Кремль 2222. Митино

Олег Бондарев

Кремль 2222. Митино

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

Серия «КРЕМЛЬ» основана в 2011 году

© О. Бондарев, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Пролог

Клинок меча блеснул в свете заходящего солнца и легко развалил голову визжащего рукокрыла напополам. Нетопырь затрясся в конвульсиях, и Игорь ударил его ногой в грудь, чтобы тот ненароком не повалился на самого дружинника. Поливая грязный бетонный пол мутной кровью, тварь отлетела к стене, врезалась в нее и медленно сползла вниз. Вслед за трупом тянулся широкий бледно-красный след.

Впрочем, дружинник отметил это лишь краем глаза. У него хватало проблем куда более важных и смертоносных – например, еще целая орава собратьев погибшего монстра, которые носились по коридорам, так и норовя вцепиться в какого-нибудь кремлевского хомо.

«И ведь, как назло, стрелять из пистоля нельзя, – мелькнула в светлой голове дружинника мысль. – Промахнешься мимо твари, а пуля в своего же срикошетит…»

Именно поэтому Игорь ловко отхлынул в сторону, не позволив очередному рукокрылу сбить его с ног, после чего резко развернулся и обрушил меч на правое плечо дезориентированного монстра. Удар пришелся в то самое место, из которого произрастала самая мощная перепонка крыла, и оказался такой страшной силы, что меч провалился в тело мута до самой грудины. Тварь задрожала и мгновение спустя повисла на мече безвольной тушей, постепенно ненароком выворачивая рукоять из ладоней воина. Мысленно чертыхнувшись, Игорь позволил неверному клинку выскользнуть, и нетопырь растекся по полу темной грудой, а меч остался торчать из его тела, точно могильный крест. Дружинник, меж тем, рванул к окну, ведь сзади послышался отчаянный вопль новой твари, которая, видимо, появилась из коридора. На ходу Игорь выхватил из подмышечных ножен небольшой кинжал и, шумно выдохнув, прыгнул вперед.

Не в окно – на пол.

В воздухе дружинник развернулся и перегруппировался, поэтому приземлился не на брюхо, а на бок, лицом к приближающемуся мутанту. Рукокрыл оказался туповатым и не слишком проворным – он по инерции пронесся над Игорем и, тем самым, позволил человеку выиграть столь необходимое время, нужное для ответной атаки. Моментально оказавшись на ногах, разведчик вонзил кинжал мутанту в затылок, в то самое место, где череп твари соединялся с ее не в меру гибким позвоночником. Смерть от этой страшной раны наступила практически мгновенно. Выдернув клинок, дружинник резко обернулся и в два шага оказался рядом с торчащим из мертвой туши мечом. Игорь проделал все настолько быстро, что ухватился за рукоять раньше, чем убитый мут за спиной упал на пол. Упершись подошвой сапога в обмякшее тело поверженной твари, дружинник потянул меч вверх, и он, с трудом, будто неохотно, медленно пополз из страшной раны наружу.

Тут в дверном проеме появился еще один рукокрыл. Проклиная все на свете, Игорь поднажал и все-таки выдернул меч. Но усилие было таким, что он лишь чудом удержал равновесие. И мут, разумеется, не преминул воспользоваться заминкой – отчаянно вопя, он разогнался и врезался в дружинника, сбив его с ног. По счастью, на сей раз Игорь умудрился сохранить клинок – вцепился в него, как в свой последний шанс на спасение.

Приземление на спину оказалось довольно болезненным: тварь припечатала его к полу, попутно выбив из могучих легких человека последний воздух, и яростно вскричала. Впрочем, Игорь был к такому повороту вполне готов – благодаря урокам, которые он получил, еще будучи юнаком. Мастера любили повторять, что главное в любой ситуации – не терять концентрацию, ни на секунду. В бою равных противников всегда во главе угла стоят сущие мелочи. Иными словами, если ты не подарил врагу драгоценные секунды на развитие его успеха, а сразу вернулся и контратаковал, то бой по-прежнему остается равным.

Игорь знал, что в первое мгновение после приземления мутант не будет устойчив, и потому, не теряя времени даром, спихнул его с себя ловким пинком. Рукокрыл от неожиданности плюхнулся на пол и пропахал по нему мордой. Игорь вскочил и невольно болезненно сморщился – удар мута не прошел бесследно, и грудина порядочно ныла – но жалеть себя не было ни времени, ни возможности. Мутант успел вскочить и даже повернуться к дружиннику устрашающей мордой, но это позволило ему лишь увидеть собственную смерть – клинок со свистом разрезал воздух и обезглавил тварь. Кровь брызнула во все стороны, в том числе – Игорю на лицо, но он и так уже был в ней весь: кольчуга, штаны, даже на сапогах были красные капли. Уродливая голова нетопыря отлетела в сторону и, срикошетив от стены, плюхнулась дружиннику под ноги. Игорь удостоил ее лишь мимолетным взглядом и снова повернулся к дверному проему.

Он хотел знать, как обстоят дела у остальных членов отряда, но разумно помалкивал, дабы на его голос не слетелись новые рукокрылы. В принципе, насколько Игорь успел заметить, в «гнезде», куда они невольно забрели, дремало не так много тварей – максимум полторы дюжины, а то и того меньше, но все были здоровенные, как на подбор. Впрочем, сражаться в узких коридорах таким вот крупным нетопырям было куда сложней, чем на открытой местности, ведь стены лишали мутантов их главного преимущества – крыльев. Светловолосый дружинник невольно поежился, представив, как он стоит посреди заброшенного пустыря, а сверху на него пикирует десяток разозленных и крайне голодных тварей.

«Да уж, такими темпами и до двадцати рискую не дожить!» – подумал дружинник, утирая пот со лба грязным рукавом изодранной в бою рубахи.

Новые муты не спешили наведываться в комнату, куда Игоря по собственной глупости загнали другие, не в меру ретивые нетопыри. С одной стороны, небольшая передышка была дружиннику на пользу: грудь ныла, да и, несмотря на пресловутый D-ген, силы воинов Кремля все-таки небезграничны. Но с другой, разве можно стоять без дела, когда твои товарищи, вероятно, бьются с озверевшими мутантами не на жизнь, а на смерть? Скрипнув зубами, Игорь поудобней перехватил меч и двинулся в направлении коридора. Он ступал крайне осторожно, чтобы не издавать лишнего шума. Вдали слышны были звуки битвы: похоже, не всем повезло так быстро расправиться с противниками. Светловолосый дружинник против воли ускорил шаг – если братьям нужна помощь, то он обязан поспешить.

У самого порога Игорь остановился и осторожно выставил меч в проход – вдруг кто-то позарится, среагирует на движение? Но, судя по всему, в коридоре никого не было. Тогда, осмелев, дружинник выскочил из комнаты и со всех ног бросился к источнику шума – туда, где, судя по всему, по-прежнему кипел ожесточенный бой.

К дверному проему, за которым мелькали, блестя кольчугой, могучие тела собратьев-дружинников и отвратительные туловища рукокрылов с их перепончатыми крыльями. Он мчался на всех порах, полностью сконцентрировавшись на цели…

И именно поэтому оказался застигнут врасплох.

Тварь появилась откуда-то сбоку – видно, волей случая залетела в одну из комнат, а теперь вот, завидев дружинника, решила напасть. Как бы то ни было, Игорь к этой атаке готов не был. Рукокрыл врезался в него и со всего размаху впечатал в стену. Воин ударился затылком, картинка перед глазами заплясала…

А потом грянул выстрел.

И Игорь проснулся.

Он лежал на спине и смотрел в потолок, нависающий над ним, словно огромная грозовая туча. Понадобилось время, дабы светловолосый дружинник понял, что находится не в полуразрушенном доме посреди Москвы, а в Казарме. Дрожащая рука Игоря скользнула вверх-вниз по той поверхности, на которой он лежал. Судя по всему, это был старый матрац. Уж точно не бетонный пол, усыпанный мусором. Старый. Продавленный. Матрац. Вполне обыкновенный для их Казарм.

Повернув голову вправо, светловолосый дружинник посмотрел на товарища, храпящего на соседней койке. При желании можно было протянуть руку и коснуться спящего, и у Игоря даже мелькнула в голове шальная мысль так и поступить, но он все-таки сдержался. Не дело из-за своих ночных кошмаров товарища будить. У него, как и у остальных защитников крепости, вчера непременно был чертовски тяжелый день – просто потому, что в Москве двадцать третьего века все дни тяжелые. Ну а чего тут простого – постоянно защищать родную землю от посягательств мутантов, роботов и прочей дряни, которая только и мечтает отобрать у тебя последнее, в том числе и жизнь. Вот и храпят стрельцы после смены так самозабвенно, вдоволь натерпевшись за прошлый день… Дружинник их вполне понимал.

Ах да. Еще один момент: не дружинник, а стрелец. Переведен в связи с неспособностью проводить разведывательную деятельность за пределами городских стен. Такая витиеватая формулировка позволила ему остаться в числе людей, чей главный инструмент – добрый меч и верный пистоль, а не стать одним из Ремесленников или Пахарей. Нет, разумеется, Игорь ничего не имел против мирного населения родной крепости, он уважал каждого здешнего жителя, ведь все они бились с окружающим миром ради общего спасения – пусть и каждый по-своему. Но парень всю сознательную жизнь провел с клинком в руках и без него себя просто не мыслил, а уж о том, чтобы сменить оружие на плуг, и задуматься было страшно – это ведь совершенно незнакомо, на это сейчас переучиваться умаешься…

Другое дело – стрелецкий корпус. Пресловутые последствия недавнего ранения отразились на позвоночнике, который ныл от резких движений, и на ногах – мало, что они стали болеть на погоду, так еще и ныли от любых нагрузок. И не помогали тут ни чудесные мази, ни отвары; Игорь уже все перепробовал. Кремлевские врачеватели только головами качали и призывали радоваться, что вообще жив остался, на что бывший дружинник только усмехался: по его мнению, лучше уж помереть, чем жить такой жизнью.

«Наверное, нет хуже муки для воина, чем перестать полностью владеть своим телом», – думал светловолосый стрелец, глядя в темный потолок.

Заварушка в Тушино[1], что и говори, вышла знатная. Были в той мутной истории и кио замешаны, и опальный маркитант Вадим, старый враг Игоря и всего Кремля. О, какое же облегчение Игорь испытал, когда пустил пресловутому торгашу пулю в голову и увидел, как тот замертво падает на замызганный пол своего оружейного склада!.. Вот только затем и самого дружинника нашпиговали свинцом – спасибо подельничкам проклятого Вадима, отомстили за убитого «хозяина». Что случилось потом, светловолосый воин знал только со слов побратима Захара: сначала раненого волоком тащили в Кремль, по дороге, как могли, жизнь в нем поддерживали, а уже по приезде провалялся Игорь в отключке добрые две недели, пока наконец не пришел в себя. Потом еще несколько дней пытался понять, где он и кто вокруг, затем заново учился ходить… в общем, процесс возвращения хотя бы к обычной жизни был достаточно тяжел и мучителен. Стоит ли говорить, что снова взяться за меч Игорю довелось только через два месяца? Но хуже всего, конечно, дела обстояли с позвоночником. Лекари недвусмысленно намекали, что он уже не восстановится. И хоть Игорь отказывался верить подобным прогнозам, риск навсегда остаться в стрелецком корпусе был крайне велик.

«Не забегай ты вперед, – мысленно одернул себя парень. – Пока тебе хотя бы на стены попасть, там, может, и попроще уже будет, морально…»

Сейчас же ему дозволяли разве что острог сторожить, который, вдобавок, большую часть времени пустовал: брать пленных у разведчиков было не то, что не принято, оно просто не получалось обыкновенно. Уж больно привыкли муты сражаться до последней капли крови, уж слишком много в них имелось звериного, первобытного и, что греха таить, безрассудного. В первую очередь это, конечно же, касалось богомерзких нео, которые хотя бы отдаленно походили на людей. Что до крысособак, диких фенакодусов, туров и прочих аспидов, то их вообще никто в плен не брал, поскольку вести с ними беседу попросту не представлялось возможным. Вот и получалось, что попасть в камеры Кремлевской тюрьмы могли разве что собственные предатели, коих за все время было раз, два и обчелся.

В общем, Игорь в остроге откровенно маялся от тоски и мечтал поскорей восстановить подведшее его здоровье да с мечом в руках защищать родную крепость от несметных полчищ мутантов.

Но пока – не получалось, никак.

Перевернувшись на бок, светловолосый дружинник закрыл глаза в робкой надежде снова уснуть, но сон, увы и ах, не шел. Это продолжалось из ночи в ночь – сцены из прошлого; не обязательно та самая, роковая – вообще любые, в хаотичном порядке, некоторые – по многу раз. Этакое злосчастное напоминание о тех днях, когда Игорь был здоров и полон сил, когда мог в одиночку расправиться даже с «прожженным» нео, а крысособак расшвыривал едва ли не пинками.

Теперь всего этого не было.

Тот, кто никогда не выходил наружу, возможно, не понял бы, что так угнетало Игоря в злосчастные дни после возвращения в крепость. Разве это здорово – постоянно рисковать своей жизнью? Разве не страшно бродить по заброшенному городу, зная, что из любого закоулка в любой момент может выскочить голодная тварь или даже целая свора таких тварей? Московская Зона не нянчилась с Игорем – во время первого рейда, в Строгино, он потерял всех своих товарищей, включая Захара, и остался в далеком районе столицы один-одинешенек. Только невероятная отвага вкупе с неиссякаемой удачей позволили светловолосому дружиннику выйти из той передряги живым да еще и побратима спасти. Но разве после этого он ушел в Пахари? Разве перестал рваться наружу? Игорь не то, чтобы любил московскую Зону, но она была его ремеслом, делом всей его жизни. С самого детства дружинник учился понимать ее, чувствовать ее и говорить с ней, поэтому в ином себя попросту не видел.

Но судьба-злодейка загнала его в крепость, да не просто в крепость, а в подвал острога, где от Игоря не было никакого прока. Где вечно царила тишина.

Зона всегда говорила с дружинником.

В тюрьме же от молчания хотелось лезть на стены.

Заснул Игорь только под утро.

По счастью, на этот раз ему не снилось ничего.

Глава 1

Беглец

Десятник Прокофий, высокий и широкоплечий, как и подобает быть каждому носителю D-гена, восседал на спине верного фенакодуса и угрюмо смотрел на крепостные стены, медленно выплывающие из-за горизонта.

В рейде, из которого они возвращались, Прокофий потерял трех бойцов, причем всех – разом и довольно глупо: из-за проходящего мимо «Титана» пришлось спешно прятаться в подземку, а баги, там живущие, будто только этого и ждали. Нападение руконогов было яростным и стремительным, точно выстрел из пистоля: двух разведчиков они утащили сразу, воспользовавшись перевесом в численности, а еще одного – когда кремлевские попытались отбить товарищей с помощью мечей (стрелять никто не решился – боялись ранить своих). Скрепя сердце, Прокофий скомандовал отступление, благо, проклятый био к тому времени уже миновал их укрытие и скрылся из виду.

И тем не менее гадкий осадок в душе, конечно же, остался.

Прокофий, разумеется, боялся не выговора воеводы, хотя без этого, десятник не сомневался, тоже не обойдется. Куда больше его пугала встреча с семьями погибших. Говорить матери или жене, что ее муж пал во время рейда, всегда было тяжело – настолько, что этой обязанности Прокофий предпочел бы честную смерть на поле брани. И хоть большинство людей смотрело с пониманием, прекрасно зная, какой мир их окружает, сам десятник ненавидел себя за каждого погибшего воина. Он никогда не говорил: «Зона забрала» – только «Я потерял», считая смерть людей в рейде провинностью командира.

Скакуну под ним тоже, видно, передалось настроение хозяина – он шел, уткнувшись под когтистые ноги, медленно, не торопясь, будто нехотя. Впрочем, галопом по московской Зоне не разъезжали даже самые отчаянные из кремлевских воинов: слишком велик был риск нарваться на неприятности. Причем, по иронии, самые большие беды обрушивались на путников уже у стен родной крепости – там они, преждевременно расслабившись, нередко натыкались на притаившихся у стен био или нео, которые набирались сил перед новым штурмом. Или же отряд шел домой с трофеями и у самых ворот нарывался на гон – а никто ведь из стрельцов не станет открывать, покуда гон идет, это первейшее правило, которому будущих воинов учат с детства: сколько б ни было снаружи собратьев, покуда волна мутов не схлынет – не впускай. Да, жалко, да, совестно, но если это разношерстное воинство внутрь прорвется через ворота, погибнет куда больше народу.

Меньше всего на свете Прокофий хотел оказаться по эту сторону от ворот, когда начнется гон. Но при этом он бы первый кинулся защищать привратников, случись ему чудом пережить сей адский ужас.

Потому что все эти правила не на пустом месте родились. Потому что за этими правилами – жизни и смерти многих бойцов, отцов тех, кто ныне сторожит покой последнего оплота человечества; тех, кто совершал ошибки, возможно, лишь для того, чтобы потомки их не повторяли…

Прокофий встрепенулся и повернул голову влево.

Почудилось, или из того дома донеслось рычание?

«Похож на нео… или человека… – отметил десятник про себя. – Но все же, скорей, дикарь – что б тут человек забыл, в этих развалинах?»

Впрочем, того, что это кто-то из своих, Прокофий тоже исключать не собирался – чтоб не натворить бед ненароком.

– Предполагаемая угроза на десять часов, – негромко, но так, чтобы все слышали, возвестил командир отряда.

Полдюжины взглядов скользнули по десятнику и перескочили на достопамятное здание, откуда доносилось странное рычание. Тут же, как по заказу, из полуразрушенного дома послышался еще и злой лай.

«Крысособаки?»

– Всем приготовиться, – сказал Прокофий, положив ладонь на рукоять меча.

Он быстро проверил, насколько легко клинок выходит из ножен, и, убедившись, что выходит без труда, потянулся к пистолю. Морально десятник был готов к тому, что из дома вот-вот попрут муты. И хоть переводить пули на такую мелюзгу, как крысособаки, хотелось едва ли, еще меньше Прокофий желал подпускать их к фенакодусам. До Кремля уже – считаные метры, так стоит ли экономить на патронах, рискуя здоровьем дружинников и скакунов?

«Конечно же, нет».

– У, твари! – вдруг донесся из здания приглушенный возглас.

Прокофий недоуменно нахмурился. Нео так не разговаривают, манера совсем другая. Что же, получается, в здании человек? Но откуда? И кто это? Приблудившийся или свой, кремлевский, просто отбившийся от отряда или потерявший товарищей на недружелюбных улочках Москвы?

А, впрочем, стоит ли ломать над этим голову сейчас? Не лучше ли помочь незнакомцу, а уже после разбираться, кто он, откуда и зачем?

– Там, кажется, человек, Прокофий, – заметил темноволосый Олег, старый товарищ десятника.

– Проверьте с Ванькой, – распорядился командир, покосившись в сторону Ивана, светловолосого усача, чей фенакодус шел по правую руку. – Если что, свистите, дам подмогу.

Олег отрывисто кивнул и, передав свои поводья рядом стоящему товарищу, легко спрыгнул с фенакодуса. Ваня, который тоже прекрасно все слышал, последовал его примеру, и вот они, вдвоем, пошли ко входу в полуразрушенный дом, на ходу вытаскивая мечи из ножен. Внутри продолжали лаять и рычать, и уже непонятно было – то ли это крысособаки, то ли прижатый к стенке человек так огрызается.

Вот дружинники скрылись внутри. Воздух вокруг буквально раскалился от напряжения. А ведь это вдобавок уже и вечер был – небо подзатянуло тучами, за которые охотно спряталось солнце, еще пару часов назад беспощадно жарившее облаченных в кольчуги путников. Сумрак напоминал дружинникам, что они не дома, в родной хате, а посреди изувеченного войной города, обитатели которого не слишком дружелюбно относятся к не в меру живучим кремлевским «хомо».

«Ну, оно, может, и к лучшему – для дисциплины, опять же, полезней именно в напряжении быть, а не расслабляться прежде времени», – подумал десятник, выжидающе глядя на дверной проем.

– Свои! – послышался изнутри голос Олега.

Лай стал, кажется, еще громче… а потом, довольно резко, стих совсем. Выстрелов слышно не было; видно, дружинники оценили ситуацию и решили, что патроны тратить без надобности. Значит, все еще проще, чем Прокофий предполагал изначально.

Прошла минута, может, полторы, когда из дома наружу показался Олег. Он едва заметно кивнул своему командиру – мол, порядок, справились. Прокофий кивнул в ответ. На душе стало чуточку полегче.

Следом за дружинником вышел незнакомец с неказистым и, судя по виду, довольно старым мечом. Надо понимать, именно его вопли привлекли десятника. Незнакомец был немолодой и лохматый, с седыми волосами и седой же бородой. Одетый в какое-то потрепанное рубище, изорванные штаны и сапоги, которые казались едва ли не старше их хозяина, мужчина, тем не менее, статью и выправкой напоминал самих дружинников. Да и лицо его отчего-то показалось десятнику смутно знакомым.

«Но вот, хоть убей, не помню, где я мог его видеть!» – мелькнуло в темноволосой голове командира.

– Крысособаки там были, – доложил Олег. – Числом полдюжины. Мы когда вошли, две уже дохлые были, он, видать, постарался. Остальных порубили вместе.

– Хорошо, – кивнул десятник и, повернувшись, осведомился у незнакомца:

– Вы из чьих будете?

При этом командир угрюмо разглядывал мужчину исподлобья.

– Из чьих!.. – странно усмехнулся мужчина.

Десятнику показалось, что его глаза заблестели. Хотя, возможно, они слезились из-за пыли и ветра, а не от переизбытка чувств…

– Из наших, из кремлевских я, – с придыханием докончил незнакомец. – Казимир, отец Федота. Дружинник. Меня-то вы не помните, поди, еще мелкие были, но его-то должны!..

– Федота помню, – подумав, кивнул десятник. – Хороший товарищ… был.

– Почему был? – удивился Казимир.

– Потому что месяц, как в Зоне сгинул, – мрачно ответил Прокофий.

Десятник сомневался, стоит ли говорить об этом столь открыто, но потом решил, что Казимир, если он правда отец Федота, имеет право знать правду без прикрас.

Седовласый, заслышав дурную весть, вздрогнул и даже пошатнулся, но устоял на ногах. Видно было, что сказанное десятником поразило его в самое сердце. Оно и немудрено: кого таким обрадуешь? Впрочем, Прокофий тут же приглушил сочувствие – пусть лицо Казимира кажется ему знакомым, излишне доверять этому бродяге пока что не стоит. Перво-наперво его необходимо доставить в Кремль, а там уж пусть князь и воевода решение принимают. Тем более что странный мужчина, судя по морщинам и седым волосам, к их поколению ближе, чем к поколению самого Прокофия.

Остальные дружинники чинно помалкивали – знали, что поперек старшего в беседу лезть не стоит. Тем более что пока не до конца ясно, как к встреченному мужчине относиться – как к другу или как к врагу? В отряде у Прокофия люди были опытные, московской Зоной покусанные, потому не спешили ярлыки на других навешивать. Говорит, что пропавший Федот был его сыном? Если правда – сочувствуем. Но надо же еще разобраться, действительно ли правда…

– Сочувствую вашему горю, – искренне сказал десятник.

– Спасибо, – вскинув подбородок, сказал Казимир. – Но… случается. Я к своим годам уже привык ко всему, навидался, что называется…

Он шумно вздохнул, а потом добавил:

– Не думал я, что снова тут окажусь, что снова с ребятами повидаюсь, разведчиками… и крепость родную увижу. Эх, как же жаль, что сын…

Он запнулся и украдкой смахнул с глаза предательскую слезу.

– Что же, мы как раз в Кремль и направляемся, – подал голос Прокофий.

– Ну славно, – немного повеселел мужчина. – У меня как раз к князю с воеводой разговор имеется…

Прокофий и Олег переглянулись. Ситуация была неоднозначная: перед ними стоял мужчина, мало чем напоминающий дружинника, но при этом утверждающий, что он свой в доску, настоящий воин Кремля, да не просто воин – еще и отец почившего недавно Федота!.. И вот как с таким быть? Не будешь ведь его вязать и на крупе фенакодуса везти. Но и просто так через ворота вести как-то неправильно: вдруг он на самом деле лазутчик, подосланный в Кремль, чтобы насолить тамошним обитателям?

По счастью, Казимир сам решил подсказать решение.

– Ты, поди, сомневаешься во мне? – поняв все по взгляду десятника, спросил он. – Ну, не веришь, что я дружинник?

– Не то, чтобы не верю, – нехотя ответил Прокофий. – Но, если вы и сам разведчик, то должны понимать…

– Я разведчик, – перебил его Казимир, энергично кивая. – Потому прекрасно понимаю.

Меч бродяги упал на землю и, жалобно звякнув о потрескавшийся асфальт, замер. Сложив руки запястье к запястью, мужчина вытянул их перед собой и сказал:

– Вяжите веревками, поясами… чем хотите. Оружие мое – вот оно, иного нет, что подобрал, тем и сражался.