Ты мне нужна, или Заплутавшие в Instagram

– Лина, я уже не могу терпеть, не удерживай меня сегодня. Сколько можно, ты уже полгода не уступаешь, разве ты не понимаешь, что я тебя люблю! – говорил Саша.

Она понимала, вернее, хотела в это верить. И главное, понимала уже, что и сама хочет полной близости с ним. И наверное сегодня, действительно это произойдёт.

Как когда-то далеко, в юности, когда впервые уступила своему будущему мужу, совсем юная, не сформировавшаяся ещё девчонка, в 16. Которая тогда, отдала себя, решительно как прыгнула в ледяную воду. Где-то на перекор матери, где-то на перекор себе, очередной раз не повиновалась, поступила как хотела, а не как положено…

– У тебя есть презерватив? – только и спросила у любовника тогда, в тёмном, холодном подъезде, 7 лет назад.

ХХХ

Пробуждение было то ещё. Лина проснулась от громкого голоса обиженной Марго.

– Мама, ну ты же обещала, что мы сегодня, с Линой вместе пойдём мне подарок покупать, – со слезами в голосе говорила девочка.

– Марго, – грозно отвечала мать, – время одинадцать ещё, мы поспали с Линой пять часов, мы можем в воскресенье отдохнуть!? Имей совесть, не мешай нам сейчас, посмотри мультик.

– После обеда встанем, обязательно пойдём в магазины…

Примерно через час её разбудили опять и снова Ксюша на повышенных тонах говорила с дочерью:

– Отстань! Дай нам отдохнуть, хоть два часа! Голова ужасно болит, просто раскалывается, пойми ты!

На что Марго, с обидой в голосе, каким-то тихим, не своим голосом, полным обиды, попросила: – Тогда можно я гулять схожу, во двор с Зиной. Она меня звала.

– Зина уже приехала из деревни? – обрадованно спросила мать, – ну конечно, с ней можно.

– Но только на полтора часа. И телефон возьми…

И уже в, след удаляющийся дочери спросила, – Ты хоть поела?

– Да, папа перед работой мне приготовил, поела, – сказала Маргарита.

Лина, пошарив в сумке нашла обезболивающие, взяла таблетку, отпила из бутылочки минералки, предусмотрительно оставленной около постели. И отключилась.

ХХХ

Не понятно, отчего, но сны в последние дни, посещали её регулярно и не смотря на изрядное подпитие и усталость, она очень явственно провалилась в очередной такой сон. Напасть просто какая-то только и успела подумать она, когда он начался…

Крик. Женский крик? Её крик. Вот он муж. Опять приснился, гадство.

Только не тот её прежний муж с прошлого сна, а другой, постаревший, с заросшим щетиной одутловатым лицом, с глубокими морщинами, с нетрезвым взглядом злых глаз и перекошенным ртом.

Он нависал над ней полураздетой, с голой грудью в ихней большой ванной общей четырехкомнатной квартиры. Которую, при разводе давно продали и разделили. Он кричал на неё, материл.

– Сука, мразь, нагулялась тварь, что ж ты творишь! – он был ужасен и одновременно жалок в этом крике.

– Как ты могла, паскуда, шлюха, думаешь я ничего не знаю!? Да ты меня психопатом сделала, я себя мужиком не чувствую, тряпкой стал! – продолжал орать муж. – Мне-ж и сорока нет, а я седой стал из-за тебя, с работы ушёл, из-за тебя!

– Думаешь, никто ничего не видит? Видят. И что Вы, с корпоратива вдвоём убегаете и как вы, танцуете весь вечер, не оторвешь. Да они всё смеются надо мной, рассказывая, как ты перед ним задницей вертишь!

– Ну какой я дурак, ты мне уже год лапшу вешаешь и рога!

– Да что ты придумал, я же говорила, что он меня два года добивается, но зачем мне оно надо, женатый, двое детей, ну что ты верещишь как потерпевший, Олег?, – вяло отнекивалась она, пытаясь завернуться в полотенце.

И тут глаза его уставились на её подмышку.

– Сука! – взвыл он, – Тварь!.

– Ты посмотри что у тебя под сиськами с боков – синичины от пятерни, опять скажешь на массаж ходила!?? Натягивает тебя рачком в машине, правильно мужики говорили, какой же я дурак!

Он пытался, схватить, развернуть её тело к свету, она зло оттолкнула его.

– Не прикасайся ко мне! Я тебе говорила, не касайся меня пьяным! – заорала Лина, отбросила его руку, ударила его другой рукой по лицу. Отскочила назад.

Но не куда было отступать дальше, а муж замахнулся и резко выбросил кулак ей в лицо, вернее в нос. Раздался хруст, в глазах потемнело, она упала на колени. И…

Кричала Ксюша…, бешено вращая белками широко раскрытых глаз, она сильно тряся Лину за плечо, кричала прямо ей в лицо: – Марго, Марго!! Марго машина сбила! Машина, дочку, Лина! Лина!!!

Слезы катились двумя струйками, лицо её пылало как при пожаре, голос срывался, на крик отчаяния.

– Она в магазин, в Европу, одна пошла, не было никакой Зины, мне позвонили из полиции!

ХХХ

Множественные переломы верхних и нижних конечностей, травмы грудной клетки и внутренних органов, черпно-мозговая травма, ранения мягких тканей туловища, открытые раны лица…

Эти сухие строки диагноза, до сих пор стояли перед глазами.

Лина, Ксюша и Владимир сидели на кухне Курёхиных. Комната была окутана табачным дымом и запахом двухдневного перегара. В ход пошла «тяжёлая артиллерия», на столе была уже вторая бутылка Егеря, лежала наспех брошенная закусь и стояла открытая трехлитровая банка с солёными огурцами.

Наверное, это был самый ужасный воскресный вечер, за всю Линину долгую жизнь. В комнате висела тягостная, тишина, за чуть приоткрытым пластиковым окном подвывал ветер и колыхал сплошную пелену первого в этом году снегопада. Разговоры совсем не клеились. За час, друзья едва ли перекинулись парой фраз. На кухне, будто марево, сгущалась атмосфера отчаяния и горя.

Обычно, в воскресенье, наша главная героиня ещё в обед выскальзывала из дома очередного любовника или какой-нибудь подруги и ехала на свой страх и риск, не совсем протрезвевшая, из-за обильного ночного излияния; за город, в котедж родителей.

Уже дома, приходила в себя. Пыталась провести уборку, наводила порядок на «своём» втором этаже, подготавливала деловые вещи в гардероб на рабочую неделю, заказывала в интернете товары по подготовленному списку, в хозяйственный магазинчик своей мамы, общалась с дочерью и родителями.

Когда, ночевала у Ксюши или Сони, убегать «из гостей» она не так спешила. Но никогда такого не было, что третий день подряд, всё больше напиваясь, сидела у друзей, совсем не думая, что завтра на работу, что машину надо заправить на неделю, да и вообще, что надо куда-то уезжать, а не пить горькую настойку.

Как бы она сейчас хотела оказаться рядом со своей семьёй, с любимой дочкой, да она бы на коленях вымыла весь дом, вместе с подвалом, населённым десятью мамиными кошками. Вылизала бы всё до чиста, только ради того, что-бы не было этого проклятого дня и Маргарита лежала бы сейчас не в реанимации, а в соседней комнате рядом, в своей маленькой кроватке.

Лицо женщины осунулось, приобрело отсутствующее выражение. Огромные, опухшие от слёз глаза, бессмысленно смотрели в одну точку и не выражали ничего кроме страдания и пустоты…

Курёхины, были в похожем, полубессознательном состоянии людей, потерявших что-то действительно важное, а в месте с этим и себя.

В момент постаревшая, с нерасчёсаными волосами Ксюша сидела не снимая, кофты, но без юбки, в одних колготках и даже не замечала, что пепел от зажжённой сигареты падал на глянцевый ламинат.

Совсем, поникший, будто сгорбившийся старик Володя, смотрел не отрываясь на розовую столешницу стола, склонив голову на руки и безвольно теребя начавшие седеть волосы на висках.

Порою звонил телефон у Ксеньи, приходили сигналы о сообщениях. Но она только мельком, издали взглянув, даже не тянулась, на дальний край стола, за ним.

Телефон жены, лежал около локтя Володи. И при очередном сообщении, он опять взглянул на экран, не выдержал, разблокировал телефон, открыл вотсап, вчитался. Приподнялся из-за стола, передал телефон в руки жене.

– Ксюша, тебе постоянно пишет твой начальник, ты сегодня телефон не переворачиваешь, как обычно. Я кое-что прочитал. Ответь человеку, что он мается…

– И что он там написал? – как то отстранённо спросила жена.

– Он винит себя, что вчера вызвал тебя на свидание. А ещё писал, что очень скучал по твоим поцелуям, – мёртвым голосом произнёс муж.

Лина растерянно взглянула на мужчину и пролепетала: – Не придумывай Вова, не было вчера там его. Мы одни были.

– Ну встретили пару знакомых ребят, потанцевали, угостили нас по коктелю, а потом в караоке пошли, Ксюша же любит.

Володя поднялся, на ставшими ватными, ногах. Хотел выйти из комнаты, но остановился, обернулся.

– Ты хорошая подруга, настоящая, – криво усмехнувшись, сказал он и продолжил, – даже намёком не выдашь.

– Только, я тоже считал тебя своей подругой.

– Успокойся Вова, ты меня пугаешь своей ревностью, – заученно, сказала, привычную уже фразу Ксюша.

Он посмотрел на неё.

– Ты мне это уже пару лет говоришь, – с горечью усмехнулся Владимир.

И тут вспылил, почти прокричал:

– Какой же я дурак! Думал «ведь мы с самого детства друг друга любим, обещали, клялись»! Уступал тебе во всем, поступал как хотелось тебе, ведь ты же моя женщина…

– Зачем я себя уговаривал и не верил и закрывал глаза на всё! На твои шальные глаза, на эти ваши «дела» с Линой, на эти синяки на ляжках. Как так получилось, что я свыкся, почему говорил себе, что твои гулянки, это временная блажь и дурость! Как ты могла, как я мог стать таким!

– Мне ведь намекали, что он под тебя клинья подбивает. И в клубе вас видели вместе и в Горном видели, в прошлом году, когда вы с Линкой ездили. Ничего не хотел слышать!

– Что переглядываетесь лучшие подруги!? Правильно говорят, посмотри какие подруги у женщины и поймёшь кто она такая. Если лучшая подруга шалава, разве можно ожидать, что будет иначе? – как-то устало и безжизненно закончил он.

Лина потупила взгляд.

– Уже второй раз, за последние два дня, меня называет шалавой мой друг, – произнесла она жёстким и каким-то механическим голосом.

– Какой я тебе друг Лин? Разве можно другу плюнуть в душу и за его спиной просто смеяться над ним, топтать все принципы и рушить его семью? Ты ведь улыбалась мне в глаза и врала, всегда врала. Уводила Ксюшу в караоке, возила в Горный, на дачу на "девичники", на гулянки твои бесконечные с «друзьями». Ты прикрывала её встречи с Андреем да и с другими мужиками наверное. Ты сделала из неё шлюху, потаскуху, мразь!!

– Пошёл ты на хуй! – зло выкрикнула Лина. – А может это ты сделал?! Ты то как себя ведешь? Что от тебя как от мужика осталось?!

– У тебя яркая и сильная, жена, ну скажи, что ты просто справиться с ней не смог! Не смог ей дать того что она заслуживает! И дело не в деньгах! Не смог дать тех эмоций, которые она хочет видеть от мужчины и получать от жизни! Всё в вашей семье сейчас решает жена! А ей разве нужен такой?

– В кого ты превратился в домохозяйку, который стирает девчонкам трусы и готовит борщи? Чем ты так интересен, чтобы жена тянулась к тебе и хотела бы оставаться с тобой!? У тебя даже друзей своих нет!

– Я… Я думала, что ты её по-настоящему любишь, что ты осознано идёшь на то, чтобы терпеть Ксюшины слабости, а ты просто как страус засунул голову в песок, чтобы ничего не видеть.

– Ты трус и слабак, какой ты мужик! – теперь голос Лины звучал вкрадчиво, сильно, как приговор.

– Да что Вы такое говорите, да разве сейчас это важно! – почти кричала Ксюша, заливаясь слезами. Смертельная бледность и безысходное выражение не сходило с лица женщины. Такой ни Лина ни Владимир ещё её не видели.

Он отвернулся, бросился в соседнюю комнату, достал свою старую дорожную сумку, начал скидывать в неё вещи из шкафа. Закидав до полна, попытался закрыть молнию, это не получилось и он бросил эту затею. Выпрямившись, медленным шагом пошёл в коридор, одел куртку и шарф, взял шапку и ботинки, вышел из квартиры.

ХХХ

Подруги сидели вдвоём. Уже давно перевалило за полночь. Вторая, бутылка настойки опустела.

Трудно было узнать в двух уставших и измученных страданиями женщинах, вчерашних ухоженных и уверенных в себе красоток, наслаждающихся жизнью.

И не только внешне, внутри у них, что-то произошло, будто надломилось или иссякло. Словно потеряли они свои так бережно и упорно взращённые чувства исключительности и собственной важности, на которых, как на скелете держались их сущности. Они как то съёжились, сжались, как-будто сдули воздух из надувных кукол. Словно превратились в маленьких, растерянных, беспомощных девочек и теперь, почти не отличались от бедной Марго, которая бегала здесь ещё прошлым вечером.

И разговор, наверное сейчас, это был единственный способ как то удержаться на грани сознания и бессознательного.

– Да не уйдёт он, не сможет. Слишком к тебе привязан и детей любит безумно. Побеситься и вернется, – в который раз повторила Лина.

Ксения повернула к подруге застывшее лицо с подобием улыбки:

– Тебе лучше знать, от меня ещё никто не уходил. И добавила: – Мы ведь с ним, с шестнадцати.

– От меня тоже никто не уходил! Я сама всегда, – страдальчески воскликнула Лина.

– Конечно, – вкрадчиво сказала Ксюша.

Лина опустила голову.

А Ксюша продолжила: – В семью может и вернётся. Ко мне – нет. Дочь он не простит.

Наступила долгая тишина.

– Ты знаешь, меня как-то спросили, – «Лин, для чего ты живёшь?»

– По вопросу, ты наверное поняла, кто спросил. Мы тогда вроде как вместе были. У меня это никто не спрашивал, ну может мама в юности. И тут, сидим у него в машине, он забирал с какой-то гулянки с Южного. Ты знаешь ту компашку. До того самогонкой нагрузились, песни пели под гитару до хрипоты.

– Короче, меня мутит капитально, сивухой несёт аж все стёкла в машине запотели, и тут этот придурок влюблённый, меня грузит своим вопросом, пиздец!

Замолчала.

– И что ты ответила?

– Ответила, что живу ради дочи, – сказала Лина, – а сама думаю, «она у меня уже два месяца в деревне и почти не звонит мне».

– Значит, соврала?

– Нет не соврала! Но ещё могла сказать, что хочу жить в кайф, хочу, чтобы меня всё обожали и мужчины восхищались, хочу оставаться, свободной, независимой, испытать море разных впечатлений, делать всё, что пожелаю!

– И всё?

– Нет.., ещё хочу быть счастливой, хочу, чтобы меня любили, сильно, страстно, по настоящему.

– Ну кто этого не хочет, – усмехнулась еле, еле Ксюша.

– Хотя конечно это эгоистично, – продолжила она.

– В меня многие влюблялись. Я это прекрасно чувствую, – с вызовом сказала Лина.

– Ну да. Ты умеешь вскружить голову, – без эмоций в голосе сказала Ксюша.

– Только счастья это мне не очень то приносит. Всё эти «романы» оканчиваются только разочарованием, – печально продолжила Лина.

– Я стала чёрствой и злой. Даже для своих близких. Дочи, мамы, папы, сестры. Для подруг… Вон даже Сонька, стала сторонится меня.

– С ним, в начале, тоже всё было хорошо, легко и приятно, не входил в моё личное пространство, не стеснял. На него можно было положиться, он был открыт и искренен.

– А потом?

– А потом всё изменилось, повёл себя как собственник, как будто муж мне. Не только вопросы дурацкие задавал, а и командовать мной пытался.

– Наверное решил что ты стала его женщиной, – ласково улыбнулась подруга.

– Свою женщину не обзывают «эскортницей на пенсии»! – с болью в голосе воскликнула Лина.

Ксюша осуждающе покачала головой и сказала: – Мне кажется, ты любишь мужа, но настолько испорчена, что никогда не признаешься себе в этом. Бедный мой Малыш… (

– И главное счастье Лин, не в том, что-бы тебя безумно любили, не в этом экстазе и кайфе, кратковременных эмоций. А в том, что-бы самой любить по настоящему.

– Я же вас видела с Олегом, с дочерью, когда Настюся маленькая была, как Вы смотрели друг на друга, общались, прикасались. Как ты, оторва и непоседа, старалась быть хорошей женой, лучшей мамочкой.

– На Вас троих, было приятно смотреть, когда повсюду было видно – «Мы семья»! Когда держались друг за друга и не хотелось отпускать.

– Я, только глядя на Вас, захотела второго ребёнка, дочку, Маргариту свою, – Ксения беззвучно заплакала, – и фиг с ней с этой жопой страшной, растянутым животом, лицом опухшим. Это же такое счастье!

– Значит, я правильно, все-таки ответила, – печально улыбнулась Лина.

– Только не покидает ощущение, что снова соврала…

– Может, я бы вернулась к Олегу, но наверное, не хочу, чтобы он опять мучался со мной, оттого, что я такая никчёмная и плохая.

– И ещё я боюсь, что он не примет уже, и что тогда со мной будет?!

– Опять ты только о себе, о дочери ведь тоже надо думать, – серьёзно сказала Ксения.

– Ты права, я плохая, и никуда не годная, и всю жизнь такая была, от меня только всём беда и у отца сердце болит только из-за меня…

– Я зря живу, зачем? Я никому не нужна! Не будет у меня больше настоящей любви. Зачем нормальному мужчине женщина, на которую нельзя рассчитывать?

– Дочь разлучила с отцом, семью разрушила. Только зло всём приношу, своим близким. Даже этого Урода, состарила лет на десять. Но я ведь не хотела.

– И на конец, благодаря мне, ты предала своего мужа. И я в глаза вру ему и потом мирно, за одним столом, пью с ним пиво, как с лучшим другом.

– Ну, что ты милая, ты же моя лучшая подруга, поэтому всегда на моей стороне. Проблемы с Вовкой – в них ты не виновата! Просто мы слишком долго вместе и всё прошло.

– Я изменилась, стала другой. Наверное, стала хуже.

– Ты добрая, искренняя, и я не знаю, как бы я жила, если бы у меня не было такой подруги.

– Да если бы не ты, я бы наверное, давно уже с ним развелась! Ты мне запрещаешь Лина.

– И не наговаривай ты на себя. Ты хорошая. Смотри, какая у тебя доча красавица выросла, утончённая, а умная какая.

– В её возрасте, разве мы были такими разумными и ответственными?

– А как любит тебя Марго. Да почти так же как меня, и Вовку!

– Бедненькая моя кровиночка, – не выдержала, завыла. Наверное, в первый раз так, по животному, не сдерживаясь, завыла женщина…

Лина, сидящая с низко опущенной головой, как нахохлившийся, замерзший воробушек, с трудом, будто выпихивая из себя слова, произнесла:

– Выкарабкается наша Марго, заживёт, она молоденькая, если шрамики останутся, можно пластику будет сделать. Да не в красоте дело. Красивые, они больше не счастливые.

– Лишь бы оставалась такой же хорошей и непоседливой, лишь бы жила! – плача воскликнула Лина и поникла, что-бы взорваться через секунду: – Я виновата! В кубики и карты мухлевать её научила, мальчиков обманывать. И опять, только я виновата!!

И её было не остановить, она сама была словно расплакавшийся, обиженный ребенок, жалостливые слова так и сыпались, изливая душу:

– И наверное правильнее было Володе не врать, сразу во всём признаться. И лучше одной было тебе быть и перед собой и перед ребятишками честнее.

– А мы с тобой обычные дуры! Как всё бабы, потянулись к блестящим мечтам о красивой жизни, трудно было устоять, когда кругом столько всего вокруг. Но разве это красивая жизнь, разве это жизнь? Когда нужны многие, но не нужен никто и ты, не нужна никому.

– А настоящее потеряли, – продолжила она, – я потеряла мужа, который меня любил. Затем свою дочь, которая стала чужой, которая любит отца и страдает, что он один, а меня терпит. Чуть совсем не потеряли твою дочь. Для чего? От скуки и обыденности!? Ради чего!? Весёлухи и острых ощущений? Порезвиться и побухать все выходные? Да это просто несопоставимо, эх!…

– Ну вот и побухаем сегодня вдоволь, – выдавила захлёбываясь от подступающего кома и слез. И заскулила, завыла, в унисон с подругой размазывая чудом оставшиеся слёзы.

Эти слезы и эти бабские подвывания, которые, наверное давно уже и не видел никто, у современных девушек, помогли немного. Удержали.

Так и сидели две несчастные женщины, обнимая и успокаивая друг друга. И только эти совместные слёзы и объятья поддерживали их, чтобы окончательно не раствориться и не погибнуть в своём горе.

ХХХ

Куда он идёт, Владимир не знал. Хотелось закурить, но сигареты остались дома. Он шёл, в темноте, по тропинке протоптанной на недавно выпавшем снегу, по засыпающему двору своего, теперь уже бывшего, большого панельного дома в форме странной, косой буквы П.

Навстречу ему, следуя друг за другом, медленно двигались две фигуры в капюшонах, но нет, не инквизиторы и не пилигримы, из так его любимого 15-го века.

Две девушки, в тёмных куртках, с надетыми на голову капюшонами и мобильными телефонами в приподнятых руках. Свет от экранов телефонов подсвечивал лица, создавая фантасмагаричную и какую-то нереальную картину. И встречные девушки казались отчего-то не живые, не настоящие.

Он даже остановился и сделал шаг в сторону, пропуская и не отводя взгляда от двух фигур. А девушки, наверное, даже не заметили его, не отрывая взглядов от своих экранов.

Володя посмотрел им в след, а затем, расправил плечи и не оборачиваясь, быстрым шагом пошёл дальше, в сторону далёкой больницы, где сейчас была дочка.

Конец

Октябрь – декабрь 2021г.