Утро вечера веселее

Полина Аширова

Утро вечера веселее

Предисловие от автора

Вы открыли второй сборник. Выход дебютной книги во многом означал для меня сброс балласта многолетних переживаний и попытку открытости внешнему миру. Я полагала, что смогу опубликоваться и продолжить заниматься повседневными, обычными, скучными, но необъяснимо полезными вещами – не менее важными, чем то, о чём шла речь в первом сборнике. Как же я ошибалась! Появились «Большие важности» и мозг запросил ещё.

Вскоре после выхода труда в свет (декабрь 2021) начали зреть новые идеи, которые незамедлительно хотелось оформить во что-то целостное. Незаметно это превратилось в негласный вызов самой себе. Тенденция образовалась в конце декабря и окрепла в следующем месяце. Каждый январский день был колыбелью по крайней мере для одного стихотворения.

Названием сборника является слегка переделанная очень известная русская поговорка, подчёркивающая склонность человека, проживая тёмное время суток, раздувать из мухи слона. Всё то, из-за чего мы ворочаемся по ночам, утром может показаться сущим пустяком. По утрам я смотрела этим мелочам в бесстыжие глаза, затем пытаясь слепить из пластилина их обескураживающей сущности продукт для размышлений. Проще говоря, стихотворения из этого сборника были написаны преимущественно январскими утрами. Февральскими, конечно, тоже, но мне приходилось волевыми усилиями сдерживать себя, чтобы не провести целый день в компании строчек.

Также в сборнике присутствуют старожилы – пара переделанных стихотворений из 2017 года, среди них «Непричёсанное письмо Богу» и «Волнует море тихий вздох».

В предыдущей книге существовало разделение на циклы, каждый из которых имел визуальный образ в виде иллюстрации. В том собрании, что вы сейчас вот-вот прочитаете, отсутствует циклическая последовательность, но рисунков появляется больше – на сей раз они привязаны к конкретным произведениям. Многие из набросков – пожитки училищной деятельности, которые изумительно подошли к идее воспевания красоты человеческого тела. Тема не единожды поднимается на этих страницах.

Помимо этого, я сохраняю стремление к осознанному отказу от точек в конце строк, потому как они представляются мне отвлекающим и дробящим концепцию элементом.

На обложке красуется вид горячо любимого мной хорватского Омиша – локации, которую я заслуженно могу назвать местом силы. Я бесконечно счастлива, что имею возможность выражать эмоции не только через слово, но и через кисти и карандаши.

«Утро вечера веселее» во многом служит продолжением «Больших важностей» – те же темы остаются актуальными, те же проблемы оказываются под пристальным наблюдением поэтической линзы: это размышления о вечном и божественном, осознание собственной уникальности, крайне удивительным образом гармонирующее с нескончаемыми терзающими сомнениями. Чудовища различного происхождения тоже не предаются забвению. Разумеется, я не обошлась без географических гимнов. И, конечно, есть несколько тёплых слов о моих.

Возможно, некоторые аспекты рассматриваются немного под иным углом, но решать это уже читателю. Не исключено, что ему покажется, что это очередные банальные мысли новоиспечённой писаки. Может быть, он не ошибается, но не менее вероятно, что он заплутал в дебрях своей критики. Но совсем не обязательно ко мне прислушиваться, ведь я человек и всегда не права.

Наука стихии

Не смотрю в микроскоп и не режу несчастных мышей яВо имя наукиОбнищалый серёдыш и пульс истерической шеиВзяла на порукиОбразована этим стиховая даже фертильность:И дёрнуло скулы,Ведь когда-то, озлобленно скорчив тугую умильность,Меня оттолкнул онИ когда-то эссенция боли правдивой наваломТерпела лишенийИ поэтому я неизменно довольствуюсь малым:Не режу мышей я,А в конвульсиях рою архивы, где ждут ностальгииРазвязно лихиеЯ исследую срезы мыслительной гиперемии[1]Во имя стихии

Утро вечера веселее

Утро вечера мудренее, несмотря на забытость грёзОн солёный раствор печали повыталкивал из желёзВ медный кубок сбежавшим в страхе от диктаторов темнотыОбъективно трусливым суткам. Дезертиры они, скоты!Вечера, вот те крест, грустнее, ведь горячность мозолит толк,Исполняя смертельно честно непомерно кошмарный долг:Созывает из недр ганглий[2] та на вече больных сирот,Подавая токсин глумленья как смешнейшую из остротВечера, вот те крест, глупее, ведь не ведают, что творятИз безрадостных эпилогов полоумные состоятУтро вечера веселее: нет диктаторов темноты!Я бы снова дала те крест свой, да закончились уж кресты

Да будет свет!

Включи гирлянду – будет светДа будет свет!О, как корпел светодиод!Да будет плодЕго стараний в той искре —Его сестре,Едва мерцающей во тьмеПотухшей мнеКричи, искра, кричи вослед!Да будет свет!

Я художник

Я художник, а значит, живое любить – мой долг,Помалее ваятель шик заграбастать себе не могИ берёт меня диво о смертных живущих лиардный час:Лепка мимики, шлейф культур, колоритность рас…Пух волос, недовольством собой изнурённый пресс,Лисий взгляд, рыжина бровей, заунывный миндаль-разрез,Фейерверки характеров, милости судеб и разность рас:Восторгалась живыми смертными вечность раз

С добрым утром, любимое тело!

С добрым утром, любимое тело!Просыпайся, вставай; опустелоВ нём пристанище снов и загвоздокНет скромняг в нём и нет вертихвостокЗаряжайся, обмякшее тело,Ты всесильем до края-предела,Проведи по сплетенью ладонью,О великом помысли спросоньяИ вставай с той ноги, моё тело!Ожидает масштабное делоНас с тобой в новом дне; поднимайсяИ всесильным всегда оставайся

Бирюзовые трубопроводы

Бирюзовые трубопроводыОбвивают меловые трубкиИ прозрачной слюдой твои годыЗастревают в дермальной скорлупкеСжать кулак, чтоб четыре фисташкиПоказались? Чудесны морщинки,Заусенцы, порезы, мурашкиМирозданческой микропесчинкиИзобилие угольных точекРасселилось по разным кварталамИ, как умная книжная строчка,Магнетизмом оно обладалоЗастеклённые кончики трубок,Лабиринты в слюде чуткой дермы…Как же, стан мой, ты нежен и хрупок,Как, телесная сущность, ты бренна!..

Фотодело

Бессильна камера, велика только радужкаВ дрожаниях трабекул[3] и лакунЛелея тленное, как внуков любит бабушка,Перстом крестя в рождественский канун,Являет кадрами в растворе проявителяНаивность и этапов новизнуНе надо сетовать, что снимки на любителя,Не ной про примитив и кривизну,Пускай и ранее нам юность эфемернаяВсю трезвенность пыталась усыпить,Готовься, шаткая, покамест маловерная,Протаптывать водицу, а не пить

Пусть вымывается нужное русло

Пусть вымывается нужное руслоСкорым потоком искусства!Снова, как прежде, с пилою и стуслом,Катимся с видного спускаВсё, как и раньше: ни в жизнь не догнать нас,Илом измазана срочность —Это на деле успела сказатьсяЖуткость проверки на прочностьПусть запасаются пряным терпениемСпешные ритмы искусства!Шибко податливы стали лечениюБремя, бессилье и усталь

Будут читать

Чувствования стали дурныеНаждаком обернулась кроватьНас, конечно же, будут читать!Потерпите недолго, родныеЗахудалых столетий изыскиКак молочные зубы – шатать!Постоим, как креплёные виски:Нас, естественно, будут читатьСто двенадцатый… старые внуки…Синтепоновой станет кроватьИ пропавшие без вести рукиПосоветуют, что почитать

Перья снега

Разлетелись перья снега на балконе,Раскрошились белосахарным печеньемВы уносите в чулочном нас капронеПо течению:По-январски хладнокровную воронкуДля двуногих жуть как бережно хранилиОтойдите же, любезные, в сторонку:Лахта-шпилемСкорлупу нам перья снега раздробилиИ желток на небо выплыл сопленосыйТак и светит нам, донельзя прихотливымАльбиносам

Бренность царя в голове

Колоссальность древнейших чудны́х пирамидНа меня острый взор, я клянусь, устремитВопросительно хлопнет вдали пистолетИз ненашенской эры с опаской мне вследИ помашет, слегка поправляя синдон[4],Заскорузлой рукой неживой фараонИ меня напугает пожухшая речь:«Как бледна! Не желаешь ли рядом прилечь?»Попрошу я подмоги, скрывая акцент,Отдадут египтяне нехитрый рецептИ возьмусь, искупавшись в сыром хвастовстве,Бальзамировать бренность царя в голове

Ошибаться

Было б вмоготу мне, стала бы ракушкой,Липким чернозёмом, старенькой избушкой —Чем тебе угодно, только не собоюХочешь – атмосферой бледно-голубою,Хочешь – непомерной завистью и гнусью,Хочешь – замерцаю, хочешь – испарюсь я?Как ни ускользай от туч витиевато,Как ты ни дублируй их промокшей ватой,Будешь лишь собою – будешь ошибаться,В смуте бестолковой дрябло колебаться!Буду я собою, буду ошибаться,Буду и в лепёшку истин расшибатьсяЯ тебя, читатель, несколько расстрою:В каменной ракушке будет вместо моряБурный кровоток твой гулко отзываться…Встанешь и ответишь: «Склонен ашибаца»

Культ прогресса

«Кто больше фиолетов?» – заспорят аметисты«Мужской ли род у кофе?» – в сомнениях лингвистыНе держат черепахи, киты, слоны и белкиТакую тяжеленно плоскую Земельку?Наш идол неизменный – затейный культ прогресса– Ты кто? – Венец творения. Я вылеплен из стрессаНаутро нержавейка, увидишь, станет ржавойНичуть не гениальны – чуть менее не правы

Молчание – золото

Громче пушечного залпа живизна жестикуляции:Новостную они сводку на костяшках передали,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Гиперемия – переполнение кровью сосудов кровеносной системы какого-либо органа или области тела (Википедия).

2

Базальные ганглии (базальные ядра) – несколько скоплений серого вещества, расположенных в белом веществе латеральнее таламуса на уровне основания полушарий конечного мозга (Википедия).

3

Трабекулы, трабекулярная сеть – сетчатое соединительное образование, которое соединяет ресничный край радужки с краем задней поверхности роговицы. Лакуны, наряду с криптами, являются углублениями, располагающимися между трабекулами (Википедия).

4

Синдон – часть мужской одежды эпохи Нового царства. Синдон также упоминается в Библии (Суд.14:12,13), под ним подразумевается нижняя рубашка из тонкого полотна (возможно, льна) прим. автора.