Проклятый город

Неизвестный, изгибаясь, выкашивает какую-то слизь из своего рта, привлекая моё внимание, которое сейчас ничуть не сконцентрированное на чём-либо. Сегодня я рассеяна.

Его рвёт и рвёт, безостановочно. Слизь желеобразная, грязно-желтого оттенка, слегка прозрачная. Сперва я подумала, что это мокрота, но нет… Это совсем далеко от мокроты. Наконец, незнакомец сплевывает остатки слизи и поднимает на меня своё страшно измученное лицо. По его подбородку стекает рвота, разбиваясь о землю, отчего я скорчила брезгливую гримасу и отвела взгляд. Что за ужас… Сглатываю слюну, слегка приоткрыв рот.

– Меня зовут… зовут… – и его вновь начинает трясти и рвать.

Он весь скрючивается и падает на левое плечо, не переставая блевать слизью. Не в силах больше стоять без дела, я подбегаю к нему и сажусь на корточки. Он весь перепачканный, от него несет рвотой и кровью, и от омерзения я резко спрятала свои руки. Мне честно хочется ему помочь, но что я могу? Равновесие не позволяет вмешиваться в подобные вещи. Черт.

– Чем мне тебе помочь? – в панике спросила я, бегая глазами по его болезненному виду.

Он не может ответить мне, потому что задыхается собственной рвотой. Капилляры в глазах полопались, а от давления на его лбу и шее раздулись голубовато-синие вены, напоминавшие мне почему-то реки. В некоторых местах на коже видна шерсть. Черт, это реально шерсть. Он оборотень. Что же с ним такое приключилось? Я мигом вспоминаю свои приступы рвоты кровью, но здесь совсем другая ситуация. С оборотнями такое быть не может!

Тем временем, пока я летаю в раздумьях, незнакомец падает на спину и выплёвывает слизь, отчего я мгновенно отползла в сторону, чтобы не дай Бог эта гадость не добралась до меня. Фу! Он тяжело и судорожно дышит, сглатывая комок в горле. По нему видно, что кончина его близка.

– Меня зовут… Джонатан, я… – тут он замолчал, и мне подумалось, что его сейчас вновь затошнит, однако… – Я не могу… Жиз… Жизель Ког… – неожиданно он начинает плакать и скулить. – Убей меня. Пожалуйста, убей… меня. Я больше так не могу… не могу! Я устал! Не могу…

Шестерёнки в голове заели. Кто такая эта Жизель Ког? Что с этим парнем? Господи, сколько вопросов и как обычно ни одного ответа.

– Как мне тебе помочь? Я помогу, правда, – заверила я, проникшись сочувствием.

Понятия не имею, что происходит, но Джонатан сильно страдает. Возможно, смерть для него – это лучший подарок.

– Просто убей меня. Этим ты мне очень поможешь… Пожа… луйста…

Прикусив нижнюю губу, я покорно прикрываю веки в знак согласия, не желая смотреть на происходящее. Наверное, так будет лучше и правильней. В животе отдало острой болью, однако я стерпела, сжимая холодные потные ладони. Прошептав под нос заклинание, я раскрываю кулак и хмурю брови, чувствуя потоки магии по всему телу. Зеленые линии проходят по моим конверсиям, освещая тьму, творя магию… Джонатан издал слабый стон, и в это мгновение я стиснула зубы, отгоняя неприятные мысли, а затем наступила тишина. И только шелест листьев нарушает это странное молчание.

Нехотя распахнув веки, я вижу перед собой труп измученного оборотня, который страдал необычной болезнью. Кто он? Как здесь очутился? Связана ли с ним стая ворон? О ком он говорил? Ни на что у меня не было ответов. Его глаза так и остались открыты, и в них навеки запечатались страдания. Успокаивая вой в груди, я слегка касаюсь ладонью до его темных бровей и медленно провожу руку вниз, прикрыв раз и навсегда волчьи глаза. Вокруг рвотной слизи и трупа Джонатана собрались мухи, а зловонный запах пробирает аж до костей. Время остановилось. До меня доносится пение птиц и прочие шумы… Лес отныне хранит ещё одну тайну.

* * *

Громкий смех за стенкой не давал ему возможности погрузиться в сладкий сон. Эта попсовая музыка, звон тарелок, крики и гвалт… Господи, на дворе около двух часов ночи, а эти придурки и не думают расходиться. От безысходности, Билл ударяет кулаком о матрас и прячет свою голову под тяжелую подушку, набитую гусиными перьями, надеясь, что теперь сможет наконец-то уснуть, ведь день был просто сумасшедшим! Ха, ничего подобного. Кажется, подобный шум и глухота не скроет. Он переворачивается на спину и выпускает протяженный стон, полный негодования и злости. Вот бы сейчас оказаться дома… В своей уютной комнате, с большой кроватью и тренажёрным залом. Повара наготовили бы целую кучу вкусностей, а по телеку показывали бы футбол. Марго рядом… Она, как обычно, вытянет во всю длину свои привлекательные ноги, скрестит их и начнёт поливать грязью любимый вид спорта Билла, называя футбол «жестокой игрой для парней с избытком ума, но не мышц», после чего бы брюнет принялся спорить с красноголовой и разгорелся бы пожар. Чтобы успокоить непоколебимую девушку, Хопёр схватил бы её за подбородок и грубовато поцеловал, приведя её в ступор. Да, именно так все бы и было… Прекрасные мечты брюнета вмиг рассеиваются по вине громкого визга смеющейся девушки из соседней комнаты. Увы, Билл далеко от Салли Хилл, от своей красноголовой ведьмы, от дома и отца. Общежитие – самое отстойное место на земле, заключил он вердикт. Даже в Марианской впадине лучше, чем здесь.

– Как же они достали, – вздохнул сосед по комнате Хофера, который спит на верхнем этаже двухъярусной деревянной, вдобавок скрипучей кровати.

Трой, парень с белой гривой на голове, коричневыми очками (по возможности он носит линзы) и худощавым телосложением поворачивается на бок и сверлит взглядом стену с плакатами физических формул, а рядом плакаты с топ-моделями, за которыми и доносится нервирующая какофония.

– Серьезно, когда они захлопнутся? Ещё немного и я… – Билл прикусил язык, чуть было не сказав «превращусь в оборотня», – сойду с ума!

– Бро, подобное происходит здесь почти каждый день. Нам повезло, что эти гниды не такие, как Боб и Хьюго. Эти малые те ещё обдолбыши!

Дослушав замечание белобрысого соседа, что ничуть не похож на Генри (Генри, по словам Хофера, заменить никто не в силах), Билл театрально закатил глаза и прислушался к разговору за стенкой. «Надо взять на заметку и сказать отцу, чтобы он занялся этой дырой. Пожалели деньги на чертовы стены!», – разозлился оборотень, негромко фыркнув.

Кто-то предлагает посмотреть фильм, а другие требуют танцев. Девушки. И что им на месте не сидится?

Только Хофер хотел встать с постели и наведаться к наглецам, как в эту секунду звенит его мобильный. Он вытягивается, тянет руку к тумбочке со всяким барахлом под названием «конспекты» и, прищурив от яркого света карие глаза, открыл сообщение. Пронзающий свет экрана охватил его лицо, которое на минуту сморщилось от резкой вспышки мобильника. Билл искренне удивился тому факту, что Марго написала смс в столь поздний час. Обычно она забрасывает его сообщениями либо ранним утром, когда та отправляется в «Старый гном», либо вечером, когда у брюнета заканчиваются лекции. Чаще всего она пишет что-то вроде «ты ещё жив?», «тебя уже исключили?», «что, уже успел насмотреться на симпатичных девчонок?». Такие комментарии смешат Хофера и он ещё больше начинает тосковать по Марго. Видно, сейчас она пишет неспроста…

Марго: Случилось кое-что странное. Не мог бы ты приехать на выходные в Салли Хилл?

В груди оборотня сразу дало жаром, а смех за стеной, наконец-то, перестал ему докучать. Все будто исчезло.

Билл: Что стряслось?

Узнав о приключениях ведьмы, ему пришлось долго думать перед тем, как принять важное решение. В голове мелькают слова «стая ворон», «раненый оборотень». Ясно одно единственное: чтобы это ни было, Марго нужна помощь. И Хофер не бросит свою спутницу в такое смутное время. Забавно! А когда время в Салли Хилл смутным не было? Отложив сотовый в сторону, брюнет укрылся одеялом и прикрыл веки, повернувшись лицом к стене. Кровь стучала по вискам, а трепет перед завтрашним днём нарушал покой Билла больше, чем шумные соседи, обожающие устраивать вечеринки в будние дни.

– Заткнулись всё-таки! Я думал, придётся отрезать себе уши, – обрадовался Трой, приняв удобное положение для сна.

И вправду. Стало тише, намного. Теперь каждый мог отдохнуть от тяжёлого продуктивного дня. Веки брюнета потяжелели, и постепенно он терялся в собственных мыслях, не переставая бубнить любимое имя из пяти букв. Билл Хофер засыпает…

Водоворот неприятностей

Ветер на улице не был ни горячим и не слишком холодным, не таким уж и слабым, но достаточно порывистым. Солнце достигло зенита, тем не менее, оно все равно не могло согревать нас в своей максимальной степени, поскольку множество кучевых облаков время от времени заслоняли светило своими фигурами. От этого на землю отбрасывались тени – становилось либо слишком темно, словно наступили сумерки, либо слишком контрастно, от того, что солнцу иногда удавалось выбраться из облачного плена. Думаю, это идеальная погода для прогулок по паркам. Салли Хилл блаженствует.

Прошло два дня со дня «Новые странности». Ерзая на одном месте, я всю ночь рылась в бабушкиных записях, в надежде найти что-нибудь интересное про нападение птиц или другой живности. Однако ничего. Здесь говорится о том, как с помощью животного увидеть недавние события, их анатомия, полезные факты, но ни одного намёка на нападения. Про странные болячки оборотней вообще лучше молчать – кроме одичания ни о чём больше не говориться. Я пала духом, раздумывая плюнуть на тот необычный случай и продолжить жить тихо-мирно, себе на радость. По-моему, это весьма справедливо, ибо прошлый год, несомненно, был полон смертей и битв, а мне нужен выходной или лучше отпуск. Посмертный.

Беру в руки мобильник и смотрю на последнее сообщение. Билл так и не ответил мне. Даже не знаю стоит ли его ждать или он окончательно решил забыть о Салли Хилл? Понимаю, однажды всем, даже мне (уже!), надоест рыться в грязном белье города, заглядывать в тёмные углы и пытаться превратить это место в обычный среднестатистический городок Америки. Но сейчас… Несмотря на свои убеждения и обещания перестать искать ответы, мои действия говорят сами за себя. Эх, прощай тихая жизнь… По правде говоря, рано опускать руки. Мы через столько прошли: смерть «дюжины», поиски оборотня, правда о Чакерах, ведьмины сказки, тайны основателей, существование вампиров… Что может быть хуже этого? На моих глазах погибали родные и близкие, а ужасней этого нет ничего.

На землю меня грубейшим способом, будто я упала с ветки дерева прямо на заострённый камень, возвращает дверной звонок. Я несколько раз моргаю, чтобы окончательно придти в себя и покидаю комнату, бегом направляясь к входной двери. Родителей, как всегда, дома нет. Порой мне не хватает их нежных объятий и простого лживого «все будет хорошо»; хотя, они особо и не разбрасывались подобными словечками…

В гостиной пахнет почему-то стиральным порошком и маслом; тишина, которая обычно убаюкивает, сейчас скорее заставляет тревожиться, но я, назло не ясно кому, игнорирую это явление. Не посмотрев в глазок, в спешке открываю дверь и тут же улыбаюсь подобно сумасшедшим фанатам знаменитой группы при виде красавца солиста. Сердце поразил укол, от которого оно немедленно затрепетало, переворачиваясь с ног на голову прямо в груди. В глазах резвятся чертики.

– Билл! – радостно смеюсь я, мгновенно прижав его к себе, даже не позволив брюнету глотнуть воздуха.

Господи, неужели это не сон? Спустя недели две-три мы наконец-то снова вместе, как в старые добрые времена, когда загадки нас то ли сближали, то ли отталкивали. Пальцами касаюсь его чистых волос, шампунь которых отдавал мятой, его широких плечей, массивной спины, до сих пор не в силах поверить своим глазам. От него пахнет дорогим парфюмом, и пусть брюнет не одет в свой фирменный костюм с инициалами, но я до безумства рада окунуться в прошлое, где он всегда рядом со мной. Как, оказывается, легко стать с человеком одним целым. Это волшебно, но и опасно.

– Марго, я… не могу дышать, – прохрипел Хофер, мягко похлопав меня по спине.

Уловив намёк, я нехотя отпускаю его из своих крепких объятий, по-дурацки улыбаясь в тридцать зуба. Он нисколько не изменился, только волосы отросли, и вновь появляется его челка, которую брюнет постоянно расчесывает набок. Только сейчас осознаю, что мы стоим в дверях уже где-то три минуты.

– Боже, проходи внутрь! – смеюсь я над своей заторможенностью и делаю шаг в сторону, пропуская оборотня в гостиную.

Он закатывает глаза и быстро чмокает меня в губы, довольно ухмыляясь своей маленькой победе.

Честное скаутское, я сейчас превращусь в лужу от счастья. Ещё бы Генри упал с неба, тогда точно было бы все идеально. Однако стоит довольствоваться тем, что есть и говорить «спасибо».

Закрываю дверь и разворачиваюсь лицом к двухметровому парню, который за это время успел прыгнуть на диван и беспечно лечь, раскинув по-королевски руки в стороны. Его ноги свисают с мебели, и я подмечаю про себя, что он как обычно не разулся. Вот же!.. От этакой картины мои уголки рта становятся шире. Любопытно, какой меня сейчас видит Билл? Иногда хочется посмотреть на себя чужими глазами.

– Черт, как же я скучал по этому дому, – прикрыв веки, протянул Билл, демонстративно вдыхая воздух, будто именно здешнего кислорода ему не хватало.

Интонация его была чиста, без фальши и ноток иронии. Искренняя. Видно, совсем замучился в университете, раз даже затосковал по моему дому!

Подхожу ближе и сажусь на пол, прямо у дивана. Сейчас мне хочется только любоваться им и болтать о чем угодно, лишь бы Хофер говорил. Его голос – доза наркотика для меня.

– По дому скучал, а по мне – нет? – усмехнулась я.

Брюнет приоткрыл сперва один глаз, затем второй, и его длинные ресницы, как подсолнухи, потянулись к небу.

– Ты вне очереди, детка. Я здесь только для тебя.

Держите меня семеро, пожалуйста. Он всегда так делает – играет словами, заставляя мои щёки пылать не хуже моих красных волос.

– А как же учеба? Что ты им наплёл?

Билл, кряхтя подобно пенсионеру, привстает и садится на ноги, смотря на меня сверху вниз. Отсюда он кажется таким недосягаем, однако одна мысль, что этот обворожительный парень, мечта всех девушек Салли Хилл, мой, я успокаиваюсь и в тоже время поражаюсь данному факту. Что же он нашел во мне? Гм, может, родственную душу?

– Взял больничный. Ты не знала? Я болен страшной болезнью!

Хитро щурюсь, стреляя своими глазками. Тот строит непоколебимое выражение лица, мол, правда. Вот же ребёнок…

– Воспалением хитрости?

Он смеётся над моими словами и отворачивает голову в сторону, соблазнительно прикусив нижнюю губу. Его острая линия подбородка… заставляет сглотнуть накопившуюся слюну. Не имею представления, что сейчас со мной происходит… Под рёбрами все трясется по вине неспокойного сердца, по рукам и ногам пробегают мурашки, принуждая кожу превращаться в гусиную. Это так странно… В эту секунду мне больше всего на свете хочется прижать Билла к себе и соединить наши уста в поцелуе, запуская пальцы в его шелковистые мягкие пряди на голове. Я бы сделала это, только страх берет над желанием вверх, напоминая, что это непристойно. Хоть мы с Хофером встречаемся уже достаточное время, дальше поцелуев ничего не заходило. Это плохо или хорошо? В любом случае, я ни на чем не настаиваю, а просто плыву по течению.

Потонув в океане мыслей, я совсем не обратила внимание на наступившую тишину. Боже, Марго, очнись…

Пока я пыталась совладать с собой, оборотень обхватывает всю гостиную оценивающим взглядом, будто находится здесь впервые, а затем замирает, и его грудь медленно вздымается и опускается, избавляясь от воздуха.

– Генри связывался с тобой? – неожиданно спросил он с нотками тоски в голосе.

Так вот оно что… Хофер скучает по надоедливому лучшему другу, которого раньше терпеть не мог. Спорил с ним, угрожал, подшучивал, а сейчас… жить без него не может. Интересно, это нормально будет, если однажды я начну ревновать Билла к Ридлу? Тряхнув головой, я сдерживаю глупую улыбку и мигом выпрямляюсь.

– Нет, – покачав головой, скуксилась я, – думаю, у него много дел в Бостоне, но скоро он вернётся. Генри всегда держит своё слово.

Последнее предложение я произнесла уверенно и со всей искренностью, и то ли это повлияло на Билла, то ли ещё что-нибудь, но оборотень озарился в слабой улыбке. Мое сердце сжалось.

– Надеюсь, так, иначе мне придётся свернуть ему шею. После смерти Скай, он стал той ещё угрюмой бабкой, будто ему яица прострелили, – он сморщил нос, наверное, представил эту душераздирающую картинку, – окей. Что там насчёт последних событий? Есть новости?

Вмиг становлюсь серьёзней и прыгаю на диван, рядом с ним, толком не зная, что и сказать. Без бабушки очень сложно. Она могла бы меня направить, помочь или дать подсказку, но теперь её нет. Я одна. Последняя ведьма рода Мэнтл. Все зависит от меня… Сесилия могла бы заполнить дыру в моем теле, хотя бы одну из них, однако её больше рядом нет… Вдруг я вспоминаю слова Джонатана. Дерьмо, как я могла забыть об этом?! Так и хочется дать себе по лбу.

– Может, посетим городскую ратушу? Ты же – ключ ко всем дверям, мистер «Сын мэра»!

Пощечиной врезалась в меня ностальгия, скручивая конечности до нестерпимой боли, а к горлу подобрался рвотный позыв. История повторяется? Мне снова надо взяться за свои записи, хронологию, рюкзак и фотоаппарат? Билл криво улыбнулся, и я понимаю, что оборотень тоже вспомнил былые деньки.

– Угостишь меня черничным кексом и молочным коктейлем? А если серьёзно, зачем нам ратуша?

– Я забыла сказать, что оборотень назвал имя, только мне неизвестно о ком шла речь. Жизель Ког. Возможно, это связано со семьями-основателями? Опять. Не знаю.

Тайны и загадки связали мне руки и всячески издеваются надо мной, от этого я воспламеняюсь точно стога сена в аномальную жару.

Билл со всей нежностью касается до меня своей ладонью и тихонько проводит большим пальцем по щеке. Это, естественно, меня убаюкивает, даря наслаждение и щекотку в животе.

– Мы справимся. Нам все по плечу, помнишь? А теперь, поднимайся. Пора разгадывать тайны!

Недовольно промычав, я откидываю голову в сторону, отчего мои длинные пряди свисают к паркету, и Билл, улыбаясь фирменной самодовольной улыбкой, толкает меня к выходу. Наш смех разносится по всему дому, нарушая тишину. Приключения ждут нашего вмешательства.

* * *

Все как прежде. У меня дежавю.

Хофер поднимает упавшую книгу и, несколько раз чертыхнувшись, возвращает рукопись на прежнее, пыльное место. Сквозь оконные рамы с набухшим непонятно от чего подоконником просачивается дневной свет, и видны перистые облака, которые укрыли собой бледно-голубой небосвод точно одеяло, только воздушное. Если приглядеться повнимательней, то можно застать бледную, почти прозрачную луну, что так терпеливо ожидает своего триумфа. Ночь – её законное время, когда она может играться с нашим миром, глядеть и быть свидетелем множества историй, однако ждать до этого часа ещё очень долго.

Скрипучий пол под ногами свидетельствует о старости. По-моему, это здание ремонтировалось единожды – когда Томас Хофер впервые баллотировался на пост мэра. Высокие, доходящие аж до потолка со старинными люстрами, полки напичканы различными рукописями: толстыми и худыми, старыми, но очень важными, и книгами недавнего издания, не менее дорогие, чем первые. Переплёт у всех разный, однако на всех одинаково лежит пыль. Тут нереально грязно, словно понятие «уборка» для себя человек открыть ещё не успел.

На ветхом столе лежит целая башня из книг. Каждую из них мы тщательно изучаем, надеясь найти непонятно что. Правда, я не знаю с чего вообще взяла, что в городской ратуше Салли Хилл что-нибудь найдётся о некой Жизель Ког. По-моему, о таком человеке нигде не упоминается. Черт возьми, быть может, это его жена или дочка, сестра или подруга? Может, Джонатан пытался попросить меня найти её и передать «я тебя люблю»?

Громко отшвырнув от себя очередную рукопись без малейшей информации, я запустила свои руки в волосы и понурила голову. Нет, это бессмысленно. Мы глубокой, мать её, в заднице. Билл за спиной подходит ко мне и останавливается. Я слышу неспокойное дыхание и прямо-таки вижу выражение его лица: глаза наполнены состраданием, брови жалостливо нахмурены, уголок рта опущен к подбородку, а на лбу мелькают морщины. Ненавижу, когда так смотрят на меня, будто я больна раком и мне осталось жить неделю.

– Не пинай так книги, не то миссис Бирди услышит и съест тебя, – попытался пошутить Хофер, но попытка оказывается неудачной.

На самом деле, сейчас я не против быть съеденной, ибо все, словно злой рок, идёт против меня. Тяжело выдыхаю и поворачиваюсь к нему полукругом.

– Ничего нет. Может, я ошиблась?

Брюнет пожал широкими плечами и бросил мимолётный взгляд на стопку книг за моей спиной.

– Мы торчим здесь уже битый час, Марго. Я думаю, что… – брюнет осекся, запретив себе договаривать, но мне было и так все ясно. Спустя секунду, он продолжил, – что, если мы ищем не там? Где ты видела этого парня?

Реплика Билла заставила меня задуматься. Я хмурю брови и бегаю глазами по всей ратуше, чувствуя агонию в груди. Резко раскрываю рот и бросаю взгляд на Хофера. Он подал хорошую мысль, и мы, не мешкая, покинули здание.

Из-за того, что два дня в Салли Хилл шёл проливной дождь с грозой, лес превратился в одну серую мутную массу. Эти дни были мерзкими! Вспышки молний разгоняли тьму в моей комнате, заставая врасплох всех тварей в полумраке. Гром был таким оглушительным и глухим, словно великаны на облаках забавы ради катили бочки с порохом, которые непременно взрывались и оглушали нас, смертных, да и бессмертных, наверное бы, тоже, что хотелось лишиться слуха. После ливня кое-где образовались болота, поэтому под кедами неприятно хлюпает мутная вода, а подошва полностью заляпана грязью. Подобное произошло и с дорогой обувью Билла, но ему глубоко плевать. Ну конечно, у него же целая гора обуви – бери не хочу.

Дождь прекратился лишь сегодня утром, а жители Салли Хилл переживали, что настал всемирный потоп.

Лес окутан густым туманом, напоминающий мне едкий дым от импортных сигар. Здесь очень тихо, но при этом слышится журчание ручья и щебетания некоторых птиц. Бывает, раз в некоторое время, шелестят листья деревьев, точно пытаются поговорить с нами, предупредить о беде…

Мы с Биллом уже достаточно долгое время стоим на одном месте подобно статуе и смотрим вперёд, перед собой. Не знаю, что чувствую. Шея горит, будто меня душит шекспировский Гамлет, а на душе тяжёлый камень, свисающий к земле. Что за чертовщина? Перед нами лежит бездыханный молодой олень. Полагаю, это несчастное животное убито недавно, возможно, даже сегодня утром или ночью. Его веки прикрыты, морда, наоборот, слегка раскрыта, точно тот пытался звать на помощь, а чёрный нос в крови. Его определенно прикончил не хищник, ибо хищники не оставляют свою добычу посреди леса почти нетронутой. Здесь случилось что-то другое… Билл брезгливо пялится на оленя, но его интерес всё-таки не остаётся без внимания. Делаю уверенный шаг. Я наклоняюсь к трупу ближе, сначала разогнав мух-падальщиков, затем положив руки на колени, щуря глаза, детально изучая распотрошенный живот и внутренности. Надо же! Кишки целы. Их будто специально выпустили наружу для придачи эффектности и впечатления мерзости. Над оленем уже вовсю кружатся насекомые, жужжание которых сводит с ума.

Я собственными глазами наблюдаю за тем, как насекомые приземляются на внутренности, кровь убитого оленя, барахтаясь в куче себе же подобных, и наслаждаются пиром, при этом их зеленоватая головка блестит на свету. Да, какое неприятное зрелище… Выпрямляю плечи и оглядываюсь по сторонам. Гробовая тишина: ни живности и уж тем более людей. Затишье перед бурей? Помните и не забывайте, что тишина – предвестник бед. Обращайте на тишину внимание и тогда, возможно, вы что-нибудь услышите.

– Что за херня? – откашлялся Билл.

Удивление в его голосе я максимально поддерживала. Мне и самой интересно. Кто же мог сделать такое с этой крошкой?

– Без понятия. Похоже на оборотней? – обернувшись к брюнету всем телом, спрашиваю я.

Он бросил в последний раз взгляд на мертвого оленя и поравнялся со мной. Под нашей обувью хлюпает вода, где-то неподалёку слышится стрекотание кузнечиков – эти звуки говорят о том, что мы сейчас в чужом мире. Мире, где люди имеют второстепенную роль.

Мы, смотря под ноги, чтобы не угодить в лужу или грязь, бредём куда глаза глядят и разговариваем. На месте встречи с Джонатаном найти ничего не удалось. А его тело я смело предала огню, так что и здесь тупик. На руках ничего нет.

– Нет. Оборотни едят то, что убивают. Здесь же совсем наоборот. Ему выпустили кишки – и все, прелюдия закончилась.

Я, соглашаясь с каждым словом, кивнула.

Шаг за шагом, и мы вышли к… Не верю! Угадайте, на что я сейчас смотрю? Не думала, что ноги приведут нас именно к этому месту. Такое ощущение, будто конечности управляли нами, диктовали, куда идти. Какой парадокс. Спустя год это место стало ещё более безобразным, чем было когда-то. Плющ поглотил почти все глыбы, а те, что не успел поглотить, практически ушли под землю.