bannerbanner
Ведьмина доля
Ведьмина доля

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 7

– Привет, Улька, – сиплый голос и шуршание пакета. – Я поем, а ты вещай.

Я села рядом и глотнула остывший кофе. Кыс же, укрывшись одеялом, залез в пакет, доставая беляши и бутерброды. Тощий и мелкий, едва ли мне по плечо, с плюшевым подшёрстком по всему телу, совершенно седой парень с рыжим родимым пятном на пол-лица, носом «уточкой» и умными зелёными глазами.

– Лучше бы сырого мяса принесла, – он недовольно скривился. – И как люди эту гадость жрут, а?

– Как они едят, так и ты съешь, – я пожала плечами. – Слушай, у меня времени в обрез…

И быстро пересказала случившееся. Предупредив, чтобы никуда не лез.

– А лучше вообще уезжай, – попросила я серьёзно. – Кыс, что-то затевается…

– …и не только это, – он повёл длинными острыми ушами, быстро проглотил очередной беляш и достал из пакета минералку. – Не чуешь разве? У меня со вчерашнего дня шерсть дыбом. И в городе неспокойно.

– В смысле? – озадачилась. – Я сегодня с главами общин встречалась – никакого беспокойства. Излишнего. Из-за подставы «пауков» волнуются, конечно…

– Нет, Улька, нет, – Кыс сморщился. – Ты же видящая, неужто ничего подозрительного не замечала, а?

– Вообще-то… было видение, – я встряхнула бумажный стакан и с сожалением констатировала отсутствие кофе. От долгих разговоров ныли связки и хотелось пить. – Дай-ка глотнуть… Только Верховная сказала, ерунда…

– А Анфиса Никифоровна, разумеется, истина в последней инстанции? – едко ухмыльнулся он.

Я передёрнула плечами и рассказала о видении.

– Говоришь, погода менялась?

– Угу.

– Плохо, Улька.

Стыдно уточнять, но что делать… Я с такими видениями никогда не сталкивалась и от наставниц о подобном не слышала.

– Почему? – пожалуй, да, в архивы надо…

– Потому что если погода не меняется, то ты погружаешься в видение – и идёшь навстречу будущему сквозь ткань настоящего. А если мир меняется – то будущее идёт к тебе, комкая настоящее.

– Не поняла… – призналась я смущённо.

– Время, – Кыс посмотрел на меня, не мигая. Вертикальные зрачки – живые язычки белого пламени, на зелёной радужке вспыхивали серебристые искры. – Время, Улька, подобно воде. И имеет свой путь – и свой круговорот. Иногда оно бежит живой рекой, иногда – застывает кристаллами вечного льда, а иногда… испаряется, словно его и не было, – мой собеседник откусил от последнего беляша и рассеянно проглотил, не жуя. – Но время никогда не пропадает бесследно – оно всегда возвращается. Проходит осенним дождём. Сыплется снегом. Гейзером рвёт землю. И оно помнит – всегда помнит – старые русла рек, старые выемки и щербинки. И бежит знакомыми дорожками заполнять их. Снова. И тогда оживает то, что спало в старых руслах и высохших водоёмах тысячелетиями.

– И?.. – я вернула ему бутылку.

Кыс поёжился, ссутулился и промолчал. Встряхнул пустой пакет, сложил туда обёрточную бумагу и допил минералку.

– Я тебя услышал, – он встал, придерживая одеяло. – Надеюсь, ты меня тоже.

Как же нечисть любит говорить загадками…

– Случатся ещё видения – разберёшься, – Кыс красноречиво махнул рукой: дескать, всё, проваливай. – У меня пока только предчувствия… и страх.

– Это будущее… оно за мной идет? – я встала.

Мой собеседник хихикнул:

– Не льсти себе, Улька. На кой шут ему молодая, недоученная и не шибко умная ведьма, а? Ты просто видишь. Ты – единственная видящая в городе. Вот и всё. А вот зачем оно воскрешает то, что когда-то убило время… – он нервно прижал уши. – Не знаю. Но если узнаю – расскажу. Ночи, Улька. Спать пора.

– Ночи, – я отвернулась. И сделала вид, что поверила его сонливости и инертности. Наверняка за мной по пятам рванет, любопытный.

Скрипнула скамейка, зашуршали ветки, и с дерева осыпался дождь из жёлтых листьев. Я достала из сумки распечатку адресов. Да, пора по барам… Ближайший находился в полутора остановках, и я для разнообразия пошла пешком. Вернулась к парку, заглянула в круглосуточный «Подорожник» за кофе и отправилась по делам. По пути вертела Кысовы слова и так, и сяк, но поняла одно: гадости быть. А тётя Фиса просто вывернула ситуацию так, чтобы я делом занималась, а не призраков гоняла. За призраками-то интереснее бегать, чем по сомнительным заведениям шляться в ожидании чуда.

«Чудо» не явило себя ни в первом баре, ни в пятом. Полнейшая тишь и никаких следов пришлых «пауков». И после седьмого бара я забеспокоилась. Первый час ночи – самое время для разгула нечисти, а в барах пустота. Хозяин восьмого бара, налив мне коньяку, посетовал на некую «непогоду». Я выпила с ним за компанию и попросила копию чека. Эдак я за сутки проезжу и пропью всю зарплату…

У десятого бара я зависла, борясь с соблазном поискать сигарету. Чтобы сесть на крыльце, вытянуть ноги, протопавшие пятнадцать остановок, и собраться с мыслями. Красно-жёлтая неоновая надпись «У чёрта на рогах» разгоняла сумрак ночи, а соответствующая вывеске морда жутко скалила острые зубы и, зараза, подмигивала. Владельца данного заведения я знала плохо, но достаточно, чтобы… да, побаиваться. Формально он к моим подопечным не относился, но судьба сталкивала, к сожалению.

Случайных прохожих не было вообще. И тишина царила подозрительная – ни проезжающих машин, ни шороха листвы. Я помялась на крыльце, покосилась на «глазок» камеры, пошарилась для вида в телефоне и, вздохнув, пошла на дело. Открыла тяжёлую кованую дверь с выгравированными на створках оккультными символами и прислушалась. Никого лишнего. В небольшом полутёмном помещении, в одиночестве расположившись у барной стойки, протирал чистейшие бокалы хозяин кабака.

– Доброй ночи, Аспид.

Он грубо и картинно повернулся ко мне спиной. Длинная чёрная коса змеёй метнулась по тёмному жилету. Полумрак стал гуще и плотнее, а свечи на столах – ярче. Завоняло ароматическим воском.

– Я только спросить и…

– Да пошла ты, ведьма, – буркнул «змей» глухо, – вместе со своим гадюшником…

Аспид относился к той половине нечисти, которая мечтала содрать с меня шкуру. А если не с меня, то с любой зазевавшейся ведьмы. Ненавидел нас люто и, по слухам, небеспричинно. И насчёт гадюшника – это он в точку.

– Проваливай, говорю! – его плечи ссутулились и раздались, ткань светлой рубашки затрещала.

Поздно. Я учуяла. Запах. Чужой воздух. Люди, живущие в одной местности, пахнут похоже. Заводы, марки бензинов, дым от ТЭЦ, растительность, еда, вода – всё это постепенно формирует один городской запах, по которому я опознавала своих. И отличала чужаков.

Я проигнорировала грубый окрик и, обогнув барную стойку, устремилась к нише. Небольшой закуток, один стол и четыре стула с высокими спинками, дверь в туалет. Холодный сквозняк от кондиционера. И запах. Очень чёткий.

Сев на стул, я провела рукой по столу и закрыла глаза.

Знакомая троица пришлых «пауков» склонилась над столешницей и почти соприкасается головами. Шепчутся, размышляют, обсуждают. На столе – ничего, кроме салфеток и солонки. На официанта и желающего облегчиться «пауки» зыркнули так, что вопросы и желания отпали сами собой. А потом один поднял голову и в упор посмотрел на меня.

И в моей голове взорвалась, туманя сознание, боль.

– Я сказал, проваливай! – «змей» тряхнул меня за плечо.

Моргнув, я тупо посмотрела на стол. Всё. Кино закончилось, не успев начаться, а пиратской версии нема… Я снова провела дрожащими ладонями по столу, но – никаких следов информации. Вообще. Даже о том, кто здесь сидел до и после «пауков». Я потёрла виски и встала со стула. Чёрт, что это за магия?.. На руке запоздало пульсировал браслет, намекая на опасность.

– Что, обломали, видящая? – хмыкнул Аспид.

Я досадливо сморщилась. А он паскудно заухмылялся. Жёлтые глаза горят, восточное лицо довольное, на левой щеке вздулся ожоговый шрам, усы подрагивают, бородка, заплетённая косой, топорщится. Видимо, придётся допрашивать… Боюсь только. Себя боюсь. Как бы не занесло. Очень не люблю упёртых хамов. Бесят.

– Аспид, – я присела на край стола, – выбирай одно из двух. Или ты перестаёшь хамить и говоришь, что ничего не знаешь – и убедительно говоришь, чтобы я поверила. Правда, нечисть не умеет врать, но ты попробуй. Или – перестаёшь хамить и честно отвечаешь на вопросы. И так отвечаешь, чтобы я поверила.

– Иначе что? – «змей» подобрался, и за его спиной мелькнула тень скользкого хвоста. Ударила по барной стойке, бесшумно поползла по полу.

– Понятно… – я наморщила нос.

Терпеть ненавижу, но ради дела… Я вздохнула и опустила плечи, «сдаваясь», а он расслабился, растворяя змеиную тень в полумраке бара, и победно оскалился.

Я сложила руки на коленях, привычно уставилась на свой маникюр и спокойно спросила:

– Аспид, как думаешь, что случится с твоими лёгкими, если я выстужу в них в воздух? А потом нагрею? Градусов так до трехсот? И сорву защиту? И память наизнанку выверну?

– Не посмееш-шь… – и снова тень хвоста замаячила на полу, подбираясь к моим ногам.

– Посмею.

– Против правил работы с нечистью и Верховной? – напрягся Аспид.

– Первым правила нарушаешь ты, отказываясь сотрудничать, – надо бы ногтями заняться, а то смотреть стыдно… – А Верховная – моя тётя, и я – её единственная и любимая племянница, – я равнодушно пожала плечами. – Она мне всё простит. И от чего угодно отмажет. А вот кто тебя от пола отскребать будет…

Он дёрнулся, но я успела раньше. Резко вскинула руку, и его впечатало в барную стойку, выгнуло дугой.

– Убью… – просипел «змей», схватившись за горло. Хвост безвольно распластался по полу, придавленный «плитой» вязкого воздуха. Тьма пугливо загудела, заметалась из угла в угол, тревожа огоньки свечей.

– Вряд ли, – я сжала пальцы, и Аспид задёргался, захрипел. Из его открытого рта повалил пар. – Сам расскажешь или мне смотреть? Считаю до пяти: сам или помочь? Да или нет? Раз…

Сиплое «да» порадовало чрезвычайно. Ибо высунулась недовольная Совесть и предъявила следы угрызений. Я разжала руку, и Аспид сполз на пол.

– У тебя минута. И без глупостей, – предупредила я, соскакивая со стола. – Иначе по стенке размажу.

Хочу выпить. И пусть без толку. Я по-хозяйски перебралась через стойку и ухватила бутылку ликёра. Судя по этикетке, жутко дорогого.

– Чего добро переводишь? – буркнул Аспид. Жёлтые глаза горели ненавистью, но в руки он себя брал быстро. – Потом не рассчитаешься.

– Копию чека выпиши, – я села на стойку и откупорила ликёр. – Итак? Пару дней назад здесь объявились трое незнакомых и чужих «пауков», о которых почему-то никто не доложил, куда следует…

– На них не написано, что чужаки! – ощерился он.

– А то ты своих постоянных клиентов в лицо не знаешь, – фыркнула я. – И чужака по запаху не отличишь. Так и скажи, что заплатили. Сколько, кстати?

– Штуку, – неохотно выдавил он и сел на стул, нервно расправляя ворот рубахи, – баксов.

Да уж… Нам, нищим ведьмам, только пытки и остаются…

– Сказали, посидят полчаса, встреча какая-то, – Аспид отвёл глаза. – А после… Ушли. Трое сами, троих пьяными унесли. Как обычно.

– Куда ушли?

Он пожал плечами. Я поставила бутылку на стойку:

– Точно не знаешь?

– Сама посмотри, – «змей» ощетинился, оскалился.

– Не умею, – я с сожалением качнула головой. – Умела бы ваши мысли читать – не пугала бы средневековыми пытками на ночь глядя. Вы – не люди, ваша пассивная сила – мощная защита от любого вторжения. Воздух через вас не пропустить и нужного не узнать.

– Пуга… – Аспид запнулся. Ненависть в его глазах разгорелась с новой силой.

– Я пацифист. Живи и давай жить другим, – и улыбнулась: – А Верховная бы меня за такое нарушение в порошок стёрла. И сотрёт. Хочешь отомстить – доноси и предъявляй доказательства, – и вздохнула: – Жаль только, без толку…

– Вот из-за таких, как ты, я и ненавижу ведьм… – зло выдохнул «змей».

– Но из-за таких, как ты, мы и становимся такими, какие есть, – ответила я резко.

И замерла. Браслет нагрелся. Я прижала палец к губам, и Аспид поперхнулся. Шаги на мостовой. Двое. Один – крупный, старший, второй – помельче, пацан. «Пауки». Опять. Чужаки. И запах… болотный. Недавняя троица маскировала чужеродный запах патентными амулетами, а эти… Непредусмотрительные. Аспид тоже уловил нечисть, и тьма вокруг него забурлила, лопаясь мыльными пузырями, формируя клобук.

– Нет, – я предупреждающе вскинула руку. – С «пауком» не сладишь. Иммунки нет? Тогда не высовывайся. Мозги заплетут, и умолять будешь, чтобы убивали долго и мучительно.

Я отставила нетронутый ликёр и спрыгнула с барной стойки. Присела, положила руки на пол и прислушалась к шёпоту воздуха.

– Обернуться сможешь? А в унитаз пролезешь?

– Слышь, ведьма…

– Так пролезешь или нет? Да? Тогда уходи. По трубам – и наверх. Выход – в пяти кварталах отсюда, на площадке заброшенного жиркомбината. Ответвление одно, не заблудишься и ничью задницу не напугаешь.

Я закатала рукав, использовала «паучий» яд и мысленно поблагодарила Арчибальда за иммунитет. Посмотрела на символ вызова Круга, но не решилась. Последний сигнал остался. Может, для другого пригодится. Ночь не кончилась, а Жорик предсказывал её «ещё краше».

– Кстати, а бар застрахован?

Аспид не ответил. Бесшумной тенью растворился в полумраке, лишь тихо скрипнула дверь туалета. А я вернулась за стойку и приготовилась… убивать. Живьём не взять, но хотя бы одного убить надо. Того, который постарше. И сохранить его память. Да, я пацифист. С тяжёлой профессией.

Глава 5

Будто ведьмовство зависит только от силы!

…ведьмовство – это ведь не сила, а умение с ней обращаться.

Терри Пратчетт «Дамы и Господа»

Я глубоко дышала, набираясь сил. Воздух гудел и вибрировал, обнимал за плечи и поддерживал под руки. Мне чертовски повезло со сферой в Ночь выбора. У нас много сфер-источников, но мне повезло больше других, ведь воздух считается сложной штукой и даётся немногим. И пока я дышу, то вижу всё глазами воздуха, а мои резервы при значительных боевых тратах восстанавливаются моментально – надо только дышать.

На крыльце потоптались, шушукаясь. Я закрыла глаза, растворяясь в воздухе, смотрела и слушала. И остро ощущала чужих. Мои, городские, пахли иначе.

– Ловушка сработала, – негромко говорил старший. – Нас предупреждали, что ведьма-проверяющая пойдет по следу чужаков, и она пошла. И попалась.

– А то, – легкомысленно подтвердил пацан.

Наивные…

– Проверим, – старший определённо нервничал. Наверняка чуял, что в баре кто-то есть. – И следы уберём. Нет тела – нет дела. А нет проверяющей и видящей – нет проблем. А потом – за девчонкой. Всё очень удачно совпало.

Похоже, пора нам с Раяной серьёзно прошерстить город и его окрестности… Слишком много чужаков вдруг появляется из ниоткуда. Или – не «вдруг»? И, кстати, среди ведьм Круга я – единственный воздух и единственная видящая. Выводы напрашиваются очевидные: кто-то обо мне «паукам» поведал, и этот «кто-то» – из своих. И – зачем им Зойка?.. И – совпало ли?..

– Останься здесь, – велел старший.

Это плохо.

Дверь открылась, впуская сутулую длиннорукую фигуру, и я ударила, не медля. Воздух рядом с вошедшим взвихрился и вспыхнул белым пламенем. «Паук» всхлипнул, потянулся к горлу и оказался распятым на стене. Я учусь на своих ошибках и знаю, где расположены ядовитые железы. Методично выжигая кислород, я краем глаза отметила появление второго. Придерживая тяжёлую дверь, он изумлённо потаращился на меня, а потом развернулся и молча задал стрекача.

«Стой, гад!» вырвалось само собой, а с улицы донёсся возмущенный мяв. Опустив на пол бесчувственное тело, я кинулась за убегающим и на крыльце едва не сшибла помятого Кыса.

– Улька!.. – отшатнулся он.

– Гони за Арчибальдом! Быстро! Одна нога здесь – другая там! Или тело к нему отнеси! С меня пять кило мяса! С кровью! Если успеешь!

Мелкий «паук», удирая, петлял обезумевшим зайцем, а я стремглав неслась за ним. Дороги, кусты, песочницы, ограды и подворотни сливались в сплошное пятно – в серый коридор, в котором яркой молнией мелькал путь убегающего, нестерпимо воняло потом и слышалось сиплое дыхание. Там, где «паук» перемахивал через заборы, я просачивалась меж прутьев, но лишь отставала – бегал он отменно. Проклятый наблюдатель и мои детские комплексы с несдержанностью… В полёте бы на раз догнала…

Просочившись в щель между бетонными плитами забора, я остановилась глотнуть воздуха, осмотрелась и не поверила собственным глазам. «Паук» исчез. Испарился. След ярким зигзагом упирался в серую обшарпанную стену и… И всё. Я недоверчиво прищурилась и резко втянула носом воздух. Болотом воняет повсюду. След чётко указывает на стену. И поисковый коридор уходит в пустоту. Оборванные серые края колеблются на ветру клочьями бумаги. Чёрт знает, что творится…

Я вытерла мокрый лоб и упёрлась руками в колени, переводя дух. Лёгкие работали как кузнечные меха, нещадно кололо в левом боку, по спине струился пот, свитер противно лип к телу. Я сняла куртку с сумкой и огляделась. Заброшенная площадка жиркомбината. Земля, усеянная разбитым стеклом, опавшей листвой и штабелями плит. Скучное трехэтажное здание. Выбитые окна забраны фанерой или зияют чернотой. Слабый свет пары зеленоватых фонарей у забора. На крыше раскинул жёлтые лапки чахлый кустик. Неподвижный.

Вопрос: откуда ветер, от дыхания которого колышутся стены поискового коридора?

Сбросив вещи на плиты и усевшись рядом, я вытянула ноги, закрыла глаза и принюхалась. Воздух спёртый, пропитанный болотной вонью. След «паука» яркий, пока он бежит к забору, пока перелетает через него, пока стрелой проносится по площадке… Потом – вспышка и темнота. Как в баре. И, как в баре, опять пульсирует браслет, и боль на секунду отключает мозг от реальности. Да что ж это за странная магия у «пауков», которые только зубы заговаривать и ядом плеваться умеют?.. Зато понятно, почему не самоубился, а драпанул. Знал, что есть убежище, где его не достать.

Я встала и методично обшарила площадку. Ветром пролетела по зданию, приподняла плиты, но лаз не нашла. Зато нашла место, откуда дует ветер. Остановилась у стены и присела на корточки. Ветер сквозил из-под земли в невидимые щели, но что там, подо мной, находилось, я увидеть не смогла. Воздух молчал. Для верности я попрыгала на сквозящем пятачке, ничего не поняла и полезла в карман джинсов за сотовым. Пусть Верховная разбирается.

– Том, привет. Не спишь? Я тут…

Земля ушла из-под ног неожиданно, но мои рефлексы быстрее и сильнее непредсказуемости. Отшвырнув телефон, я на автомате раскинула руки, уплотняя воздух, цепляясь за него, тормозя падение. В нос, заглушая все ощущения, ударила мерзкая вонь. Наверху тревожно орал Томкин голос, и неожиданно близкими показались крупные осенние звёзды. Вон хвост от Большой медведицы… И бабочкой в янтаре, чёрным небом в косой прорези ямы застыло время.

Я дышала ртом, часто и мелко, едва не теряя сознание от вони, и с силой выталкивала из ладоней частицы плотного воздуха. Только дышать – это всё, что мне нужно, чтобы выжить… И смотреть на звёзды, цепляясь за реальность. В голове мутилось, а звёзды двоились и троились, водя хороводы. Только дышать…

Внизу набирал обороты воздушный вихрь. Холодный влажный ветер вздувал штанины и хватал меня за лодыжки, стаскивая вниз. Медленно, миллиметр за миллиметром. Судорожно цепляясь за воздушные стены, я ощущала, что сползаю… но – странно – звёзды становились только ярче. Пока не слились в два пятна. Жёлтых. Чтобы исчезнуть за чьей-то тенью. И я отчаянно, на последнем выдохе, рванулась вверх.

И очнулась на плитах. Сумка под головой. Нервная дрожь усталости по всему телу. Жёлтые глаза рассматривают в упор.

– Аспид, какого… лешего… ты… тут… делаешь?.. – просипела я сдавленно между бешеными глотками воздуха. – Ты… вытащил?..

– Могу столкнуть обратно, – ощерился он и положил мне на живот орущий сотовый. – Это тебя.

Я сжала в руке телефон и хрипло засмеялась:

– Ты… прелесть, – с трудом села и сбросила вызов тёти Фисы.

Не до неё сейчас. Голова кружилась, и опять жутко воняло болотом. Кажется, теперь и от меня.

Аспид обиделся на комплимент. Раздул тень клобука, злобно стеганул хвостом и прошипел:

– Дар за дар. Ты помогла – я помог. Ничего не должен.

– Какой педантизм… – я тяжело дышала, судорожно восстанавливая запас сил. – Принимается.

Там, где я неосмотрительно прыгала по земле, появился провал, из которого валил и стелился по земле густой молочный пар. В оконных проёмах завывал ветер, и над ямой до второго этажа вихрился воздух, гоняя по кругу осенние листья и мелкий строительный мусор.

– Аспид, ты сам-то как туда не угодил? – я наконец немного пришла в себя.

Он надменно выпрямился и скрестил руки на груди:

– Повезло тебе. Близко была, – и предъявил кончик хвоста с присосками, как у осьминога на щупальцах.

– О, – я улыбнулась, – никогда прежде не видела… Ты один такой необычный или это примета особи твоего вида?

– Бредишь, ведьма? – осклабился Аспид.

Да. И усердно цепляюсь за всё, что может отвлечь. Чтобы меня не накрыло не к месту. Осознанием.

– Стой, дура! Куда?.. Второй раз вытаскивать не буду!

Я устало подковыляла к яме и села на корточки. Ощупала рябивший воздух и ответила:

– Не затянет. Я сбила «пробку», и ветер вырвался на свободу.

Снова заорал сотовый, и в унисон весёлой песне атаманши из «Бременских музыкантов» сверху раздался низкий гул. В тёмном небе рассыпался серебристый фейерверк, и на землю брякнулся увеличенный огнетушитель. А следом спикировала и тяжело дышащая Томка. Длинные распущенные волосы дыбом, пиджак с блузкой измяты, юбка почти на талии, чулки… черные, крупной сеткой.

– Почему трубку не берёшь?! – злобно рявкнула подруга и швырнулась туфлей.

Я поймала лакированную обувь и потрогала длинный острый каблук. И смущённо кашлянула. Посмотрела на Аспида и сделала большие глаза. Но тот, кажется, забыл и о ненависти к ведьмам, и об инстинкте самосохранения. Возбуждённо вытаращился на Томку, захлебываясь слюной. Да, она же, как и я, тоже со своей врождённой необычностью, которая, не к ночи будь помянута…

– Том… ты… – я замялась. – Юбку… поправь.

Она наконец почувствовала чужой взгляд и повернулась к моему спасителю. Юбка мутировала в брюки, и над жиркомбинатом громыхнуло:

– ИСЧЕЗ!..

Аспид растворился в мгновение ока, только мелькнул в ночном сумраке кончик хвоста. Томка вновь повернулась ко мне и смерила тяжёлым взглядом:

– Ульяна, прибью!.. Почему трубку бросаешь, а потом не берёшь?! Почему на помощь не зовёшь?! Что здесь вообще происходит?!

– Посмотри лучше на это, – я указала на яму. – И, бога ради, успокойся. Не надо меня убивать, и без тебя охотников хватает.

– Потом, – отмахнулась она второй туфлей. – Рассказывай.

И села на плиты рядом с моей сумкой. Зажмурилась, прогоняя злость, и враз изменилась до неузнаваемости. Вместо яркой, горящей гневом девушки – уставшая женщина. Опущенные плечи, лицо под завесой волос. Я осторожно положила на землю туфлю и отступила, понимая, что творится у неё внутри.

– Том?..

– Нормально, – она тяжело вздохнула и повела плечами. Отбросила волосы за спину и принялась плести косу.

Пронесло… И ей, как и мне, злиться и выходить из себя… опасно. Я села рядом и быстро рассказала всё, от Кыса до провала в яму.

– А у тебя талант оказываться в нужном месте в нужное время, – заметила подруга с усмешкой.

И посмотрела на меня искоса, ища следы воздействия или внутренние повреждения. Взгляд – острый, рентгеновский, прощупывающий.

– Когда гоняешься за нечистью, это происходит само собой, – я пожала плечами. – Том, а ты не знаешь, что стирало следы «пауков» и…

– Стирало? – перебила она и снова полыхнула гневом. Чёрные глаза заискрили. Таки нашла, что искала. – Ульяш, ты реально ничего не поняла или прикалываешься?

– И тогда не поняла, и сейчас не понимаю, – призналась я честно.

– И жива к тому же, – Томка сощурилась.

– Нет, умерла, – я весело фыркнула. – И перед тобой – зомбик. Для поговорить на околонаучные темы и сообразить, к чему ты клонишь.

– И хорошо себя чувствуешь?

– Ну… голова болит немного.

– «Голова болит… немного», – передразнила Томка иронично. – Голова… без мозгов. Ульяш, ты уже дважды должна была умереть. И не в яме, а до неё. И, конечно… – её взгляд упал на мою руку. И на браслет. – И, конечно же, не обошлось без Жорика.

Браслет сам собой расстегнулся и змеёй уполз к Томке. Простейшее плетение колец, серебро – отцовский подарок на какой-то Новый год. И два почерневших, погнутых звена в ровной цепи.

– Да-а-а… – подруга изучила браслет, осторожно ощупывая чёрные звенья. – Каждый день благодари судьбу за Жорика. И его – за то, что приучил тебя носить защитные амулеты. И так каждый день спасает твою безалаберную голову и неуёмную задницу.

На страницу:
5 из 7