Венхра. Книга первая. О плохих людях и странных обстоятельствах

Владимир действительно терпел. Терпел её тяжёлый взгляд. Такой, от которого становилось невыносимо. Но он не мог просто взять и попросить сменить этот взор на какой-нибудь другой. Как это вообще, сменить взгляд? Можно сменить интонации голоса, можно изменить причёску, но взгляд. Взгляды на жизнь, обычно, меняются только благодаря какой-нибудь серьёзной неожиданности, какому-нибудь случаю. Это Владимир знал по себе. Ведь когда-то он был совершенно другим человеком. Но что может случиться с Томой, чтобы она сменила этот оценивающий взор?

Она смотрела так, как смотрят на какую-нибудь вещь, которой пользовался очень долго, но потом решил взглянуть на неё по-новому, с совершенно другой стороны, и вот, после этого появилось чувство: а не обманули ли меня? Стоила ли вообще эта вещь моего внимания? Куда можно отправить свои претензии, сдать её или обменять? Что я получу взамен этой вещи, ведь без неё, вроде бы, никак. Но и с ней уже не так хорошо.

Вова дал такую характеристику её взгляду после того, как увидел этот же самый взгляд в глазах их дочери.

Дочка, Кристина, хорошая девочка двенадцати лет. Учится нормально, но, видимо, и в ней однажды что-то безвозвратно поломалось. Она никогда ни о чём не просила и, тем более, не требовала. Жили они не бедно, но и не купались в роскоши. И вот она начала аккуратно, но с постоянной периодичностью, намекать на то, что её мобильный телефон уже старый, не модный, у девочек в классе уже давно другие телефоны, и так далее…

После того, как Владимира неожиданно сократили на хорошей работе, на прежний уровень жизни они выйти так и не смогли. Мужчине не удалось устроиться на аналогичную по уровню должность. И Кристина это понимала, но всё равно невзначай начинала эти разговоры о телефоне.

Модель была не такая уж и старая, но прогресс не стоял на месте, и фирма, выпускающая телефонные аппараты, радовала своих поклонников новыми моделями с более совершенным функционалом, но… это было фактически то же самое, только более актуальное на данный период времени. Пройдёт ещё год, или меньше, и снова новинка превратится в предмет вчерашнего дня.

И так будет всегда. Сейчас не выгодно вкладывать деньги в развитие науки, в освоение космоса. Значительно больший спрос на развлечения, которые так необходимы людям здесь и сейчас. Не какая-нибудь перспектива открытия новых, пригодных для исследования или жизни планет влечёт среднестатистического обывателя. Ему нужен комфорт и развлечения сегодня. Он живёт один раз, и ему надо сегодня проживать свою жизнь максимально приятно в окружении передовых технологий. И производителям очень не выгодно делать вещи, что называется, на века. Искусственно созданная, постоянно меняющаяся мода, ограниченный по сроку служения технический потенциал и неимоверная потребность в постоянном потоке покупателей делает этот мир слишком занятым для того, чтобы создавать и исследовать что-то выходящее за пределы зоны комфорта обычного человека. Зачем нам далёкие звёзды, если сейчас человеку скучно на Земле без нового девайса?

Не изобретение какого-нибудь телепорта, а новые предметы, подчёркивающие статус и уникальную индивидуальность человека необходимы обществу. Эта агрессивная манера потребления и придуманной статусности заняло разум маленькой девочки, которая мечтает о новом телефоне, в то время, когда старый стал ей ненавистен. Нет, он не сломался. Может, стал немного «подвисать», но не перестал звонить, не перестал делать и воспроизводить на своём не обесцветившемся экране фото- и видеоматериалы.

Телефон не перестал быть многофункциональным гаджетом, но он стал ненавистен. Он стал лишним в её жизни, но без него никак. Социальные сети и прочие развлечения не должны оставаться без её внимания. Ведь это так важно тратить своё время на нереальную жизнь, отображённую на бесконечных широтах интерактивного пространства.

Интерактивные пространства бесконечны, жизнь – нет.

Владимир заметил, что даже смена ярких чехлов не сможет поменять суть аппарата, который стал слишком привычным в своём безобразии. И благополучные перемены к лучшему в жизни Кристины были связаны только с получением нового мобильного телефона. Хорошо хоть девочка спокойная, вся в отца, не требует, и не закатывает истерик, а всего лишь иногда мечтает вслух о новинке.

А Тома вслух не мечтает. Может быть, она даже ещё не сформулировала причину своего недовольства. Но этот её взгляд был совершенно понятен Владимиру, и мужчина старался его не замечать, ведь исправить сбой в системе мышления некогда любящей его женщины он не мог. Пытался что-то делать, но не знал, какие методы смогут повлиять на эти процессы. А женщина хотела понять себя и свои чувства, ничего не делая с причиной изменения жизненных взглядов, которые крылись глубоко в её собственном сознании. Логика в размышлениях Владимира была основана на материальных аспектах существования, а Тамара опиралась только на собственные чувства. Просто жизнь семейной пары наполнилась дополнительными раздражающими факторами.

– Может, спать пойдём, ты так рано встаёшь, – Тамара попыталась придать голосу оттенок заботливости.

– Да, сейчас иду, – ответил Владимир.

Он, как всегда по вечерам, долго сидел на кухне и что-нибудь читал. Или просто думал о своём. Ложился поздно, вставал рано. Работа на стройке после карьеры в должности ведущего инженера не отразилась на его режиме дня. Разве что только дома он стал находиться реже.

Тома ушла в спальню, а Владимир ещё выпил чаю. Он не грустил, не тосковал, он просто всегда любил посидеть в тишине. Это было его своеобразным развлечением.

Осенние месяцы в этом году проходили спокойно для Владимира, в отличие от прошлогодних, когда он потерял из-за сокращения хорошую работу. Ему казалось, да и не безосновательно, что он всегда был на хорошем счету – но этого недостаточно. Помимо профессиональных качеств, успешный карьерист должен обладать и человеческими, позволяющими иметь более тесный контакт с руководством. Но общаться на неинтересные темы Владимир не умел, и его молчаливость нередко принимали за грубость. Вежливость принимают за слабость, а молчание – за незаинтересованность. Плохо быть слабым незаинтересованным грубияном в глазах окружения.

К сожалению, хорошее знание дела не сыграло решающей роли в нелёгком выборе кандидатов на сокращение. Казалось, с таким опытом у Владимира не будет проблем в поиске работы, но что-то пошло не так, и вот уже год он работал на стройке. Но ему нравилась эта работа, ведь немало приходилось трудиться руками, несмотря на не последнюю должность на строительстве объекта.

Он привёл себя в отличную форму, однако это не прибавило страсти в глазах его супруги Тамары. Вове было тридцать шесть лет, жена была младше на три года, и ещё одним её душевным переживанием были мысли о том, а туда ли уходит её молодость?

В своей мнимо уходящей молодости, она была достаточно эффектной девушкой. Заморочки супруги Владимир стойко терпел. Он не представлял себе жизни без её, хоть часто и недовольного, но очень симпатичного личика…

* * *

У Владимира был личный помощник, заодно служащий переводчиком в общении с рабочими из соседней солнечной республики – его имя было Толибжон. Многие его звали просто Толик, но Владимир называл его только настоящим именем и уважительно относился к нему, как к человеку и как к работнику. Мужчина, немногим за сорок лет, с густыми усами и волевыми чертами лица, этим утром выглядел напуганным. Он тараторил, переходя на родную речь:

– Там Джонни, конструкция, рухнул!

Только после последних, понятых Владимиром, слов, они побежали к месту происшествия.

Утро начиналось ужасно. Причём, с самого начала.

Вове пришлось опоздать на работу из-за дорожно-транспортного происшествия, когда в него врезался на перекрёстке «Мицубиси Лансер» десятой модели с очень агрессивным молодым человеком за рулём. Парень явно был не прав, но винил во всём Владимира, старый, но надёжный джип которого почти не пострадал, не считая разбитой фары. Долгое составление протокола и прочие прелести разбора ситуации отсрочили приезд Владимира на работу. Когда тот только переоделся, к нему и прибежал испуганный Толибжон.

Суть происшествия была в том, что часть металлоконструкции, по неведомым причинам, рухнула, и Джонни, молодой парень, имя которого было упрощено с родного языка среднеазиатской страны, оказался под завалом, который быстро разобрали.

Но парень не приходил в себя. Вызвали «Скорую».

Молодой человек умер до прибытия бригады врачей. Пришлось привлечь и полицию. Поскольку ответственным за всё был именно Владимир, то инцидент приобретал крайне неприятный для него оттенок. Да и парня было жалко. Ещё совершенно не понятно было то, в чём именно крылась ошибка, которая привела к трагедии.

Поздно вечером Владимир подъехал к дому в крайне подавленном состоянии. Особенно ему не понравилась короткая беседа со следователем, фамилия которого была Жилов. Тот слишком грубо себя вёл.

Владимир припарковал свой джип рядом с «Тойотой Камри», автомобилем броского красного цвета, который они купили Тамаре на её тридцатилетие. Тогда Вова ещё надеялся такой покупкой изменить уже ухудшающиеся отношения.

Он долго сидел в своём автомобиле, слушая чьи-то плоские шутки по радио, собираясь с мыслями о том, как рассказать обо всех неприятностях жене. Ведь не рассказать он не мог, это было бы неправильно. Ещё он думал, как бы от всего отдохнуть, надолго не выпадая из общего течения жизни, догнать которое с каждым годом становилось всё сложнее.

Он поднялся на свой этаж. В соседней квартире снова что-то громко отмечали молодые жильцы. Слышались пьяные крики и громкая музыка. Владимир зашёл в свою квартиру, разделся. Осень становилась холодной, и он уже носил зимнюю куртку. Мужчина сам разогрел себе еду.

Первой к нему всегда подходит дочь, чтобы просто поздороваться, но сегодня она даже не зашла на кухню. Может, чем-то занята.

Зато на кухню зашла жена. Не поздоровалась, и это нормально. Он тоже чувствовал себя неловко, когда в такие моменты говорил мантру «привет, как дела». Её дела ему действительно были неинтересны, если не случалось что-то более неординарное, чем сплетни её коллег и претензии хамовитого начальства. Но, в таком случае, супруга бы сразу обо всём поведала.

Жена начала мыть посуду, а Владимир молча пил чай с пряниками.

Тома сказала:

– Завтра надо съездить к моей маме, у неё опять что-то с краном. Можешь заскочить к ней в обед ненадолго?

– Я не смогу… у меня неприятности, – сухо ответил Вова. Надо было сразу начать обо всём рассказ, но он мешкался.

– Неприятности у него! Там до неё две минуты доехать-то. У тебя вечно какие-то неприятности, – заворчала жена, ей очень не понравился отказ мужа.

– У меня ЧП на объекте, завтра в обед я должен опять непонятно зачем ехать к следователю, а вечером опять на «ковёр» к руководству! – Повышая тон, сказал Владимир. Чётко и твёрдо.

Редко он позволял себе повышать голос. Обычно это происходило только на работе. Но после этого его обычно сразу «отпускало».

Жена молчала, но в её движениях появилась резкость, звон посуды стал сильнее. Владимир решил сбавить возникшее напряжение:

– На следующий день, в обед, поеду в страховую. У меня была авария. А вечером могу заехать к твоей маме.

Тома продолжала молчать. Домыла посуду и, собираясь уходить в спальню, она вдруг захотела ненадолго приобнять своего мужа, почувствовав, что ему и ей это необходимо. Но сдержалась, тихо сказала:

– Ладно, не надо. Кристина опять заболела.

Она ушла, не проявив никаких тёплых чувств, а Владимир остался сидеть в одиночестве, проклиная сегодняшний день. Кристина часто простужалась. Он не решился пойти в её комнату, чтобы не мешать своим нелепым участием в процессе её выздоровления от очередного ОРЗ.

Глава 4

Тихон всё ещё не мог отвыкнуть от того, как за многие годы его тюремного срока в нём чётко засело ощущение замкнутого пространства. Узкий переулок для него казался нескончаемо длинным, а улица так вообще. Открытое море. И люди. Люди другие. Их взгляды. Они такие лёгкие. В них нет агрессии, тоски, хитрости и хмурости. Будто жизни они не видели, а так, лишь весёлые картинки рассматривали. Не тыкала их судьба лицом в грех. И не нужно жаловаться на то, что у тебя есть. У кого-то нет вообще ничего, и нет жалоб. Совсем.

Не хотелось Тихону жаловаться. Не умел он. Хотелось только немного побольше тепла.

Он отвык от такой осени. Осени в открытом пространстве. Там, где он провёл тринадцать лет из пятнадцати, обещанных судом, было почти всегда жарко. Жарко и душно, воздуха не хватало. А здесь воздуха было много, но он был неприветливым, холодным, колючим. Зато это был воздух свободы. Огромной, необъятной свободы. В которой так чётко чувствовалась беспомощность. Не от того, что прошлое не перепишешь, не изменишь, а от того, что настоящее без фундамента прошлого – это босая бедность. Чем больше лет в жизни проходят в бездействии, тем меньше в будущем удобств.

Холодные дни октября встретили новую жизнь Тихона Сидорова. И как бы сейчас не было грустно остаться без тепла в пасмурный день, эта новая жизнь бывшему узнику нравилась значительно больше жизни прежней. Хоть и идти ему было ровным счётом некуда. Вернее, имелся один адресок.

На выходе из тёплого подъезда некогда родного дома, Тихон достал сигарету «Прима» без фильтра. Зажёг спичку, закурил. Он захлопнул дверь, понимая, что сам её не откроет из-за нового устройства на ней, именуемого домофоном. И тот человек, к которому он приходил, тоже не откроет ему эту самую дверь. А так хотелось остаться хотя бы в подъезде. На ночь. Но до ночи ещё очень далеко, было позднее утро.

Впрочем, это не важно.

Не станет он позорить сестру ночёвкой в этом подъезде. Не пустила она его на порог. После того, как он сел в тюрьму, отреклась она от него. Как и мать, ныне покойная, которая и оставила эту квартиру в наследство дочери, не считаясь с сыном-убийцей. Так и остался Тихон без родных и без жилья. Впрочем, он был благодарен сестре за то, что она смогла дать ему немного денег.

Он ни на что особо не рассчитывал. Разве, на милосердие. Но не приехать сюда не мог. Потому что некуда больше. Да и скучал.

Ещё ему очень хотелось выпить. Хоть и дал он себе когда-то слово не пить алкоголь, но залить горячее чувство отчаяния всё равно хотелось. Свобода, как-никак. Он докурил, бросил окурок в урну, медленно пошёл мимо знакомых, но так сильно выросших тополей.

– Тихий! – раздался хриплый голос за спиной.

Мужчина обернулся. Так его называли только на зоне.

Перед ним стоял грязный, но довольный жизнью Борзой. Тот освободился раньше Тихона. Но вот и снова их свела судьба.

– Чего? – смог ответить, оборачиваясь, Тихон.

Ему не понравилось то, что на свободе ему напомнили его имя, данное в тех местах, где жизнь становится горькой в сигаретном дыме, черноте чифира и ограниченности холодных стен.

– Не узнал что ли? – подошёл к нему человек, очень похожий на бомжа. – Это я! Борзой!

Тихон его, конечно же, узнал ещё по голосу и честно признался:

– Не ожидал тебя увидеть.

– А я тебя, Тихий, увидеть-то как раз таки ожидал. Всё утро здесь торчу. Заранее прознал, что откинешься ты. Заранее знал, что сюда приедешь. И знал, что сестрица твоя тебя на порог не пустит.

– К чему такое внимание к моей жизни? – Тихон спросил, но понимал, каким будет ответ.

– Ты не смотри, как я сейчас выгляжу. Это для конспирации, – начал издалека Борзой. – У меня дело к тебе выгодное. Собираем мы с надёжными людьми команду. Дела серьёзные предстоят. Нужны нам кадры, способные подсобить. Думаю, выбор у тебя небольшой. На улице сгнить или подняться. Много времени на раздумье не дам. В этом городе я проездом. Сегодня тут, завтра там. Подробностей, разумеется, сразу не расскажу, не обессудь.

– Нет. Не хочу я в это впутываться. Жить хочу по-другому, – Тихон был твёрд в своих словах, Борзой даже не смог ему возразить.

– Возьми, – сунул неопрятный мужчина смятый листок в руку Тихона. – Это номер мобильного телефона. Как тяжело станет, позвони, примем тебя, как своего.

– Хорошо, – ответил Тихон.

Он попытался уйти, как Борзой снова его остановил. На этот раз с просьбой в голосе:

– Может, у тебя есть чем подогреть? Мы ещё только в начале пути, не всегда хватает…

Тихон отдал ему пятьсот рублей, не засвечивая остальные деньги. Сослался на то, что больше нет, и ему не на что жить. Сидорову казалось, что Борзой может и убить за такую сумму. Впрочем, тот лишь отблагодарил и они разошлись. Каждый своей дорогой.

Глава 5

Максим Чижов сидел перед экраном телевизора и пил пиво. Это была уже четвёртая, или, всё-таки, пятая бутылка за вечер. Он не помнил. Но, судя по его ощущениям, бутылка вполне могла быть и шестой. В общем, не важно. Важно то, что она была последней, и больше пива в большом и пустом холодильнике Макса не было. Чипсы закончились ещё на второй бутылочке «Пражечки».

За окном заморосил холодный дождь, там было темно и жутко. В квартире тоже царила темнота, как и в душе пару месяцев назад отпраздновавшего своё тридцатидвухлетие мужчины. Терзала его тоска несусветная, слишком много всего выпало на его жизнь, которую он проводил совершенно не так, как хотел. В жизни чувствовался кризис, а алкоголь помогал лучше пережить эти периоды безрадостности.

Расфокусированным взглядом мужчина наблюдал за футбольными баталиями в рамках группового этапа Лиги Чемпионов, где Леверкузенский «Байер» принимал на своём поле Санкт-Петербургский «Зенит». Близился к завершению первый тайм, а забитых голов так и не было. Впрочем, Макс уже не следил за тем, что творилось на поле. Он лишь изредка переводил туда взгляд, когда комментатор повышал голос, переживая за какой-нибудь острый момент. Но всё равно было скучно, и запасы пива, как нарочно, были на исходе.

Зато не заканчивались мысли о том, насколько бестолково проходит жизнь, что со стороны чужого человека может показаться вполне успешной: своя жилплощадь, хороший автомобиль, удачно развивающаяся карьера, красивая внешность, атлетическое телосложение. Конечно, успех у женщин. Что ещё нужно мужику? Все бывшие друзья и сослуживцы погрязли в зависти и нищете, остались копошиться в своём болоте. Да даже нынешние коллеги смотрели на него с завистью.

Но не особые умственные способности позволяли занимать более удачную и выгодную позицию в коллективе, а необычный вид блата, благодаря которому нужно всего лишь успешно создавать иллюзию трудовой занятости. У Макса есть свой, правда не очень большой, кабинет, в котором он обычно играет в компьютерные игры, изредка делая лёгкие отчёты на основе уже имеющейся информации. Его трудовой быт разбавляют нечастые командировки, в которых он может развеяться от просиживания штанов в офисе. И, наверное, скоро ему выделят кабинет побольше. Чтобы коллеги вновь лишний раз задались вопросом: какого чёрта у этого лентяя условия лучше, чем у них? Вот будет места побольше, тогда, наверное, Максим совсем обнаглеет, и станет водить в свой кабинет проституток. Последняя мысль его насмешила, но идущая за ней вернула в прежнюю меланхолию: но тогда Лены ему точно никогда не добиться.

Да, «бегал» он за этой неожиданно смышлёной блондинкой уже около года, но её внимания во внерабочее время он добиться не мог. Лена была младше мужчины на семь лет. Без семьи и серьёзных отношений, она целиком и полностью посвящала себя карьерному росту, и являлась одним из немногих прямых начальников Максима. В отличие от него свою высокую должность она завоевала своим упорным профессиональным трудом и ничем больше.

Раньше, только вступив в свои полномочия при переводе в центральное управление, где уже вовсю «работал» Чижов Максим, она попыталась загрузить своего подчинённого работой, которую он должен выполнять, находясь на такой, достаточно высокой, должности. Но более высокое руководство, которое было в курсе про особый статус молодого человека, решило Лену тут же уволить. От греха подальше. Но Максим вступился за неё и помог избежать трагедии в её карьере. Причём со стороны это всё выглядело достаточно элегантно, и, благодаря этому эпизоду, придираться к молодому человеку она перестала, оставив его выполнять тот ежемесячный план, который любой сотрудник низшего звена выполнял бы максимум за неделю.

Появились новые командировки, которые Максу очень понравились. Было прикольно ездить куда-нибудь с Леной и техническим директором, тихим и интеллигентным мужчиной, который лишний раз предпочитал ни в чём не утруждать Максима. В таких поездках на троих Леонид Павлович обычно никак не участвовал в общении с подчинёнными, а те, в свою очередь, болтали на абсолютно любые приличные, а иногда и не очень, темы. Это стало зачатком приятельских отношений, которым Макс был рад. Но каждая положительная эмоция Лены завоёвывалась им с большим трудом.

Но какие-либо знаки личного внимания Елена от Максима не принимала. Да и он уже очень давно не пытался как-то возобновить свои нелепые ухаживания. Ему не хотелось лишнего внимания других сотрудников управления к его персоне, да и ещё ему было ужасно стыдно за то, что Елена никак не отвечает ему взаимностью. Иногда он сам удивлялся: почему эта девушка смогла так надолго поселиться в его сердце? Маленького роста, без выдающейся фигуры. Но целый год это много.

Макса Чижова она сильно зацепила, но он считал себя сильным человеком, поэтому смог заглушить в себе симпатии к девушке. Получив внятные отрицательные ответы на свои ухаживания, он оставил свои чувства и амбиции в прошлом. Молодые люди стали просто хорошими приятелями. Его чувства стали спокойнее, он научился по-дружески шутить над ней, на что девушка не обижалась, если, конечно, это не было откровенной грубостью. Но и на это она долго дуться не могла. Других друзей у парня сейчас не было. Так, пару коллег-злопыхателей, над которыми он неистово подшучивал на «водопое» у кофемашины. Ещё было несколько собеседников, разделяющих его взгляды на хобби в спортзале и в тире. Что же касается серьёзных отношений, то их уже достаточно давно не было. Хотя вряд ли эти отношения можно было назвать отношениями, тем более серьёзными. Так, развлекуха на несколько ночей.

Да и одна его самая важная занятость не располагала к тому, чтобы заводить семью и закадычных друзей.

Тоскливо было Максиму в его одиночестве.

Прозвучал свисток, оповещающий об окончании первого тайма. Голов забито не было, а выпить ещё хотелось. Максим надел куртку, потом резко снял, кинул на пол, после чего бросился в комнату.

Куда же без этого, не стильно!

Через мгновение он небрежно повесил на себя удобную кобуру с двумя пистолетами «Глок 26», после чего опять надел куртку. Конечно, в подпитом состоянии брать с собой два компактных пистолета было не нужно, но Макс любил своё оружие, и нередко носил его с собой, как крутой американский коп, коим он, собственно говоря, и не являлся.

Хоть два ствола и были явным перебором, Максим был уверен в том, что когда-нибудь они спасут ему жизнь, и думал он так совсем небезосновательно.

Запихав в карман несколько тысячных купюр, обув хорошие осенние ботинки и надев дорогие кожаные перчатки, Максим вывалился из дома. Его мучила отрыжка от выпитого пива.

Перед самым его носом закрылся ближайший и самый любимый магазинчик. Ему пришлось идти до круглосуточного, который находился значительно дальше. Накрапывал дождь, и на улице не было никого. Молодой человек слегка замерз и немного протрезвел. Начал ругать себя за то, что не надел куртку теплее. Наконец, зайдя в супермаркет самообслуживания, он прямиком направился в алкогольный отдел. Он решил купить виски.

Проигнорировав выставленные вокруг алко-отдела тележки, он схватил бутылку «Блэк Лэйбл» и направился к кассе, где с помощью матерного лексикона позвал кассира, когда того не оказалось на месте. Девушка подошла в течение двух минут, после чего была обругана ещё раз, когда не продала ему виски, ссылаясь на федеральный закон о запрете продажи алкогольных напитков в ночное время. Обычно Максим был приятным в общении с девушками, но в этот день что-то на него нашло, и он был максимально агрессивен и груб. Может быть, сказалось плохое самочувствие – парня начало знобить. Ах да, ещё этот кризис. На каждого ведь находит плохое настроение, в этом нет ничего страшного.

Порядочно, но не продолжительно, выругавшись, Максим пошёл в круглосуточный магазинчик подвального типа, известный на всю округу тем, что там продавали алкоголь даже ночью, вопреки закону.

У магазинчика крутилась небольшая компания алконавтов. Там всегда кто-то торчал быдловатого вида. Это место было своеобразным сборищем местной «элиты». Также рядом с магазинчиком стояла «девятка», её двери были открыты, из салона доносилась очень плохая музыка. Из таких машин никогда не доносится хорошая музыка. Макс был готов к конфликту на все сто, но никто ничего ему не сказал.