Полная версия
Раднесь
Алексей оторопело сжимал оглоблю. Параська упала на побитые колени. Казак медленно оседал в луже крови.
Отец Александр горестно смотрел на всё вытаращенными глазами. Придя в себя, он решил отправить смертельно раненого казака на подводе домой с богатыми отступными и ружьём за Параську.
Только к вечеру вернулся Михаил. Уладить дело миром не удалось. Смертельная вражда нависла над спокойным краем былого таёжного благополучия.
В воздухе повис вопрос: что делать? Решили срочно женить Алёшку на Параське, к великому счастью обоих, и думать о том, чтобы их надёжно укрыть, наделив самостоятельным хозяйством. Но где?
Тем временем зима вступила в свои права. Шла подготовка к поездке на ярмарку.
Тёмными зимними вечерами дед Архип рассказывал удивительные истории, которые всегда начинались с былинной русской присказки: «Жил да был добрый царь с прекрасной царевной да злой и хитрый царедворец». Всех захватывал сюжет и манера старика подражать стародавним сказителям. Затихали малыши на полатях. Даже взрослые стремились выполнять бесконечную работу по дому потихоньку. Добро всегда побеждало зло в эпических сказаниях, переплетаясь с былой действительностью.
Но на сей раз дед завёл полубыль-полусказку.
– Жил да был царь Иван по прозвищу Грозный, – начал дед, прикрыв глаза мохнатыми седыми бровями. – Всех царь держал в страхе великом. Непослушных бояр драл нещадно нагайками. Завёл свору преданных ему опричников, которые око царское блюли по всей матушке России. Жён менял, как басурманский хан, и всё-то ему было мало.
Вот как-то приходит к беспокойному царю в покои патриарх Никон1 – злобствующий владыка церкви, и, елейно опустив глаза, слезливо напел царю-батюшке, что стала падать вера в Господа у подданных. «Нужно, – говорит верховный пастырь, – великолепием обставить все обряды церковные, нужно заставить почитать наместников Бога на земле, нужно обнажить мечи на еретиков и хулителей православия». Крепко задумался царь и решил искоренить крамолу на святой Руси и заслужить похвалу от Византии.
Цепи и железо слуги царские обрушили на защитников старой веры, на двуперстное знамение, без разбора чинов и званий. «Пытать упрямцев!» – кричали попы с амвона. «На дыбу их и главы лишать!» – лютовали царские лизоблюды.
Возопили непослушные, целовать стали древние иконы заступницы Девы Марии. Началась на Руси смута превеликая. Брат на брата стенкой пошел, а жирные попы только руки от радости потирают. Торжествует диавол – поубавится на Руси христиан! Раскололась вера. Староверы, соблюдая заповеди Христа, отступили перед лжепатриархом Никоном и сорвались с родовых гнёзд подальше от разбоя, навстречу утреннему солнцу. Двинулись обозы преданных Иисусу рабов божьих.
Скоро ли, долго ли, подъехали беженцы к белокаменному Казанскому кремлю с великолепной башней татарской шахини. Хитрый хан Казанского ханства не пустил просящих защиты в ворота крепости, но обещал подмогу, разрешив постой на ханских землях. Стали раскольники обживать новые земли вокруг Казани, соблюдая свои обычаи и нравы.
Как бы то ни было, но дорого обошлось татарское гостеприимство беглым русичам. Молодые шайтаны, потешаясь, насильничали русоголовых молодок. Началось великое кровосмешение. Татарчата стали появляться в раскольничьих семьях. Диавол не оставлял в покое страдальцев за истинную веру.
Опять нашептали Грозному царю о кознях Казанского хана: о дерзких набегах на русские земли, об укрывательстве раскольников, о хвастовстве победить русского царя. Не стерпел Грозный царь постыдной хулы и решил прогнать прочь наследие Мамая с исконно русских земель. Подошли несметные царские ратники к белокаменным стенам. Впереди – Илья Муромец с дружиной богатырей. Началась великая сеча. Не устояли басурмане.
И опять тронулись изгнанники прочь. Упрямые двоеперстники со скарбом, скотом, жёнами и малыми детишками опять потащились навстречу утреннему солнцу, к Богу, к свободе – подальше от Грозного царя. Потянулись обозы через нехоженые леса и болота, через реки и протоки, сопровождаемые воем несметных волчьих стай, мимо гиблых болот с разными гадами и вороньём. Путь скитальцев отмечался свежими могильными холмиками страдальцев за веру.
Шли они долго, обдуваемые свирепыми ветрами и снежными бурями. Наконец дошли до светлой и быстрой речушки, прозванной Сылва, что у града теперешнего Кунгура. Переправились на другой берег и встали табором у высочайшей горы.
Пока отдыхали мужики, шустрая малышня нашла щель под горой, и разнеслась молва до измождённых отцов и дедов о несметных богатствах, хранимых в горе. Ахнули староверы, увидев в свете факелов бриллианты на стенах и сводах пещеры. Начали сгребать цветастые и сверкающие драгоценные каменья деревянными лопатами в мешки, вытряхивая из них жалкий скарб.
Богатства-то сколько! На всех хватит. Но тут налетели подземные хранители пещер – летучие химеры. Долго отбивались мужики от «исчадий ада». Ночью весь стан храпел и стонал от усталости. До полудня спали счастливые переселенцы.
Припекло солнце-ярило, и из мешков с бриллиантами потекли ручьи, как слёзы младенцев. Мужики не верили своим глазам: ночные сверкающие сокровища исчезали на глазах. За какие грехи посылал Господь им такие испытания?
И опять скрипят колёса, плачут малые дети. Всё выше поднимаются люди. Впереди седые горы Урала – великана в сиреневой дымке.
И настал тот день, когда взору измождённых страдальцев за веру увиделось зелёное море-океан необозримых просторов тайги. И пали все на колени, подняв руки к Господу Богу, целовали землю и плакали от счастья. Вот она – наша обетованная земля! Пронесли все испытания на костях, сохранив образ святой Божьей Матери – древнюю икону, которую собственноручно окрестили Казанской, а хранителей ее прозвали Казанцевыми.
Вот почему мы, русичи, прозываемся Казанцевыми. Передохнув, разделился обоз – одни стали спускаться с хребта к речке Пелым, а другие поехали вдоль гор на юг.
Детвора больше любила сказки деда Архипа из жизни лесных зверей, с которыми общался дед на пасеке. Дед учил детей разговаривать с ними и рассказывал им о целебных травах.
Последний перед поездкой на ярмарку рассказ старого любимца ошеломил всех.
Как обычно, дед Архип начал с присказки о бродячих лесных духах, таинственных чащобах, о нехоженых тропах. Затем дед стал рассказывать о неожиданной встрече с кочующими оленеводами, во главе которых стоял старый шаман, который кое-что понимал на нашем славянском просторечье.
Временное их стойбище расположилось невдалеке от дедовой пасеки, и, конечно, словоохотливый старик быстро наладил добрососедские отношения, распивая крепкий чай с духовитым дедовым мёдом. Много было переговорено у костра в прохладные предосенние вечера.
Крепко подружился дед Архип с важным шаманом, который на прощание подарил ему бесценный родовой амулет со старинного ритуального одеяния. Амулет невзрачного сероватого цвета в виде отполированного сердечка с отверстием посередине. Но чудодейственные его свойства заворожили старика. Амулет оживал, когда его клали на гладкую поверхность, и не затихал до тех пор, пока его носик не установится, как стрела, по направлению к яркой Полярной звезде. Поведал старый шаман о том, что второе такое сердечко он надел на шею дочке перед расставанием.
Побледнела Парася, когда старик положил подарок на стол, и все увидели, как сердечко вдруг забеспокоилось и повернуло носик прямо в девичью грудь, где ответно зашевелился её таинственный семейный спутник.
Вот так дед! «Воистину он божий человек!» – широко перекрестился отец Александр. «Сам Бог соединяет сердца молодых», – подумала мать, когда дед Архип надел на шею Алёшке бесценный подарок.
Свадьба Параси и Алексея прошла весело и празднично для всех. Даже Казанцевы из дальних староверческих скитов и хуторов прибыли с желанными подарками.
Большим подарком для новобрачных было решение родителей и братьев взять их в предстоящую поездку на знаменитое «торжище» – Ирбитскую ярмарку, приготовления к которой уже начались.
Василий
Яркий солнечный свет чуть-чуть пробивался через зашторенное больничное окно, что немного скрашивало унылую обстановку палаты.
Была весна, а дед Игорь уже практически не вставал с больничной койки. Он умирал, это было ясно всем, находившимся в палате, включая его самого. Но в отличие от других дед Игорь не испытывал какой-либо жалости к себе, хотя ощущал её, исходящую от собравшихся родственников. Он был спокоен, так как уход из жизни считал естественным событием, к которому готовился всю жизнь, и прекрасно понимал, что это рано или поздно произойдет. Эту мысль он пытался донести и до близких, но им это было не понять. И это он тоже прекрасно понимал.
Оставалось просто ждать. Он уже сделал всё, что мог. Единственное, что его мучило – это всё нарастающая боль, которая раздирала его изнутри. Как старый солдат, он не показывал никому, что страдает. Ведь он и так, по его мнению, уже причинил столько страданий жене, сыну и дочери, которые по очереди дежурили у него в палате. Ладно, хоть внука не заставляют слишком часто сидеть с ним, подумывал дед Игорь, ему ещё рано задумываться о смерти, о которой неизбежно начинаешь думать, находясь рядом с умирающим человеком. Об этом он просил родных, и они понимающе шли ему навстречу, хотя Артём всё равно почти каждый день приходил к нему, хоть на несколько минут он считал необходимым посидеть и поговорить о том о сём с дедом. Надо отдать должное, эти беседы действовали на деда Игоря не хуже обезболивающих, которыми пичкали его врачи, и он, естественно, радовался каждому приходу любимого внука.
В этот раз Артём пришел часов в пять вечера, и так получилось, что собралась вся семья вместе. Он подсел к деду поближе на табуретку и что-то увлечённо рассказывал, скорее всего, о том, как он учится, или об увлечении компьютерами. Старика это мало волновало, но он делал вид, что внимательно слушает, и даже что-то говорил в ответ, украдкой наблюдая, что делают остальные в палате. Видно было, что родственники беседуют о чём-то семейном, не обращая внимания ни на него, ни на Артёма. Тогда он решился начать разговор о том, о чём уже давно собирался сказать внуку.
– Артём, – вдруг тихо прервал монолог внука дед, – я тут пока валяюсь в больнице, делать мне особо нечего, телевизор надоел, от книг быстро устаю, да и вообще, надо бы уже закончить…
– Ты чего, дед? – Артём встрепенулся.
– Тише, тише, – дед взял за руку Артёма и покосился на остальных. Вроде никто на них не обращает внимания. – Помнишь, я тебе рассказывал про то, откуда наш род, про скит у реки Пелым, про Ирбитскую ярмарку и что собирался записать всё это?
– Ну, деда, я помню, конечно. А чего вдруг ты вспомнил?
– Вот, – с озорной хитрецой взглянул на Артёма дед Игорь, – я закончил. Ну, написал всё, что мог вспомнить. Получился прям роман какой-то, хе-хе… Ты тут говорил что-то про компьютеры, да?
– Ну да, деда, я же тебе и рассказываю…
– Подожди, Тёма, я попросить тебя хочу. Ты бы набил мои наброски на компьютере-то. Осталось бы всё, что вспомнил я, в памяти… И распечатай потом, а то так читать, что я написал, тяжело. Будет время свободное у тебя, – дед Игорь с этими словами взял с тумбочки кипу бумажек и стал совать их Артёму, – на́-вот, возьми.
– Ну конечно, деда, вот ты о чём! Конечно, набью, – стал торопливо говорить Артём, взяв листочки и рассматривая их.
– Ну вот… Почитай тут вот, что смог вспомнить, да и писать тяжеловато, хе-хе…
– О чём разговор! Конечно, почитаю, очень интересно! И набью, не беспокойся. В компьютере всё сохранится, надо будет, сколько угодно раз распечатать можно будет.
– Хорошо, – дед с облегчением вздохнул, прищурил глаз, украдкой глянул на родственников и чуть слышно проговорил: – Тёма, вот тебе ещё одна штукенция, хе-хе… Пусть у тебя будет. Когда надо, она тебе пригодится.
С этими словами дед Игорь взял руку Артёма и вложил в ладонь что-то металлическое, продолговатое. Артём попытался взглянуть на этот предмет, но тут на них обратили внимание, и дед поспешно сжал его ладонь, посмотрел ему в глаза и прошептал:
– Убери в карман, потом посмотришь!
Дед умер через пару дней, на Первое Мая. Бабушка, убитая горем, всё приговаривала:
– Взял Берлин, о-хо-хо!
Приказано было взять фашистскую столицу к Первому Мая – празднику Труда, и, превозмогая всё, наши деды и прадеды выполнили приказ. Это уже позже День Победы официально сделали девятого мая. Так и дед Игорь – боролся за жизнь до последнего, старый ветеран, усилием воли дожил до очередной годовщины – и ушёл…
* * *
Было пасмурно, небо заволокло так, что, казалось, солнца и нет вовсе, а солнечные лучи – это нечто из фантастического бреда умалишенного чудака. Утро не воспринималось органами чувств, лишь внутреннее чувство времени подсказывало, что пора бы уже и проснуться.
Сегодня воскресенье, и можно спокойно позволить себе поспать дольше обычного. Однако Артём проснулся весь в холодном поту, бешено вращая по сторонам глазами, вскочил с кровати и заметался по комнате. Он ещё был под впечатлением от увиденного во сне действа, в голове тревожно пульсировала мысль о том, что он что-то упустил, что-то потерял навсегда.
Постепенно мозг скинул с себя наваждение ночного кошмара, Артём стал успокаиваться, приходить в себя и стал вспоминать всё, что с ним происходило накануне.
Случайно его взгляд скользнул на тумбочку, и там его внимание привлёк тускло блеснувший предмет. Артём сфокусировал взгляд и понял, что это сделанное из тёмно-серого металла сердечко, которое перед смертью подарил ему дед Игорь. Артём так и не успел выяснить у деда, что в этом амулете особенного. Старик умер, так ничего и не успев объяснить.
Много раз Артём потом пытался понять, что это за предмет, но разобрался лишь в одном. Металл, из которого был сделан амулет, обладал магнитными свойствами. Если положить его на ровную гладкую поверхность, сердечко начинало колебаться вокруг оси, постепенно останавливаясь. Острый носик сердечка показывал всегда строго на север или, если поблизости были металлические предметы, то по направлению к ним.
Немного позже, когда Артём прочитал дедовы записи, разобрался в их последовательности и набрал текст в компьютер, он узнал, откуда этот амулет. Вообще-то, вещица довольно древняя и когда-то принадлежала старому шаману, который подарил её давным-давно его прадеду – Архипу Казанскому.
И было таких сердечек две штуки. Второе сердечко принадлежало его прапрабабке Прасковье, как потом выяснилось, дочери этого шамана. Которое из этих двух сердечек у него, он не знал, и спросить было не у кого. Дед Игорь никогда никому про это не рассказывал. Возможно, он хотел всё, что знал, изложить в записях перед смертью, да не успел. А может быть, он просто и не ведал ничего более того, что изложено в его записках.
Как бы то ни было, но в итоге один амулет остался в семье деда Игоря, и тот в своё время получил его от кого-то из его родителей, дедов или бабок. И он хранил его всю жизнь, пока не понял, что путь его на земле подходит к концу и надо бы передать амулет внуку по наследству.
Теперь внук Артём хранил его, а после такого сна ещё и стал подозревать, что этот амулет имеет очень важное значение в его жизни. Ведь именно его он держал в руке во сне, в котором он как будто участвовал в шаманском обряде. Амулет связывал его с другим, потусторонним миром, в который Артём так испугался отправиться во сне. И в конце того сна ему привиделось, что амулет – это некий Знак, его отличительная метка в мире и в том и в этом. И с помощью Знака он может переходить между этими мирами.
А ещё про Знак было написано в объявлении, которое заставила прочитать его накануне странная женщина. Что там было написано? Несмотря на то, что Артём не придал особого значения событиям прошлого дня, надпись на клочке бумаги, криво приклеенном на информационном стенде у входа в университетский корпус, отчётливо предстала перед его мысленным взором.
Поразмыслив немного, Артём решил пойти по указанному в объявлении адресу и взять с собой амулет. Он быстро собрался, наспех что-то съев и запив это что-то чаем, выбежал из дому. На улице было мерзко, такое ощущение, как будто в облаке, мелко моросящая водяная взвесь окутала парня моментально с головы до пят. Но Артём вовсе не ощущал какого-либо дискомфорта, он быстро шёл по унылым улицам, кутаясь в куртку и набросив на голову капюшон.
Идти было недалеко, но из-за плохой погоды Артёму было тяжко, да и выпитое накануне определённое количество пенного напитка сказывалось на его физическом состоянии. Пробираясь сквозь туман и мелкую морось, обливаясь потом, Артём проклинал ту минуту, когда согласился с Женькой идти пить пиво.
Артём вышел на улицу Цвиллинга, по которой ходили трамваи. До дома, указанного в объявлении, было всего-то пару остановок, но идти пешком дальше желание совсем улетучилось, и поэтому Артём решил воспользоваться общественным транспортом. Он подошел к трамвайной остановке и стал внимательно вглядываться вдаль, не идёт ли трамвай. Пока он ждал общественный транспорт, в его отравленном дешёвым пивом и ночными кошмарами мозгу зародился червь сомнения и стал всё настойчивее точить то уверенное упорство, с которым Артём выбежал в моросящее утро несколько десятков минут назад.
– Было ли вообще это объявление-то? – зудел червяк гнусавым вкрадчивым голосом. – С чего ты вообще взял, что туда стоит идти?
– Ну как же, я же собственными глазами видел листочек, где написано, что надо идти по адресу Цвиллинга, пятьдесят один, со своим Знаком! – затравленно огрызалось сознание Артёма, всё ещё находящееся в шоке от пережитого во сне.
– Да пить меньше надо! И курить! И всякие бабы с объявлениями мерещиться будут меньше, – жёстко заявил червяк, а дальше сменил тон на таинственный. – А вдруг это разводилово какое-нибудь? Секта?! Притон наркоманский?! Вляпаешься ведь, Тёма!
– Не может быть! Во сне мне всё прояснили! Я же отчетливо понял, что дедово сердечко – это какой-то знак, талисман, ну или как-то так, – в общем, средство соединения моего сознания с тем непонятным миром!
– Да что ты вообще мог соображать, Тёма! Ты ж напился до чёртиков, – уже не стесняясь, громко заявил червяк. – Какой, на хрен, Знак?! Закусывать надо было!
– Нет-нет-нет! Я если сейчас не разберусь, то потом буду жалеть всю оставшуюся жизнь, что не сделал этого, – уже более вяло отбивалось сознание, поддаваясь на нравоучения червяка.
– Бабу тебе надо, Тёма, бабу! – вдруг заявил червяк, отвлекаясь от темы. – Не ту, с объявлением, а молодую смазливую тёлку, с которой у тебя будет секс! А не эта беготня по утрам с бодуна по дождю и лужам.
В ответ на это из-за далёкого угла, видневшегося от остановки, где уныло спорил сам с собой наш горемыка, вывернул и покатил в нужном направлении долгожданный трамвай.
– Ну вот, теперь я быстро доеду до места. И хватит сомневаться! – резко сказал сам себе Артём и стал ждать, когда трамвай докатится до него, уже без всяких сомнений.
Прошло минут пять, и Артём выпрыгнул из уютного трамвая в серую промозглую мглу, но уже совсем недалеко от цели путешествия. Практически вприпрыжку, а именно так пришлось преодолевать многочисленные лужи по пути, Артём преодолел последние метров сто до означенного в объявлении адреса.
Указанный дом был необычный, странный какой-то. Его архитектура разительно отличалась от окружающих зданий. Повсюду ровными безликими грядками выстроились пятиэтажные серые хрущёвки, а этот домик как будто разрезал реальный мир аккуратной кладкой из тёмно-красного кирпича, двухэтажным диссонансом и буржуазно-мещанской оградкой из кованых прутьев и кирпичных столбиков.
В общем, вид дома должен был явно выделять его на фоне всего окружающего, но, несмотря на его оригинальность, дом был настолько незаметен, что Артёму пришлось напрячь мозг, чтобы распознать в нём цель путешествия. Его взгляд перескакивал с хрущёвки номер пятьдесят три на точно такую же хрущёвку номер сорок девять, и между ними напряжённо искал хрущёвку номер пятьдесят один. Усилием воли Артём остановил взгляд на кирпичной двухэтажке и заставил себя увидеть адресную табличку на ней. Чувство было такое, как давеча, когда он вдруг увидел объявление, на которое никто, включая его, никакого внимания не обращал. Вроде оно вот, перед глазами, но мозг никак не фиксирует этот факт.
Артём чуть ли не голосом сказал сам себе: «Вот дом номер пятьдесят один!» И пошёл к кованой калитке. Он был глубоко уверен, что калитка закрыта, и если там нет звонка или какого-нибудь переговорного устройства, он просто развернётся и уйдёт.
Навсегда.
Выкинет всю эту чепуху из головы, извинится перед червяком, согласится с его доводами и впредь пообещает всегда слушаться его советов.
Калитка, и правда, была заперта, по крайней мере, когда Артём подёргал её рукой, она не поддалась, каких-либо панелей домофона не было, поэтому Артём уже почти повернулся, чтобы уйти, как вдруг его остановил голос.
«Чего тебе?» – пульсировал нетерпеливым вопросом голос, казалось, прямо в голове.
– Здрасте, а… – попытался быть вежливым Артём.
«Молчи! – опять разлился голос в голове, но уже с добавлением злобной нотки. – Заткнись, просто думай!»
«Хорошо».
«Вот так-то лучше, – буркнул голос и тут же с напором повторил первый вопрос: – Чего тебе надо?»
«Я по объявлению».
Голос в голове молчал.
«Вчера ко мне подошла женщина, показала объявление, в котором указан этот адрес, – затараторил мысленно Артём, несколько раз пожалев, что вообще пришёл сюда. – Я не знаю, просто любопытно…»
«Пшёл вон!»
Замешательство и смущение Артёма стало проходить, а вместо этого накатила злость. Какого чёрта! Он тащился сюда в этот мерзкий дождь, утром в воскресение, с головной болью от похмелья!
Эй, какого фига?! – Артём подёргал за калитку.
«Не ори!» – прошипел гремучей змеёй голос в голове.
– Да пошёл ты! Буду орать! Что за шутки? Это розыгрыш, что ли? Где вы прячетесь? Скрытая камера – вот здесь, да? Или вот здесь? Я, как дурак, слушаю какую-то тётку, которая тычет мне в какую-то тупую бумажку, требует, чтобы я тащился по этому дурацкому адресу со своим Знаком…
«Знаком?!» – воскликнул голос в мозгу у Артёма.
«Да, Знаком! У меня есть Знак – ну, амулет. А что? Вот!» –и Артём достал из кармана дедово сердечко и стал показывать его калитке.
«Зайди. Быстро!» – рявкнул голос, и в ту же секунду что-то щёлкнуло, и калитка подалась.
Артём, повинуясь голосу в голове, быстро юркнул за калитку, соблюдая приличия, аккуратно закрыл её за собой, сделал пять шагов и очутился на небольшом крыльце перед массивной металлической дверью с выпуклым стеклянным глазком посередине.
– Покажи, – послышался из-за двери глухой мужской голос.
Артём молча поднёс амулет к глазку в двери. Прошло секунд пять, послышалось открывание засова, и дверь распахнулась.
На пороге стоял седой старичок невысокого роста в расшитой русской рубахе, коротковатых полотняных штанах, из которых торчали босые ноги. Его волосы были немного всклокочены, что выдавало некоторую неожиданность визита раннего гостя для хозяина дома, в который привело Артёма странное объявление. Старик смотрел на Артёма, но глаз его видно не было, их скрывала тень от густых седых бровей.
– Заходи, – немного хрипло буркнул старичок через мгновение.
Артём юркнул мимо хозяина внутрь, лязгнула металлическая дверь, провернулись засовы, и тут же противная уличная сырость сменилась на приятный домашний уют.
– Василий, – коротко представился хозяин, повернувшись от двери к гостю.
– Артём, – также лаконично проговорил своё имя Артём. Помолчали ещё немного, стоя в прихожей и внимательно разглядывая друг друга. Василий кивком головы указал Артёму, чтобы тот проходил в комнату.
Неповторимое чувство абсолютного комфорта и спокойствия после суетного городского мелкого дождика вдруг обволокло утреннего гостя. Всё в этой комнате, начиная от незамысловатой мебели и заканчивая неповторимым приятным ароматом каких-то неведомых благовоний, располагало Артёма остаться тут навсегда, так приятно было находиться здесь. Особенно из всей обстановки Артёма, только что зябшего под мелким моросящим дождиком, привлек пылающий камин в противоположной от входа стене, и тот, не раздумывая и не спрашивая на то разрешения у хозяина, прошёл через всю комнату и сел в кресло у камина. Блаженно протянул руки и ноги к огню, чувствуя, как тёплая волна пробирает тело от кончиков пальцев на ногах до мокрой от дождя шевелюры.