Лобная местность

Асука в ответ кивнула и подарила Ивану Несмышляеву японскую игрушку – прототип русской матрешки. С каким подтекстом был сделан этот подарок, Асука не пояснила. Японский аналог был расписан под гейшу. В самой большой гейше было восемь деревянных сестер, каждая гейша одна другой меньше.

Едва Асука Токуяма покинула кабинет мэра, Несмышляев позвонил пресс-секретарше Стожковой: «Так кто у нас еще сегодня на очереди?».

– Двое журналистов из американской телекомпании, а также съемочная группа ТВ-«Дорога к храму», ну и еще один репортер из популярной желтой газеты с неприличным названием, – проинформировала начальника Глаша Стожкова.

– Любопытно. А какие же вопросы подготовила мне желтая пресса? – поинтересовался мэр.

– Предварительный список вопросов, присланный на согласование, огромен.

– Прочти хотя бы два, – торопил Иван подчиненную. Ему не терпелось поделиться глубокомысленными идеями с самой широкой аудиторией.

– Хорошо, Иван Петрович. Вот такой, например, вопрос: как вы относитесь к однополой любви? И почему вы официально неженаты?

– Та-а-к. Желтую прессу – разворачивай. Толерантность – не есть фундаментальная ценность для русского человека. Зови, Глаша, наших, православных. «Дорога к храму» – красивое название.

Бородатых журналистов этой степенной телекомпании более всего интересовало, в каком именно виде будет изображен Иванушка-дурачок в бронзе.

– Пока проект памятника прорабатывается с известным скульптором Гиви Цетерадзе. Но вы подсказали мне хорошую идею устроить на сей счет народное голосование в интернете. А сами-то вы каким видите будущий памятник нашему сказочному национальному герою? – неожиданно сам спросил репортеров съемочной группы Несмышляев.

К такому вопросу журналисты оказались не готовы, они сами привыкли их задавать, совершенно разучившись за что-либо отвечать.

– Вот видите, насколько сложна эта тема, – покачал головой мэр Несмышляев. – А мелочей тут быть не может. Предположим, вложи в руки бронзовому Иванушке меч-кладенец или лук со стрелами. Сразу возникнет подозрение в воинственных планах нашего государства. А вы же знаете, как болезненно относятся к нашей стране представители бывших республик Союза, а поляки, а американцы… Иван-дурак с гуслями в руках или на печи – тоже не совсем верная трактовка образа национального характера. Потому что не только своей богатой культурой славен русский народ.

– Можно голого Ивана изваять с березовым веником в руках. С намеком на то, что русский народ – открытая душа, особенно после парной… – внезапно предложил репортер «Дороги к храму», справившись с замешательством после того, как мэр обескуражил его вопросом.

– Еще скажите, что с рюмкой водки в руке. Тут важно не переборщить, не заиграться, а отразить истинную суть русского человека, – очень серьезным тоном сказал мэр. – Мне лично видится постамент в виде Лобного места, где Иванушка читает «Отче наш».

– На Лобном месте перед тем, как ему отрубят голову? – предположил журналист.

Такое сравнение мэру не понравилось.

– Ну зачем же сразу голову рубить? – Иван невольно потер шею. – Дураков на Руси любили во все времена.

Следующие на очереди к мэру города Л. были американские телевизионщики.

– Мистер Несмышляев, а это правда, что памятник Иванушке-дурачку будет больше Статуи Свободы? – спросили немолодые уже репортеры Билл и Джон. Билл пришел на интервью в розовых брюках, Джон в рубашке такого же цвета. Судя по их веселенькому внешнему виду, оба были старыми членами известной и популярной в последнее время на Западе секты слабозадов.

Иван начал ответ издалека, стремясь продемонстрировать широту своих познаний.

– Давайте вспомним историю, господа. Соединенные Штаты Америки, как цитадель демократии во всем мире – один из главных мифов 20-го века. Ваша страна, господа, это монетный двор, который печатает доллары, а Пентагон заставляет поверить всех, что зеленая бумажка с изображением американских президентов – главная мировая валюта. А теперь вспомним само значение слова «демократия». Как известно, оно состоит из двух частей и переводится с греческого как «власть народа». Так почему наш народ должен ориентироваться на размеры вашей Статуи Свободы и американские жизненные стандарты? – не без гордости ответил американским журналистам Иван Петрович, по сути намекнув им на то, что какой захотим, такой в городе Л. и установим памятник Иванушке-дурачку.

Целый месяц большую часть рабочего дня опальный мэр отвечал на вопросы журналистов. Городским хозяйством продолжала руководить его помощница Василиса Перемудрова, а пресс-секретарь Глаша Стожкова не покладая рук вела страницы начальника в социальных сетях.

После публикации Андрона Лекалова в «МП» и сотен новых интервью мэра Несмышляева на его аккаунты народ стал липнуть тысячами.

Но была у популярности и изнанка. Иван больше не мог встречаться по субботам с Василисой в ее коттедже. Папарацци буквально следовали за ним по пятам, пытаясь запечатлеть его в разных ситуациях – вот Несмышляев пьет кофе, вот он садится за руль видавшего виды автомобиля, а вот ковыряется пальцем в носу. По этой причине ролевые игры Ивана с любовницей пришлось отложить до лучших времен. Зато возобновились бешеные «скачки» в кабинете мэра.

Что тут поделаешь. Путь в народные герои требует жертв.

Несмышляеву, конечно, было невыразимо приятно оттого, что он, словно по щучьему велению, стал одним из самых популярных чиновников в стране, не являясь даже федеральным министром. Для сравнения, на аккаунт губернатора Секирова было подписано меньше миллиона человек, а на мэра Ивана Несмышляева уже в 40 раз больше. И народ все прибывал и прибывал на виртуальную поляну мэра-патриота…

Благодаря счастливой идее установки в городе Л. памятника Иванушке-дурачку мэр Иван Несмышляев не просто вляпался в историю, он в нее ворвался словно на огненной ракете. Почти как первый в мире космонавт – улыбчивый парень Юрий Гагарин. Русские долго запрягают…

Однако долго радоваться триумфу Ивану Петровичу не пришлось. Городской Совет депутатов не поддержал инициативу мэра об установке в городе Л. памятников Иванушке-дурачку и Антону Чехову, как не убеждал глава города в необходимости осуществления масштабного и прорывного для развития муниципалитета проекта.

Противников принятия решения в горсовете оказалось всего на три человека больше, чем сторонников. Если быть точнее, то пятеро депутатов из 21-го на заседание вовсе не пришли, еще пятеро во время голосования воздержались. Против установки монументов подняли руки семь народных избранников. И только квартет депутатов поддержал инициативу мэра.

Не сложно было предположить, что причиной блокировки инициативы мэра стал звонок председателю горсовета Николаю Манкину из областной администрации. Старик Манкин был труслив и податлив, как глина, а мнение губернатора было для него законом. Если бы, скажем, губернатор предложил ему развестись, то бывший агроном Николай Гаврилович Манкин и тут бы не ослушался представителя высшей власти, хоть и прожил вместе со своей дорогой и любимой супругой Серафимой Никитичной более 40 лет. Председатель Манкин накануне заседания довел до сведения большинства депутатов горсовета высочайшее мнение по данному вопросу, и инициатива мэра была отклонена. Даже самая могущественная женщина в городе Л. Василиса Перемудрова была бессильна изменить соотношение сил на заседании горсовета, когда в дело лично вмешался губернатор Секиров. Или не особенно и старалась? История пока о том не ведает.

Иван Несмышляев воспринял отказ от установки памятника как временную трудность, которую они непременно преодолеют вместе со своей заместительницей Василисой Перемудровой благодаря влиянию на умы депутатов передовой российской и, быть может, мировой общественности.

Иван был уверен, что с таким защитным оберегом, как великая народная слава, ему ничего не страшно. Ни губернатор Секиров, ни опала, ни тюрьма…

Как же он ошибался. Живи тихо – не увидишь лиха, а назвался груздем – полезай в кузов.

Поэтому и был так подавлен Иван Петрович во время ареста, когда за ним пришли люди в масках с автоматами и увезли на допрос к следователю Чеботареву.

«Василиса же говорила, что меня не посадят, что Бог поможет, что в случае чего и на губернатора найдется управа. Все-таки не 37-й год. Вся общественность поднимется», – очень часто вспоминал слова любовницы Несмышляев на шконке в СИЗО.

Жизнь – не камень: на одном месте не лежит, а вперед бежит. Сегодня ты на коне, а завтра по уши в дерьме. Еще совсем недавно мэр рассуждал в беседах с журналистами об особенностях национального характера, а теперь готовился преподавать Историю сидельцам хаты «восемь-пять». Иначе в «натуре» можно было получить по жбану.

ГЛАВА XV

Вульгарная историография

Интересные загоны-разговоры арестантов в камере на вес золота. Когда сидельцы в хате СИЗО узнали, что их сосед Иван Несмышляев настоящий историк, то дали, мягко говоря, ему наказ поделиться знаниями с коллективом.

– Так какого периода история вас интересует? – переспросил сокамерников мэр Несмышляев.

– Хорош умничать, Ваня, – сказал старший по камере Валера Качин. – Пятый век до нашей эры, пятый срок до старой веры. Ты про войну загоняй, где русские всех супостатов насадили на кукан – фашистов, наполеоновцев, панов польских…

– А с кем из них мы раньше воевали? – поинтересовался владелец угольных шахт, яхт и недвижимости в Альпах долларовый миллиардер Игорь Евгеньевич Полесов. В школе будущий олигарх учился плохо, что не помешало ему войти во вторую сотню списка «Форбс» самых богатых людей страны. Пронырлив он был с детства, с юности фарцевал импортными шмотками, а по окончании политехнического института женился на дочери директор угольного разреза. В СИЗО 62-летний Полесов попал после того, как на одном из его предприятий произошла трагедия: взрыв в шахте унес жизни 50 горняков. Личная нажива была для Полесова куда важнее, чем траты на создание для шахтеров безопасных условий труда. На том олигарх и погорел, хотя еще за полгода до ареста на одном из онлайн-совещаний лично хвалился Президенту страны высокими показателями угледобычи на шахтах сибирского региона, откуда Полесов и выколачивал доллары на безбедную старость всем своим потомкам.

– Раньше – с польскими интервентами, – негромко ответил мэр на исторический вопрос олигарха.

– Так задвигай про них, а потом про этих козлов безрогих – гитлеровцев с наполеоновцами, – бодрым голосом произнес Чечен. – Мы не торопимся.

Торопиться и правда было некуда. И дипломированный историк Иван Несмышляев по вечерам стал читать лекции сидельцам. Про войну, так про войну. Про наполеоновцев – так про наполеоновцев, хотя это слово резало слух Ивана. Гитлеровцы – не резало, половцы – тем более, а наполеоновцы – более чем. Несмышляев с юношеских лет с теплотой относился к Бонапарту, прочел тонны воспоминаний его соратников от Коленкура до маршала Мармона, а теперь был вынужден общаться с теми, для кого что Гитлер, что Наполеон – «козлы безрогие». А что делать, если народ в хате требует базара за Историю. По два часа в день после ужина Иван Петрович «загонял» сокамерникам истории об основных войнах Российского государства.

Например, о Ливонской войне.

– Целью этой войны был выход Русского царства к Балтийскому морю и обеспечение торговых и политических связей с Европой, чему активно препятствовал Ливонский орден. Некоторые историки называют Ливонскую войну, продлившуюся 25 лет, делом всей жизни Ивана IV Грозного, – монотонно, как на уроке в школе, преподавал сокамерникам Несмышляев, сожалея о том, что не обладает таким ярким талантом рассказчика, как его школьный учитель Орлов.

Мэр «загонял» и про Северную войну, и про войны с турками, и про Отечественную 1812 года, и про две Мировые войны, и про Гражданскую, и про Смутное время…

Арестанты слушали лектора внимательно, не перебивая, и только после окончания лекций начинались активные дебаты.

– Слышь, Историк, так сколько цариц «жарил» Иван Грозный? А сколько любовниц было у Петра I? А зачем Гитлер с Наполеоном попёрли на Россию, если под ними и так вся Европа ноги раздвинула? А почему Романова выбрали царем, других что ли не было кандидатов? А почему все бабы у русских царей были немками?

Сотни вопросов сыпались на голову Ивана. Он старался отвечать на каждый, но далеко не на все знал точный ответ. Изучая историю в университете, его гораздо более интересовали другие темы. Например, цели и задачи революционной организации «Народная воля», значение реформ Петра Великого или отличия в оценках государственной деятельности Наполеона Бонапарта в работах отечественных историографов Тарле и Манфреда. А тут: «Сколько цариц жарил Иван Грозный?». А попробуй-ка сосчитать всех жен непостоянного правителя, а если и сочтешь, то тут же получишь вдогонку другой «исторический» вопросец: «А сколько ж тогда крепостных девок жарил Грозный?».

И поди объясни, как великий князь московский Иван Грозный, став Царем всея Руси, мог отжарить во всех смыслах кого хочешь. Хоть царицу, хоть боярина, хоть митрополита… Попробуй, втолкуй в головы арестантам, что челядь, смерды и холопы – еще не совсем крепостные, что основная часть крестьян на Руси в 9-15 веках всё ещё оставалась лично свободной, но татаро-монгольское нашествие и последующая политика Московского княжества по объединению земель привела к закрепощению русского крестьянства…

А начнешь рассказывать сидельцам хаты «восемь-пять» о том, какой беспредел творили в стране царские опричники в черных кафтанах, мигом услышишь в ответ: «Не кроши батон на Грозного, историк, он Казань взял и Сибирь начал покорять».

Когда Несмышляев не находился, что ответить арестантам, они ему охотно «помогали», рождая чудные выводы на основе лекций Ивана. И, конечно, опираясь на свой богатый жизненный опыт.

– А отчего наша страна в каждой войне побеждает, даже когда поначалу проигрывает? – спросил олигарх Полесов.

– Ну не во всех, надо сказать. В Первой мировой войне, например, мы не стали победителями, – начал было Историк.

– Ты это брось, Ваня. Россия своих врагов всегда, как говорят душманы, салам алейкум, – не только сказал Чечен, и показал, как именно будет происходить это «приветствие» будущих неприятелей родного государства. «Приветствие» в исполнении Чечена больше напоминала скорое спаривание млекопитающих.

– Охолонись, Чечен, – успокоил кореша Валера Качин. – У историка знания, а у тебя одна вера в победу. Знания – сила, конечно. Но можно и проще было сказать, Ваня. Чтоб прям на пальцах…

– Это как? – с удивлением спросил Несмышляев.

– Да вот так, – начал втирать за Историю Качок. – Если в России царь в страхе народ свой держит, ну типа в авторитете большом, как смотрящий в СИЗО, значит, хана врагам Отчизны. А если царь-батюшка сопли пускает да с холопами сюсюкать начинает, – то все, крышка. И сам башку потеряет и народ свой подведет под монастырь. Иван Грозный, Петр I, Сталин – чего там говорить, и так все понятно. Они сами кому хочешь башку бы лично отсекли. А этот царь, прости господи, имя забыл. Ну тот, который сам подписал отречение от престола… Так его потом быстренько вместе с семьей большевики к стенке поставили. А сколько потом еще народу положили в Гражданскую? А всё этот царь малахольный виноват со своим отречением.

Сидельцы взяли паузу на осмысление исторической «гипотезы» старшего по хате.

– Ну что, правильно я говорю, историк? – спросил у мэра Несмышляева Качок.

– Валера, твое обобщение – это же чистой воды образец вульгарной историографии. Чтобы делать такие выводы о важных исторических процессах, нужно иметь соответствующий багаж знаний, – с явным недоумением ответил Несмышляев.

– За твоим багажом, Ваня, сколько лет надо в очереди простоять? Лет пять не меньше в университете штаны мне предлагаешь протирать? Только нет на то времени, потому как тюрьма меня ждет, да все никак не дождется, – беззлобно ухмыльнулся Качок. – Да и чему меня там научат в твоем институте, если и так все понятно в твоей Истории. Есть в стране диктатор с железными яйцами, – никакой тебе Смуты вместе с интервентами. Нет смотрящего – и полный беспредел в стране, что хоть вешайся или за топоры хватайся.

– А какая тебе разница, Качок, при слабом или авторитетном царе ты на шконке клопов кормишь? – ухмыльнулся Чечен.

– Зато в своей стране сижу, а не в чужой. А то проснешься поутру, а конвоиры сплошь одни японцы, а по-японски я только «х…» могу сказать без словаря, – рассмеялся Качин.

Вслед за ним грохнула от смеха вся хата.

– Ну что ж, если ты знаешь, Валера, ответы на любые вопросы Отечественной истории, так может ты так же доступно откроешь нам механизм глобальных геополитических процессов? – когда смех утих, Несмышляев обратился к старшему по камере.

Произнес это Иван с иронией, но Качка замечание историка не огорчило.

– Да легко. Куля там понимать, – на пальцах начал объяснять Качок. – Было на земном шарике два «пахана» – США и Советский Союз. Вокруг них всю дорогу тёрлись шестерки, типа шакалы возле тигра Шер-Хана, как в том мультике. Потом один пахан дал слабину, и его шестерки быстро переметнулись шестерить пиндосам, то есть, американцам. Да тут и ежу понятно, что лягают теперь эти шестерки прежнего пахана, чтобы выслужиться перед новым.

– А какое тогда место в твоей истории ты отводишь Китаю, Валера? – спросил Иван старшего по хате. Несмышляеву самому стало интересно послушать, как Качин справится с этой задачей.

– Тоже вопрос не сложный. Китай в тюряге ходил в мужиках, да решил в паханы заделаться. Бабла у него много стало. Но тут уже как китайцы с нашим российским паханом договорятся. Если сговорятся, то США у них под шконкой будет спать… Хотя, черт его знает, все-таки ядерное оружие есть и у Китая, и у нас, и у пиндосов…

– Выходит, Качок, у кого волына в кармане, тот и главный в мире? – этот вопрос Чечена тоже бы занял почетное место в анналах историографии.

– Волына тут в помощь, конечно. Но, думаю, куда важнее, чтобы у пахана были железные яйца. И все чтоб кругом понимали, что случись кипишь какой, его волына молчать не станет. И в любой момент он из нее бабахнуть может прямо промеж рогов, – такая трактовка вероятного развития международных отношений от Качка вызвала живейший отклик у сидельцев.

Народ в хате начал активно обсуждать, кто победит в войне, если паханы мировой политики бабахнут из всех волын одновременно.

– Да какая волына, Валера, – обратился к старшему по хате миллиардер Полесов. – Это несерьезно. Никто из паханов бабахать не будет. Если все бабахнут – то негде деньги тратить будет. А паханы точно не дураки.

– А ты все меряешь на бабки? Вот из-за таких как ты, единомышленников сраных президента перестройки Миши Горбатого, шестерки и побежали от нас служить к пиндосам, – грубо ответил Качок. Добрых чувств к олигарху старлей не питал.

Богат, да крив; беден, да прям.

– А что я. Я ничего, – примирительно сказал Полесов. – Все рубят бабки. С деньгами ты человек. А еще лучше, когда ты при власти. Тогда у тебя и бабки, и власть.

– А потом бац, и в наручники тебя. И спасут тебя твои бабки от тюрьмы? – поинтересовался у миллиардера Качин, но уже без металла в голосе.

– А может, и спасут, – насупился Полесов. – У нас прав тот, у кого больше бабла и кто поближе к власти. Либо ты быдло, либо – хозяин жизни. Либо холоп, либо барин.

– А ты спроси у Историка, спасла его власть от шконки? – ответил Качин.

– А может еще и спасет, – буркнул Полесов.

Иван Несмышляев в этот спор вступать не стал.

На том вечерние дебаты в хате «восемь-пять» подошли к концу. Дело было 31 августа, накануне Дня знаний.

Пора спать. Свет лампочки бил прямо в глаз, но за три месяца сидения в камере мэр Несмышляев привык ко многому. Отбарабанив двухчасовую лекцию и приняв активное участие в ненаучных дебатах, историк быстро уснул.

В его сон вновь вторгся дух бомбиста-«народовольца» Желябова. Террорист похлопал Несмышляева по плечу.

– А я не повернусь, потому что вы меня бить будете, – ответил мэр во сне.

– Ну что же вы, Иван Петрович, так боитесь взглянуть в глаза своему товарищу – революционеру? Это же я – Желябов.

Мэр повернулся на шконке: «Да какой же вы мне товарищ, если вы террорист, черт вас возьми?»

Желябов в ответ страшно захохотал, как будто он главный демон в Преисподней.

– Конечно, дорогой коллега. Самые что ни на есть, товарищ. Я ходил в народ, и вы пришли к чтению лекций в тюремной камере для простых арестантов. Значит, мы оба – народники, Иван Петрович. Неужели вы до сих пор этого не поняли?

– Я отказываюсь это понимать. Боевики вашей организации убили помазанника божьего, пытаясь расшатать устои государства. А я по своим взглядам – державник, – не без гордости ответил Иван.

– И все же, мы – коллеги, Иван Петрович. Наша «Народная воля» считала своей главной задачей совершить политический переворот с целью передачи власти народу. Ведь именно государство, которое возглавляет верхушка капиталистов, – единственный политический притеснитель русского народа. И власть этой верхушки держится исключительно на голом насилии. Мы отвечаем насилием на насилие, – как на маевке начал агитировать дух бомбиста Желябова.

– Так вы дурак, Андрей Иванович, – резко ответил Несмышляев. – И дальнейшие исторические события после вашего цареубийства только это подтверждают. Как показало время, без жесткой диктатуры власти Россия рушится. И с какими бы революционными идеями не приходил к власти новый правитель, он вынужден превратиться в диктатора, чтобы сохранить целостность страны. Нет диктатора – нет страны. И только агент иностранной разведки может желать нашему Отечеству демократических перемен, ибо они разрушат ее изнутри гораздо быстрее, чем ваши бомбы, господин дурак, – зло ответил бомбисту Несмышляев.

Желябов, кажется, не обиделся.

– И потому вы, Иван Петрович, корчите из себя Ивана-дурака в лаптях и косоворотке. Памятник решили воздвигнуть герою русских сказок, ожидающему чуда, которое все никак не настанет. Да вы бы, Иван Петрович, будь ваша воля, и в тюрьме б устроили крестный ход с хоругвями в честь помазанника. Глядишь, помилуют. И все же мы – товарищи. Мы хотели дать волю народу через террор, а вы решили преображать страну после мирного прихода к власти, – ответил мятежный дух революционера.

– Желябов, а с чего вы решили, что я стремлюсь к верховной власти? – поинтересовался Несмышляев.

– Так у вас во лбу печать горит, печать гордыни, сын сатрапа. На патриотической волне желаете въехать в царствие божье? Должности мэра вам было мало.

– Ну, знаете, сын крепостного Андрей Иванович Желябов. Про своего отца я вам уже говорил, что не знаю его. А что касается гордыни, то надо еще посмотреть у кого ее печать во лбу большего размера. Из грязи захотели в князи… И прекратите, наконец, ко мне являться. Привет, Кибальчичу и Софочке Перовской! – презрительно ответил Несмышляев и проснулся.

Иван Несмышляев спал дольше обычного. Его разбудил крик конвойного: «Несмышляев! По сезону! С вещами! На выход!».

В пять минут Иван собрал баул с вещами. Половину из них он оставил Качку и Чечену.

– Дуй отсюда, Историк, чтоб я тебя никогда тут больше не видел! – перед самым выходом Ивана из камеры Валера Качин со всей дури зарядил историку под зад коленом, чтоб тот не возвращался. А Чечен дал подзатыльник. Такое поверье.

Несмышляев в сопровождении конвойных шел по продолу и думал: «Хорошо б ребята получше в камере прибрались, чтоб никогда в нее не возвращаться. А я уж им такой подгон обеспечу – два вагона харчей будет мало». Друг в беде – друг вдвойне?

ГЛАВА XVI

Воля!

Арест мэра города Л. Ивана Несмышляева вызвал невероятную шумиху. Добрая слава далеко заходит, а худая – еще дальше.

Василиса Перемудрова приложила все силы, чтобы придать этому событию планетарный масштаб. За пару дней до ареста мэр официальным приказом назначил ее врио главы города Л., и она не только успешно рулила городским хозяйством в его отсутствие, но и буквально взорвала общественность, едва ее любовник попал за решетку.

Шумела мировая пресса: «Задолго до следственных действий в городе Л. сложилась парадоксальная ситуация: оппозицией мэру города выступила фактически администрация области и даже губернатор Сергей Секиров – непосредственный шеф Ивана Несмышляева. Итог противостояния очевиден. Инициатору возведения памятника национальному герою – Ивану-дурачку грозит тюремный срок!»

А вот что писал Андрон Лекалов в «Мукомольской правде»: «Иван Несмышляев имел неосторожность противопоставить себя областной администрации и губернатору Сергею Секирову, в частности, отказавшись добровольно сложить полномочия».

По стране катилась массовая волна манифестаций. Ширилось протестное движение как тесто на дрожжах. В разных городах огромного государства тысячи людей вышли на улицы с хоругвями и православными крестами. Шагая по центральным площадям, они громко требовали освобождения Ивана Несмышляева: «Памятнику национальному герою – быть! Руки прочь от духовного лидера страны! Свободу Ивану-дураку!»