Медовые перчинки

– Вот и добрался, – рассуждал он, неподвижно всматриваясь через лобовое стекло в синеву неба.

Рядом пролетела машина, вторая, третья, прошла какая-то женщина с ведром, даже не посмотрев в его сторону. Почуяв чужую беду, где-то дружно залаяли собаки.

– Лю-ди! Че-ло-ве-ки! Что ж вы такие равнодушные? – надрывно кричал он, но его никто не слышал, потому что безмолвие губ заглушало их сердца. Перед глазами чередой проплывали родной завод, проходная, станки, церковь у дома, его любимая Даша с детьми… Годы закружились, понеслись в какую-то даль, и всё стихло, на душе стало тепло и спокойно. Последнее, что пришло в голову перед тем, как сознание помутнело, – слова из песни: «Я люблю тебя, жизнь…»

Действительно, порой человеку хватает одних мгновений, чтобы оценить своё «Я» и, не раздумывая, пойти на риск. А что прикажете делать с безразличными людьми, этакими пофигистами, которым всё по барабану? Мудрец, пожалуй, предложил бы так:

– Один докучливый мальчик жил с барабаном – стучал в него везде и всюду, и ни одно из увещеваний взрослых на него не действовало, хоть уши затыкай. Тогда ему дали молоток в руки и спросили: «Интересно, а что же там внутри»? С тех пор инструмент опостылевшего звука исчез навсегда.

Всё простое гениально, всё гениальное просто! Не правда ли?

Дарья Васильевна битый час слонялась по комнатам в ожидании мужа. Стол, ужин готовы, а его всё нет и нет.

– Ой, как бы беда не приключилась, – переживала она и через каждые пять минут поглядывала на часы.

Позвонил сын Виктор и поинтересовался:

– Ма-а-а-м! Как вы там? С собой что-нибудь прихватить?

– Витя, сынок! С отцом нелады. Уже далеко за полдень, а его всё нет, с дачи не вернулся. Что делать, прямо не знаю, – плакала она в трубку.

– Ты, мам, истерику-то попридержи, нечего человека заранее хоронить. Сейчас такси поймаю и съезжу. Разберёмся.

Виктор выскочил из дома, на ходу застёгивая рубашку, остановил первую попавшуюся машину и прокричал:

– Шеф, на дачи надо, срочно, плачу по двойному тарифу.

– Садись, – кивнул водитель, и машина сорвалась с места. Буквально в метрах от поворота стояла машина отца.

Виктор увидел её ещё раньше за редкими деревьями лесополосы, сердце его сжалось от страха и предчувствия непоправимого. Он подбежал к машине и дёрнул за ручку, но дверь была предусмотрительно закрыта на защёлку.

– Вот чёрт, тоже мне педант нашёлся, когда не надо, – в сердцах обронил он и продолжил сильными рывками взламывать дверь.

В какой-то момент дверь поддалась и открылась. На сиденье полулежал Иван Петрович и растерянно смотрел на своего сына. Его искаженное лицо и невнятная речь молили о помощи.

– Живой, батяня? – первое, чем поинтересовался Виктор, нежно взял его в свои сильные молодые руки, перенёс на заднее сиденье, сел за руль и уже без правил на всех парусах помчался в больницу…

* * *

Прозвенело утро обычного декабрьского дня. Для Артёма, человека в возрасте, но не старого, оно поначалу не предвещало никакой беды. Он машинально нажал кнопку вибрирующего будильника, повалялся ещё некоторое время в тёплой кровати и встал. Впереди его ждало много дел, откладывать в долгий ящик которые было нельзя.

На улице пахло прохладной оттепелью. Сосед Гриша – уважительно «дядя Гриша», – осторожно ступая по натоптанной в снегу дорожке, медленно брёл к своему подъезду. В какой-то момент он остановился у дерева, опёрся об него и, задыхаясь, схватился за сердце.

– Что с вами, дядя Гриша? Плохо? – поинтересовался Артём.

Дядя Гриша ничего не ответил, только устало поморщился и стал усиленно массировать грудь. К ним подошла соседка и закудахтала о чём-то своём, скорее всего, бабьем.

– Может быть, скорую вызвать? – продолжал настаивать Артём, не обращая ни на кого внимание.

Он хотел было уже бежать к ближайшему таксофону, что за углом, и звонить в «03», как произошло то, чего никто не ожидал. Ноги дяди Гриши резко подкосились, он сделал глубокий вдох, захрипел и рухнул на землю. Искажённое лицо, похожая на мычание речь и судороги, охватившие тело, говорили за себя – душа покидает его.

К дяде Грише откуда-то подлетела супруга и бросилась на его распластавшееся тело. Убитая горем, она была на грани обморока.

Артём заметался в растерянности. «Что делать, что делать? – искрила мысль в его голове. Он бегал как заведённый и неистово искал выход из тупика. – Ну конечно же, надо срочно обратиться в поликлинику, там врачи, специалисты, они знают, они обязаны знать, они помогут».

Артём бросился через дорогу в поликлинику. Перепрыгивая через две ступеньки, он пробежал по трём этажам здания, бесцеремонно врывался в каждый кабинет и взывал к помощи всех, кто был в белых халатах. Но в ответ слышал только чёрствость, непонимание и безразличие: «Я занят», «Вам в соседний кабинет», «Мы другого профиля», «Перерыв» и т. д. В общем, никто из врачей на беду не откликнулся и свой зад с насиженного места не поднял. «А зачем?» – расползалось по многочисленным кабинетам. Отвечать непонятно за что – пустое и рискованное дело. Так можно и по шапке получить. Вот если бы это касалось их персонально, то совсем другое дело.

Сам не свой Артём снова вернулся на место происшествия и только тогда понял, что от увиденного, услышанного и пережитого сам поймал инсульт – его шея непомерно вздулась, рот искривился, речь замямлила, левая сторона тела практически не слушалась.

Скорая помощь приехала только через полчаса и вести труп в морг категорически отказалась:

– Вызывайте спецтранспорт или доставляйте тело сами. Только не забудьте сначала оповестить следователей, без них справку о смерти вам никто не даст, – констатировали врачи, сели в машину и уехали.

Весть о смерти дяди Гриши молнией разлетелась по дому, да что дому – кварталу. Даже некоторые врачи поликлиники, которые ещё не совсем потеряли совесть, увидев из окна скорую, вышли на улицу. Но эти маски-шоу теперь уже были ни к чему. Человек безвозвратно ушёл из жизни, и никакими увещеваниями, толками, пересудами, охами-вздохами его было не вернуть. А вот вовремя попытаться помочь, пусть даже для видимости, без всякой клятвы Гиппократа, можно и нужно было.

Понурый Артём, тяжело перебирая ногами, поднялся на свой этаж и с трудом нажал кнопку звонка. Дверь открыла Наталья. Увидев перекошенного супруга, она перекрестилась и в сердцах ляпнула:

– Да-а-а! Массовый суицид, и только. Быстро переоденься, сын уже на подлёте, поедем в больницу.

– Подожди, Наташа, мне ещё надо съездить в морг, помочь с оформлением документов. Неудобно получится. Я же обещал.

– Да тебя самого уже пора в морг, посмотри на себя в зеркало. Мне муж нужен, а не то, что сейчас стоит передо мною. Понял? Даже не дёргайся.

Артём ещё раз хотел попытаться возразить, но Виктор уже приехал и в прениях тоже был явно на стороне матери.

* * *

Коммунальное предприятие городская больница, как муравейник, кишела пациентами, разодетыми кто во что горазд. По делу и без дела они сновали по многочисленным коридорам, стояли, прислонившись к стене, сидели на кушетках, болтали с посетителями. Из палат то и дело доносились стоны, смех, крик детей, чавканье и грохот посуды. Медперсонал на этот бардак, казалось, не обращал никакого внимания и был больше занят личными проблемами.

Артём как неприкаянный сидел в приёмном покое и всё больше и больше проникался мыслью, что сейчас он тоже станет одним из тех, кого засосала эта безликая масса. Уже битый час, а может, и больше, к нему никто не подходил и состоянием здоровья, которое, мягко говоря, было ни к чёрту, не интересовался. Давление, чувствовалось, зашкаливало, голова витала где-то в космосе, его тошнило, знобило и выворачивало наизнанку.

– Ты чего здесь сидишь? – обронила на ходу медсестра, в который раз пробегавшая мимо него. – Случилось чего? Или так себе – отдохнуть присел?

– Надеюсь, вколете что-нибудь для профилактики или клизму поставите на всякий случай, – пошутил сквозь зубы Артём. – А то мозги уже плавятся, гляди, вот-вот потекут, как лава.

– У вас что, давление? Так бы и сказали, пришли и молчите, а мы – думай, что с вами приключилось.

Она подошла к врачу, что-то шепнула ему на ухо, и через пять минут в Артёма внутривенно влили положенную дозу. Самочувствие разом улучшилось, в голове просветлело. «Оказывается, надо было предупредить», – подумал Артём, но муторное ожидание чуда вновь с лихвой повторилось. Его снова забыли и, казалось, уже навсегда.

Примерно ещё через час к нему подошла всё та же медсестра и настойчиво потребовала идти за ней. Маленькая по габаритам комнатка, куда его завели, вмещала аж четыре койки, три из которых были уже заняты, а одна, видимо, предназначенная для него, была наполовину завалена вещами и прочим хламом. На её середине во всей красе возлежала парализованная и не совсем чистая, более того, с резким, выбивающим слёзы запахом давно не стиранных носков нога соседа, которую усиленно массажировал какой-то мужчина в пальто.

– Вы разрешите прилечь? – спросил Артём мужчину и присел на краешек койки.

– Сейчас, подождите, домну немного. Належитесь ещё.

Артём возражать не стал. Ещё врагов наживёшь, потом материть будут почём зря. И притих.

В палату бесцеремонно забежала санитарка и поставила на прикроватную тумбочку Артёма стеклянную посудину для анализа мочи.

– Надо того… срочно сдать, требуют, – громогласно заявила она.

– Может быть, отложим до завтра, чтобы на голодный желудок? – загорелся Артём.

– А чего ждать? Лаборантам всё равно, какую жидкость под микроскопом рассматривать. На вкус и цвет, как говорится… – засмеялась санитарка, и в её улыбке обозначились на редкость кривые зубы.

– Как всё равно? – успел пролепетать Артём и завис в недоумении.

– Да вы с ней лучше не спорьте, – проронил сосед вслед исчезнувшему чуду в халате. – Только геморрой себе заработаете. На днях один больной бегал в самоволку, так мы, чтобы не застукали, за него анализы вновь поступившего сдали. И что бы вы думали? Вроде из одной пробирки, а результаты совершенно противоположные. Поэтому ничего не бойтесь, смело заполняйте тару – всё едино.

Артём взял банку и вышел из палаты. Навстречу летело стропило в кальсонах и майке. Изо рта у него торчал катетер, в руках была зажата склянка с плескавшейся в ней желчью. По его мимике и жестикуляции без труда можно было понять, что врачи о нём тоже забыли и теперь он мечется по коридору в поисках хоть кого-нибудь, чтобы избавиться от ненужного шланга.

– Му, му, му? – промычал он.

– Что-что? – переспросил Артём.

– Мо, мо! – в отчаянии махнул рукой верзила и побежал дальше.

«Да, – подумал Артём. – Парню явно не повезло. Весь персонал отделения ушёл на планёрку, а поставить больных в известность нужным не счёл».

В процедурном кабинете медсестра из практиканток, размалёванная до неузнаваемости, с губами Бурёнки и в мини короче некуда, долго шарила иглой в поисках вены. Поначалу обескураженный её экстримом Артём героически терпел, но постепенно всё больше и больше выпадал в осадок. Его нервы оголились: он стонал, корчился и юлил задом по холодному металлу стула.

«А что же вена?» – спросите вы. Вена, наоборот, прячась глубоко в подкожных глубинах, сдаваться была явно не намерена. По этой причине от третьей попытки поставить капельницу он вежливо отказался, мысленно послав свою мучительницу очень-очень далеко.

В кабинете ЭКГ Артёма ждали ещё более тяжёлые испытания.

– Ой, а что у вас с сердцем? – набатом пропела медсестра, вытаскивая из аппарата ленту, на кривой показателей которой зияла пасть акулы. – Вы же уже на излёте.

Артёма шарахнуло трёхфазным, но на помощь вовремя пришла врач-кардиолог.

– Динара! – оборвала она её. – Сколько раз я тебя просила заранее не травмировать больных. Он же и так еле дышит. Лучше ещё раз сделай электрокардиограмму. Только присоски воткни куда следует, а не куда тебе хочется.

Медсестра повторила процедуру, после которой кардиолог несколько просветлела и уже в не столь минорных тонах заключила:

– Жить будете, – а потом в шутку добавила: – Если сможете.

Артём вернулся в палату, лёг на свою койку и уставился в потолок. Внутри всё кипело, нахлынувшему возмущению, казалось, не было предела. «Здесь я долго не протяну, – подумал он. – А выживу или нет – бабушка надвое сказала». В какой-то момент Артём вздохнул, его грудь выпятилась, как у мачо перед боем, обнажив три с трудом накачанных за долгую жизнь бугорка – два соска и пупок.

– Решено, – с болью в сердце проронил он, резко встал, зашёл к дежурному врачу, взял чистый лист бумаги и размашисто написал: «От лечения добровольно отказываюсь».

На следующий день Артём с супругой обратились в другую клинику…

* * *

В осеннем парке было тихо и одиноко. На одной из скамеек, облепленной жёлтой листвой, сидел мужчина средних лет с закрытыми глазами. Со стороны можно было подумать, что он спит, но в его голове тем временем стремительно металась мысль: «Как жить дальше?» Ещё совсем недавно он был полон душевной радости, чистоты помыслов и стремлений. Работа, спорт, друзья, общение с природой были смыслом его жизни, а в тёплом уютном доме всегда и неизменно ждала любимая жена – та самая весёлая затейница Ленка, с которой он душа в душу прожил более тридцати лет.

Но вдруг её не стало. Вечером он, как всегда, пришёл с работы, полный любви и ожиданий, распахнул дверь квартиры и обомлел. На полу лежала его Ленка. Над её бездыханным телом, казалось, склонился сам ангел и нежно теребил волосы. В одно мгновение путеводная нить в будущее, о котором они так много и долго мечтали, оборвалась, жизнь превратилась в кошмар одиночества и безысходности.

– Здравствуйте, – неожиданно услышал он тихий хрипловатый голос возле себя. – Меня зовут Дмитрий Иванович, а вас?

Человек открыл глаза и увидел инвалида в коляске, который добродушно улыбался и, несколько приподняв шляпу, делал поклон, приглашая на разговор. Рядом смиренно сидела немецкая овчарка чепрачного окраса, которая, по всей видимости, сопровождала хозяина.

– Очень приятно! Алексей, – ответил он.

– А по батюшке, простите?

– Можно просто Алексей. Мне так удобней, тем более я моложе вас.

– Ну вот и познакомились, – Дмитрий Иванович достал из кармана расческу и поправил жидкую прядь седеющих волос.

– Может быть, прогуляемся? В нашем возрасте это очень полезно, – он ловко развернул коляску и медленно поехал по жёлтой аллее. Пёс без всякой команды побежал следом.

Алексей, не раздумывая, встал и догнал их. Какое-то время они шли молча, прислушиваясь к шелесту падающей листвы и лёгкому дуновению ветра, колышущему ветки деревьев.

– О чём вы постоянно думаете? – наконец спросил Дмитрий Иванович. – Мне кажется, вы находитесь в состоянии крайней депрессии. Вас что-то мучает?

– Я недавно жену похоронил, – дрожащим голосом ответил Алексей. – Теперь места себе не нахожу: душа горит, сердце ноет, всё бежать куда-то тянет. Но от себя ведь не убежишь и под одеялом не спрячешься, правда? – срываясь в интонации, скорее выдохнул, чем произнёс Алексей. – Каждый день ужасные сновидения, разговоры наедине. Наверное, с ума схожу.

– Представляю ваше состояние, – подхватил Дмитрий Иванович. – Не каждый такое сможет выдержать. Но вы постарайтесь. Хотите совет? Надо жить настоящим, не забывая прошлого, не раскисать, а радоваться каждому мгновению, которое вам дарует Господь. А Лена… она всегда рядом, может быть, в другом образе. И с ней вы обязательно ещё встретитесь.

Шквал ветра сорвал с головы Дмитрия Ивановича шляпу, она сделала пируэт в воздухе, но ловко была подхвачена собакой.

– Прямо как в цирке, – похвалил он её, прижал к себе и почесал за ухом.

– А вы почему на коляске? – прервал молчание Алексей. – Руки-ноги вроде целы…

– Да это долгая история. За один присест её и не расскажешь. А если коротко, то сам виноват: доигрался с давлением – вот и стукануло однажды, да так, что подняться сам уже не смог. Пришлось коляску у знакомых выпрашивать. А теперь уже привык: кому машина, считай, жена, а мне вот она. Самое удобное средство передвижения. Без неё никуда…

Они продолжали молча двигаться и думать о своём.

– Да вы не заморачивайтесь. У меня всё хорошо, всё ладно – жена, дети, дом и даже машина, как видите, своя.

Он засмеялся и остановился. Пёс, виляя хвостом, обошёл вокруг коляски и присел рядом, высунув язык.

– Смотрю и любуюсь. Хорошая у вас собака – верная, спокойная и грозная, – мягко произнёс Алексей.

– А-а-а! Грей! – Дмитрий Иванович ещё раз потеребил уши и холку собаки. Она с благодарностью посмотрела ему в глаза и уткнулась носом в коленки. – Это мой друг, мой защитник и помощник! Я за ним как за каменной стеной. Когда нужно, он всегда рядом. Был случай. Опрокинулась коляска. Я лежу, ногами и руками болтаю, а встать не могу. Грей долго бегал вокруг меня, пихал носом – всё поднять пытался, а потом, смотрю, рванул куда-то и исчез. Ну, думаю, плохо моё дело: зима, замёрзну. А он, оказывается, сгонял домой и привёл с собой помощников. Так и спасли меня. Теперь без него ни шагу…

На следующий день Алексей и Дмитрий Иванович, не сговариваясь, встретились снова, долго бродили по парку и оживленно беседовали. Теперь их влекло друг к другу, они стали частичкой одного целого и могли общаться всю вечность.

Так пролетели дни, месяцы, но однажды случилась беда – в час встречи Дмитрия Ивановича на месте не оказалось. Не появился он и на следующий день, и потом. Казалось, прошла вечность, а его всё не было. Как заведённый Алексей метался по парку и на подступах к нему в надежде встретить своего друга, но так его и не находил. Изо дня в день он всё больше и больше уходил в прострацию, изменился в лице, стал неузнаваемо одинок и беспомощен. Он снова ощутил себя в совершенно ином мире: страшном, наполненном забвением и равнодушием.

Пришла весна. В шумном и многоликом парке заблагоухали цветы, зашелестела листва, зазеленели лужайки. На уже знакомой нам скамейке сидел осунувшийся, заметно постаревший Алексей. Его глаза были задумчиво закрыты.

– Тяв, тяв, – послышалось рядом. Стрела, пронзившая сознание, заставила мужчину моментально встрепенуться. Перед ним сидел щенок, его милая мордочка и смешно свисавшие на бок ушки притягивали к себе.

Сердце Алексея возликовало. Он тут же вскочил, подхватил щенка на руки и поднял высоко над собой.

– Вот оно – то самое долгожданное счастье, моя Алёнка! – воскликнул он, нежно прижал щенка к груди, почесал ему холку и, сияющий лучезарным светом, пошёл вглубь парка. – Теперь я тебя никому не отдам.

Вслед им с другого конца аллеи восторженно смотрел и улыбался Дмитрий Иванович. Рядом с ним сидел верный Грей.

* * *

Конечно, не каждому человеку здравого ума прочитанное окажется по душе. Оно как кость в горле, поистине кривое зеркало. Иной скажет, мол, сам такой же и будет, бесспорно, прав.

– Зато в самое яблочко, – парирует другой. – Со всеми его червоточинами, гнилью и плесенью. Он же без оглядки зрит в корень, а сухой ствол, как известно, древо без жизни. Болотная коряга, и только. Так зачем же его взращивать, тратить время и силы? Не проще ли посадить новый?

Вариация № 4

(Пролог)

Тяжело в лечении, легко в гробу!

Бессистемность в организации работы, а проще говоря, бардак – обычное явление в маркетинговом режиме многих государственных и частных структур. Поэтому сюжет нижеприведённого рассказа не выцарапывался из головы, а напрашивался и ложился на бумагу сам собой. Стоило только заглянуть в замочную скважину одного из таких очагов хамства и глупости и почувствовать его злокачественную опухоль на своей шкуре.

Часть 1

Город со всем его содержимым – людьми, домашним и уличным зверьём – стонал от жары. Каждый божий день заря на востоке взрывалась ярким солнцем, а ближе к обеду зной царил повсюду, кроме холодильника и помещения с перегретым от бесперебойной работы кондиционером. Природа южного мегаполиса творила свои чудеса и только ночью лёгкой прохладой дышала в настежь распахнутые окна домов.

Но воздух, к сожалению, не чувствуется до тех пор, пока его не испортят. И вот оно – на тебе, наслаждайтесь.

Глазное отделение многопрофильной клиники «Жанна» с раннего утра было до предела забито плохо видящим людом. Оговоримся сразу, что коммерческая направленность этого субъекта здравоохранения сквозила во всём, а главное – в заоблачных ценах на предоставляемые услуги. Причём каждый здравомыслящий человек с самого начала понимал, что в её недрах по-настоящему работали всего один, максимум два специалиста, на которых держалась вся дневная выручка предприятия, а кормилась – порой очень жирно – целая бригада нахлебников: от директора до самых низов.

Убитые горем пациенты, а это в основном бабушки и дедушки, то есть пенсионеры, воспринимали дары такого сервиса при чинах с чувством глубокой благодарности и улыбкой на лице, а за стенами клиники – проклятиями и слезами и подсчитывали убытки в дырявых карманах. Но ситуация для них казалась патовой, потому что в других клиниках города порядка с этим было и того меньше.

Часть 2

Иван и Марья имели серьёзные патологии зрения. Ещё в детстве Иван потерял один глаз, вставил протез и проходил с ним всю жизнь. Естественно, нагрузка на второй глаз не прошла бесследно – у него развилась катаракта. Марья под старость лет заработала глаукому и тоже нуждалась в медикаментозной терапии.

– Позвольте, сейчас моя очередь.

С этими словами Марья попыталась втиснуться в толпу больных, уже не один час охранявших дверь служебного кабинета офтальмолога.

– Вот мой талон. Номер 78. Смотрите.

Она развернула бумажку и стала размахивать ею, чтобы доказать свою правоту. В толпе послышались недружелюбные возгласы:

– Куда ж вы прёте? Здесь живая очередь. А талон засуньте себе подальше.

– Как так? Мне же только вчера его выдали на ресепшене.

– Вот вчера и надо было приходить, а сегодня живая очередь. Занимайте снова, пока не поздно.

– Подождите, но это же неправильно. Так нельзя.

Марья ещё раз попыталась с боем вклиниться в плотное кольцо бабушек и дедушек, насмерть державших оборону. Сзади её с рёвом «Давай, жми!» подталкивал одноглазый Иван, ноги которого уже косились от долгого ожидания конца мучений. Но силы были явно не равны, и потому победила очередь.

– Ну, ладно-ладно. Только без рук и оскорбительных полосканий. Кто последний? – наконец сдались Иван и Марья.

– Вот с этого и надо было начинать. А то как на войну собрались, – прогундела очередь.

– А действительно, кто последний? – задумчиво переспросил мужчина с перевязанным глазом.

– Кажись, женщина была с ребёнком. Но где она? – снова забурлила очередь. – Что-то не видно.

– Нет, значит, не было, – торжественно произнёс Иван и пододвинул Марью на один шаг ближе к заветной цели.

В кабинете врача сидели несколько пациентов. Одного она рассматривала через окуляры прибора и попутно с другими вела беседу. Марья мешать не стала и выжидающе присела на кушетку.

– Так, давайте посмотрим, что у вас, – наконец пришёл её черёд. – О! Да вы, я смотрю, уже ничего не видите, – неожиданно обрадовала её врач.

– То, что я ничего не вижу, я и без вас вижу. Лучше скажите, что мне делать?

– Во-первых, надо провести томографию глаза, а там видно будет.

Конец очереди в кабинет компьютерной томографии маячил этажом ниже. Вытряхнув из кошелька последнюю наличность, Иван и Марья смиренно встали в строй в надежде, что парад-алле на этом закончится. Но после сканирования поверхности глаза ажиотаж у дверей врача повторился. И снова неприступную крепость пришлось брать с боем. В общем, первый приход в клинику занял без малого день.

– Спасибо и на этом, – долго успокаивал себя Иван по приходе домой, держась за сердце. – Маня, а ты не помнишь, что нам врач рекомендовала? От жары все мозги расплавились.

– Ну вот, ещё и склероз подхватил, старый. Говорила же, что он заразный, как грипп, а ты не верил. Деньги на уколы надо с книжки снимать.

– И много?

– На всё про всё пенсионные накопления лет за десять потребуются, не меньше.

– Ты что, сдурела? Где же мы столько наберём? Кредит нам не светит – возраст не тот. Банк прикажете грабить?

– Давай детей будем подтягивать. Не всё же им нас доить.

Дети от услышанного, конечно, были не в восторге, скорее, в шоке, но долю своего пая, точнее, его половину, собрали исправно.

Время в ожидании звонка из клиники пролетело быстро.

– Алло! Это Постникова Марья Петровна? – поинтересовались на другом конце провода.

– Она самая.

– Завтра к девяти часам без опоздания на укол. Не забудьте деньги, – напомнили ей.

– Хорошо, будем.

На следующий день Иван и Марья пришли в клинику намного раньше назначенного времени. Но ещё до того, как они, не успев распахнуть дверь, надежда быть первыми растаяла, как масло на сковороде. Уже на подходе к клинике была огромная пробка из машин. Их было не просто много, а буквально некуда девать. Железяки на колёсах сигналили во всё «горло», а водители, мягко говоря, очень нелестно высказывались в адрес руководства клиники за организацию парковки, вернее, за её отсутствие.