Мутная, правда, но я ведь не из брезгливых.

Причалила к берегу – темная ночь – ладья,

Черный кораблик, как из старинных мифов.

Старик седовласый стоит у ее руля,

Видать, ветеран средь всех остальных ремесел.

И оба мы знаем, что за монеты лязг

В деле любом договор договору рознь.

Выберу то, что не каждый смог испытать-

Это полезно. Возьмем старика, к примеру:

Раньше была просто лодка и два весла,-

Взял и сказал: “Ладью заслужить сумею!”

Истина и справедливость держать удар

Могут, но, жаль, не по грехам-заслугам.

Так вязкая горечь – выпьется, как нектар,

А хрупкая сладость – вытечет из сосуда.

В общем, неважно, – Коцит или Ахерон,

Плача и скорби будет поболе воздуха.

Сердце – в груди, даже бьется, но вот никто

Не смог научить верно его использовать.

Были попытки. Не первый, не третий шанс,

Их дарят все протекающие здесь реки.

Их всего пять, и про каждую говорят:

Если утонешь – всплывешь новым человеком.

Новым-то новым, да только душа одна,

Помнит она: жила эту жизнь раз двадцать.

Единственный выход: раз, достигая дна,

Впредь навсегда на этом же дне остаться.

Песнь о тех, кто не ходит дорогой судеб

Карма и рок идут об руку рука.

Жилы-дороги – руны царапин-ран,

Карма и рок проходят вперед-назад,

Известно, на то

Лишь они мастера.

Карма и рок, да трепетны два крыла,

Их, призывая,

Ветер-юг нарекал

Гонцами у них, вла-стителей-стихий,

Судьбы, мол, ныне – вестники песни их.

Карма и рок – гордыня, немой укор:

Нет, ветер-юг, да будет тебе урок,

Дорога одна – не перечесть дорог,

Куда уведет: иль назад, иль вперёд.

А ветер-юг с гордыней на поводу:

«Четыре пути

Я себе обрету;

Пути – есть руны ран и царапин рук,

А заплутаю – значит, там и умру”.

Четыре дороги – не перечесть дорог,

И не на всех от кармы рок уберёг;

Нет следа рока – будет отравой кровь,

Да оберегом – дивная песнь ветров.

Как на гравюре,

Образы четырех

Дикой охоты всадников средь дорог.

Четыре дороги; можно на все ступить,

Даже на ту,

Что лежит позади.

Четыре всадника, всадники без голов,

Разбередят да отравят дурную кровь,

Гнет их охоты, с пути живых гоня

Будет подобен ко-лыбельной огня.

Четыре дороги – можно на ту ступить,

На коей мертвым снятся дурные сны,

Там пепел, порох, горе, огонь и дым,

Но – там звучит колыбельная – песнь воды.

Четыре дороги; можно на ту ступить,

На коей грянет дивная песнь земли.

Стража четыре там, где не ходит рок,

Четыре дороги – не перечесть дорог.

....

Карма и рок идут об руку рука

Прокладывать тропку, ведому и без карт.

Гордыне одной – двух перечесть дорог,

Значит, пойдет, да средь четырёх умрет.

По следу…

Мой неуемный дух

Мучит дурная мысль:

Что если взять в узду,

Ветер, пространство, высь…

Не сосчитав грехов,

Не засчитав заслуг

Смертных пустая молвь,

Будет морочить слух:

– Глупость всё, – говорят,

– Живо все это брось!

Видя в моих руках

Огненно-жгучий воск,

Мой непокорный дух

Отдан в рабы ветрам.

Мне предначертан путь,

Которым летел Икар.

Не победить – тонуть,

Жизнью платить морям,

Но не боюсь ничуть,

Верю, что все не зря.

Я не боюсь ничуть,

Что ветру я не брат,

Крыло будет по плечу,

Благословит Икар…

Первый полет вином

Сводит с ума, пьянит,

Крыло несет высоко,

Высоко над людьми.

Вдруг надломилась ось,

Вопль сирен затих…

Тай, бесполезный воск.

Меня уже не спасти.

…Я ведь могу лететь,

Море – мое крыло,

Подобно птице здесь,

Пусть не совсем живой…

Пусть помертвеет плоть,

Но непокорный дух

Будет жить дальше, но

Долго тревожить слух

Будет дурная мысль:

Крылья, волна – одно…

Глубина – та же высь.

Небеса – то же дно.

Здравствуй, моя милая

-Здравствуй, моя милая, здравствуй, дорогая,

Я решил, что не нужна мне жена другая,

Я решил, что ты одна много достойная,

Эдак сшита-скроена… попросту, устроена,

Что нет к тебе путей-дорог для простого смертного,

Что даешься диву лишь, (отвлеклась, наверное)

Как меня в свой ореол подпустить додумалась?!

Видно, есть коварный план и такой же умысел.

Ну и пусть, и черти с ним! Всё равно, любимая,

Без тебя, как без крыла меж двумя обрывами,

Без тебя я стал похож на смешных бездельников-

Поэтов, что из края в край, миг – грусть, а миг – веселие.

Не дай мне бог такую жизнь полу-полоумную,

В голове то гул, то шквал, то сыро, то неубрано;

То не знает, как убрать, то убраться некому…

Ох, нельзя так жить, нельзя, как эти… бездельники!

Ну, прости меня, прости, дорогая, милая,

Я ведь выпрямил свой горб даже без могилы и

На все теперь готов: испытанья, подвиги,

Скрасить чтоб свою любовь яркими обертками.

– Сударь, кто вы? Не признала. Мы встречались ранее?

Хотя нет, признала бы (речи больно странные!)

Да и лжете только так: горб-то, вон, как новенький,

Так какие вам теперь испытанья-подвиги?

Лжете вы, что снова жить начали по-новому…

Меньше лгите. Говорят, очищает голову.

В общем, я вам не указ, не нравоучение,

Но есть просьба, так, пустяк: покиньте помещение.

После

Океан – необъятный разум, да капля в море,

Выжаты досуха неисчислимы донья,

А ковчег на плаву, да всё никак не утонет.

Твари по паре – спастись не нашлось героев:

Что, мол, герои лишь пьют и воюют сдуру,

Значит, не жалко им хрупкую резать шкуру,

Чтоб знали, что будет, если закон забудут,

Чтоб знали цену своей свободы люди.

Отживших героев можно укрыть под ивой,

Чтоб их оплакала, или всё ж научила,

Да не желают, твердят, что в грехах счастливей,

Молиться за них, мол, будут пускай святые.

А даже построить этот ковчег героев,

Тонул – не спаслись бы, махнули б рукой – пусть тонет,

Они ведь смогли взять весь океан в ладони,

Пожить вне властителей – то дорогого стоит.

А с виду они всё пьют и воюют сдуру,

Видать, это могут свободные только люди,

Свободных героев решили укрыть под ивой,

Но даже ива поплакала – и забыла…

Сказочное

Человек, человек! Может, порассуждаем

О том, чём мечтаем, или о том, что есть:

Могло ли быть лучше? Могли ли мы жить иначе?

Или оставить, пока нам не надоест?

Если б, как в книжках, добро среди нас ходило,

Скромно скрывая ангельское крыло…

С легкой руки, не приложив усилий,

Оно в полумаске творило бы полузло.

А, если, как в сказке, будет зубная фея

Нас, крепко спящих, заполночь посещать,

То рваные раны на безобразном теле,

Нитью зубной станет каждому зашивать.

Все те, кто кому-то спичками выжег крылья,

Должны были б море на спичках тех переплыть.

Тогда бы все люди стали забытой былью,

Тонули, ведь не строили корабли.

Там, где нас нет, было б темно и сыро,

Каждое “завтра” было темнее тьмы.

В детстве мы вместо добрых цветных мультфильмов

Увидели б только бесцветные сказки-сны.

Тогда бы мы в книгах на кипенно-белом фоне

Видели только обломки печатных строк.

Эти обломки можно смахнуть ладонью,

Так мог ли быть в них хотя бы малейший толк?

О книжках с картинками вообще не могло быть речи,

Картинки – удел законченных слабаков.

В книгах бы слово было не сбить картечью,

В книгах таких немыслима прочность слов.

Почему-то на вас плохо влияет счастье.

Почему-то “как лучше” не создано для души…

Человек-человек, чего же ты снова плачешь?

Поняла, зову фею, пусть прилетает шить…

Все еще пишу чернилами

На столе лежало письмо,

Внизу подпись красивым почерком.

Наизусть заучу его,

А в ответ напишу… многоточие.

Я возьму вороное перо,

И конец обмакну в чернильницу…

Жаль, мне целая жизнь не урок,

Жаль, учитель по мне не сыщется!

На столе лежало письмо.

В нем надежды, мечты, отчаянье.

А в моем… ну а что в моем?

В нем лишь точки. Слова? Молчание?

В нем лишь точки. А что еще?

Излить душу, бумагу пачкая?

Я все это уже прошел,

На ветру все слова растрачивал.

Я все это уже прошел,

А что толку? Забил лишь голову.

Выбрал меньшее из двух зол,

Почему-то два зла испробовал.

Жаль, мне целая жизнь не урок,

Не умею меняться к лучшему.

Очевидны пролог, эпилог,

А вот главы – работа случая.

В этих главах простой сюжет

Мертвым грузом на плечи валится.

Иногда даже “happy end”

Не для всех хорошо кончается.

Вечно сам из себя выхожу,

Как река, покидая русло.

Вечно сам себя подвожу!

Для меня это есть искусство!..

Ну, так вот, я учу письмо,

И не знаю уж, как ответить.

Да, глупец, ну и что с того?!

Все мы, люди, всю жизнь, как дети.

Мой роман написать легко,

И его не измерить страницами…

Я бы мог, жаль, одно есть “но”:

Я об стену разбил чернильницу.

Совсем другая история

Гаром горит пусть способное чаровать,

И льдинки в руках пусть колются пополам.

Я буду ждать, когда догорят факела,

Льдинки растают, и с ними растаю я.

Главное, что моя вечность, сама вода,

Не принесет ещё большего миру зла,

Бросит оружие перед лицом наяд,

Падет на колени, признав, наконец, их власть.

Холод, согреться и смерти уже пора,

Гробницу искать под стать и самим царям.

К примеру, пещеру – чистый обсидиан,

В которой уж спят и отчаяние, и тьма.

Ты не узнала? Так, значит, не узнавай.

Считай, виновата – не бей тишину зеркал.

Расколется хрупкое слово напополам -

Клянусь, буду помнить, кем ты для меня была.

Я буду ждать, когда догорят факела,

Льдины растают, я подойду под стать,

А разобьются – так с сердцем напополам,

Главное, что и вместе с твоим, сестра.

Гаром горит пусть способное чаровать,

Нам чары с тобой, как райская тень чертям.

Забыла меня? Не стоит и вспоминать,

Ни к чему это, Снежная Герда.

Прощаюсь, Кай.

Осенняя

Ранняя осень,

Ветер уносит:

С улиц в дома уют,

Птицы отпели,

Теперь метели

Перьями обрастут.

Падают листья,

Желтые листья,

Выстлав ковром тропу.

Тучи затмили

Синее небо,

Тьмою легли на путь.

Падает снегом,

Алый рассвет и

Багровых закатов скол,

Звенит тишиной, но

Звери бессонны…

Как близок уже их сон.

Холод проникнет

В самое сердце

Стиснет металл оков,

Но обогреет,

Расплавит, растопит

Золото – осень – любовь.

История ни о чем

Всегда я знал, что я чудак,

Всегда под лед я с головою,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.