bannerbanner
Сказки города
Сказки города

Полная версия

Сказки города

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

– … и тут я увидел своего настоящего прадеда. Здоровущий, рыжущщий, с улыбкой размером с океан. Он был клоуном в цирке. Представляешь, я всю жизнь считал, что произошел от совсем другого человека, прабабка так никому и не призналась!

Рони фыркнула, и кофе пошел носом и забрызгал весь стол.

– Лин, салфетки!

– Ты бы поосторожнее с семейными историями, – сказала Лин, вытирая стол и дочь. – Кофе плохо отстирывается.

– Истории тоже…

– Ты к нам надолго, пап?

На кухне повисла тишина. Джимми взглянул на Лин и ответил:

– Не знаю, лисичка. Я даже не знаю, почему я здесь… Наверно, повидаю ребят, гляну на Бобби, и… вернусь обратно. Или поеду путешествовать. Не хочу задерживаться. Я все-таки прошлое. Прошлое не должно мешать настоящему.

Они помолчали. Потом Рони всплеснула руками:

– Ты никуда не уйдешь, пока я не покажу тебе своего парня!

– У тебя есть парень? – спросила Лин.

– Он еще не знает, что он мой, – отозвалась Рони. – Но это ничего не меняет. Даже не вздумай исчезнуть, не посмотрев!

Джимми притворно вздохнул:

– Уговорила.

Он поднял над столом призрачную ладонь, и Рони осторожно коснулась ее, как будто давала пять.


Машина стояла перед домом уже час. Из дома никто не появлялся. Напряжение росло. Джимми нетерпеливо поерзал на сидении.

– Ну что там такое?

Айзек пожал плечами:

– Сложности с родителями, я полагаю. Лукас с Ирочкой разрулят, не волнуйся.

Он посмотрел на Джимми в зеркало заднего вида. Сейчас его почти не было видно – пасмурный день и приглушенный свет автомобиля делали призрака еще более призрачным. Но даже сейчас Макмерфи выглядел до неприличия полным жизни. Казалось, он вот-вот вскочит с места и примется носиться взад-вперед, просто чтобы не бездействовать. Как там сказал Лукас, когда они с Джимми завалились к нему в офис? «Следовало догадаться, человек с таким ежом в заднице просто не может спокойно лежать в могиле». Правда, сначала его пришлось вывести из обморока, но это уже детали. Ирочка восприняла все гораздо спокойнее. Айзек сперва подумал, а есть ли на свете что-то, что способно вывести ее из себя? Потом вспомнил. Похороны Джимми. Она рыдала так, что он было решил, что они были любовниками… Ирочка обозвала его идиотом. Как будто есть только один возможный способ кого-то любить…

– Позвони им, – сказал Джимми. – Хотя бы будем знать, сколько еще тут торчать.

Но тут Ирочка появилась сама. Она быстро прошла от дома к машине, открыла дверцу и приземлилась на сидение рядом с Айзеком.

– Впервые сталкиваюсь с такими узколобыми, – сказала она. – Мать считает рок-музыку средоточием греха и разврата…

– Ну, она права, – вклинился Айзек.

Ирочка наградила его ВЗГЛЯДОМ и продолжила:

– И ни в какую не хочет, чтобы ее сын принимал в этом участие. Он станет наркоманом, алкоголиком, заболеет СПИДом и черт знает что еще… Лукас пытается ее переубедить. Я ушла, чтобы не мелькать… – она запахнула пиджак на груди, скрыв блузку с низким вырезом.

– Да что за ерунда! – взорвался Джимми. – У парня талант, он должен… Все, я пошел.

Джимми в ярости выскочил сквозь дверь и понесся к дому.

– Джимми! Стой!

Но было поздно. Макмерфи уже влетел в гостиную. Лукас, родители Пуха и сам Пух сидели в креслах. Лицо матери было красным, а дыхание участилось. Лукас выглядел немного пришибленным. При виде Джимми он округлил глаза.

– Так, что у нас тут? – начал призрак с порога. – Мы не знакомы, я Джеймс Макмерфи, я играю в «Единороге». Не знаю, что вы там себе придумали, но я слышал вашего парня – он гениален. Сколько ему? Двадцать? Да чтоб я так играл в двадцать лет! Кто его сейчас слышит? Парочка друзей и его девчонка? Так вот, его должен слышать весь мир. Держать такое дома – вот настоящий грех. Знаете, что бывает с талантами, которым не дают реализоваться? – Джимми прошел сквозь журнальный столик – Они спиваются. Скалываются. Ведут унылую скотскую жизнь, потому что им не дают гореть по-настоящему. Они теряют смысл, ясно? Они живут наполовину, как сонные овечки. А потом, лет в сорок, понимают, что все было зря. Они так и не стали собой. Не сделали ничего. – Джимми махнул рукой, рука прошла сквозь лампу. – Этот парень, – он указал на Пуха, и тот вздрогнул. – Играет не хуже, чем бог. Уж я-то знаю. А вот вы – вы вообще слышали? Давай, парень, подключай гитару, сыграй! Ну?

Пух, который все это время сидел с открытым ртом и обнимал свою гитару, подпрыгнул на месте и кинулся выполнять приказ. Его родители молча пялились на Джимми. Лица у них были белые, губы прыгали.

Пух повесил гитару на шею и боязливо посмотрел на призрака. Призрак кивнул:

– Давай, играй «Детку». Как на кладбище.

Пух заиграл. От страха и волнения пальцы у него дрожали, и он сфальшивил.

– Глаза закрой, – сказал Джимми. – И начни еще раз. Ты это умеешь, я слышал.

Пух закрыл глаза. В напряженной тишине гостиной раздались первые аккорды. Как и на кладбище, трудно было только начать. Дальше музыка пошла сама, и Пух забыл, где он и кто – удивительное чувство.

Приглушенные аккорды долетели до Ирочки и Айзека. Не сговариваясь, они открыли двери машины и прислушались. Потом переглянулись.

– Джимми, – сказала Ирочка.

– Не совсем, – отозвался Айзек. – Но потенциал есть.

Когда музыка стихла, Джимми с улыбкой оглядел лица собравшихся. Родители были все еще очень бледны. Лукас смотрел на Пуха с восторгом дельца и едва не облизывался. Он уже слышал записи с репетиции, но то, что услышал сейчас вживую, его определенно порадовало.

– Теперь вы понимаете? – спросил Джимми, усаживаясь на подлокотник кресла и немного проваливаясь в него. – Он нам нужен. А мы нужны ему, чтобы покорить весь мир. Ему нужно только подписать.

Он потянулся к бумагам и попытался сгрести их со стола, но руки прошли сквозь них. Тут Джимми кое-что вспомнил. Он запустил руку в призрачную шевелюру.

– А, да… Я же мертв. Лукас…

Менеджер поднял со стола контракт и протянул его Пуху. Мать не спускала глаз с Джимми.

– А… если мы ему разрешим… вы уйдете? – спросила она дрожащим голосом.

Джимми раздраженно пожал плечами:

– Если пожелаете. Вот стоит всего лишь умереть, и тебе уже нигде не рады.

– Контракт можно расторгнуть, там есть такое условие, – сказал Лукас, чтобы сгладить неловкость.

Мать посмотрела на сына и медленно, как сомнамбула, кивнула.

– Да! – Пух запрыгал от радости.

Он сгреб контракт и размашисто расписался.

Джимми хлопнул его по плечу (рука прошла насквозь) и кивнул на дверь:

– Давай в машину. У нас еще куча работы.

Пух вылетел на улицу, даже не захлопнув дверь. Джимми усмехнулся.

– Ладно, приятно было познакомиться.

Наконец, все собрались в машине. Джимми устроился между Пухом и Лукасом. Пух перевел дыхание и неуверенно покосился на призрак.

– Это было…

– Круто?

– Да.

– Я знаю.

Они выехали на шоссе, и Айзек включил радио. Музыка затопила салон. Айзек улыбался.


Рыбешка и Фрэк уже ждали их в студии. Фрэк сидел на стуле, приложив к голове холодную бутылку с минералкой. Вид у него был совсем зеленый.

– Привет, парни! Мы отбили нашего Пуха, – жизнерадостно объявил Лукас. – У нас есть контракт и есть гитарист. Не без помощи Джимми, конечно.

Призрак довольно ухмыльнулся. Он пронесся прямо к гитаре и погладил ее прозрачной рукой. Фрэк улыбнулся ему из-под бутылки и тут же поморщился.

– Когда мне позвонил Лукас, я думал, он так тупо шутит, – сказал басист слабым голосом. – А нет, вот он ты. И у меня вообще нет сил удивляться или вообще что-то делать. Парни, я сегодня труп.

– Жалкая отмазка, – фыркнул Джимми.

Он пролетел через студию и остановился перед страдающим басистом. А потом вдруг засунул руки ему в голову. Фрэк вздрогнул всем телом.

– Легче?

Сандерс кивнул. Джимми отступил на шаг.

– Ох ты ж е, я думал, ты сейчас из него мозг вынешь! – воскликнул Айзек.

– Какой мозг, я ж басист, – возразил Фрэк и посмотрел на Джимми. – Господи, я начинаю осознавать…

– Некогда, – прервал его Лукас. – Работаем, парни. А я выбью нам зал.

И парни работали. Они останавливались, переругивались, переделывали все «как надо», а потом обратно, импровизировали, возвращались к классике… как будто не было тех десяти лет, где каждый из них болтался в своей жизни по отдельности. Призрак наблюдал за ними, сидя на полу у стены. Сначала он вставлял какие-то фразочки в общий разговор, потом просто смотрел и слушал. Когда парни вошли в раж, он тихонько выплыл наружу.

Ирочка нашла его на «безнадежном» крыльце. Если бы призраки могли курить, он бы наверняка держал в руках сигарету, а так просто стоял, облокотившись о перила, и смотрел на улицу. День был удивительно ясный и теплый, но Ирочка почему-то почувствовала запах дождя.

– Эй.

Джимми обернулся и улыбнулся ей кривой мальчишеской улыбкой.

– Депрессуешь?

– Есть немного.

Призрак посмотрел на свои руки. Сквозь них просвечивали перила и асфальт, по которому бродили голуби. Он вздохнул.

– Тяжело быть привидением, знаешь. Ты приходишь в жизнь, где научились обходиться без тебя, где тебе больше нет места. Это почти так же жалко, как стоять на пороге бывшей.

Ирочка примостилась рядом и посмотрела на Джимми долгим нежным взглядом.

– Мы бы не справились без тебя сегодня, – сказала она. – Ну, может, и справились, но это заняло бы кучу времени и сил. Лукас… Он начал сдавать. Теряет хватку.

– Это Лукас-то? – Джимми недоверчиво приподнял бровь.

Ирочка пожала плечами.

– Все-таки, ему уже за шестьдесят… Иногда мне кажется, что он – последний порядочный человек во всем этом бизнесе. Когда он уйдет, все провалиться в дрязги, пьянки и перетягивания одеяла на себя.

– Сам Лукас точно не уйдет.

– Ну, почему же?.. Его потихоньку вытеснят. Он это понимает, и, насколько я его знаю, решит оставить последнее слово за собой. У него выбор – или так, или стать таким же, как все. А это вряд ли.

– Да уж… – Джимми хмыкнул – У Лукаса был миллион шансов стать говнюком, причем богатым, но он их все благополучно упустил. Теперь уже поздно.

Рука Ирочки полезла в карман пиджака и вернулась с пачкой сигарет. Она изящно закурила.

– Это последний проект Лукаса. Его лебединая песня, если хочешь. И ребята это понимают, вот и выкладываются, как сумасшедшие. Их сейчас даже симфонический оркестр из призраков не особенно впечатлит.

Джимми засмеялся и повернулся к Ирочке. Если бы речь не шла о привидении, Ирочка бы сказала, что в его глазах появился живой блеск.

– Знаешь, перед тем, как умереть, я придумал песню. Но так и не успел ее записать…

Во двор ворвалась маленькая черная машинка с тонированными стеклами и резко затормозила перед крыльцом. Из нее вылез растрепанный и разгневанный Лукас и с размаху хлопнул дверью. Машинка жалобно заскулила сигнализацией.

– Да чтоб тебя!

Лукас посмотрел на парочку на крыльце.

– Джимми, да ты бы хоть постыдился, среди бела-то дня! Тут все-таки люди ходят, еще инфаркт кому-нибудь обеспечишь, дурья башка! Тьфу!

Ирочка невозмутимо оглядела босса. Он зло пригладил волосы и ломанулся на крыльцо.

– Ты чего такой злой, папаша?

Лукас на мгновение замер и уставился на Джимми. Так его не называли уже десять лет, и он успел порядком отвыкнуть от этого сомнительного титула. Потом кивнул в сторону двери и ответил:

– Ну, пойдем, расскажу.

– Нам не дают стадион, – выпалил Лукас, едва войдя.

Фрэк сфальшивил. Рыбешка перевел свой потусторонний взгляд с клавиш на лицо менеджера, потом на вошедших за ним Ирочку и Джимми.

– Почему? – спросил Айзек.

– Черт, да потому что мы слишком стары, вышли из моды, нас никто не слушает и никто не пойдет на этот долбанный концерт. Но сказали они, конечно, совсем другое – мол, все расписано на год вперед. Уроды.

В студии стало тихо. Пух со вздохом отложил гитару.

– Давай искать другую площадку, не сошелся свет клином на стадионе, – сказал Айзек. Внутри он уже чувствовал холодную тоску. И оказался прав.

– Боюсь, это будет очень маленький зал, – буркнул Лукас. Он устало осел на табуретку.

Никто ничего не сказал, но тени слов повисли в воздухе. Маленький зал – это не прощание. Маленький зал – это не на десять лет спустя…

– Слушайте, ребята, а зачем нам вообще зал? – сказал Фрэк. – Давайте сделаем опен-эйр. Как Вудсток. Найдем достаточно большой участок земли…

Лукас покачал головой:

– На такое нужны несколько команд. Иначе не окупиться вся шарманка. И на несколько дней…

– Ну так и в чем вопрос? – вмешался Рыбешка. – Мы что, не соберем еще ребят?

Он оглядел всех собравшихся. Лица у них были мрачно-задумчивые. Пух неуверенно поднял руку.

– Эм, парни. И девушка. У меня дядя – фермер, у него есть большое поле. И он его уже давно не использует…

Комната явно воспряла духом. Фрэк хлопнул Пуха по плечу.

– Я его, правда, уже семь лет не видел. Мама говорит, он стал очень религиозен, – пробормотал Пух неуверенно.

Лукас застонал.


– Иисус всемогущий! – сказал сухой небритый старик и сдернул с носа темные очки. Он оглядел Ирочку с ног до головы и выплюнул под ноги зубочистку, которую жевал: – Вот это буфера, чистая дева Мария!

Лукас поперхнулся приветствием. Его секретарша ослепительно улыбнулась и протянула старику руку:

– Спасибо. Ирина Гофман, а это Лукас Осипофф.

– Да знаю я, понял уже. Заходите.

Двое городских вошли в фермерский дом вслед за хозяином. Здесь было чисто и уютно тем особым образом, который создают для себя закоренелые холостяки. Лукас, который смотрел вниз и старательно вытирал ноги о лысый коврик, вдруг получил тычек под ребра острым Ирочкиным локтем и недоуменно вскинул голову. Секретарша кивнула на стену впереди. У Лукаса открылся рот.

Стена была оклеена постерами. Здесь были улыбающиеся святые, явно вырванные из душеспасительных журналов, рядом с ними, встык, а иногда и внахлест, висели Дэвид Боуи, The Doors, Джимми Хэндрикс, Deep Purple, Queen и Монсеррат Кабалье. А под всем этим примостилась старенькая раздолбанная гитара.

– Ага, все мои приятели, – сказал старик, перехватив их взгляд. – Скрашивают мое унылое холостятское существование.

Тут он голосисто захохотал, словно выдал удачную шутку.

– Хотите виски? Хотя нет, куда там, вы ж за рулем.

– Я нет, – возразил Лукас и тут же получил рюмку.

Они расселись за большим деревянным столом, и старик тут же принялся сворачивать самокрутку.

– Так что, Билли вспоминает своего старого дядюшку только когда припекает, а?

– Честно говоря, не знаю, мы знакомы-то всего неделю, – ответил Лукас с самой располагающей из своих улыбок.

Старик неопределенно хмыкнул.

– Вам нужна моя земля?

– Да, мы собирались арендовать ваши поля на некоторое время. – сказала Ирочка. – Какую компенсацию вы хотите получить за такие неудобства, мистер Хофф?

– Ну, ночь с тобой мне ведь не светит, а? – он подмигнул – Ладно, шучу. Зови меня Уолли, все так делают.

Ирочка усмехнулась:

– Так все же, Уолли?

Старик покрутил самокрутку в пальцах.

– Вы собираетесь притащить на мою землю орды орущих безбожников? Которые понаставят палаток, будут нажираться, курить траву, орать, совокупляться в каждом углу, и все это под грохочущий на всю округу рок?

– Да, но мы готовы… – начал было Лукас.

Уолли махнул рукой, и он замолчал. Старик поднес к самокрутке зажигалку, глубоко затянулся и через некоторое время выдохнул.

– Мне нравится, – сказал он и передал косяк Ирочке.


А слухи расползались. Те же люди, что недавно шептались о том, что Лукас выдохся и вот-вот уйдет на покой, теперь доказывали друг другу, что он намерен возродить «Единорога» и отправиться в мировое турне. Музыкальные паблики намекали на нового участника – или, возможно, даже участницу группы, которая возьмет на себя вокал и гитарные партии Джимми. В твиттер и инстаграм Фрека рекой полились подписчики. Правда, они оказались несколько разочарованы – музыкант выкладывал фоточки гитар и котиков. Пару раз мелькнули маленькие пони, и поклонники сочли это тайным знаком. Лукас, ветеран шоу-бизнеса, вел компанию с изяществом римского стратега и коварством старого политика. Он бросал намеки. Случайно проговаривался. Допускал утечку материала и, когда это попадало в эфир, все отрицал. Он появлялся то там, то тут, то с теми, то с этими. Ему трижды звонили со стадиона и уверяли, что нашли свободный день, даже несколько, но он отказался.

Наконец, где-то через месяц, когда напряжение уже зашкаливало, Лукас появился в эфире «Радио-рокс».

Он сказал это с порога. Повелитель эфира бывший байкер Уэс Джеймсон хлопнул себя по колену и выдал в микрофон:

– Сукин ты сын!

Тысячи людей в разных точках страны синхронно произнесли то же самое. Лукас сказал:

– «Единорог» возвращается.


– Ну вот и кто тебя тянул за язык, а?

Айзек негодовал. Он мотался по студии туда-сюда, как бешеная грозовая туча.

– Что тебе стоило еще подождать? Ты видел, что вокруг точки твориться? Мало того, что со всех сторон лезут папарацци, так еще и припарковаться негде!

Лукас улыбался во весь свой акулий рот. Он прекрасно понимал Айка и даже ему сочувствовал, но шумиха была его кормом, его допингом и его океаном.

– Не ной, – сказал он, – Хотели же как десять лет назад, вот и получайте.

Айзек досадливо махнул рукой.

– Да я даже не за себя. Я-то привык, морду топором, очки на нос и пошел. А как наш малец через все это прорвется? Он уже на полчаса опаздывает.

– Я придумал для него проход, – успокоил Фрэк. – Для него и Рыбешки, его это тоже выводит. Придут – расскажу.

– Ну, вот видишь, – обрадовался Лукас. – Все в норме, не дрейфь! Это нам на руку. Отличный пиар.

Дверь распахнулась, и в студию ввалился курьер с пятью коробками пиццы. Под недоуменными взглядами он свалил коробки в угол, сорвал с головы кепку и крикнул:

– Привет, ребята!

– Пух, ну ты даешь!

Фрэк аж сел от удивления. Пух пожал плечами, но вид у него был довольный.

– Я как-то подрабатывал пицца-мальчиком. Форма осталась, вот я и подумал… Хотя, если честно, не я, а моя Геката. Ну, и пиццу захватил. Пригодится же.

Мужчины зааплодировали. Дверь распахнулась снова, и в студию вошел очень лохматый маляр.

– Здорово, парни, играем? – сказал он голосом Сержа.

Все посмотрели на Рыбешку. Рыбешка посмотрел на Пуха. На секунду повисла тишина, а потом стены дрогнули от хохота.


Джимми сидел в своей домашней студии. Вернее, парил над креслом. Его глаза были закрыты. Он напевал.

На ковре у его ног сидел его сын и напряженно вслушивался. Перед ним лежал открытый блокнот.

– Нет, не идет! – сказал призрак. – Не то.

Бобби надул щеки и выдохнул – привычка, которую он усвоил от отца, да так и остался при ней даже спустя десять лет.

– Может, сыграть, что получилось?

– Валяй.

Бобби взял гитару. Он был хорошим гитаристом, но не гением, как его отец или Пух, и прекрасно это понимал. Его это ничуть не огорчало – у Бобби была вся жизнь, чтобы стать гением в чем-то другом. Сейчас его интересовала режиссура. Но когда отец – призрак отца – попросил помочь с новой песней, он с готовностью откликнулся.

Музыка полилась из-под его пальцев. Она была хороша, но недостаточно.

– Не так, не так…

Джимми встал и заходил взад-вперед. Его руки потянулись к гитаре, потом дернулись к голове, пальцы закопались в призрачные волосы. Он улыбнулся сыну:

– Кажется, бесполезное это дело. Не выходит у меня без инструмента.

Бобби вернул улыбку, и в ней была непоколебимая уверенность в победе.

– Я бы сделал еще пару заходов. Мы ее почти поймали!

Призрак покачал головой.

– Не прямо сейчас. Если я тебя еще здесь подержу, твоя мама меня убьет.

Словно в подтверждение, снизу донесся голос Лин:

– Парни, обедать!

Бобби ухмыльнулся. Джимми бодро спрыгнул с кресла и устремился вниз, как делал когда-то при жизни. На последней ступеньке он забуксовал, споткнулся и потерял равновесие, так что ноги прошли сквозь лестницу и немного утонули в полу. Вот он выровнялся, постоял немного с опущенной головой (если бы я тогда…) и побрел в сторону кухни. Бобби, смотревший ему в спину, глубоко вздохнул.

– Я пригласила Майка завтра на обед, – объявила Рони, обкусывая морковку.

Бобби, Джимми и Лин одновременно уставились на нее.

– Что? – спросила девушка, оглядывая их лица. – Должна же я показать папе своего парня?

– Так он все-таки твой.. – начала Лин.

– Это тот качок, который пытался тебя потискать у школы? – перебил Бобби.

– Что?! – прозвучал родительский хор.

– Не, не он. Это Чарли, он идиот.

– То-то я думаю, что ты уж слишком ему врезала.

– Умница, – прокомментировали Лин и Джимми.

Рони ослепительно улыбнулась. Морковка кончилась, и она принялась за куриную ножку.

– А твой Майк, он… – осторожно начала Лин.

– Никогда не делал ничего подобного. Даже не пытался, – отозвалась Рони.

– Что тоже странно, – буркнул Бобби, и тут же получил под столом пинок от сестры. – Ау!

– Просто он очень скромный. Он вам понравится. МНЕ он нравится, – заявила Рони и воинственно тряхнула своей огненной головой.

– Это главное, – сказал Джимми.

Они услышали, как к дому подъехала машина, и Лин выскочила в коридор, встретить Айка. Джимми поднялся из-за стола. Когда возвращался Гриммерман, он обычно исчезал, чтобы не смущать дорогих ему людей.

– Джимми! Эй, Джимми! – прокричал Айзек от самого порога. – Ты здесь, и даже не думай исчезать!

Призрак улыбнулся и выглянул в прихожую. Лин как раз обнимала мужа.

– Здорово, Айк!

– Привет, Джимми. Я уже который день пытаюсь тебя поймать, но ты сматываешься, стоит мне вернуться домой. Честное слово, ты даже в колледже так себя не вел, когда мы лазили в комнату к одной и той же девчонке.

– Серьезно, пап? – крикнула из кухни Рони. – Расскажи!

– Другим разом! – крикнул в ответ Джимми и повернулся к Айзеку. – Ладно, я просто не хотел мелькать. Это теперь твой дом.

– Давай сойдемся на том, что наш? Мы любим одних и тех же людей, и, не пойми меня неправильно, но я очень люблю и тебя тоже. Так что давай без вот этого вот всего, лады? К тому же мне нужен совет.

– Если это цензурно и законно, обсудите это за столом, – сказала Лин. – Ненавижу, когда еда остывает.

Айзек кивнул. Через пять минут он уже сидел на кухне и обгладывал куриную ногу.

– Дело в парнишке. Он крутой гитарист, но вот с вокалом у него проблема. Голос есть, потенциал тоже, но опыта не хватает. Жизненного опыта. Он может сыграть все, что угодно. Но не может это убедительно спеть. Понимаешь, он рос, как в инкубаторе – никогда не мерз ночью на улице, не убегал из дома, не лазил в окно к девочкам. По сути, что-то настоящее с Пухом стало происходить, только когда он встретил свою подружку.

– Как и с большинством, – сказал Джимми. – И что ты хочешь от меня?

– Чуда, – ответил Айк. – Научи его понимать, что он поет.


Ночь. Комната. Кровать. На кровати спит длинноволосый мальчишка по имени…

– Пух! Эй, Пух, проснись!

Он открывает глаза. Над ним парит призрак.

– Джимми. Уф, я даже испугался. Привет.

– Ага. Вставай, одевайся. Прогуляемся.

Пух приподнялся на кровати и уставился на привидение.

– Шутишь? Сейчас же ночь!

– Тем интереснее! И гитару возьми. Акустику.

– Ладно.

Парень вылез из-под одеяла и принялся нашаривать тапочки на холодном полу. Потом отчаялся и прошлепал босиком к стулу, куда скинул свою одежду. Через пятнадцать минут, большую часть которых он пытался засунуть ноги в свитер, Пух был готов. Сонный и взъерошенный, он стоял посреди комнаты с гитарой на шее. Джимми кивнул на окно.

– Почему не через дверь?

– Твои наверняка проснуться. Знаю, у моей матери был очень острый слух на такие штуки.

Пух молча кивнул, вздохнул и поднял раму. Он довольно грузно перегнулся через подоконник и вцепился в декоративную лесенку для дикого винограда. Быстрее, чем ему бы хотелось, Пух оказался внизу.

– Куда мы идем?

– Увидишь. Просто иди за мной.

Они брели сквозь ночь, из уютного и благопристойного квартала, в котором жил Пух, и где на улице в этот час были только бездомные кошки, в те места, которые ему велено было обходить стороной. Пух зябко кутался в куртку и жалел, что не натянул теплые носки.

– Я никому не рассказывал эту историю, – сказал вдруг Джимми. – Однажды мы с Лин жутко поцапались, и она вышвырнула меня из дома. Пьяного. В тапочках.

Пух засмеялся, а Джимми продолжал:

– И я принялся бродить по улицам, чтобы не замерзнуть. Меня принимали за нищего, потому что я постоянно падал и был весь в грязи, а тапки потерял, и шел босиком. Люди сторонились меня. Никто меня не узнавал. Им даже в голову не могло прийти, что Макмерфи может быть таким. Мне хотелось есть и спать, я думал, что просто упаду. И непонятно как я забрел туда, где жили бездомные.

На страницу:
2 из 3