Ночь империи

– Видимо, плохо ты его знаешь, раз это единственный гарант нашего спокойствия.– Офра закатила глаза, после чего со вздохом вернулась к вышивке.– Слава Первородным, мне хотя бы не придётся к ним уезжать. Я искренне надеюсь, что тот замок, что мне завещал отец, остаётся при мне.

Айорг не ответил, вынуждая принцессу вновь отвлечься и одарить его взглядом. Не выглядел он ни виноватым, ни довольным, как если бы обсуждал выпивку с каким-то своим знакомцем, а не дела государственной важности. Как его вообще кто-то мог рассматривать в качестве правителя.

– Подожди-подожди,– Офра вскинула руку с иглой, насколько это позволила продетая через ткань нитка, их соединявшая.– Исправь, если я ошибаюсь, но я на днях слышала какие-то шепотки о Коврусе.

Тот самый замок – единственное, что Мортем оставил своей дочери в наследство – находился именно в Коврусе, ближе к горам. Владыка любил проводить там время зимой, выезжая на охоту.

– Слышала или нет, мне как-то наплевать,– Айорг подпёр щеку кулаком, хмуро глядя в окно.– На утро после свадьбы ты отправишься в Геенну со своим супругом, и это не обсуждается.

Всё-таки иголка могла бы быть орудием убийства, но толком этого подтвердить не получилось. Да и не планировала она нападать – просто дёрнулась было в сторону регента, полагая, что сможет, как когда-то старший брат, прихватить его за грудки да припугнуть, а иголку из рук не выпустила. Мольберт с грохотом рухнул на пол, только чудом не попав по ногам, и Офра отскочила в сторону. Регент наблюдал за всем с непозволительным безразличием.

– Ты издеваешься?! Что я такого тебе сделала, что ты так меня наказываешь?!– взглянув на мольберт, Офра в бессилии всплеснула руками и коротко завыла.– Не хочу я ехать к ним! И замуж выходить не хочу! Я – династия, я наследница!

Дождавшись, когда вялая истерика – Офра понимала, что ни к какому толковому результату её крики не приведут – сойдёт на «нет», Айорг вновь вернулся взглядом к окну.

– Вы, госпожа моя, как бы ни кичились своим происхождением, всего лишь дочь одной из фавориток. Я всегда поражался тому, почему Мортем вообще дал Вам титул, но не мне его судить.– Снизу вверх посмотрев на принцессу, он развёл руками.– Единственное, чем Вы можете быть полезны – так это тем, что раздвинете перед Иблисом свои чудесные ножки. Дай Первородные, Вы окажетесь настолько хороши, что Геенна не будет для меня проблемой.

Ей с таким же успехом можно было просто дать пощёчину: Офра замолкла, широко раскрытыми глазами уставившись на регента. Тот факт, что ей, дочери Владыки, говорили нечто подобное, опуская до уровня какой-то… девки из Дома Отдохновения, бил по самолюбию со всей силы, разрушая его и остатки гордости в прах.

– Что ж, кажется, все вопросы со свадьбой и её последствиями решены,– Айорг ласково улыбнулся, хлопнув в ладоши.– Всё остальное оставьте слугам, да Вашим самартам. Ну, и мне, конечно же.

– У меня вообще есть хоть какой-то шанс… Хоть что-то изменить?

– Вполне,– согласно кивнул валакх,– правда, зависит от Ваших следующих слов.

– Я отказываюсь ехать туда одна.

– Слуги поедут с Вами.

– Я отказываюсь ехать туда без того, кто умеет обращаться с мечом и готов меня защищать.

– От кого?– регент хохотнул, разводя руками.– Поверьте, Иблис-

– Мне плевать, как хорошо и давно ты его знаешь!– взвизгнула Офра, топнув ногой.– Если и продаёшь меня ему, продавай на моих условиях! Мне нужна охрана!

Немного подумав, Айорг хмыкнул и направился к двери.

– Если один мой знакомый там, счастье Ваше. С мечом он не управляется, но саблями может махать двумя за раз.

Глава 6. Славный день.

1.

– Кто бы мне сказал, что с такой мрачной рожей можно в праздничный день хлестать «Драконью кровь», я бы не поверил.

Самаэль поперхнулся напитком, выплёвывая содержимое обратно в кружку. Ёмкость была одарена печальным взглядом, после чего тави решил больше к ней не возвращаться, а уделить все своё внимание вдруг оказавшемуся рядом Сонрэ. Казалось бы, мужчина должен был отсутствовать в зоне видимости даже во время интронации, так как намедни уходил из дворца, так громко хлопая дверьми, что все опасались за сохранность интерьера. Причина была проста и заключалась в том, что Самаэль, не глянув в сторону пыхавшего праведным гневом соратника, не позволил свидетельствовать тому на суде в пользу тави Гелена.

Происходившее вокруг придерживалось заявленного курса, так что Самаэль провёл утро в относительном спокойствии, если исключить последние проверки по вопросам безопасности перед грядущим мероприятием. Выдавшиеся несколько минут тишины хотелось провести наедине с самим собой, возможно, трубкой и, Птица его раздери, самым обычным соком из не забродившего винограда. В глубине сущности мужчина предполагал, что ему кто-то помешает, но скорее ожидал Айорга, чем старого тави, предпочитавшего с порога обвинять его в желании прикладываться к спиртному в довольно-таки важный день.

Единственное, с чем мог бы согласиться – кислая мина. Как бы ни старался, порой Самаэль не мог полностью себя контролировать, да и что было следить за выражением лица, когда оставался наедине с собой.

Хотя дела шли неплохо, покоя не давало все и сразу. В частности, Первородные в целом и Король богов в частности: не зря ведь он пытался начать тот разговор. Упомнить всю свою родословную было трудно, но тави Гринд мог, если постараться, припомнить, что где-то там когда-то давно у него была то ли прабабка, то ли прадед, которые были в родстве с высшей кастой их общества. Стоило ли из-за этого мучиться разными подозрениями, а по итогу бежать и на свой страх и риск тыкать Венец пальцем? Едва ли он был настолько сумасшедшим любителем авантюр.

Чем беспокоили Первородные, так это их внезапным одобрением кандидатуры регента на роль следующего Владыки. Обитатели Пантеона люто ненавидели того, как все в империи знали, как регента Айорга, а они – как Хеймора Кровавого.

Своего бурного прошлого валакх не скрывал, но и на каждом углу о нем не трещал, предпочитая давать окружающим возможность самим при наличии желания и ресурсов выяснять, откуда у него тянутся корни. В своё время он немало ругался со своей претендующей на божественность родней, и по итогу теперь они не могли спокойно и смотреть в его сторону, а тут вдруг снизошли до одобрения на роль правителя. Поначалу думалось, будто Король богов на старости лет свихнулся, но потом на ум пришёл самый простой и логичный ответ – подкуп.

Подкупить Первородных можно было только одним, а именно – обещанием вернуть их на политическую арену, чтобы в их руках вновь оказалась не только религиозная, но и остальные сферы. С другой стороны, только последний дурак не понял бы, что возвращение Пантеона в столицу стало бы для Айорга первым и последним указом. В штыки встала бы армия, врачеватели, а там недолго было и всем остальным.

Регент, впрочем, был умён и хитёр достаточно, чтобы навешать младшему брату лапши на уши и закрепить её там понадежнее, поэтому с наибольшей вероятностью Первородным не светило ничего.

На мыслях о том, как мог Король богов не понимать таких очевидных вещей, в поле зрения возник Сонрэ, поэтому не удивительно, что встретил его Самаэль с не самым лучшим выражением лица.

Странностей на квадратный метр стало только больше, когда тави Гринд понял, что на него не ворчат за просиживание на одном месте, наличие кружки с напитком и в целом праздное времяпрепровождение. Сонрэ просто присел рядом.

Не то, чтобы задний дворик дворцовой кухни был исключительно самаэлевским местом, куда больше ни одна живая душа не допускалась, но видеть здесь того, кто всеми силами пытался выпятить своё привилегированное положение было как минимум необычно. Он ещё и сидел на ступеньках, да с таким видом, будто поступал так ежедневно.

– Простите великодушно,– осторожно начал Самаэль,– но что-

– Хотел найти тихое местечко. Там внутри просто с ума сойти можно.– Сложив ладони на коленях, Сонрэ кивнул на кружку в его руках.– «Кровью» поделитесь?

– Это сок,– все ещё глядя на сослуживца, как на умалишённого, произнёс Самаэль.– Даже не забродивший.

Он мог бы сразу спросить, что такого хотел предложить Сонрэ, но какое-то чувство, ещё не определённое, глубоко внутри понукало продолжить этот цирк. Никто ведь не был против.

– Вот как?– генерал с улыбкой вскинул брови.– Поразительно. Кажется, новая должность благоприятно влияет на Наместника-Пьяницу.– Изобразив смятение, мужчина протянул ладонь к Самаэлю.– Простите, за больное задел?

– Сонрэ, какого ляда тебе нужно?

Прозвучавшая колкость давно не задевала, если только её не выплёвывал во время очередной ссоры Айорг. Ссорились до криков и метания первых попавшихся под руку вещей они лет тридцать назад, так что ощущения уже притупились, но последним про не самый лучший период в жизни упоминал именно регент.

Самаэль тогда был достаточно молод, ещё не участвовал ни в одной войне, а Мортем Жестокий был крепок и телом, и духом, не знакомый с тем, кого в будущем назначит одним из наследников. Словом, жизнь тогда была проще, трава была зеленее, а птицы пели звонче, но юному дарованию в лице будущего тави веселья не хватало. Он побыл какое-то время в армии, как и требовал отец, ему не понравилось – идея заниматься военным делом легла в долгий ящик.

Не без помощи отца и Айорга Владыка выделил ему небольшую область, которую и областью язык назвать не поворачивался: это было что-то промежуточное между Неджером и Мидери. Первые пару лет Самаэль с ролью наместника справлялся неплохо, но потом, сам уже не помня, как именно, пришёл к логичному для себя выводу о том, что буквально топить все свои мысли и чувства в вине ему веселее.

Выпивка как-то незаметно стала частью повседневного, а потом притянула за собой азартные игры и продажных женщин. Так себе затея, но молодому ему это нравилось, а, когда собственные деньги проиграл и довёл отца до решения лишить довольства, стал тратить казну своей небольшой области.

Единственной полезной вещью с тех пор осталось умение мухлевать в определённых играх, популярных и у солдат, и у аристократии: долги пришлось отвоёвывать самому, так как под конец пьяной эпопеи даже Айорг отказался ему помогать. Обыгрывал, опустился почти до уровня Церберов, забиравших из домов провинившихся все, что плохо и хорошо лежало, но казну восполнил за два года, а потом торжественно сложил с себя все обязательства. Думал вернуться в армию на должность капитана, которую занимал до наместничества, но Джанмариа Гринд, тогда ещё живой, отказал. Пришлось вспоминать, каково быть простым солдатом.

Упоминания об этом периоде своей жизни Самаэль сносил вполне легко – это было частью его истории, от которой он не мог отказаться. Но прозвище, данное народом и, казалось бы, давно всеми нормальными существами (Айорг в счёт не шёл) забытое, несколько коробило. Не настолько, чтобы дать эффект, нужный Сонрэ, но тянуть их вялую, неумелую игру дальше расхотелось.

– Я все пытался понять,– после некоторого молчания сознался тави, поводя рукой.– Как так получилось все с главой ведомства Онерли. Как-то ведь все так внезапно и так… удобно для одного валакха. Но у него оправдание есть, да и армия его напрямую не воспринимает.

Самаэль не сразу ответил. Не отвечал бы вовсе, потому как считал этот разговор бесполезным, навязанным и просто пустым в своей основе, но это ведь был Сонрэ. В случае молчания со стороны собеседника он мог придумать себе что-то новенькое, а потом этот слух разросся бы во дворце до невообразимых масштабов.

– Среди солдат много разговоров ходит,– продолжил, не дождавшись реакции, Сонрэ.– Они думают, что их никто не слышит, вот и болтают. Зато это мне помогло выяснить, что у нас очень любят сударя Гринда.

– Вас тоже любят,– спокойно улыбнулся Самаэль,– просто Вы предпочитаете это мимо ушей пропускать. А может, это просто глухота выборочная, болезнь.

– Гринд,– пригрозил тави,– не пытайся со мной шутить. Я знал ещё твоего отца, и он был бы разочарован, увидь тебя нынешнего.

– Не врите сам себе, моего отца Вы не знали.– Поднявшись на ноги, Самаэль оправил одежду и наклонился только, чтобы забрать ранее отставленную в сторону кружку.– Перестаньте тратить время на всякие бредни и займитесь, наконец, делом. А то, знаете ли, у меня есть, кого предложить новому Владыке на Вашу должность.

2.

Каждый уважающий себя имперец хоть раз задумывался о том, каково быть Владыкой. Самые смелые то и дело не только думали, но и говорили о том, какими они будут правителями. В основе своей у каждого была мысль, что он будет непременно лучше всех тех бездарей, которым Венец и власть доставались исключительно по воле случая в лице происхождения.

Айорг ни в коем случае не относил себя ни к одной категории. Имевший несчастье быть откровенным только с самим собой, он давно уже признался, что и на должность регента не рассчитывал. Вопреки всем предположениям Сонрэ и ему подобных, без пяти минут Владыка появился при дворе Мортема Жестокого исключительно от скуки.

В жизни уже пару сотен лет не происходило ничего интересного, и валакх решил, что можно забавы ради познакомиться с Его Высокопревосходительством лично. Мортем оказался славным малым, к тому же любившим поступать так, как от него ждали в последнюю очередь, и в какой-то момент валакх обнаружил своё имя в посмертном указе.

Не то, чтобы он был слишком против такого расклада, но тогда в голове мелькнула мысль: «Сделал бы уже сразу правителем».

Титул регента, пожалованный ему, в любом случае был вещью довольно спорной: Фикяр мог только пускать слюни, да играть в солдатиков, и о дозволении ему принимать решения, определявшие жизнь государства, речи не шло. Довольно скоро регент начал то и дело слышать к себе обращение такое, какое должно было звучать в адрес Владыки, и не нашёл желания препятствовать. Зато стал задумываться о том, каково это – распоряжаться абсолютно всем.

Теперь, когда этот день настал, радости Айорг не испытывал. Допускал вероятность, что вкус власти почувствует и порадуется, когда на голову тяжестью ляжет Венец, а пока до поры до времени сидел вдали ото всех.

Шум дворца, ожившего и пустившего в свои стены толпу гостей, долетал даже до окраины садов, поэтому о тишине в беседке можно было забыть. Спавший рядом Ноктис считал своим долгом то и дело просыпаться и ворчать о громогласности тех, кто остался ближе к зданиям.

Подметив, что в очередной раз на него никак не отреагировали, Ноктис поднял голову и переступил с лапки на лапку.

Валакх сидел, упёршись локтями в колени, и, кажется, напрочь забыл про тлевший в трубке табак. Совсем не подходящий на роль того, кто через час должен был получить в свои руки поводья для управления колесницей империи. Скорее походил на сбежавшего из училища молодчика, у которого хватило денег только на дорогой длиннополый жилет, а вот рубаху со штанами сшили из материала подешевле. Если присматриваться, можно было начать сомневаться в образе студента: стоило лишь увидеть своё отражение в начищенной до блеска коже сапог, а потом заметить и баснословной цены три кольца на аккуратных руках.

– Мне кажется, или ты не готов от слова «совсем»?

Моргнув, Айорг слишком глубоко вдохнул и поперхнулся дымом. К своей чести, трубку не выронил, в итоге только опустив голову и с протяжным хмыканьем потерев тыльную сторону шеи.

– Если ты беспокоишься о том, что я сбегу из-под Венца,– не глядя на питомца произнёс валакх,– то нет. Просто задумался о том, как все забавно. Лет двести назад я бы только фыркнул на идею быть Владыкой.

– Может, так было бы и лучше,– Ноктис нахохлился и закрыл глаза.– Ни один Владыка ещё спокойно не уходил.

– Это не значит, что такое невозможно в принципе. Кроме того, где Владыка, там и Король богов. Теперь, если Василиск будет поблизости, смогу озадачиться его смещением.

– «Поблизости»?

Не первый раз за последние пару минут подавившись дымом, Айорг перевёл взгляд на того, кто задал вопрос. В кои-то веки валакх был уверен в чем-то абсолютно – в том, что выглядел он не лучше соседского кота, которого поймали за воровством сметаны.

Самаэль Гринд, упёршийся в перила беседки, в свою очередь, смотрел на него, как на врага народа и городского сумасшедшего в одном лице.

Завладев вниманием своего будущего правителя, первый тави слегка качнулся в сторону и приглашающе махнул правой рукой:

– У меня были подозрения, что не просто так Пантеон вдруг стал шёлковым. Давайте, сударь регент, опечальте меня.

– Он обещал Василиску возвращение Первородным права участвовать в политике страны,– выдал всю контору разом Ноктис.

Перевертыша хотелось ощипать, но он, с другой стороны, был прав: отношения с Самаэлем и так были каждый день на грани краха, чтобы теперь, когда он чётко услышал разговор о Короле богов, пытаться отрицать очевидное.

Некоторое время Самаэль молча смотрел на затихшего и вновь заснувшего перевертыша. Айорга хватило только на то, чтобы кивнуть, после чего он предпочёл вновь отвернуться и рискнуть докурить в относительном спокойствии. Тави ведь никогда не был глупым ребёнком, он должен был понять суровую необходимость.

Возможно, ценность договора с Первородными несколько падала при условии, что у валакха был тот, кто смог за сутки устранить главного противника и заставить глав ведомств смириться с неизбежным, но на тот момент ещё не было уверенности в лояльности к друг другу.

– Забавно,– наблюдая за Ноктисом, пробормотал первый тави.– Не думал, что ты шутить умеешь.

– Я и не шучу,– беззлобно огрызнулся Айорг, бросив взгляд на друга.– Сделаем все так, как это было до Джартаха Неповторимого.

У Самаэля вырвался смешок, больше похожий на резкий прерывистый выдох.

– Конечно, да,– положив руки на перила беседки, он улыбнулся.– Если ты хотя бы заикнёшься об этом на интронации, можешь забыть про себя в роли Владыки.

– Это ещё почему?

– Возможно, потому что у армии есть свои причины не любить Первородных. Или ты не помнишь, что послужило причиной решению Неповторимого?

Приходилось мириться с очевидным: Джартах спас страну от развала. Нынешние богословы и некоторые учёные могли сколь угодно долго плеваться ядом и пытаться убедить окружающих, что он был самодуром и мужеложцем, у которого в голове не было ни одной связной мысли, но как минимум один из ныне говоривших имел удачу быть современником правителя. В те времена у Айорга не было ни капли желания что-то делать при дворе, но пару раз он заглядывал на местные междусобойчики просто из интереса, и за Владыкой в эти пару раз наблюдал.

То был живой, удивительно проницательный молодой мужчина, и в сравнении с ним Мортем проигрывал по страху, который можно внушать подданным. Жестокий был фигурой пугающей из-за своей склонности к насилию, Неповторимый – из-за взгляда ярких карамельного цвета глаз, на дне которых были злоба и вековая мудрость, впитанная им на родине матери-ифритки, где Джартах долгое время учился.

Он был весь, будто олицетворение Геенны, и при поверхностном взгляде не вызывал никаких эмоций, кроме снисхождения – многие на этом уровне и оставались. Они, как многие купцы, распускавшие слухи об упаднической ситуации в ифритовых землях, не хотели посмотреть дальше внешней канвы в виде портовых городов, где жизни толком и не было – только вахтовые рабочие, для которых главным было принять товар и повезти его вглубь страны.

Ходил слух, что Джартах Неповторимый хотел сжечь не только многочисленные, на тот момент заполонившие собой библиотеки, богословские труды. До сих пор у пары исследователей гуляла злая шутка о том, что он поначалу приказал подпалить и Первородных, но ему сказали, что так не пойдёт, и Джартах «смилостивился»: «Тогда заприте их в Пантеоне и не давайте им сунуть носа за порог».

Причина тому заключалась в самих Первородных, которые почувствовали себя хозяевами положения и стали игнорировать обязанность советоваться с правителем и его ближайшими сподвижниками прежде, чем предпринимать какие-то действия внутри страны. Владыка буквально поймал их за руку, когда святое семейство готовилось распустить половину армии за ненадобностью и вместе с тем необходимостью доказать, что империя – страна крайне мирная, любящая всех и каждого. Когда услышал об этой вести, Айорг не сдержал смешка: его младший брат был сборищем противоречий, имевший в Пантеоне маленькую армию, но при этом желавший лишить всю империю основной мощи.

На то, чтобы отказать Первородным в праве влиять на что-то, кроме религиозной ветви, сподвигла и ситуация в империи в целом: за годы присутствия святого семейства при дворе страна превратилась в богобоязненное, отчаянно поклонявшееся своим богам сборище, которое рвало на части неверных вроде веровавших в Птицу, возводило Первородным алтари и бросалось на каждого чужестранца с целью принести в жертву. Участь несколько раз быть названным «неверным» и «подходящим для дара» выпала и Владыке Джартаху, наполовину ифриту.

Было предельно ясно, почему Василиск и остальные в Пантеоне рвались обратно к власти: в последние годы число их прихожан практически не возросло. В отсутствие посреди городов огромных святилищ и статуй народ стал относиться к вере в Первородных спокойнее, и многие разве что поминали их к месту и не к месту, но никак не спешили молиться им каждый день по нескольку раз. Меньше прихожан – меньше умов, на которые можно влиять, и, конечно же, меньше средств к существованию. Какое пожертвование могла дать крестьянка, за подол которой цеплялись десять малолеток? Палку? Кусок хлеба? А все пантеоновское золото, тем временем, надо было содержать в идеальном состоянии.

– Никому не нужны эти жадные до нашей казны пацифисты,– озвучил и без того очевидную мысль Самаэль, свесив руки с перил.– Ты знаешь это не хуже меня. Империя без них справлялась пару тысяч лет, справится и дальше.

– Знаю,– Айорг нахмурил брови и постучал себя пальцем по слегка вздёрнутому кончику носа.– Но ведь с другой стороны, они могли учесть ошибки прошлого. Да и я буду всегда на чеку, следить за-

– Правда?– перебил его тави, выглядя донельзя скептично настроенным.– Правда, клыкастый? Ты думаешь, я поверю, что ты это делаешь из каких-то благих побуждений, а не из-за твоего идиотского желания стать Королём богов? Сколько, мать твою, лет уже прошло?

– Какая разница, сколько лет прошло? Если я говорю, что смогу контролировать процесс, значит, смогу.

Самаэль помолчал и, как казалось, обдумывал самый язвительный и неприятный ответ, но оказалось в последнее время священной обязанностью тави было не оправдывать регентовских ожиданий. В конце концов он просто улыбнулся и, напомнив, что через пять минут все ждут будущего Владыку для интронации, ушёл.

Проводив его взглядами, Ноктис с Айоргом переглянулись.

– Этот мальчишка меня в могилу сведёт,– валакх с усталым вздохом поднялся и надел тёмно-фиолетовый кафтан с золотой широкой оторочкой.

– Он ведь блефует,– осторожно предположил перевёртыш, следя за тем, как хозяин подвязал тонкие нити, незаметные снаружи, но державшие полы халата сведёнными вместе достаточно крепко.– Армия не может просто вот так встать и уйти даже, если им не нравится присутствие Первородных.

– Дело не в том, что она просто «встанет и уйдёт»,– пробормотал Айорг, выправляя широкие длинные рукава в разрезы для рук в длиннополом жилете с воротом из белого меха.– Василиск может их извести. А так как за его присутствие при дворе ответственен я, армия отвернётся от меня, как от союзника Первородных.

Ноктис промолчал, не найдясь с достойным ответом. Он давно смирился с тем, что не имел ни достаточных умений, ни желания закапываться в политику и все её мелкие, порой раздражавшие, составляющие. Проще было жить своей жизнью, в которую то и дело ввинчивались поручения от хозяина.

3.

– Это уму непостижимо.

– Чем он вообще думает?

Разговоры не утихали последние минут десять. На деле для того, чтобы понять, что что-то не так в вопросе власти и Первородных, не было необходимости идти разыскивать Айорга и некоторое время стоять вне зоны его видимости, чтобы получить один шанс на сотню подслушать нужную информацию – можно было просто посидеть в общем зале и затихнуть. Окружающие очень быстро расслаблялись, если кто бы то ни было рядом с ними начинал больше находить на предмет интерьера, чем на живое существо.

Двор никогда не был столь солидарен в своих эмоциях и мыслях. Лишь крепче эта связь стала, когда в общий же зал, ни капли не стесняясь, вплыли сверкавшие золотом украшений и яркостью одежд Первородные. Окинули всех надменными и в то же время снисходительными – и как всегда умудрялись делать – взглядами и чинно отошли в сторону. Как можно ближе к тем дверям, через которые Владыка должен был пройти в небольшой коридорчик, а оттуда – на внутридворцовую площадь, клином разрезавшую территорию садов, где ждал народ. Не будь у дверей стражи, святое семейство попыталось бы выскочить вперёд правителя, все ещё не явившегося.