Правило четырех

Фонарей на пирсе не было, но мне казалось: впереди что-то темнеет. Возможно, на том конце, что смотрит в сторону моря, выстроена будка или домик? Это было бы не хуже лодочного сарая.

Я зашлепала по доскам, одна из них подозрительно скрипнула под ногой, заставив меня замереть. Осторожно потыкала в доску пяткой: нет, ничего, держится. Дальше двинулась осторожнее. Перил здесь нет, но хорошо, что пирс широкий.

Чем ближе я подходила к своей цели, тем яснее видела: никакая это не будка. И не домик. Удивительно, но на краешке пирса возвышался маяк, самый настоящий. Только он почему-то не горел. Последняя пара шагов, и я дотянулась до него рукой. Холодный. Двинулась вдоль круглой стенки, весело гадая: какой музыкой я смогу открыть дверь?

Тяжелая деревянная дверь открылась внутрь с ужасным скрипом. Не заперто – повезло!

Внутри темноты было еще больше, чем снаружи. Я постояла на пороге. А вдруг там крысы? Хотя крысам же надо что-то есть, а если маяк не используется – даже тараканам нечем поживиться. А значит, можно идти смело.

Я решительно шагнула внутрь, вытянув руки перед собой. Дверь позади меня недовольно скрипнула и закрылась. Теперь бы не налететь тут на что-нибудь: место мне незнакомо, и ничего здесь не звучит.

Разумеется – тут же налетела. Под ноги попалось что-то твердое, я споткнулась и рухнула, ударившись локтем и взвыв, как патрульная сирена. Шлепанец куда-то отлетел. Искать его во мраке было бесполезно. Я осторожно пошарила руками перед собой, нащупала что-то холодное, каменное и порадовалась, что не стукнулась об это головой. Вскоре стало ясно, что передо мной ступеньки винтовой лестницы, и я уселась на них, потирая ушибленный локоть.

Наконец глаза более-менее свыклись с темнотой. Стол, скамейки – как я не задела все это? – какие-то ящики, ведра… А больше ничего тут не было. Смогу ли я спать на скамейке?

Поднявшись и держась рукой за стену, я медленно переставляла ноги со ступеньки на ступень. Посмотрим, что там наверху, вдруг найдется какая-нибудь кушетка? Ведь обитал же тут когда-то смотритель маяка.

Я только сделала очередной поворот… как внизу пронзительно скрипнула дверь, и сразу же раздались голоса! Я так и застыла, вжавшись в каменную стену.

Голосов было несколько: один – явно мужской, а еще два могли принадлежать девочкам-подросткам вроде меня или девушкам постарше. Значит, как минимум, три человека. И тут щелкнул выключатель! Внизу зажегся свет, сюда тоже попадало немного. И почему я не догадалась поискать выключатель сама!

Прижавшись к стене, я осторожно выглянула. Я нахожусь в полумраке, поэтому снизу разглядеть меня сложно, а вот вошедших прекрасно видно.

Оказывается – четыре человека. Два парня, мальчиками назвать их не поворачивался язык, и две девушки, всем лет по пятнадцать-шестнадцать. Все оживленно вполголоса что-то обсуждали. Слух выхватил не слишком знакомое слово «планшеты». Дверь заперли на два замка – оказывается, изнутри она еще как закрывается.

Компания была одета в джинсы и футболки, только на одной из девушек красовалась короткая зеленая юбка, а на плечи была накинута спортивная куртка, причем явно мужская, кого-то из парней, видимо. Длинные распущенные волосы, некоторые пряди покрашены в зеленый, почти как юбка, цвет. Это придавало девушке сходство с русалкой. Вторая была коротко стрижена, волосы цвета яркой меди, а в ушах – огромные кольца.

Парней толком разглядеть не удалось. Они на минуту пропали из поля зрения, а потом появились. Один держал в руках охапку проводов, а другой – стопку каких-то предметов. Сначала мне показалось, что это тетради. Но нет. Девушки помогли ему разложить «тетради» на столе, и в каждую из них сбоку воткнуть по проводу.

Потом все расселись как попало. Кто-то на столе, поставив ноги на скамейку, кто-то вообще на корточках, привалившись спиной к ножке стола, а предмет положив на колени. Один из парней опять пропал из обзора – наверное, сел на ящик у стены, который мне отсюда не видно. Только «русалка» сидела на скамейке лицом ко мне – вернее, к лестнице.

Все они что-то делали каждый со своим предметом. Разговаривать перестали, воцарилась тишина.

И тут, по гоблинскому закону, у меня невыносимо зачесалось в носу.

Я успела зажать нос и рот ладонью, и чих вышел тихим. Но даже тихого звука бывает достаточно, чтобы привлечь внимание. Парень, сидевший на корточках на полу, поднял голову.

– Что это? – спросил он.

Я поскорее спряталась, привалившись спиной к стене.

– Где? – недовольно протянула «русалка». Я узнала ее голос.

– Звук слышали? Наверху.

– Значит, не у меня одной глюки, – подтвердил второй девичий голос.

Ух ты ж!

– Да ладно, там никого нет, – пробасил мужской.

– А ты проверял? – возразила «русалка» – слегка испуганно, как мне показалось.

– Что делать будем, народ? – Первый парень спросил это очень тихо, но поскольку остальные молчали, я услышала.

И сердце мое застучало сильнее. Может, выйти к ним? Но что-то подсказывало: мне будут не очень рады…

Что происходило у них дальше, я не видела. Успела только услышать шум – и слишком поздно сообразила, что он уже близко. А в следующую секунду передо мной появились два парня и, схватив за руки за ноги, уже стаскивали с лестницы. Я даже ойкнуть не смогла.

И вот теперь стояла в одном шлепанце, парни крепко держали меня сзади за плечи, а девчонки разглядывали.

– Откуда ты взялась?

– Тебе что тут надо? – почти одновременно воскликнули девушки.

Но, по-моему, моих ответов не ждали. Лица у всех были недовольными, даже испуганными.

– Что нам с ней делать, Кит? – с каким-то даже отчаянием спросила «русалка».

– Годный вопрос, – заметил один из парней.

– Говори, кто тебя послал, а не то сейчас получишь! – заявила «медная».

– Никто не посылал, я сама, – буркнула я.

– Сама нашла маяк? Не ври!

– Я же говорил, Ундина: на ключ закройте!

Ундина! Надо же, как я угадала…[1] Но какие тут интересные имена: эту девушку зовут Ундина, девчонку из библиотеки звали Линкка…

– Ну как, если замок заедает? Откуда ты взялась? – повторила Ундина.

– Из Трущоб, – пришлось ответить мне.

– Видим, что не из Холмов. Откуда, спрашиваю: с Южного?

– А ты уверена, что она не из этих? – возразил парень.

– Кит, ну ты сам не видишь? Шунта-то нет. Да и что бы они тут забыли.

Наверное, Кит – парень Ундины. И куртка на ней – его, машинально отметила я.

– Ни разу она не с Южного, я там всех знаю! – встряла «медная». – На кого шпионишь?

– Я не шпионю, я брата ищу!

– Какого еще брата? – не поверила «медная».

– У тебя есть брат? – Это спросил второй парень, не Кит. Кажется, он заинтересовался.

– Да врет она все…

– Какой у брата ник? – потребовал тот же парень.

Я молчала. Ответить? А вдруг будет хуже?

– Ясно, – заявил Кит. – Про брата – гон. Отпускать ее нельзя, заложит.

– Предлагаешь утопить ее в море? – съязвила Ундина, и у меня волосы на голове зашевелились.

– Да что я вам сделала?!

– Не успела, – фыркнул Кит.

– Теперь из-за нее придется искать другое место, – сквозь зубы проговорила Ундина, выдергивая провода из розетки. – Рил, помоги планшеты собрать.

«Медную», значит, зовут Рил. Вообще странное имя. А эти штуки и есть планшеты. Прятали они их тут, что ли? А я помешала.

– В общем, мы уходим! – объявила Ундина, сматывая остатки проводов. – А вы тут сами с ней разберитесь. Мне надоело все время за всех решать!

– Так и понесешь? – кивнул Кит на стопку планшетов в руках Рил. – Засекут же. Найди хоть пакет какой-нибудь.

Рил кивнула и, не выпуская добычу из рук, отправилась шарить по углам. Обнаружив мой потерянный шлепанец, она ударом хорошего футболиста наподдала по нему так, что он очень удачно отлетел прямо мне под ноги. Я поскорее обулась: нога успела совершенно замерзнуть.

Тем временем Рил откопала старый мешок, продемонстрировала, что в нем есть дыра, хоть и небольшая. После чего они с Ундиной запихнули в него провода и планшеты и гордо удалились. А парни наконец меня отпустили. Оба уселись на стол между мной и дверью – на случай, если попытаюсь сбежать, видимо, – и уставились на меня. А я – на них.

Кит был подстрижен так коротко – еще короче, чем наш Виталик. Наверное, правильнее сказать: побрит. Еле заметный пушок, конечно, на голове был, поэтому считать его лысым не получалось. Но и волосатым – никак. Сбоку на шее, слева, я разглядела татуировку – зеленый трилистник клевера. У кого-то тут шунты, у кого-то – татуировки… На футболке был изображен котенок. Никогда не видела, чтобы парень носил футболки с котятами.

У второго юноши, наоборот, волосы были длинные, забранные в хвост. А на руках – следы затертой краски. У нашего Женька нередко такие руки, поэтому я обратила внимание. Футболка была просто черной, без всяких картинок.

– Ну и? – прервал молчание Кит. – Что скажем?

Он смотрел не зло. Просто – недовольно. Второй молчал, и было непонятно, что он думает.

– Я правда не шпионка.

– Тогда какого… тебе здесь понадобилось? Только не гони опять про брата.

– Искала, где переночевать, – буркнула я.

Парни переглянулись.

– Бомжуем, значит? – усмехнулся Кит. – Арт, по-твоему, она похожа на бомжиху?

Вот я и узнала, как зовут парня с хвостом.

– Как я – на морскую звезду, – вздохнул Арт. – От предков сбежала? Хотя стой… из больницы удрала, что ли? Шлепанцы больничные!

– А что сразу не сказал? – недовольно обернулся к нему Кит.

– Не сообразил сразу, а теперь вспомнил. Я когда с двойным переломом валялся – такие же выдавали.

– Ясно. Предки твои где, чудо? – усмехнулся Кит.

– В тюрьме, – брякнула я.

Кит понимающе присвистнул. Арт глянул внимательнее.

– Вон оно как, подруга… Чего из больницы драпанула-то? Говорят, там норм. Кормят хорошо.

Кит продолжал расспросы, Арт же снова замолчал. Не очень он разговорчивый, кажется.

– Там искины, – опустив голову, ответила я.

– Не любишь искинов? – почему-то обрадовался Кит.

– Да.

– Наш человек!

Кит хлопнул меня по плечу.

– Правда, ночевать негде?

– Правда.

– Ок. Оставайся тут. Но не вздумай за нами увязаться, поняла? Если узнаем, что за планшетами охотишься, – сунем тебя в мешок и выкинем в море. Отвечаю.

Я посмотрела на них обоих. Шутят? Неужели… серьезно?! По лицам было не понять. Кто их знает, вдруг и правда.

– Да ладно, не бойся. Пошли наверх, там нормальная кровать есть.

Мы зашагали по лестнице – Кит впереди, я – в середине, замыкал шествие Арт. Через несколько шагов Кит споткнулся и выругался:

– Темно, зар-раза…

И в этот момент раздался жалобный звук – то ли крик, то ли всхлип… сразу и не поймешь.

– Черт, мне мать звонит, – заявил Кит, выудил что-то из кармана и, прислонив к уху, заговорил: – Да!.. У Арта я, у Арта… Да ладно… Мать, ну погоди ты…

Наконец он закончил разговаривать и сунул рацию – я поняла, что это она, – назад в карман.

– Все, пока. Пошел домой, а то мать меня убьет. Еще и Динка в моей куртке ушла, блин. Мать точно хай поднимет.

Он сплюнул и, махнув на прощание рукой, ринулся по лестнице вниз. Загрохотало ведро – видимо, Кит пнул его ногой, – затем душераздирающе скрипнула входная дверь.

И все стихло.

Мы с Артом остались вдвоем. Он почему-то стоял и молчал.

– Пойдем? – нерешительно спросила я.

Не говоря ни слова, он стал подниматься по лестнице.

– Что это был за звук? Такой протяжный…

– Это крик кита в океане. Ну, животного. Кит себе такой рингтон поставил.

– Хм, – только и сказала я, не решаясь расспрашивать дальше. А то буду выглядеть полной идиоткой.

Совершив три оборота, мы достигли цели.

Тьма висела кромешная. Несмотря на то что Арт стоял совсем рядом, я его не видела.

– Это маячная комната. Тут тесно: койка, стол и телефон. Не долбанись, когда будешь вставать, – света нет.

– Телефон? – переспросила я.

– Да, и даже работает. Но связь только с портом. Тебе нужна связь с портом?

– Нет, наверное…

Я нашарила рукой кровать и осторожно села.

– Матрас сухой, можно спать. Старый я выкинул, он сгнил, – объяснил Арт. В отсутствие Кита он стал более разговорчивым.

– Спасибо.

– Подушки только нет. Зато есть старое одеяло. Туалет внизу. Захочешь – придется спускаться, не навернись.

– Ага…

– Ты пожрать хочешь?

– А есть? – с надеждой спросила я.

– Я принесу.

Надо же! Только что предлагали, как шпионку, выкинуть меня в море, а теперь кормить собираются…

Послышался звук удаляющихся шагов… но потом Арт остановился:

– Слушай… ты вошла сюда через дверь? На маяк.

– Да, – удивилась я. – А разве как-то еще можно?

– Нет, – отрывисто произнес он и на сей раз ушел.

Вопрос он задал странноватый, но они все тут странные, со своими неведомыми планшетами, спрятанными на недействующих маяках.

Скрипнула дверь, а потом еще, и щелкнул замок. Видимо, Арт не был уверен, что я не сбегу.

«А говорили, что замок не закрывается», – подумала я, падая на матрас и засыпая.

…Сначала мне снился океан. Огромный, темный. А я плыла и искала там китов. Почему-то я была уверена, что доберусь до китов именно вплавь. Плыла и не уставала – легко-легко, как будто у меня ласты вместо рук и ног. А может, и были ласты, я под водой не видела.

Потом мне резко стала сниться наша Леся – что она плачет и плачет. Я хотела ее утешить, но никак не могла до нее добраться, Леся была неизвестно где, я просто слышала ее голос. Я бегала, искала ее, звала – очень долго. Пока наконец не проснулась.

И поняла, что плачут наяву.

Я села на кровати, помотала головой, пытаясь встряхнуться. Ну да: совершенно отчетливо плакал ребенок на первом этаже. Откуда он тут взялся? Я встала и осторожно двинулась к выходу. Лестница тонула во мраке – видимо, Арт выключил свет, уходя. По мере того как я спускалась, держась за стену, плач становился громче. Он уже перешел в рев. Значит, мне не показалось со сна, там действительно кто-то есть, и именно ребенок.

Наконец я сошла с лестницы и позвала в темноту, перекрикивая плачущее создание:

– Эй! Ты где?

Рев мгновенно оборвался.

– Ты тут? – повторила я.

– А-арт… Я хочу к А-арту… – затянул ребенок и опять заплакал, но тише, чем раньше.

– Арт, наверное, сейчас придет. А ты-то кто? Ты где?

– Е-олка, – рыдал ребенок. – Я бою-усь! Тут темно-о!

– Тебя Елка зовут? А меня – Аня.

Я пыталась отвлечь девочку от плача, разговаривая с ней. А сама тем временем потихоньку пробиралась на звук.

Наконец я наткнулась в темноте на что-то теплое, и это теплое испуганно взвизгнуло и шарахнулось в сторону.

– Не бойся же! Стой!

– Бою-усь! – закричала Елка, видимо, кинулась бежать, грохнулась и зарыдала вновь.

– Дохлый гоблин! – рассердилась я. – Чего ты убегаешь, я же к тебе иду!

– Где А-арт? – вопила Елка.

– Да не знаю я, за едой пошел. Ты-то как сюда попала?

Наконец я снова отыскала ее в темноте и помогла подняться с пола. На сей раз девочка не стала убегать, а, наоборот, обняла меня и замолчала.

Я перевела дух. Ну и ну!

– Не знаешь, случайно, где тут выключатель?

– Знаю, – всхлипнула Елка. – Возле двери.

– Тогда пойдем искать дверь.

– Зачем, – еще раз всхлипнула девочка.

– Чтобы включить свет. Темно же, я тебя не вижу.

– Арт не разрешает зажигать свет.

– Да? – удивилась я. – А почему?

– Потому что придут искины и заберут меня.

Что-то в ее ответе показалось мне смутно знакомым. Но что именно? Я никак не могла сообразить.

– Да никто сюда не придет! А если не включим свет, ты опять упадешь, пошли…

Я взяла ее за руку, намереваясь вести к двери, но она тут же выдернула руку и заорала:

– Нет, не надо! Я боюсь!

И снова принялась реветь.

– Ладно, ладно, тогда давай поищем скамейку, что ли. Только не рыдай так.

Наконец мы нашли в темноте ящик, и я посадила девочку на него, а сама устроилась рядом на корточках.

Елка постепенно успокоилась.

– Сколько тебе лет?

– Пять.

– Арт – твой братик?

– Нет.

– А кто?

– Просто Арт.

Гоблины пляшут и поют…

Пока я пыталась сообразить, что тут вообще происходит, щелкнул замок и скрипнула дверь. А через мгновение зажегся свет. Елка взвизгнула, а я зажмурилась – слишком ярко после темноты. Но через секунду девочка уже бросилась к вошедшему Арту – на сей раз он был в синей толстовке с капюшоном.

– Елка! – произнес он с досадой. – Ты опять!

При свете Елка оказалась довольно мелким ребенком с жиденькими русыми волосами, заплетенными в какую-то сложную косичку, и хитренькими глазками. На ней было серое платьице с большим розовым цветком на груди. И вообще эти два цвета на ней чередовались: резинка серая, заколка розовая. Колготки серые, туфли – розовые. Даже губы были розовыми. Ну а глаза конечно же серыми.

– Зачем ты оставил свою сестру тут одну? – упрекнула я. – Привел бы ее наверх, разбудил бы меня!

– Тут я ее не оставлял, – мрачно ответил Арт. – И она мне – племянница. Держи! Пошли наверх, Елка. Вечно ты…

Он сунул мне чуть теплый пакет, а племянницу взял на руки.

В пакете оказались два пирожка.

– Спасибо, – сказала я, больше ничего не спросив. Почувствовала: лучше его сейчас не трогать.

Мы вновь стали подниматься по лестнице. Пирожки пахли на весь маяк – и, видимо, были с мясом.

– Я тоже хочу пирожок! – заявила Елка.

– Не придумывай, ты ела, – устало ответил Арт.

– Да ладно, я поделюсь! – миролюбиво предложила я.

– Спасибо, – сказал он и, словно оправдываясь, продолжил: – Мать на работе, а она… сбежала за мной опять.

– Она что, сама сюда пришла? – изумилась я. – И не побоялась? Вы тут рядом живете?

– Ну… д-да.

Арт явно чего-то недоговаривал.

Мы поднялись в маячную комнату, уселись втроем на кровати, и мы с Елкой занялись пирожками.

– Ее мама работает ночью? А кем? – спросила я.

– Моя мама. Ее бабушка. А ее мама – моя сестра – умотала на материк.

– Как… почему?

– Потому что тут нечего ловить, вот почему, – тяжело вздохнул Арт.

Не скажу, что я совсем ничего не понимала. Про маму Никитки у нас тоже ходили слухи, что она сбежала на Центральный остров вместе с рабочими, которые строили мэру дом. Потому что там – тут – жизнь лучше. Но получается, и отсюда точно так же убегают, и так же могут бросить ребенка? Это не укладывалось у меня в голове.

– Давно она тут? – спросил Арт про Елку.

– Наверное, минут… двадцать. Может, больше. Мне приснилось, что кто-то плачет. А проснулась – и нашла ее внизу, в темноте. Она сказала, что ты не разрешаешь свет включать, а то ее искины заберут, – хихикнула я.

– Что ты смеешься? Искины забирают умных детей. Потом втыкают им мыслешунт и делают из них дебилов. У соседей девочку забрали. Мою одноклассницу. Линкку.

– Линкку? А у нее, случайно, не каштановые волосы?

– Я не разбираюсь в цвете волос. Ты знаешь Линкку?

– Как это не разбираешься, ты же художник!

– С чего ты решила? – удивился Арт. – А, по нику? Так это от музыки. Арт-рок. Я играю, а не рисую.

Тут настала моя очередь удивляться – много чем у.

– А руки у тебя в краске…

– Да, я раздолбай, – согласился он. – Но это же краска для каллиграффити. Ты же тоже пишешь каллиграффити, раз в Трущобах живешь. Только я так и не понял – у нас на Западном или на Южном… Так, стой!

Он вдруг испугался и вскочил.

– Что ты мне мозги пудришь? Ты в Холмах живешь? Откуда ты знаешь Линкку? И не знаешь про каллиграффити!

Елка от страха забилась с ногами на кровать. Видимо, ей не нравилось, что дядя так кричит.

– Да подожди ты, что ты! Не живу я в Холмах, и, может, это вообще другая Линкка!

– За дурака меня держишь? Какая – другая? Не может быть другой Линкки, другого Арта, другой Елки, другой… какой у тебя ник?

– Я не знаю, что означает слово «ник», а мое имя – Аня Пчелкина! – в ответ крикнула я. – И что ты на меня орешь!

Арт моментально успокоился.

– Подожди… какая Пчелкина? Это что… как же это называется, блин… Вспомнил! Фамилия! Фамилия же, да? Как, например, Ричи Блэкмор, да? Имя и фамилия. Так ты с материка, что ли?

– Со Светлоярска, – буркнула я.

Я уже поняла, что Трущобы – это не наш остров, но, если все скрывать, мы вообще запутаемся.

– Это маленький островок? Он разве обитаемый? – оторопел Арт.

– Дожили… Конечно, обитаемый!

– А я слышал, там развалины… – пробормотал он.

– Развалин – навалом. Но при этом там живет почти тысяча человек.

Арт встал и – в темноте я плохо видела – то ли воздел руки к потолку, то ли еще как-то изобразил полное недоумение.

– Никому нельзя верить на этом долбаном острове, – пробормотал он. И вдруг спохватился: – Елка! Тебе спать давно пора. Пойдем домой.

– Не хочу-у, – захныкала Елка. – Я хочу здесь.

– Я кому ска…

– Слушай, куда ты ее потащишь среди ночи? Пусть тут спит, а утром заберешь. Я за ней послежу. Я умею с маленькими. Елка, отпустишь дядю домой?

– Да! – радостно заявила Елка и тут же улеглась.

– Нормально… – опешил Арт. – Ты сама где спать будешь? Вы вдвоем тут не поместитесь!

…Но Елка уже сопела. Я нащупала в ногах кровати одеяло и накрыла ее.

– Ну… я как-нибудь…

– Понял. Ладно, пошли тогда вниз, болтать. Одних я вас тут все равно не оставлю. Расскажешь про свой Светлоярск.

– А она не испугается, когда проснется?

– Не проснется. Если вырубилась – теперь до утра.

Оставив спящую девочку, мы тихо спустились на первый этаж. И только сейчас я вспомнила: ведь Арт, уходя, защелкнул дверь на замок. А когда пришел – открыл его.

И если он говорит правду, что не приводил сюда Елку, – а зачем ему врать? – получается, она как-то попала в запертый маяк.

Глава четвертая

О качелях, стреле орлана и с т ук е топора

Лес

Натка рисовала качели.

Неизвестно почему с утра ей так захотелось качаться – да повыше, побыстрее, чтоб дух захватило, – что она вынырнула из мешка и, не дожидаясь, пока кто-нибудь еще проснется, чуть не слетела с лестницы и кинулась к мольбертам. Она сама не понимала, откуда вдруг возникло такое желание, – то ли насмотрелась на болтающуюся каждый день в ветвях огромного дерева мелюзгу, то ли из-за того, что Виталик с Ириной Андреевной добрались вчера до верхушки самого высокого ильма. Так назывались деревья с широкими шершавыми листьями – ильмы. Тетя сказала: для того, чтобы привыкать к высоте. Но, по мнению Натки, Виталик и так ни капельки не боится высоты, не то что она. И качели Натка никогда особенно не любила. Но сегодня…

Два мольберта – ее и Женька – стояли внизу, возле одного из окон. Дом потихоньку расширялся – каждую ночь он вырастал еще на чуть-чуть, вот и появилось место для рисования. Причем увеличивался только нижний зал, наверху они по-прежнему спали впритык друг к другу. Но это никому не мешало, днем они мало бывали наверху, всегда находились какие-то дела: сходить на рыбалку или принести воды, нагреть, постирать, собрать хворост, помочь с обедом, поиграть с мелкими… Даже учиться они еще толком не начали – некогда. Разве что порисовать вчера удалось.

Недолго думая Натка сгребла свой мольберт в охапку и потащила на улицу. Там свет лучше. И никто не помешает, если вздумает проснуться.

Почему-то никак не удавалось найти подходящее место для мольберта. То слишком темно – листва кругом, то бугорки, как назло, то вид Натке не нравился… Хотя к чему бы, казалось, вид, если она собирается рисовать не с натуры?

…Выяснилось, что с натуры. Сразу за домом она увидела два одинаковых дерева – не таких высоких и толстых, как большинство вокруг, а помоложе, с темной корой, – и расположилась с мольбертом прямо перед ними. Карандаш привычно лег в руку…

А дальше время перестало ощущаться. Потекло между пальцев.

Натке стало казаться, что она не стоит у мольберта, а отправилась в путешествие. В дальние страны, может быть. Похожее ощущение было во время теста, когда орлан просил нарисовать шар изнутри. Тогда – о, тогда вообще было интересно! Натка никому бы не призналась, но в шаре она увидела планету, которая совершает путь по орбите. И Натка совершала этот путь вместе с планетой! Слов не было, чтобы передать все ее чувства. Но сейчас неожиданно слова пришли…

Земля – кораблик храбрый мой.Наполнит парус звонкий голос,И в море – черном, словно космос,Сияет звездный путь. ДомойСквозь Светлый лес лежит дорога.Четыре сходятся в одном…

Стих оборвался. Натка внезапно очнулась: кто-то громко звал ее по имени – совсем близко, над ухом. Она вздрогнула, чуть не выронив карандаш. Рядом стоял Женек с двумя корзинками в руках.