Пропасть для свободных мужчин

– 

Нет, нет, поедем в больницу. В самолете меня накормили, – быстро ответила Татьяна, которой уже сама мысль о завтраке дома у молодого офицера показалась неуместной.

Конечно, она годится ему в матери – намного ли Дима старше Андрея, лет на пять? И все-таки его предложение, сделанное от чистого сердца, она сочла неприличным. Вот ведь воспитание! Первый раз после происшествия Таня улыбнулась.

Сын нисколько не удивился ее появлению, как будто они расстались вчера. Она обняла его, сказала: «Здравствуй, Андрюша» и только потом внимательно посмотрела на лицо. Синяков как таковых уже не было, только еле заметные следы от них и припухлость. Наверное, драка случилась недели две назад или даже раньше.

– 

Как ты себя чувствуешь? – спросила мама, заранее зная ответ.

– 

Нормально, – ответил сын, не собираясь давать случившемуся никаких объяснений.

– 

Как ты сюда попал? – Татьяна вдруг сообразила, что Андрей лежит не в госпитале, а в гражданской больнице. Потом, в Москве, ей скажут, что офицеры части хотели скрыть факт неуставных отношений.

– 

Капитан Попов устроил. У него здесь жена работает, – ответил сын, – собственно, я бы обошелся без больницы. Но здесь хорошо, я буквально отдыхаю.

– 

Что это у тебя? – Таня увидела на его руках какие-то фурункулы.

– 

Это здесь у многих. Их в шутку называют «Звёзды Байконура.» Климат не подходящий. Но как только я лег в больницу, они у меня начали проходить. Вообще-то в части нам специальную мазь дают.

Таня ужаснулась и вновь пожалела бедного ребенка. Она еще немного посидела с ним, рассказала о доме, о Мише, о Юле, о бабушках и дедушке, отдала привезенные из дома гостинцы, а потом простилась до вечера. Надо было наконец-то появиться у Зои Степановны.

Татьяна Михайловна немного волновалась, шагая по незнакомому городу, к незнакомым людям. Но это было напрасно – встретили ее, как родную. Зоя Степановна оказалось простой и даже малограмотной женщиной. Ее дочь Людмила – молоденькой медсестрой. А вот соседка Наташа ожиданий совсем не оправдала. Читая письмо, Татьяна думала, что это подруга Люды и ее ровесница. А оказалось, что Наташе далеко за 35, она имеет мужа и двоих детей. Толстая и добродушная Наташа тут же пришла к соседям, стоило маме Андрея там появиться, и начала охать и сочувствовать вместе со всеми. Потом пришел ее муж – худой, невысокий, но тоже добродушный, приходили еще какие-то соседи, но Таня их не запомнила. Сразу бросалось в глаза, что двери в этом доме не закрывались, и это напомнило ей старый дом в маленьком, ныне не существующем подмосковном городке.

Татьяна выложила на стол две палки полукопченой колбасы, консервы, коробку конфет – все это она привезла из дома, и села вместе со всеми за стол. Есть ей не хотелось. Но Зоя Степановна уговорила ее выпить в лечебных целях рюмочку водки, съесть тарелочку борща и уложила на диван отдохнуть, выпроводив всех соседей. Впервые за два дня Татьяна уснула. Засыпая, она слышала, как в комнату кто-то осторожно заглянул, наверное, новые соседи, как Зоя Степановна шепотом просила не шуметь.

Через два часа Татьяна проснулась и увидела, что на улице уже стемнело. Часы показывали ровно пять часов – пора было идти в больницу. Она посвятила сына в свои планы. Завтра утром пойдет к командиру части и попросит в связи с последними событиями для него отпуск. Если ей откажут, то придется уезжать без разрешения – она к этому подготовилась. Если оставить Андрея служить дальше, то жить она спокойно уже не сможет, придется к нему каждый месяц летать. А этого семейный бюджет не выдержит – Казахстан слишком далеко от Москвы.

– 

Уедем, – сказала она сыну, – а там, дома, разберемся, что делать дальше. Сын не возражал.

На следующее утро Татьяна пришла привычным уже маршрутом в военную часть. К ней на КПП вышел капитан Попов и проводил к командиру части. Ей навстречу поднялся со своего места полковник с армянской внешностью и характерной фамилией Саркисян. Татьяна поздоровалась. Все люди, которых она встречала в Казахстане, были хорошими и готовыми помочь. Вот и этот армянин по-доброму поговорил с матерью солдата, рассказал о своей передовой военной части, о том, что здесь кормят лучше, чем в других подобных местах, вспомнил даже её мужа Сергея, который побывал здесь в прошлом году. Потом он доложил, что обидчики ее сына наказаны – и очень строго.

Татьяна не плакала, не ругалась. Она внимательно выслушала полковника и попросила дать ее сыну отпуск, чтобы он мог побывать дома для окончательной реабилитации. Командир части в просьбе отказал: обычно из отпуска никто не возвращался. Он начал льстить, говорить, что все офицеры довольны ее сыном, и после выздоровления, возможно, ему присвоят звание сержанта. Потом спросил, куда Татьяне надо добраться, и, узнав, что на базар, вызвался ее подвести.

Пока он собирался, капитан Попов, провожая ее на КПП, спросил, где она остановилась.

– 

На конспиративной квартире, – честно ответила Татьяна.

– 

Как? У вас тут есть такая квартира?

– 

Конечно, есть. Иначе куда бы я приехала?

– 

Давайте запишем адрес, – сказал капитан и достал блокнот.

– 

Давайте, – согласилась Татьяна и продиктовала адрес Зои Степановны.

– 

Так это те женщины, которые приносили Андрею посылки? – догадался капитан.

– 

Те самые.

Попов вынул из кармана деньги и протянул Татьяне.

– 

Это зарплата Андрея. Возьмите.

– 

Зачем мне? Отдадите ему.

– 

Хорошо.

Полковник Саркисян не заставил долго ждать себя, и они поехали. По дороге она думала, что прикинуться дурочкой и быть вне подозрений ей уже удалось. Адрес конспиративной квартиры выболтала, деньги не взяла, а про письмо, которое ее привело сюда, они вообще не знают. Она могла бы сказать полковнику, что думает о всей этой истории. Вот он везет ее на базар на своей машине, а избитого сына в больницу лейтенант Дима провожал на рейсовом автобусе, до которого долго топать пешком. Да и обидчиков Андрея, она уверена, почти не наказали, а слегка пожурили. До военной прокуратуры дело не дошло. Но Татьяна решила не поднимать скандала, а тихо, незаметно увезти сына. У нее была другая цель.

Базар города Джезказгана неприятно удивил Татьяну. Она думала, что увидит южное изобилие, а тут не было почти ничего. Пара продавцов, кучка яблок и несколько гранатов. Она высказала свое недоумение полковнику, на что он ответил: «О! Вы мне не рассказывайте, что такое базар! Я знаю, как это бывает в приличных местах». Татьяне пришлось взять, что было – не идти же в больницу с пустыми руками. Полковник подвез ее к больничному забору, и они распрощались. Татьяна сказала Андрею, что сегодня же пойдет покупать билеты на самолет. Из больницы бежать легче, чем из части – не сразу хватятся.

В билетной кассе, однако, ее ждал неприятный сюрприз. Самолет летел из Алма-Аты, и билетов на Москву не было, их вообще практически не бывает, надо заказывать за месяц. Она пришла на квартиру, где опять сбежались все соседи, и попросила помочь ей с билетами. Муж Наташи попытался что-то сделать, но безуспешно. Тогда ей посоветовали лететь на Свердловск, там легче достать места перед отлетом самолета, который тоже был какой-то транзитный. «Да, влипла я тут», – подумала Татьяна, но решила попробовать.

Татьяна все время хотела пить и окружающие смотрели на нее с удивлением. Сначала она подумала, что это от стресса, который она пережила, но оказалось, что в Казахстане сухой воздух. Да, совсем другой континент, другая часть света, климат другой, а люди все такие же. Да и город не отличался национальным колоритом, пожалуй, только Дворец культуры не был похож на обычные кирпичные дома сталинской застройки. Даже лозунги «Вперед, к коммунизму» еще сохранились.

На следующий день Татьяна опять решила посетить военную часть, чтобы попытаться уговорить командира дать сыну отпуск, а если вдруг согласится, то попросить помочь с билетами. Но ее надежды опять оказались напрасными. Командир части был занят – приехала какая-то комиссия – и ее не принял. Капитан Попов предложил подождать, а пока водил её по части, показывая местные достопримечательности: казарму, столовую, библиотеку, спортивный зал. Кругом царили чистота и порядок. В казарме спали несколько солдат после ночного дежурства, остальные кровати были пустыми. Вот здесь спал и ее сын, когда была не его очередь дежурить на станции. Огромное помещение, сто кроватей – разве такие условия можно назвать человеческими? Разве солдаты стали бы плохо воевать, если бы их поместили в комнаты по 2-3 человека?

Татьяна вдруг поняла, что зря здесь теряет время. Она простилась с капитаном Поповым, с лейтенантом Димой и сказала, что пойдет в больницу беседовать с врачом, а сюда приедет завтра. И в самом деле надо было побеседовать с медиками о здоровье сына, вдруг его еще надо будет лечить. Но женщина- врач ее успокоила, заверив, что со здоровьем у него все в порядке. Раньше предполагали наличие гематомы в черепе, но теперь убедились, что нет, все рассосалось. Были только синяки и шишки от ударов. На прощание врач сказала, что Андрея держат в больнице из жалости, чтобы как следует отдохнул, набрался сил. Да, в Казахстане живут удивительные люди. А она, Таня, готовит им неприятный сюрприз, если не сказать свинью.

Сергей звонил ей вчера вечером, она его успокоила, сказав, что с сыном все в порядке, и сообщила, что скоро они прилетят вдвоем. А тут и билетов нет. Но деваться некуда – завтра утром приземлится самолет, надо постараться улететь. Татьяна сказала сыну, что вечером принесет ему одежду, из больницы надо будет незаметно уйти, а переночуют они на квартире, чтобы завтра с первым автобусом ехать в аэропорт. Она вспомнила, как успокаивал ее капитан Попов.

– 

Андрюша молодец. Если бы все солдаты были такими, я ходил бы на службу через день. Если он дежурит, уже заранее известно, что все будет в порядке. А что касается драки… Вы не беспокойтесь, это больше не повторится. Андрюша нашел какую-то трубу и во время драки тоже хорошо огрел их. Небось, больше не сунутся. Я вам обещаю, что месяц или даже два ваш сын будет жить только на станции.

Татьяна поблагодарила капитана, но планов своих не изменила. Вечером Андрея привели на квартиру, вымыли в ванной. Опять сбежались все соседи. Андрею это не понравилось, но надо было терпеть. Зоя Степановна сокрушалась, что в Джезказгане плохо с продуктами, даже маргарин куда-то пропал. Татьяна обещала выслать ей из Москвы посылку, и обещание свое через неделю выполнила. А пока все сидели за столом, пили чай, а Люда с интересом поглядывала на Андрея. И Таня подумала, чем не невеста, как хорошо было бы породниться вот с такой простой, душевно богатой семьей. Но, видимо, не судьба, слишком большое их разделяло расстояние. Андрей улетал в Европу, а Люда оставалась в Азии.

Ранним морозным утром, когда еще не было и шести, Зоя Степановна вышла из дома, чтобы проводить их на автобусную остановку. Татьяна со слезами обняла ее и поблагодарила. В автобусе было темно и холодно, а сердце опять стучало от неизвестности. В аэропорту, однако, было светло и достаточно тепло. Она огляделась по сторонам, увидела две лестницы в разных концах зала, которые вели на балкон. Андрею она велела сидеть наверху и следить за входной дверью, которую оттуда было видно хорошо. Если вдруг его разоблачат, то он сможет сбежать по другой лестнице, пока военные будут подниматься наверх. Сбежать и вернуться в больницу, из которой ушел, чтобы всего лишь помыться и проводить маму. Такова была их легенда.

Татьяна встала у окна единственной здесь и пока закрытой билетной кассы. Встала, чтобы уже не сойти с места. Даже если в самолете будет одно свободное кресло, она отправит его, а сама потом, сама как-нибудь. Ждать ей пришлось долго, почти полтора часа. Ноги у нее затекли, руки тряслись, но она терпела. Сзади нее уже стояли двое – если бы она не выдержала этой вахты и отошла, весь тщательно продуманный план рухнул бы. Когда, наконец, открылось окошко, кассирша строго сказала: «Только два места. Быстро давайте паспорта. Как только выдам билеты, сразу идите на посадку – самолет через 10 минут улетает».

Через 10 минут они уже сидели в мягких креслах маленького – всего 32 места – но надежного самолета ЯК-40. «На яксолоке», – отвечал маленький Андрюша, когда его спрашивали, на чем он прилетел в Сухуми. Так же он может ответить и сейчас, если его спросят, на чем он сбежал из армии.

Джастина.

Сидя в мягком кресле, Татьяна смотрела то в иллюминатор, то на сидящего впереди сына. Места достались не рядом, но, слава богу, что достались вообще. Она немного волновалась, но успокоительные таблетки больше не пила – напряжение спало. Беспокойство же было вполне естественным – а вдруг там, в Свердловске, их уже ждут с наручниками? Или в Москве? Это, конечно, маловероятно, солдаты обычно бегут на поезде и на попутных машинах – самолеты им недоступны хотя бы из-за отсутствия паспорта. И у Андрея паспорт находился где-то в Московском военкомате. Вот так у нас служат в армии – без права быть человеком.

Лететь в Свердловск им было ни к чему, но так уж сложились обстоятельства. Их, к счастью, никто не встретил, но билеты на Москву они купили только на завтра. Придется ночевать в аэропорту, что нежелательно, но на гостиницу денег нет, хотя Таня забрала с собой все, что смогла достать дома. Чтобы убить время, они поехали в город изучать его достопримечательности. Там они пообедали, сходили в кино и в музей, а потом, накупив газет и журналов, вернулись в аэропорт ночевать. Татьяна позвонила домой, доложила обстановку, а потом написала письмо женщинам в Казахстан. Они просили ее позвонить из аэропорта в Джезказгане, но у нее такой возможности не было. И вот теперь она выполнила обещание.

Ночи, казалось, не будет конца, но утро все-таки наступило. Они пошли в буфет завтракать, потом вышли прогуляться. Наверное, не надо все время торчать в здании аэровокзала, слишком это общественное место, мало ли что. Хотя из-за одного солдата не будут объявлять всесоюзный розыск, слишком дорого это стоит. Он же никого не убил, не украл оружие. И все-таки естественное беспокойство не проходило. Посадки на самолет они еле дождались, до Москвы летели долго, и вот, наконец, родная земля.

Вся родня сбежалась посмотреть на Андрея и поцеловать его. Все говорили, что Таня молодец. Даже свекровь Римма Степановна первый раз ее похвалила и сказала, что будет за нее молиться. Но Таня особо не обольщалась, потому что была сделана только половина дела. Что дальше? Парень без документов: паспорта нет, и военный билет остался где-то в казарме, ни на работу, ни на учебу, даже на дальнейшую службу его не возьмут. Во-первых, надо обеспечить безопасность сына, чтобы никто не пришел его забрать. Пришлось советоваться с умными людьми, и выход был найден. Сергей сходил в военкомат, объяснил ситуацию, а Таня написала объяснительную записку о том, что для ее сына были созданы невыносимые условия, дедовщина, межнациональные конфликты и другое. Полученное ею письмо от земляка служило доказательством – других доказательств у нее не было. И военком пошел навстречу, у него не было оснований ей не верить.

От имени военкома в военную часть, где служил Андрей, была направлена телеграмма, что солдат Поляков прибыл в распоряжение военкомата. Это значит, что местоположение солдата известно, и искать его не надо. Во-вторых, Андрея обследовали в госпитале и положили на долечивание с диагнозом «Неврастения, ситуационно обусловленная». Правда, положили не сразу. Тане пришлось сходить в «Комитет солдатских матерей», «Комитет по делам военнослужащих» и какие-то другие подобные организации, чтобы заручиться их поддержкой. Сын в это время отдыхал дома, ехать к Лене в г. Жуковский не пришлось. «Ты не беспокойся, – говорила ему Таня, – солдат спит, служба идет». Сам Андрей жалел только о том, что в Джезказгане остались письма от любимых девушек, в том числе и от сестры Юли, которые он очень любил перечитывать.

Юля встретила Андрея радостно, бросилась ему на шею, а потом они долго разговаривали. Она пригласила двоюродного брата в гости, и он к ней пришел. В прихожей квартиры Луниных его встретила Джастина. Она так выразительно посмотрела на него зелеными глазами, что Андрей растерялся.

– 

Кто это? – спросил он Юлю.

– 

Так вы не знакомы? Долго же тебя не было в Москве. Это Джастина, моя любимая кошечка.

– 

Джастина? Что за имя?

– 

Я читала роман К. Маккалоу «Поющие в терновнике». Это оттуда.

– 

Какая ты романтичная личность!

– 

Да. А главная мысль этого произведения,знаешь какая? «Все лучшее покупается лишь ценою великого страдания…». Она меня поразила.

– 

Поразила? Может быть, это и неправда. Я считаю, что все лучшее дается нам от природы.

– 

Это не может быть неправдой, – Юля стала серьезной и задумчивой, – я это видела. Моя мама очень любит отца, но как она страдает!

– 

Я не верю, что Михаил такой уж плохой.

– 

Он больной. Ты же не видишь, что он вытворяет. Я лично за развод.

– 

Как ты можешь…

– 

Я раньше тоже не видела, как он издевается над мамой. Меня отправляли к вам. А сейчас я ни за что не уйду и не оставлю маму одну.

Далее события начали развиваться так, что каждое слово Юлии начало подтверждаться. Михаил, выпив (по его утверждению) совсем чуть-чуть, врезался на машине в ограждение автобусной остановки. Ограждение рухнуло, а машина перевернулась. Дело происходило поздно вечером, милиции рядом не оказалось. Зато мимо ехали братки на иномарке. Они остановились, подошли: «Мужик, ты живой? Что же ты так неаккуратно!». Одним легким движением они поставили «шестерку» на колеса. У машины был помят бампер и перекошены двери, которые теперь не закрывались. У Михаила сверкал синяк на лбу, но все остальное было цело. Он сел и поехал домой. Машина, теперь уже новая, снова нуждалась в ремонте.

Но ремонт машины – это еще полбеды. Настоящая беда грянула позднее. Миша напился и два дня не ходил на работу. Тетя Оля позвонила маме, и Таисия Михайловна буквально вывернулась на-изнанку, но достала сыночку медицинскую справку о болезни. Миша вернулся на завод, но работал все хуже и хуже. Видимо, его здоровье и физическое состояние ухудшалось с каждым курсом лечения в психиатрической больнице. В конце концов, он бросил работу и лег (добровольно!) в свою лечебницу, чтобы получить справку на оформление инвалидности.

Андрей тем временем уже месяц отлежал в госпитале, пора было его выписывать, но дальнейшее место службы для него не было определено. Двоюродные братья Тани Василий и Виталий изо всех сил пытались помочь племяннику через знакомых, но пока ничего не получалось. Руководители военных ведомств становились в тупик и беспомощно разводили руками, когда узнавали, что у Андрея нет документов. Получился заколдованный круг, в который загнала сына родная мамаша. Она написала письмо в военную часть Джезказгана с просьбой выслать документы, те ответили, что выслали. Но документы так и не пришли.

В апреле 1993 года наступила еще одна весна, радующая теплом солнечных дней и подающая надежды. Андрея из госпиталя выписали, и он опять отдыхал дома. Мама несколько раз пыталась поговорить с ним о том, что случилось в армии, узнать подробности, но сын не хотел говорить на эту тему.

– 

Какой-то ты невезучий, – сказала она, – вечно куда-нибудь влипнешь. Как же так – ты ведь говорил, что у вас там нет даже дедовщины…

– 

Мама, запомни: дедовщина есть везде, даже в госпиталях.

– 

Неужели?

– 

Да, вот я лежал в госпитале и видел ее. Правда, местных деды боятся трогать.

Наступило лето, и вопрос с определением Андрея в воинскую часть вдруг решился. Недалеко от Москвы формировалось новое подразделение, и служить туда для начала направляли лиц, подобных Андрею: сбежавших из других частей, уволенных или добровольно решивших поменять место службы. Военком направил солдата Полякова туда, а там ему выдали дубликат военного билета. Родители были довольны, потому что могли навещать сына в любое время. Сын тоже остался доволен, потому что иногда убегал в самоволку. «Дома и стены помогают», – говорил он. Конечно, официально и вполне законно в увольнение его тоже отпускали. Он нашел новых друзей, которых во время увольнения табунами приводил домой обедать, а иногда и ночевать. Родители относились к этому спокойно – они уже знали, как тяжело служить вдали от дома, и жалели солдат.

Галя с Юлей тоже приходили посмотреть на Андрея в военном обмундировании и сфотографировались с ним в обнимку. Миша, получив инвалидность, нигде не работал, а Галя думала, что делать дальше.

– 

Я не могу больше так, когда он работал, еще можно было как-то существовать, – говорила она Тане, – а сейчас? Мне самой ничего не платят. Как жить, как дочь растить? Как терпеть его характер, который с каждым днем становится все хуже? Сам денег не зарабатывает, а меня отчитывает за каждую покупку. Жадность какая-то появилась, агрессия… Угрожает все время. Если бы он не пил, я бы еще как-то смирилась. Но он считает водку своим главным лекарством, а этого я терпеть не могу.

– 

Как женщина я тебя понимаю, – ответила Таня, – я тоже такого терпеть не могу. Но как родственнице мне очень жаль… Что я могу посоветовать? Он вот такой, другим уже не будет. Или ты его принимаешь таким, как есть, или бежишь подальше…

– 

Он и на родителей плюет. Как только они начнут его воспитывать, он хамит. Отец ему даже письмо написал, я принесла тебе почитать. Но Мишеньке на все наплевать.

Таня взяла протянутый ей лист бумаги и углубилась в чтение. Отец писал, как всегда, подробно и убедительно.

Миша!

Мы – мать, отец и твоя жена – решили душевно, спокойно, сердечно, с высоким уважением и любовью к тебе, но очень серьезно поговорить с тобой о твоем поведении (пьянках) и отношении к своей семье и родителям. Наша цель – попытаться тебе оказать помощь, чтобы ты смог выбраться из гнилого болота пьянки, куда ты затягиваешься все глубже, теряя себя как человеческую личность и члена общества. Ты должен встать на правильный путь, принять здоровый образ жизни, сделать жизнь себе, жене, дочери и родителям спокойной, радостной и счастливой. Устный разговор ты почему-то не воспринимаешь, поэтому почитай это письмо.

На наш взгляд в семье сложились объективные условия для нормальной, счастливой, спокойной и радостной жизни. У тебя есть хорошая жена, прелестная дочка – их надо крепче любить; у вас есть отдельная квартира, которая навек ваша со всей, пусть скромной, обстановкой; есть машина, которая может дать радость развлечения и хороший отдых; пока еще живы старики, которые любят молодых и готовы помочь во многих вопросах. Сложились хорошие отношения с сестрой Татьяной и ее семьей, нормальная, спокойная обстановка в доме – нет взаимных придирок, упреков, оскорблений, неприязни – все это вместе называется семейным счастьем, которое надо беречь. И все это ты своим поведением разрушаешь, разрушая, прежде всего, самого себя как человека.

Доказательства? Их более чем достаточно. Тяга к выпивке, постоянная ложь, грубость к жене, дочери и родителям – все это разрушает нервную систему. У тебя нет критической оценки своих действий и здравого рассудка – пьешь до потери сознания, пьешь, что попало, и тут же блюешь, пьешь за рулем машины и даже на работе. Обещаний не выполняешь, выводов не делаешь, теряешь массу нужных и дорогих вещей, тем не менее, себя не осуждаешь, считаешь себя умнее всех, а других – дураками.

И все же мы думаем, что ты, дорогой сын и муж, еще не потерянная личность, у тебя еще есть время одуматься, проявить силу воли, взять себя в руки и бросить пить. Все зависит только от тебя, никто тебе силой водку или отравленный спирт в глотку не вольет, поэтому самоубийством заниматься не надо. Брось пить – и жизнь будет красивой, радостной, долгой, а семейная жизнь – сплошным медовым месяцем. Тут вопрос стоит ребром: или-или. Третьего не дано.