Полигон безумной смерти

Мечи-близнецы со звоном столкнулись в воздухе. Старик оказался очень даже неплохим фехтовальщиком как для крестьянина, всю жизнь проведшего в работе, а не войне. Но с изящными молниеносными движениями саркара его пусть даже и умелые, но недостаточно быстрые удары сравнивать никак нельзя.

Сияя счастливой улыбкой, саркар наносит удар за ударом. Часть из них старику удается парировать, но большинство все-таки достигают цели. Саркар намеренно бьет не очень сильно. Прозрачное лезвие его меча рассекает пластины кольчуги старика и оставляет поверхностные ранки. Спустя пару минут старик с ног до головы залит кровью.

Наконец саркару надоела игра, и он стремительно крутнувшись вокруг собственной оси, разделил тело противника сильнейшим ударом меча. Прозрачное лезвие рассекло кольчугу и тело на уровне пояса, как будто они были сделаны из масла. Заливая грудь, изо рта старика хлынул кровавый гейзер. Меч выпал из обессилевших рук и спрятался в высокой траве. Тело покачнулось, и распадаясь на две части рухнуло на землю.

Я не в силах удержать рвущиеся наружу слезы. Эти люди погибли, пытаясь меня спасти. Они прекрасно знали о том, что это невозможно, но все-таки попытались. Я навсегда останусь их должником, ведь шансов отплатить убийцам у меня точно не будет.

– Доволен? – посмотрел на меня шеф. Заметив мокрые дорожки на моем лице, он брезгливо усмехнулся. – Чего рыдаешь герой? Тебе жаль этих земляных червей? Это же не более чем скот! Примитивы!

– Они люди! – пытаюсь столкнуть с груди его ногу. – В отличие от тебя и твоих выродков!

– Стоило им выступить в твою защиту, и ты сразу же перенес их в категорию людей. Интересно, кем они были для тебя до этого?

Вспомнив утреннюю схватку, я не нашелся, что ответить. Единственное, что меня оправдывает, это то, что они напали первыми.

– А теперь, я покажу, что тебя ожидает, – вкрадчивым тоном произнес Петр Семенович. – Так сказать краткая экскурсия. Пусть тебя не радует слово краткая. В твоем случае все будет длиться очень-очень долго. Ты будешь умолять меня о смерти.

– Но зачем?

– Разве ты еще не понял? – удивленно посмотрел на меня шеф. – Ты нанес мне глубочайшее оскорбление, и я всего лишь хочу поквитаться с тобой. Не более.

– Но и не менее, – пытаюсь пошутить я.

– Ничего, скоро у тебя пропадет желание блистать остроумием.

Шеф подошел к все еще лежащему без сознания на земле парню и достал из кармана металлический цилиндрик величиной чуть меньше авторучки. Отвинтив крышку, он вытряс на ладонь прозрачного червячка не толще спички.

– Это чидрх. Он не даст ему раньше времени умереть от болевого шока либо остановки сердца, – прокомментировал он свои действия, сажая червячка на грудь парню. – И сознание потерять не получится. Чидрх очень чувствителен к таким вещам. Чуть что, и ты снова в сознании и готов ощутить новую порцию боли.

Два саркара рывком подняли меня на ноги и остались стоять по бокам. Их присутствие отбивает малейшее желание делать глупости.

Червячок шевельнулся и приподняв острый край начал путешествие к сердцу. Пронзив как бумагу грубую кожу рубахи, он начал погружение в тело. Лицо парня дернулось от боли, и он открыл глаза. Тот час же саркары прижали его руки и ноги к земле не давая шелохнуться. Парень испуганно вертит головой, настолько насколько позволяет его положение, пытаясь понять, что происходит. Наконец его взгляд останавливается на мне и на лице появляется счастливая улыбка. Нонсенс! Находясь в руках врага, он все же радуется, что я жив! Непостижимо!

Тем временем в руках Петра Семеновича появился поблескивающий хромом контейнер величиной побольше пачки сигарет.

– Коллекционный образец, – постучал костяшками пальцев по контейнеру шеф. – По стоимости равен маленькой армии… Можно сказать моя гордость.

Саркары подняли сопротивляющегося парня вертикально, а шеф осторожно вывалил ему на ногу из контейнера какую-то студенистую массу напоминающую медузу. Парень испуганно посмотрел на шевелящегося на ноге пришельца и неожиданно взвыл диким голосом. Его лицо перекосилось гримасой боли. Саркары покрепче сжали рвущиеся на свободу руки, не давая ему возможности дотянуться, до начавшей растворять ступню медузы.

Студенистое существо, медленно передвигаясь по ноге с помощью коротеньких отростков-щупалец, растворяет сперва обувь, а вслед и плоть. Уже забелели кости формирующие стопу. Парень бьется в конвульсиях захлебываясь в крике. Уже несколько раз он отключался от невыносимой боли, но сидящий внутри чидрх вновь и вновь приводит его в чувство и отдает в обжигающие объятия боли.

Стараюсь не смотреть на его перекошенное лицо с пеной у рта. Если меня ожидает тоже, то лучше найти способ умереть попроще. Не люблю боль! И не хочу, чтобы шеф вот так, как сейчас стоял и наблюдал за моими мучениями. Как бы лишить его такого удовольствия?

Вопли прожигают мозг. Не в силах больше выносить эту экзекуцию я закрываю глаза и зажимаю ладонями уши. Саркары тот час же оттягиваю мои руки, и принудительно открывают глаза, заставляя смотреть и слушать.

В меня упирается исполненный страдания и боли взгляд парня. Кажется, что он умоляет меня о помощи, избавлении от своего мучителя.

– Держись браток! – неожиданно для самого себя тихо говорю я.

Но он услышал, хотя конечно и не понял чужую для него речь. На мгновение с глаз парня спала пелена боли а лицо приняло нормальное выражение. Рванувшись в руках саркаров он что-то выкрикнул в сторону Петра Семеновича. Перед тем, как снова окунуться в океан боли он по доброму улыбнулся встретившись со мной взглядом.

Я запомню этот взгляд на всю недолгую причитающуюся мне жизнь. Взгляд человека, стоящего на пороге смерти, испытывающего неимоверные страдания и в то же время… даже не знаю как это назвать… он умирает с верой, что будет отомщен. Неужели я не оправдаю его ожиданий?

– Он сказал, что ты покараешь нас, – насмешливо процедил Петр Семенович. – Что нам воздастся за их смерть и страдание.

В руках саркаров уже извивается не человек, а всего лишь безногое тело. Торс с руками и головой. Медуза уже трудится в районе желудка. Удивительно, что совершенно нет крови. Наверное, она вырабатывает какое-то вещество, заставляющее кровь сворачиваться. То есть шансов умереть раньше времени от потери крови тоже нет.

Прочертив в воздухе дугу, в сердце завывающего в исступлении парня воткнулся нож с широким лезвием. По самую рукоять из темного дерева. Из под гарды брызнула тоненькая струйка крови. Крик утих, и на лице парня воцарилось умиротворение. Последний взгляд он подарил мне. И в его глазах была Вера. Вера в то, что наступят времена, когда людям не придется прятаться по лесам и спать с мечом под боком… Вера в сытых и веселых детей бегающих дружной стайкой по деревне… Вера в то, что по возвращении с тяжелой работы в поле или охоты, дома будет ждать семья, а не штабель трупов с выпотрошенными животами в центре комнаты…

– Ну вот! Все развлечение испортила! – разочарованно протянул Петр Семенович, аккуратно подцепляя коробочкой сопротивляющуюся медузу. – А Виктор только начал во вкус входить.

Саркары разжали руки и то, что осталось от тела тяжело рухнуло на землю.

– Не люблю бессмысленную жестокость! – спокойно произнесла из-за моей спины Вика. На какое-то время все о ней забыли. Как-то не до нее было. Вика почему-то не воспользовалась шансом и не убежала, а осталась на прежнем месте и метким броском облегчила страдания человека.

Я думал, что только я один в последнее время поступаю странно и неблагоразумно. Оказывается это заразно. Сперва крестьяне, теперь вот Вика. И ведь у всех них был шанс спокойно уйти и остаться в живых, но они пренебрегли им ради… ради… Даже не знаю ради чего. Может это и глупо прозвучит но, скорее всего, они так поступили потому, что чувствовали себя людьми. И пусть мы являемся представителями разных рас из разных миров, но в каждом из нас есть что-то делающее нас Человеком. И ради этого что-то наверное стоит умереть. Я понимаю, что это даже для меня звучит слишком возвышенно, особенно на фоне грязной жизни провонявшейся повседневностью быта, но другого объяснения происходящему я не нахожу.

– Ой, уморила! – всплеснул руками Петр Семенович и притворно закатил глаза. – Кто бы говорил!

– Ненавижу! – рычу я и делаю рывок в его сторону, но сильные руки саркаров осаживают меня как поводья взбесившуюся лошадь. – Убийца! Садист!

У меня нет слов, чтобы выразить бушующую во мне бурю эмоций. Изо всех сил плюю в его сторону. Попал! Прямо в глаз! Хоть и маленькая, но все же месть.

– Этим плевком ты продлил свои мучения еще на несколько часов, – говорит Петр Семенович, брезгливо вытирая лицо.

Саркары ловко ударили меня под коленки и повалили на землю. Не смотря на мои отчаянные попытки освободиться, они все же превратили меня в некоторое подобие горизонтального распятия.

С ужасом смотрю на погружающегося в грудь тоненького червячка – чидрха. Как ни странно, но боли я совершенно не чувствую.

– Ну а теперь гвоздь программы! – довольно произнес шеф и осторожно высадил медузу мне на левый кроссовок.

Студенистая масса пошевелилась, засучила щупальцами как бы привыкая к новому месту, и начала не спеша растворять кожу кроссовка.

И тут я не выдержал… Накопившийся во мне за последнее время страх паровозным гудком рванул наружу.

– Гниль!!! – заорал я так, что даже саркары нервно вздрогнули. Обычно в таких ситуациях кричат «мама», но я решил, что звать маму еще более бессмысленно, чем давно мертвого Гниль.

– Пой птичка! Пой! – расхохотался Петр Семенович. – Твой голос – бальзам на мое уязвленное самолюбие.

Вне области моего видения раздался сдавленный крик Вики и звуки борьбы. Похоже она решила безуспешно потягаться в силе с саркарами.

– Спасать тебя надумала, – хмыкнул Петр Семенович. – Еще одна исполненная благородства душа.

– Никудышный у тебя Виктор голос! – неизвестно откуда раздался скрипучий, как звук гнущегося в сильный ветер дерева, голос. – Слоны мелодичнее воздух портят, чем ты орешь!

– Гниль! – радостно шепчу, узнав пошлую шутку из своего репертуара. – Живой?

– Ага! – вслед за ответом что-то тяжелое и сильно пахнущее свежеспиленным деревом обрушилось на удерживающих меня саркаров. Они даже дернуться не успели как гигантская толи нога толи рука по очереди впечатала их в землю.

Почувствовав себя свободным вскакиваю на ноги и в первую очередь избавляюсь от растворяющей мой кроссовок медузы. Взмах ноги, и прочертив в воздухе плавную дугу, она с чвакающим звуком влепилась в ошеломленное лицо Петра Семеновича. Он сдавленно крикнул и, упав на землю, принялся кататься, пытаясь хоть как-то избавиться от незваного гостя. Но все его попытки безуспешны. Коллекционная медуза крепко вцепилась щупальцами и принялась растворять лицо. Дико заорав от боли шеф вскочил на ноги и побежал натыкаясь на деревья. Через несколько секунд, он уже скрылся в окружающем нас море зелени, но пульсирующий в такт боли крик все еще слышен.

– Ну и долго ты еще будешь на деревья пялиться? – выводит меня из оцепенения недовольный голос идущий откуда-то сверху.

Поднимаю голову.

– Ого! – невольно вырывается у меня возглас восхищения.

Страсть к эффектным появлениям у Гнили зашла слишком далеко, Превзошла наверное даже мою. Слон, возвышающийся до уровня крон дубов, составленный из спиленных стволов деревьев, в изобилии валяющихся вокруг, веток и травы это как на меня чересчур. Даже для вируса! Даже для косящего под человека Странника!

– Нравиться? – довольно усмехнулось деревянное чудище губами из коры и гордо взмахнуло травяным хоботом над моей головой, в результате чего последний из семи саркаров с очаровательной улыбкой отправился в далекий полет над кронами деревьев .

– Ну и шуточки у тебя! – недовольно покачала головой Вика. – Чуть разрыв сердца не получила в результате твоего пришествия!

– Зато саркарам понравилось! – гордо произнес слон и указал хоботом на остатки тех, кто еще недавно было воплощением изящества и военного мастерства. – Как вы говорите: – против лома нет приема! – хохотнул Гниль и шумно, со скрежетом дерева и шелестом ветвей, уселся на землю. – Бац-бац и семь саркаров как корова языком слизала.

– Тебя же вроде убили? – все еще не веря в чудо, говорю ему.

– Не дождетесь! – хмыкнул слон. – Нас застали врасплох, – его голос потерял первоначальную веселость. – Мы ничего не знали о войне… Ушел лишь я…

Потупив глаза, рассказываю ему о коварном плане Циту. О своей роли в нем. О том, что я, Шурик и Артем оказались не более чем послушными марионетками в руках умелых интриганов. Периодически в мой рассказ вклинивается с дополнениями Вика.

– Выходит, что это все было заранее спланировано, чтобы найти повод для объявления войны? – как бы не веря в мои слова, произнес слон. – А война с нами в свою очередь нужна для получения необходимого материала – пленников Странников и создания на их базе супероружия для дальнейшей войны с сильными расами?

– Именно так! – с горечью в голосе говорю я. – И я сыграл свою роль как по нотам. Помощь плененным Странникам… Дружба с тобой… Твое заступничество за меня, не являющегося представителем расы входящей в Большой Договор, расцененное как обычное нападение на Циту… Как по нотам… Если бы я догадался об этом чуть раньше, то не гибли бы сейчас Странники.

Слон печально качнул головой и неожиданно ласково погладил меня толстенным хоботом, сплетенным из травы по плечу.

– Ты не виноват Витя. Все твои поступки совершались от чистого сердца… Странники не имеют на тебя зла.

– Идея! – радостно хлопаю ладонью по шевелящемуся на плече хоботу. – Гниль является участником всех событий на полигоне… Если сильные расы узнают о замыслах Циту, войне конец.

– Не пойдет, – отрицательно качнулась большая голова украшенная пышными ушами из зеленых листьев. – Я не являюсь, как ты выражаешься, представителем расы входящей в Большой Договор. Я вообще не являюсь представителем какой либо расы! – появились нотки печали в скрипучем голосе.

– Не понял! – удивленно смотрю на ушастую голову, не в состоянии постигнуть всю глубину его мысли. – Ты же Странник.

– Он уже не Странник, – тихо вклинилась в разговор Вика. Она подошла ко мне и с беспокойством взглянула на полурастворенный кроссовок. – Наши научники слишком изменили его… Слишком… для того, чтобы его можно было бы назвать Странником.

– Вот черт! – вырывается из меня отчаяние. – Неужели ничего нельзя придумать? Может меня выслушают? Хотя нет! Я же не белая кость… Я всего лишь человек!

У Вики по лицу промелькнула тень догадки, но она тот час же придала ему невозмутимое выражение.

– Ты что-то придумала? – смотрю на нее с надеждой.

– Нет-нет! – слишком поспешно ответила она, чтобы это было правдой.

– Вика, ты понимаешь, что на кону стоит… Даже не могу выразить что. Представляешь, что произойдет, если твои соплеменники все-таки получат необходимое оружие?

– Ну хорошо, – с недовольной миной произнесла она. – Есть способ…

– Какой? – не отрываю от нее глаз в ожидании ответа.

– Ты не являешься представителем расы входящей в Большой Договор и не можешь свидетельствовать против Циту. Но ты можешь выступать в роли вещественного доказательства. – Вика говорит, стараясь не смотреть на меня. Видно, что слова даются ей с большим трудом. – Точнее не ты, а твоя память…

– Тогда и я могу! – заскрипел Гниль.

– Нет. Ты не можешь. Ты наполовину искусственный… Твоя память легко изменяема, причем бесследно. Возможна фальсификация. С людьми в этом отношении сложнее. Даже если и была перезапись, то глубокое погружение это сразу же покажет.

– Но ведь это… – взвился в возмущении хобот.

– Да. Глубокое погружение полностью разрушает сознание объекта, превращая его в лучшем случае в растение.

– Эй вы! – криком прерываю их диалог. – Может объясните мне, о чем вы тут жужжите?

– Все просто, – сочувственно взглянула на меня Вика. – Странники могут представить в качестве доказательства своей невиновности и раскрытия планов Циту твое сознание. Будет произведено глубокое погружение в твою память для извлечения ее самых потаенных пластов. Если окажется, что твоя память сформирована естественным путем, а не переписана искусственно, ее содержимое будет принято к рассмотрению.

– Ну так чего мы ждем? – обуяла меня жажда деятельности. – Я согласен!

– Все не так просто, Виктор, – заскрипел Гниль. – Дело в том, что в результате глубокого погружения ты перестанешь существовать как человек. Полная промывка мозгов…

Он таких слов я опустился на траву и тупо упер взгляд в ковер трупов устилающий центр поляны. Слуги Единого лежат вперемешку с крестьянами. Кажется, что они просто уснули после дружной совместной попойки… Только кровь и отсеченные части тел не дает поверить в такую идиллию.

Умереть, но спасти странников или всю жизнь быть в бегах? Что лучше? С одной стороны конечно жизнь, но…

Взгляд медленно скользит по поляне ощупывая тела в поисках ответа. Может, их мертвые души расскажут, ради чего они умерли и тем самым помогут сделать мне выбор…

Каратель – жизнь и смерть ради веры в Единого бога. Он принял смерть с радостью, зная, что ему уготовано теплое местечко в раю, или как это заведение у них называется. Нет, это мне не подходит. В бога я не верю, а в рай тем паче. Слишком красиво, чтобы быть правдой.

Саркар – на мертвом лице счастливая улыбка. Верная собака Циту. Умер, выполняя хозяйскую прихоть. Тоже не подходит. Я человек, а не собака!

Крестьянин – рассеченный надвое прозрачным мечом старик. Он умер ради меня… Умер пытаясь спасти чужака ставшего на его сторону в трудную минуту. Я рисковал ради них… Они ценой собственных жизней пытались помочь мне…

Мысли бешенными кузнечиками скачут внутри черепа. Как же поступить?

Наконец я принял решение.

Вика и Гниль пристально смотрят на меня в ожидании ответа.

– Я согласен, – безо всякой бравады говорю я.

– Витя, – нежно взяла меня за руку Вика, – ты ведь понимаешь?..

– Я все понимаю, – легким поцелуем закрываю путь уже приготовленному потоку возражений.

– Ты не обязан этого делать, – шелестит листвой Гниль.

– Я никому ничего не обязан! – с легким нажимом произношу я. – Я просто так хочу! Вот и все!

– Но ведь я могу свидетельствовать вместо тебя! – засияло радостью догадки лицо Вики. – Тем более безо всякого вреда для себя!

– Ну и сколько из того, что знаешь, ты видела собственными глазами? – срезает ее улыбку мой вопрос. – Большую часть информации ты получала с чужих слов. Ты можешь быть вместе со мной в качестве дополнения . Но без меня твои сведения, скорее всего будут маловесными.

– Он прав, – пробормотал слон.

– Как мы сможем дать показания? – интересуюсь я. – Нужно куда-то лететь или идти?

– Можно и лететь, можно и идти. Смотря по какому правилу ты движешься. Но к тому моменту, когда мы дойдем или долетим, Странники перестанут существовать. Мы не солдаты и не умеем воевать. Тот бой, который ты видел здесь – это не война это не более чем цирк. Ты даже не можешь представить, что такое настоящая война. Война, в которой гибнет даже информация…

– Так что же ты предлагаешь? – вопросительно смотрю на два пенька – глаза слона.

– Мне нужны ваши матрицы сознания, – отвернувшись, попросил он. – Я почти мгновенно доставлю их в Совет Большого Договора.

– Опять харакири придется себе делать? – С неприязнью вспоминаю суицид у куба компьютера на полигоне.

– Нет.

Хобот опускает к моим ногам два арбалета карателей.

Стараясь ни на кого не смотреть, заряжаю оружие. Поскрипывает пружинами натяжной механизм. Клацнув, стал в боевую готовность курок. Тоже повторяю и с вторым арбалетом.

– Все, – говорю, закончив работу. Готовые к употреблению арбалеты лежат у моих ног.

– Все, – эхом вторит мне Вика, с опаской поглядывая на оружие.

Ненавижу прощания и те слова, которые во время них говорятся. Лучше просто пожать руки сказать «пока» и быстро разойтись.

Наклоняюсь и поднимаю оба арбалета. Палец нажимает курок, разряжая один из них в ближайшее дерево. Стрела с красным оперение глубоко погружается в древесину. Отбрасываю в сторону разряженный арбалет, а второй быстрым жестом приставляю к груди.

– Нет! – тянутся ко мне руки Вики, пытаясь остановить.

– Гниль, поехали! – кричу, нажимая на курок.

– Йес, сер! – слышится уже издалека.

Глава 39.

Пологие волны с мягким шуршанием накатывают на песчаный берег и отступают обратно, чтобы вновь и вновь повторять свой танец. Лениво кружит чайка, чуть ли не касаясь верхушек волн кончиком крыла. Ее тоскливый крик дополняет аккомпанемент моря.

Раскаленный докрасна диск солнца неторопливо опускается в море. Эскорт из легких дымчатых тучек провожает его на покой.

Летний вечер.

Я сижу на песке почти у самой кромки воды, упираясь спиной в прогнивший баркас. В десятке метров от меня в море тянется старый, еще довоенной постройки, причал, обвешанный покрышками от грузовиков вместо кранцев.

Так ведь это мой пляж! Мой причал!

Еще совсем пацанами мы прибегали на этот причал поудить бычков или встретить полный рыбы баркас и заработать свой пакет хамсы за помощь при разгрузке. Буквально в нескольких минутах ходьбы мой старый дом.

Пляж как всегда пустует в связи с обилием острых камней в воде. Нужно быть слишком упертым, чтобы раня ноги, все таки лезть в воду, вместо того, чтобы пойти на соседний благоустроенный пляж.

На мне потертые джинсы и средневековая кольчуга, покрытая мелкими пятнышками ржавчины. На левом кроссовке верх как будто расплавлен.

У моих ног из черных и белых ракушек выложена надпись:

«Ты мой самый л… »

Остальную часть надписи уже успели растащить воришки-волны.

Как же я здесь очутился?

Поднимаюсь на ноги и отряхиваюсь от налипшего на одежду песка.

По кромке воды идут двое. Они о чем-то разговаривают. При этом молодой парень обильно жестикулирует, а девушка внимательно следит за ним. Ее пышные рыжие волосы распущены и колышутся огненным шлейфом при каждом шаге.

– Вика? – неожиданно хрипло звучит мой голос.

Девушка поворачивается в мою сторону и ее лицо озаряет радостная улыбка.

Гремя кольчугой подбегаю к ней и заключаю в объятия.

– Осторожнее. Раздавишь, – шутливо сопротивляется она. – Мы решили прогуляться пока ты спал, – кивнула она в сторону своего спутника.

Ревнивым взглядом осматриваю спортивное телосложение парня. Ничего не скажешь – красавец. Светлые волосы свисают львиной гривой до плеч. Мужественные, хотя и немного грубоватые черты лица. Внешне я проигрываю этому аполлону все сто балов.

У меня начали появляться не очень хорошие мысли по поводу соперничества. Сами собой сжались кулаки, желая объяснить доступно всякому, кто…

– Познакомься, это Станислав, – нарушила мои мрачные мысли Вика.

Сильное рукопожатие. С трудом удерживаюсь, чтобы не охнуть от боли.

– Ну и видок же у тебя Виктор, – мягким голосом произносит парень, осмотрев меня с ног до головы. – Чисто тебе свежеоткопанный Тутанхамон!

Что-то в его словах мне кажется очень знакомым. Ну, конечно же, это одна из моих очень старых шуток.

– Гниль? – недоверчиво спрашиваю я, глядя на парня. Наверное, я сейчас ужасно глупо выгляжу.

– Нет! Папа Римский! – хохотнул парень и дружески хлопнул меня по плечу так, что я аж покачнулся. – Ну и как тебе мой прикид? Чуть лучше, чем деревянный слон?

– Лучше, – дурацки улыбаюсь я. – Но откуда у тебя тело? И вообще, почему мы дома? Ведь я должен был умереть!

– А ты и умер, – заверила меня Вика.

– А Вика вслед за тобой, – дополнил Гниль. – Честно говоря, этот поступок здорово изменил мое отношение к ней. До того момента я относился к Вике… как бы это помягче сказать… с недоверием. Пожертвовав по твоему примеру собой ради спасения других, она полностью реабилитировалась в моих глазах. – Он звучно чмокнул Вику в щеку и бросил на меня озорной взгляд. – Учитывая, что она бессмертна вне своего мира, пришлось изрядно попотеть, снимая матрицу сознания.

– Но ведь ты бессмертна! Какой смысл травмировать себя? – недоумеваю я.

– Мы бессмертны за пределами собственного мира до тех пор, пока хотим этого. Нож вкупе с желанием умереть сыграли свое дело, – пояснила Вика.

– Ничего не понимаю! Может все же посвятите меня в произошедшее? – тяжело вздохнув от обилия информации прошу я.

– Ага. Посвятим, – улыбнулся Гниль и неожиданно сделал стойку на руках.

Мы с Викой усаживаемся на перевернутый баркас, а Гниль на бис выдает еще пару акробатических трюков.

– Классно быть человеком! – излегка запыхавшись, говорит он, присаживаясь рядом. – Ты ведь помнишь все только до момента выстрела арбалета? Ведь так?

Утвердительно киваю головой.

– Так вот, когда ты отправил себя на тот свет… Зрелище, кстати, было кошмарное. Меня чуть опилками не стошнило. Ну, в общем помер ты а Вика вслед за тобой себя ножом прокомпостировала.