Конец Сезона Ураганов

– Добрый вечер. Моя фамилия Марич. Одноместный номер до утра, пожалуйста, – говорю я.

– Вы вовремя, – улыбается дама. – Только что отменили броню.

В подтверждение ее слов, звонит телефон.

– Нет, – говорит она в трубку. – К сожалению, на ближайшие дни свободных номеров нет. Звоните после праздника.

Цена номера выше, чем в Плинстоуне. Я протягиваю ей карточку. Я понятия не имею сколько там денег, но надеюсь, что на ночлег хватит. Мой кошелек все равно остался в фирме. Если не хватит, будет очень неприятно и придется просить разрешения пересидеть ночь на диване, в фойе. Однако препятствий нет – дама вручает мне электронную карточку-ключ.

«Отель Старые стены, номер 303» – значится на карточке.

Я поднимаюсь на третий этаж по нещадно скрипящим ступенькам.

Номер довольно уютный. В углу – старинные напольные часы. У окна – письменный стол, кресло и торшер под оранжевым абажуром. В окне – заснеженные крыши домов и слабый свет покачивающихся от ветра фонарей. Я вдруг замираю. Это идеальное место для работы. Вот бы пожить тут месяцок-другой. С утра перечитывать написанное, потом завтракать в каком-нибудь кафе, возвращаться и писать… потом выходить на прогулку и опять возвращаться к этому столу… писать, поглядывая на заснеженные крыши и светящиеся чердачные окошки, ни о чем не беспокоясь.

На кровати – гора подушек всех размеров и цветов. Две самые большие служат элементом декора. На одной вышит портрет мужчины в широкополой остроконечной шляпе, на другой – той же женщины с высокой прической, украшенной гусиными перьями. Я автоматически запоминаю обстановку. Полагаю, завтра мне придется писать очень длинный отчет в фирме.

На прикроватном столике – телефон, авторучка, блокнот с отрывными листами и информационный буклет. Пытаюсь дозвониться Филу. Но и тут металлический голос сообщает, что такого абонента нет. От нечего делать ложусь на кровать и читаю буклет. На первой странице занятное сообщение: «Нашим стенам уже триста лет. Иногда они говорят. Если не сможете уснуть, беруши на прикроватном столике. Если беруши не помогут, обратитесь за помощью к администратору». На второй странице – номера телефонов – портье и горничной, прейскурант услуг: стирка, химчистка, вызов рикши, доставка цветов в номер, бронирование железнодорожных билетов и прочие. Тут же информация о бесплатных завтраках для постояльцев, любезно предоставляемых сетью кафе «Крейтер» – одно из них расположено напротив отеля.

Как странно – за эти полгода я изучил город вдоль и поперек, знал названия всех магазинов и кафе, по некоторым улицам мог пройти с закрытыми глазами, но ни разу не видел ни отеля «Старые Стены», ни кафе сети «Крейтер». Тем не менее название кафе кажется знакомым. Ага! Вспомнил, где я его видел! Я достаю из кармана куртки упаковку медовых хлебцев, которыми меня угостили в поезде – на ней нехитрый логотип сети – две стилизованные ложки и котелок.

Я с аппетитом доедаю хлебцы и запиваю водой из графина. И вдруг успокаиваюсь. В конце концов, это забавное приключение – будет, что рассказать Филу в эти выходные. Он обычно делится впечатлениями о работе в сценарной группе – курьезы, интриги, разногласия с авторами и режиссерами, шашни с актрисами. А мне и рассказать-то нечего – хожу себе, выполняю задания…

Глаза слипаются. Гашу свет, укладываюсь поудобнее и слушаю, как ветер бьет о стекло. Сквозь сон слышу приглушенные голоса, бормотание, покряхтывание… Да, стены у них может и старые, но тонкие.

– Какой славный! – вдруг четко произносит нежный женский голос. – Такой милый, кроткий… Не жалуется, не скандалит. Интересно, сколько он продержится?

– Посмотрим, – отвечает мужской голос. – Завтра – день длинный. Наверное, самый длинный в его жизни.

– Одного дня мало, – замечает женщина. – Надо дать ему время. Уж очень он славный. Он чем-то напоминает Вильгельма. А как его зовут?

– Марко Марич, – отвечает мужской голос. – Его зовут Марко Марич! Марко Марич!

Открываю глаза. Не пойму, звучат ли голоса за стеной или это часть сна. Сажусь на постели. Справа от меня – подушка с вышитым мужчиной в остроконечной широкополой шляпе, слева – с вышитой дамой… Сердце колотится. Кажется, я придумал, как закончить роман. Я даже знаю, как будет звучать последняя фраза. Подхожу к окну. Непогода улеглась, ветер утих, деревья замерли. В этот момент прямо под моим окном включается яркий фонарь и освещает часть комнаты. Я хочу задернуть штору, но передумываю. Сейчас ночь. Это не рабочее время, а мое личное. Я могу делать все, что хочу. Беру блокнот с отрывными листками и авторучку, сажусь за стол и быстро записываю последнюю главу. Время от времени отрываюсь от своего занятия, смотрю в окно на заснеженные крыши, прохаживаюсь по номеру и опять бросаюсь к столу. Я был прав – здесь прекрасно работается. Вот издам роман, получу гонорар, возьму отпуск и уеду сюда… Вернее, уйду по мосту. Сниму этот же номер и буду работать – писать второй роман… или продолжение первого… или даже трилогию.

Просыпаюсь. Уже светло. Даже не помню, как закончил главу и лег. И не помню, чтобы когда-нибудь так крепко спал. Уж не приснилась ли мне все это? Вскакиваю с постели – подушки с вышитыми личностями падают на пол. Стопка исписанных листков приятно радует глаз. Сегодня же вечером, по возвращении домой, внесу окончание романа в компьютер. А может и раньше. Думаю, Хельга даст мне отгул после вчерашних событий.

Все. Пора возвращаться. Принимаю душ, одеваюсь и тут вспоминаю, что мне положен бесплатный завтрак в кафе напротив. Пожалуй, там надо карточку отеля предъявить. Ладно, сначала позавтракаю, а потом сдам ключи.

Воздух сырой и промозглый, но снег уже тает. Я озираюсь. Я никогда не был на этой улице – я в этом уверен. Я бы запомнил и этот отель, и дом напротив о семи чердаках, на первом этаже которого помещаются кафе «Крейтер», книжный магазин и сувенирная лавка. Поднимаю глаза и нахожу окна своего номера. Мне не хочется уходить отсюда, не хочется выписываться из отеля. Мечта – жить в городе, где меня никто не знает, бродить по улицам, сидеть в кафе, наблюдая за прохожими, потом возвращаться в гостиничный номер и работать над очередной книгой – посещала меня уже не раз. Но сейчас эта мечта будто показалась – вот я какая. «Когда-нибудь так и будет, – думал я. – Когда выйдет мой роман, когда по нему поставят фильм… Эх! Но сначала нужно достучаться до издателя. Пройти все заслоны. А это куда труднее, чем просто писать книги».

Несмотря на ранний час, книжный магазин открыт – думаю, там можно приобрести карту города. Интересно, что я никогда не пользовался картой прежде – даже потребности такой не возникало. Хельга давала мне инструкции на словах: «Дойдешь то улицы такой-то, свернешь в переулок такой-то, пройдешь через площадь…»

В книжном магазине – доброе тепло и уют. Между стеллажами – столики и кресла – можно не торопиться, посидеть, полистать книги. Как жаль, что надо возвращаться. Но по дороге к прилавку с кассой я замечаю нечто, что заставляет меня остановиться, закрыть глаза и помотать головой. Открываю глаза – нет… не показалось. Абсолютно все книги – толстые, тонкие, разных цветов и размеров – называются одинаково. Над стеллажами таблички: «Классика», «Детективы», «Фантастика», «Биографии» и другие жанры – как обычно. «Конец сезона ураганов» – значится на всех обложках и корешках – правда шрифты разные.

– Что-нибудь ищете? – спрашивает девушка-продавец – бледная, с волосами неопределенного цвета, в серой мешковатой одежде. Она держит стопку книг с таким же названием!

Я медленно пячусь к выходу. Я, наверно, еще сплю. Сейчас открою глаза и увижу, что я в поезде, за окном мелькают деревья… домики вдалеке, стадо коров… Я проснусь, выйду на станции и отправлюсь домой, по мосту… Но сначала зайду в фирму и напишу отчет…

– Молодой человек! Вам плохо? – участливый голос.

Возле меня стоит та же девушка, рядом кассир, мужчина, у него доброе круглое лицо, лысина, очки.

– Скажите пожалуйста, почему все книги называются одинаково? – мой голос звучит хрипло.

Кассир смотрит на меня поверх очков:

– Что вы имеете ввиду?

– Ну, вот же, во всех разделах, во всех жанрах – одна и та же книга.

Вид у продавца растерянный. Он разводит руками.

– Ну… попробуйте зайти позднее. Возможно, ситуация изменится, – мягко говорит он и ведет меня к выходу. – Вам нужно успокоиться, подышать свежим воздухом, – и обернувшись к девушке: – Не беспокойтесь, Энни. Я разберусь с этим сам.

В книжные магазины я всегда заходил с таким чувством, будто навещал старых добрых друзей. Я шел мимо полок и стеллажей и улыбался знакомым названиям: «А вот ты где, дружище! Давно не виделись. Ну, привет! Как ты? Кто тебя сейчас читает? Завидую этому счастливчику». Увидеть знакомую книгу – это все равно что протянуть ниточку к самому себе, когда читал ее впервые. Неудивительно, что короткое посещение этого книжного магазина выбило меня из колеи – я даже забыл спросить о карте города. Но не возвращаться же туда, в самом деле. Может владелец – сумасшедший? Может они надевают на все книги одинаковые суперобложки? Но зачем? Лучше спрошу дорогу к мосту в кафе. Дозвониться, как я понял, отсюда невозможно. Быстрее будет дойти. Да и есть очень хочется – именно голод убеждает меня, что это, к сожалению, не сон.

Все еще размышляя о странном книжном магазине, я захожу в кафе с вывеской «Крейтер» и сажусь за свободный столик. Привычно отмечаю стены, отделанные темным деревом, длинные дубовые столы, камин, стулья с потертой обивкой красного бархата.

– Замерз, милый? – ласково спрашивает официантка – статная, белокожая, румяная и сероглазая. – Кофейку? – она наливает в чашку кофе и кладет передо мной меню. – Хорошо выспался в «Старых стенах»?

Я киваю и ищу в кармане карточку отеля.

– Не надо, – она отмахивается и отходит к другому посетителю.

С этого места тоже видны окна моего номера – какую прекрасную творческую ночь я там прожил! И до чего же здесь хорошо: тихая улочка, снег на крышах, неторопливые пешеходы – время здесь течет медленно и спокойно. На стене – большая картина со сказочным сюжетом: девушка, летящая через черно-фиолетовую ночь мимо того самого зелено-замшелого памятника основателю города. А у памятника – ведьма с метлой, глядящая ей вслед.

– Эта, небось, тоже ведьма, – полушепотом говорит посетитель за соседним столиком, опасливо кивая на сероглазую официантку. – Вон, на чем, видать, на работу прилетела, – он кивает на метлу у двери, повязанную красным бантиком.

– Почему? – спрашиваю рассеянно. – Обычная метла…

Он, видимо, пытается пошутить.

– Да они тут все… – начинает он и тут же замолкает – официантка направляется ко мне.

– Ну, что выбрал? – она садится напротив, подперев кулаками щеки, будто готовясь к задушевной беседе.

Я чувствую себя неловко и прячу глаза в меню. Напротив блюд нет цен. Но, может, это потому, что стоимость еды входит в проживание в отеле? Мало того, названия блюд сбивают с толку. Что означает «Суп в бездонной чаше»? А «Лунный пирог»? Помимо этого в меню перечислены: «Вечность в бокале», Пудинг «Гармония», Уха «Одно желание», «Жареное безвременье», «Капустные головы»… Вот одно блюдо с нормальным названием…

– Пшенную кашу на молоке. Одну порцию, пожалуйста. И чай.

Она не спешит и продолжает смотреть на меня огромными серыми глазами, будто удивленная моим выбором.

– Уверен? Хорошо подумал? Все взвесил?

– Вроде, да, – отвечаю растерянно.

– А с чем? С черникой, клубникой, яблоками, взбитыми сливками, а может с орехами? Или со всем сразу?

Посетители за соседними столиками вдруг замолкают и смотрят на меня, явно ожидая услышать, что я выберу. Неожиданно я оказываюсь в центре внимания.

– С яблоками, – говорю решительно, стараясь не показывать смущения. – И орехами.

И что они на меня уставились?

А душевная сероглазая официантка уходит на кухню и возвращается в сопровождении крупной пожилой женщины с большими сильными руками, в белом переднике и поварском колпаке.

– Вот ему кашу, видишь? – говорит она.

Повариха пристально смотрит на меня несколько секунд, будто хочет запомнить, кивает и уходит в кухню.

Хм… тут личный подход к каждому посетителю, что ли? Вот тебе и провинция.

Мысленно я уже по дороге домой. Поем, потом спрошу у них, как пройти на улицу Гнэг Трек или о другом, кратчайшем пути в Плинстоун. Куртку парню из магазина отдам завтра – все еще холодно.

В ожидании завтрака я достаю исписанные листочки и перечитываю их, увлекаюсь, делаю пометки, что-то дописываю на полях прихваченным из отеля карандашом. И вдруг спохватываюсь… Это нарушение условий работы – ничего не записывать и не фотографировать в городе. Хельга упоминала, что местные жители этого не любят. Наверное и одежду выдавали из опасения, что в своей спрячешь камеру или блокнот. Вообще-то я еще не на работе… и инструкций на сегодня не получал. Но, видимо, Хельга предупреждала не зря…

Посетитель за соседним столом, наклонившись ко мне, кивает на мои листки и говорит свистящим шепотом: «Уберите это. Рискуете все потерять…»

Что-то я устал от этого города. Не знаю, как у других литераторов, а мне для того, чтобы писать, нужна стабильность. Хорошо, когда ничто не отвлекает, не удивляет, не волнует, и никто не беспокоит. Тогда мое воображение может бродить, ничем не сдерживаемое. Я неохотно отодвигаю листки в сторону.

Румяная сероглазая официантка несет мой заказ на подносе. Повариха стоит в дверном проеме и смотрит в зал, будто хочет убедиться, что каша попала именно мне.

Глядя на листки, официантка тоже советует:

– Лучше положите это в сумку.

Я рассеянно пожимаю плечами и принимаюсь за еду. И тут же понимаю, что ничего лучше в своей жизни не ел. Каша – густая, ароматная, ломтики яблок – прозрачные, нежные. В сочетании с хрустящей ореховой крошкой завтрак – само совершенство. Так вкусно, что я закрываю глаза от удовольствия, но успеваю заметить, что повариха продолжает смотреть на меня из дверного проема… А когда открываю глаза, то… Нет, еще до того, как их открыть, я почувствовал, что все изменилось. Другой фон: воздух, запахи, голоса, смех… даже стул стал тверже.

Передо мной все та же тарелка с остатками каши и чашка с недопитым чаем. А вокруг… Компания веселых молодых людей – все в ярких цветных одеждах и шляпах. Они чокаются бокалами из зеленого стекла и хохочут. Вместо мрачных стен темного дерева – открытые окна во всю стену. А за окнами – берег и песчаные насыпи. Люди танцуют на холмах, съезжают с них на картонках и скатываются кубарем с хохотом и радостным визгом.

Я опять закрываю глаза. Сижу так пару минут, потом резко открываю их. Тарелка с недоеденной кашей и остывший чай на месте. Но ни камина, ни кочерги, ни метлы с красным бантиком у входа больше нет. Нет ни узкой улочки, ни и отеля «Старые стены», на окно которого я только что смотрел, вспоминая дивную творческую ночь…

Так.

Надо собраться.

Искать логичное объяснение происходящему больше не имеет смысла. Щипать себя тоже бесполезно – я не сплю.

Я ясно осознаю, что попал в серьезную переделку. И это случилось еще вчера. Я не проспал остановку. Я не проехал. Я не заблудился. Я делал то, что должен был делать. Перемены произошли сами по себе по причине, мне пока непонятной. Вчера изменились: погода, время, и главное – место.

А сейчас все это случилось опять.

Так. Спокойно.

Обстановка не враждебная. Люди вокруг явно довольны и веселы.

Мои действия?

Испуг. Ну да, это первое. Теперь глубокий вдох. Еще один.

Что второе? Оглядеться. Я сижу на застекленной веранде какого-то кафе. Справа – веселая компания. Слева – старик с седыми усами.

Третье. Осторожно выяснить, что происходит.

Черт, как же я не люблю вступать в диалоги с незнакомцами!

В горле пересохло. Допиваю остывший кофе. Еще один глубокий вдох.

– Простите, – обращаюсь к старику.

Голос у меня хриплый. Откашливаюсь и спрашиваю громче: – Простите, а что тут происходит?

– Праздник! – отвечает он радостно. – Плохая погода. Значит, пора.

– Что пора? Праздновать плохую погоду?

– Плохая погода приблизила конец сезона ураганов. Холодные воздушные потоки останавливают разрушающую стихию. Понимаете?

– Начинаю понимать.

– Во всяком случае ураганы не грозят Фейервиллю до следующей осени. И песчаные холмы больше не нужны. Когда я был моложе, то каждое лето помогал их насыпать, чтобы защитить город.

Он сказал «Фейервилль». Значит, я в том же городе.

– Благодарю за разъяснение. Да, вчера сильно похолодало. Дорогу замело. Я не смог вернуться в Плинстоун. Я там живу.

Старик не отвечает. Я уже открываю рот, чтобы спросить кратчайшую дорогу на улицу Гнэг Трек, но тут меня обдает жаром. Листков из блокнота на столе нет. Я вскакиваю, заглядываю под стол, потом под другие столы, отодвигаю стулья, натыкаюсь на кого-то… Может, их унесло ветром?

– Потеряли что-нибудь? – участливый голос.

Возле меня стоит девушка с бокалом из зеленого стекла. Кажется, я случайно задел ее стулом.

– Да… тут были только что листки… из отрывного блокнота, исписанные. Не видели?

– Нет. Что-то важное?

– Да! – выдохнул я. – Очень важное!

Сажусь и закрываю лицо руками. Черт! Стол был другой. Из темного дерева. А этот – с мозаичной поверхностью. Как же так? Черт!

– Может, спросить у Софии? – предлагает девушка. – Вдруг их кто-то нашел и отдал ей.

– Кто это, София?

– Она… тут работает. Я вас к ней отведу.

Иду за ней… а что еще делать?

Мы спускаемся по лестнице – один пролет вниз. Девушка толкает тяжелую дубовую дверь, заглядывает туда.

– Нет, ее здесь нет.

Еще один пролет вниз.

Боже, куда я иду?

Девушка толкает еще одну дверь и мы выходим в пустынный двор. В углу – гора старых мониторов разных размеров – телевизионных и компьютерных. Женщина в рабочей куртке и высоких стильных сапогах с ожесточением швыряет в экраны камни, слушает звон, затем тянется за следующим камнем.

Час от часу не легче.

– София! – зовет ее моя спутница.

Женщина оборачивается, поднимает с земли шляпу и идет к нам.

Она совсем молода. У нее нежная кожа, рыжие волосы и огромные карие глаза. Она утирает пот со лба.

– Простите, – говорит она, надевая шляпу. – Вы привезли зеленые бокалы?

– Нет, этот молодой человек по другому делу, – говорит девушка. – А что это вы…

– Да, такая ситуация… – объясняет София, – когда зависишь от разных обстоятельств и вынужден ждать. Как-то надо снять напряжение…

– Понятно, – смеется девушка.

– По какому вы делу, молодой человек?

– Простите, София…

Мне всегда было трудно говорить с незнакомцами, а тут еще непонятно что происходит, и женщина – яркая и такая рыжая. У нее белая кожа, тонкий носик, веснушки… На нее приятно смотреть.

– У меня пропала стопка бумаги… исписанные листки. Я отвлекся, а они исчезли.

Я говорю просто, чтобы не молчать. Я делаю то, что делал бы при нормальных обстоятельствах, по инерции. Потому что надо что-то делать.

– Ценные бумаги? Думаете, их кто-то взял?

– Вряд ли. Кому они нужны? Это был… это было окончание моей книги. Я написал его этой ночью, в отеле. Мне осталось только внести все в компьютер. Может их кто-то нашел и принес вам? – я слышу отчаяние в своем голосе.

– В каком отеле?

– «Старые стены». Листки… такие желтоватые, фирменная бумага отеля.

– «Старые стены»? – переспрашивает София. Потом поднимает с земли камень, протягивает его мне и жестом предлагает бросить в груду мониторов.

Я бросаю. Она делает то же самое.

– Что, так безнадежно? – спрашиваю ее.

– Нельзя сказать, что совсем. Но очень трудно. Все, что вы взяли в пространстве Крейтер, осталось там.

– Там?

– Эти их листки. И они там. А вы здесь.

– Я могу туда вернуться?

– Теоретически – да. Но как именно – никто не скажет. Сочувствую – сама была в такой ситуации. Я купила там как-то ноутбук… Понимаю, что это слабое утешение, но… сейчас я вам что-то покажу.

Она поднимается по лестнице, я иду за ней. Толкает дубовую дверь. Это офис. Окон нет. Стол завален документами. Настольная лампа тоже стоит на кипе бумаг. На стене – портрет женщины средних лет, у нее раскосые, чуть прищуренные глаза и длинноватый нос. В руках у нее глиняный горшок, над которым поднимается пар. София открывает сейф – я вижу стопки блокнотов, папок, альбомов и нотных тетрадей.

– Это оставлено теми, кто переместился в Крейтер. Работники обычно приносят все мне. И вот еще, – она открывает дверцу шкафа, и я вижу стопки ноутбуков и смартфонов – старые и новые модели. – Владельцы находятся не часто, но я всегда рада, когда это случается. А иногда благодарят и… не берут. Говорят – уже не нужно. Вот на той полке – оставленные навсегда.

– А вы что?

– А я храню. Место есть. Вдруг они передумают. А сейчас, простите, мне пора. Похолодало так резко, мы не успели подготовиться к празднику – зеленых бокалов на всех не хватает.

Я перевожу дух. Ну, хорошо, допустим, эти листки исчезли и никто не знает, как их найти. Мне безумно жаль их, но я безусловно попытаюсь восстановить записи по памяти, когда вернусь домой. Кое-что будет потеряно безвозвратно… но другого выхода нет.

– Простите, София, еще один вопрос. Как пройти на улицу Гнэг Трек?

– Такой улицы тут нет.

– Ну, хорошо, а на Площадь Созидания? Оттуда я уже найду дорогу к мосту в Плинстоун.

Это еще одна, наверно, последняя попытка уцепиться за нормальность. Но неудачная.

– Послушайте, – говорит София, – вы заплыли только вчера, как я поняла. И умудрились, судя по всему, нырнуть глубоко. Водяные потоки уже унесли вас на приличное расстояние. На тот же берег выплыть сложно. Но буду рада, если у вас это получится.

– Просто покажите дорогу на площадь. Или подскажите, где взять карту города.

– Конечно, – кивает София. – На веранде кафе – столики с бесплатным угощением по случаю праздника. На каждом стаканчике – карта города. Желаю удачи.

Я благодарю. Мне нужно домой. Но уходить почему-то не хочется. Ловлю себя на мысли, что этот офис – без окон, заваленный бумагами, полный странных предметов и забытых вещей – тоже прекрасное место для работы. Вот бы сесть прямо сейчас за этот самый стол и писать… Но сначала – рассказать ей о своей книге. Мне кажется, она поймет. София ловит мой взгляд и усмехается, а я, кажется, краснею.

Накрытые столы на веранде кафе: горячие кофейники, сливочники, мед и ломтики лимона. Горка картонных стаканчиков разных размеров. На каждом – действительно – карта города. Вообще-то это умно – идешь себе по городу, кофе прихлебываешь и на карту поглядываешь. Я наливаю себе кофе в высокий стакан, добавляю сливок, накрываю пластиковой крышечкой и выхожу из кафе.

Оглядываюсь. Нахожу на карте прибрежную зону, выхожу на Галечный бульвар. От него отходят три улицы – одна из них ведет на Площадь Созидания. Вот и хорошо. Я вернусь, все расскажу Хельге. Надеюсь, она не сочтет меня сумасшедшим и не подумает, что я прогулял работу и сочиняю нелепые оправдания. Только заскочу в фирму, а потом сразу домой – скорее бы сесть и написать окончание романа. Скорее бы.

Через четверть часа вдалеке показывается островерхая шляпа памятника основателю города – иду прямо на него.

2. Мими

Мой отец – великий волшебник, но я не унаследовала его способностей. Я – самая обыкновенная девушка. Моя мать заслуженно считалась лучшей хозяйкой в округе: в доме всегда был идеальный порядок, мы обедали за красиво сервированным столом, а гостиную украшали цветы из нашего сада – она сама их выращивала. Мама прекрасно готовила, да еще и была рукодельницей – шила шторы, вышивала панно, вязала шарфы и шали, раскрашивала глиняную посуду и во всем добивалась совершенства – ее работы были безупречны. Вдобавок, она была красавицей – синеглазой брюнеткой с ослепительно белой кожей. Мой отец долго за ней ухаживал, но окончательно покорил ее тем, что подарил ей волшебный вечный клубок – нитка все тянулась и тянулась, да еще и меняла цвет по маминому желанию. Маму так восхитил этот подарок, что она тут же приняла папино предложение руки и сердца и вошла хозяйкой в наш старинный дом в Фейервилле. Дом сразу признал в ней хозяйку – стены гостиной раздвинулись, правда, за счет папиного кабинета – с тех пор он был вынужден работать в садовом домике. В спальнях увеличились окна, парадный вход изменил форму, у окна одной из башен появился небольшой балкончик – маме нравилось там пить чай на закате или сидеть с вышиванием. Папа даже шутил, что она любит наш дом больше, чем мужа-волшебника, хотя она часто повторяла, что счастлива с ним, несмотря на его необычный род занятий, сложный характер и отсутствие стремления к совершенству.

Через пару лет после их свадьбы в нашем доме появилась колдунья Тахма и прямо с порога устроила скандал. Из ее мастерской постоянно исчезали нитки, а ученицы клялись, что все нити уходят в волшебную пряжу, которую они вязали по ее повелению, вплетая туда интриги и заговоры. Тахма призвала демона Фрибрука, расследование привело его в наш дом. Отцу было очень стыдно, а мама, рассердившись, швырнула клубок в корзину Тахмы. Та удалились, пообещав подать жалобу в гильдию волшебников, и все связанные мамой вещи расплелись на ее глазах. Отец просил прощения и клялся, что, по его задумке, нитки должны были сматываться из разных мест в небольших количествах так, чтобы никто не заподозрил пропажу. Но клубок сам каким-то образом настроился на мастерскую Тахмы – известной злючки и жадины, и пополнялся только за ее счет – видно ее нитки лучше качеством. Мама его, конечно, простила. Да и в саду, в колыбельке уже спал младенец – мой старший брат Фабиан, правда уже без теплых носочков и чепчика – жадности ведьмы Тахмы не было предела.