Полная версия
Близнецовые пламена
Борис Горанский
Близнецовые пламена
«Есть два огня, два пламени любви,
Что рождены быть вместе в постоянстве
Они блуждают душами в пространстве
И этот зов с рождения в крови.
Два близнецовых пламени Творца
Мы называем просто – половинки.
Две маленькие, в космосе, песчинки,
Что вместе будут вечно – до конца.
Два близнецовых пламени души
Рождаются, чтоб сделать мир добрее,
И зло не сможет стать любви сильнее,
Ты только свет его не потуши.
Гори, огонь мой близнецовый, так,
Чтоб и другой мог вспыхнуть мне навстречу.
Огонь, зажжённый в зимний вьюжный вечер,
Мой дар Небес, любви вселенской знак.»
Нино Сабанадзе
Серый ноябрьский вечер, за окном накрапывает холодный дождик, иногда переходя с шёпота на рокот. Редкие прохожие, придерживая рукой упрямые зонтики, ёжась от ветра и мороси торопятся укрыться в своих теплых и светлых квартирах, предвкушая встречу с родными и мечтая о вкусном ужине, за которым можно обсудить планы на выходные дни. Пятница подходит к концу. Ах, эти пятничные вечера в кругу семьи, за большим столом. Запах свежезаваренного чая, переплетающийся с ароматом клубничного варенья и мяты, мерцающий свет больших свечей, отбрасывающий причудливые тени на потолке и стенах… Именно за таким столом сидит большая семья: немолодой седовласый мужчина с доброй улыбкой на лице, красивая стройная женщина с искрящимся взглядом, наполненным любовью и теплом, взрослые дети со своими вторыми половинками и конечно-же маленькие детки – очень похожие друг на друга.
– Деда, ну расскажи нам сказку, – голосят они, обращаясь к седовласому мужчине. Он берёт их поочередно на руки, прижимает к себе, целует и усаживает рядом с собой на широкий кожаный диван.
– Сказку? А про что вам рассказать сказку, мои хорошие? – спрашивает мужчина, с нежностью поглядывая то на детишек, то на женщину, которую малыши называют не иначе, как бабуля. Честно говоря, на бабулю она совсем не похожа, так как на вид ей не больше сорока пяти лет. Всякий раз, когда он смотрит на нее, их взгляды встречаются, как будто она чувствует, что именно сейчас он на нее посмотрит.
– Расскажи нам про лучики. Помнишь, ты говорил, что у нас в груди живут маленькие лучики света. Расскажи про них.
Про лучики? Ну, хорошо, слушайте.
В комнате наступила тишина. Мужчина задумался, прикрыл глаза и начал рассказ.
Давным-давно, когда на земле еще не было людей, да и самой земли не было.
– Что, совсем ничего не было? А где была мама, папа? – спросила удивленная внучка
– Ничего не было. Не было ни папы, ни мамы, ни нас с бабушкой и даже наших бабушек и дедушек не было.
– Ой, как давно это было…
– Да, давно, – продолжал мужчина, – вокруг был только космос и много-много далеких холодных звездочек, которые мы до сих пор видим на небе. И вот в этой темноте столкнулись два больших небесных тела. Они летали в космосе и не видели друг друга, так как было очень темно. От их столкновения произошел большой взрыв, и эти два черных тела стали одним большим огненным шаром, который осветил огромное пространство и светит по сей день. И этот огненный шар называется, – он сделал паузу и посмотрел на малышей.
– Деда, это же солнышко, – ответила внучка.
– Правильно, моя хорошая! Это Солнышко.
Солнышко было очень горячим и на нем постоянно происходили взрывы. При каждом новом взрыве солнышко вспыхивало огненным светом и от него отделялись маленькие лучики, которые начинали свое путешествие по космосу в поисках темных мест, которые им предстояло осветить. Так именно и появился наш лучик, о котором я сейчас расскажу.
Взрыв, от которого он появился, был совсем маленький, и лучик получился тоже совсем тоненький и малюсенький. Такой, как пламя нашей свечи.
Но, несмотря на свой маленький размер, он быстро полетел на поиски той темноты, которую ему было нужно осветить. Он очень долго летел в космическом пространстве и уже отчаялся найти себе дом, как вдруг увидел большой шар, одна половинка которого была освещена солнышком, а другая была совсем темной. Именно туда и отправился наш лучик. Но он был слишком мал, чтобы осветить такой большой кусок темноты. Лучик старался изо всех сил, он летал от одного края темноты до другого, но ничего у него не получалось. Ему было очень грустно, совсем не с кем было поиграть и поговорить, ведь он полетел в эту сторону совсем один. Так продолжалось очень долго. От постоянных занятий лучик вырос и окреп и уже мог осветить достаточно большое пространство. Как-то пролетая над одним темным местом, лучику очень захотелось потанцевать и он, закружившись в танце, вдруг увидел, что вместе с ним танцует какой-то темный силуэт. Лучик очень удивился, так как никогда ничего подобного не видел. Он стал танцевать быстрее, но и темный силуэт стал ускоряться, тогда лучик замер, и силуэт замер в ответ. Лучик пытался с ним заговорить, но ответа никакого не получил. День за днем, год за годом лучик пытался подружиться с темным силуэтом, но ничего не выходило. Тот был по-прежнему темным, молчаливым и грустным. Лучику было очень жалко своего приятеля. А ведь он был так похож на самого лучика, что иногда казался его копией. Как самый настоящий близнец.
– Мужчина посмотрел на детишек, улыбнулся, подмигнул им и продолжил.
– Лучик рос день ото дня и уже мог освещать все пространство, которое ранее было темным, но он боялся это делать, так как если бы он осветил всё, то темному другу пришлось бы его покинуть. Лучик думал, как бы ему сделать так, чтобы его друг тоже стал светящимся и в какой-то момент вдруг решил подарить ему часть своего света, часть себя. Лучик стал раздуваться, как воздушный шарик, и став огромным – взорвался, отделив от себя кусочек яркого пламени, которое тут же засияло рядом, и на месте темного друга появился яркий светящийся лучик, точно такой-же, как и наш. С тех пор прошли тысячелетия и, познав радость от общения, наши лучики начали делиться своим теплом и любовью со всеми, кто их окружает. Каждый новый человек начинает свою жизнь из полной темноты, но при рождении в его груди обязательно поселяется маленький лучик света, который светит всю жизнь, давая тепло и любовь.
– Дедуля, так значит, нам всем светит один лучик?
–Умнички вы мои, конечно! Именно так и есть. Взрослым людям, порой, требуется вся жизнь, чтобы это понять. Когда вы вырастете, то обязательно почувствуете эти лучики не только в себе, но и в других людях. А если очень захотите, то сможете найти для своих лучиков пару, чтобы объединившись светить в два раза сильнее. И тогда ваши лучики станут настоящими пламенами, яркими, горячими, чистыми и очень светлыми…
Дети зачарованно смотрели то на дедушку, то на бабушку, то на пламя свечей и сами светились от счастья.
Ну вот, время уже позднее и вам пора спать. Поцеловав малышей, обняв их и пожелав доброй ночи – деток отправили спать.
– Ты большой выдумщик, мой дорогой – сказала женщина. Дети так любят твои рассказы. А может расскажешь и нам какую-нибудь сказочку? – Она весело ему подмигнула и улыбнулась.
Он встал, подошел к выключателю, немного притушил свет, поставил на стол еще несколько свечей, сел рядом с супругой, взял ее за руку, прикрыл глаза, немного помолчал и заговорил:
Глава 1.
Эта история началась в далеком 17 веке на территории герцогства Мантуанского, при дворе семейства герцога Винченцо I Гонзага. В те времена итальянская знать имела привычку содержать свои оркестры и целый штат педагогов по музыке, танцам, изобразительному искусству. Так и при дворе герцога, к слову сказать, именовавшегося покровителем наук и искусств, был целый оркестр, состоящий из евреев, и руководил этим оркестром прославленный скрипач и виолончелист, композитор и певец Соломон Росси, носитель древнего родового имени Ебрео. Статус Росси был настолько высок, что он имел право не носить желтую нашивку на одежде, которая была обязательна для всех евреев того времени.
Как-то, ближе к вечеру, к дому Росси пришел молодой человек, скромно одетый, исхудавший, но с гордым взглядом и очень выразительными чертами лица. На его прохудившемся плаще ярко горела желтая звезда. В руках у молодого человека был сверток, который он бережно прижимал к себе и постоянно ощупывал длинными тонкими пальцами, как будто там было нечто очень ценное.
Юноша долго не решался постучать в двери дома. Было видно, что он очень волнуется и надеется на то, что из дома кто-то выйдет, и тогда он сможет попросить доложить о себе Соломону. Видимо небеса услышали его молитву, так как двери отворились и на улицу, в сопровождении своей очаровательной сестры Европы, вышел Саломоне деи Росси. Нужно сказать что Европа, также как и ее брат, была приглашена ко двору герцога в качестве певицы. Она обладала сильным, ярким голосом и при этом была настоящей красавицей.
Встретившись взглядами, молодой человек и Соломон несколько секунд осматривали друг друга, после чего юноша сказал, что он прибыл из Испании, где сейчас опять лютуют зверские еврейские погромы. А еще он сказал, что немного играет на скрипке и прямо сейчас может показать свое мастерство, если только маэстро соизволит его выслушать. Времени у Соломона было мало и он очень торопился. Но что-то было такое во взгляде молодого человека, что Соломон пригласил войти его в дом, попросил домочадцев накормить юношу и дать ему возможность отдохнуть с дороги.
– Как тебя зовут? – спросил Соломон.
– Авнер, – ответил юноша
– Авнер, – повторил Соломон, отец-свеча… Что, плохи дела в Испании?
– Да, там совсем плохо. Из всей моей семьи остался один я.
Соломон покачал головой, в его взгляде появилась глубокая печаль. – Да, дела. Отдыхай. Я приду поздно. Сегодня мы играем для герцога концерт сочинителя Клаудио Монтеверди, а завтра утром мы поговорим с тобой. Кстати, что у тебя в этом свертке, с которым ты никак не можешь расстаться?
– Моя жизнь.
– Покажи.
Авнер очень аккуратно стал развязывать сверток, и когда последняя тряпка была снята, то взору Соломона предстала необыкновенной красоты скрипка. То, как юноша бережно ее держал и как нежно смотрел на нее, говорило о том, что это его инструмент, и что он ему действительно очень дорог.
– Откуда у тебя эта скрипка? – Спросил Соломон.
– Это всё, что у меня осталось от моей семьи и моей прежней жизни.
Выйдя на улицу, Соломон взял под руку Европу, и они направились к замку герцога Гонзага.
– Какой славный мальчик. – Задумчиво сказала Европа.
– Помоги ему, Соломон. Ты видел, какие у него красивые глаза, и как он достойно держится?
– Видел, видел, Европа. С каких это пор ты стала засматриваться на молодых людей? А? Смотри у меня! Ты – еврейская девушка, хоть и поешь в знатном хоре одного из самых известных и именитых семейств Италии. Не забывай об этом и чти наши традиции!
– Ах, Соломон, опять ты с нравоучениями. Просто мне очень жалко этого бедного юношу, и мне кажется, что ты действительно можешь ему помочь.
С этими разговорами они подошли к замку герцога и окунулись в круговорот насыщенной светской жизни.
В эту ночь сон Авнера был беспокойным, ему опять виделись непонятные картины, он ощущал себя невесомым, парящим в небесном пространстве, видел вокруг себя мириады звезд и летел, летел, летел. Он различал обрывки фраз на незнакомых языках и отчетливо слышал музыку, музыку незнакомую, которую никогда не встречал наяву. А еще он видел женские глаза, которые смотрели на него, излучая нежность, тепло, любовь и неимоверную радость. Это был взгляд совершенно потрясающей красоты, несущий успокоение. В первый раз он увидел этот взгляд, когда умерла мама. Это было так давно. Мама рано оставила этот мир, и вся забота о воспитании маленького Авнера легла на плечи отца, старших братьев и сестры Эстер. Но это не был взгляд мамы. Авнер хорошо ее помнил и мог с легкостью описать каждую черту ее лица. Это был не ее взгляд. Несколько месяцев назад, в ту злополучную ночь, он тоже видел звезды, слышал музыку и ждал появления этих глаз, но вместо любимого взгляда он услышал настойчивый голос, который призывал его проснуться и бежать. Авнер проснулся и почувствовал запах гари, которым была наполнена его комната. Прислушавшись, он услышал грохот ломающихся дверей, крики отца, братьев и страшный, душераздирающий крик сестры. Авнер бросился вниз дома, на первый этаж. То, что он увидел, заставило его ужаснуться. На полу комнаты лежали окровавленные тела его родных и любимых людей. Дом горел. Авнер стоял посреди комнаты и плакал, он ничего больше не хотел, он хотел остаться тут, остаться и оплакивать свою семью… Пожар становился все сильнее и сильнее, дышать становилось невозможно. Силы оставили юношу, он начал терять сознание, но в какой-то момент увидел тот взгляд и услышал голос, который прокричал ему:
– Ты должен жить! Должен жить ради меня! Должен жить ради нашей встречи!
Крик был такой неистовый и такой настойчивый, что Авнер, собрав все оставшиеся силы, поднялся с пола и, пробираясь на ощупь между горящей мебели, выскочил в разбитое окно, успев схватить с комода, чудом уцелевшую скрипку. Как только он очутился на улице, крыша и стены дома начали рушиться и, упав, погребли под собой все, что ему было дорого.
Оглядевшись по сторонам, Авнер увидел, что не только его дом подвергся нападению. Со всех сторон слышался плач, крики, стоны, пахло гарью и весь, некогда цветущий квартал превратился в страшные руины. Авнер был так потрясен произошедшим, что стоял неподвижно и смотрел, как догорает его дом. Мимо него вереницей шли люди. Одних Авнер знал, других нет, но он не мог пересилить себя и пойти с ними.
– Сынок! – услышал он старческий голос соседа Шимона.
– Где твоя семья? Где отец?
Авнер посмотрел на старика, и тот понял, что больше у юноши никого нет.
– Пойдем сынок, пойдем. Тут нельзя оставаться. – Шимон обнял молодого человека и повел его прочь из этого города.
Сидя на окраине города Авнер рассказывал Шимону о том, что приключилось. Ему необходимо было выговориться, и мудрый старик слушал, изредка кивая и поднимая глаза к небу. В квартале, где они жили, как и во всей Испании, иудаизм был запрещен. Больше ста лет назад, в конце XV века, тысячи евреев изгнали из Испании, а тех, кто остался – насильственно крестили и под страхом смерти запретили даже вспоминать о своей истинной вере. Но так или иначе тайные знания передавались детям из поколения в поколение, так же как передавались обряды и традиции. Шимон был родом из древнего еврейского рода, и его прадед был известным и уважаемым раввином, который имел немалые связи в обществе Испанской знати, что и дало ему возможность избежать смерти в те страшные годы гонений. Шимон получил хорошее образование и много знал. Он давно жил, многое видел и поэтому сидел, и слушал, не перебивая рассказ Авнера. Постепенно страх и боль стали отступать, и молодому человеку захотелось рассказать старому Шимону о своих снах и своих видениях. Шимон слушал очень внимательно, а когда Авнер стал рассказывать о произошедшем на пожаре, о голосе, который заставил его подняться, Шимон резко оборвал рассказ юноши, посмотрел на него пристально и тихо сказал:
– с древних времен ходит легенда о потерявшихся в пространстве душах. Когда Г-сподь сотворил мир, отделив свет от тьмы, он также разделил единую первородную душу на мужское и женское начало. И с тех пор половинки этой души ищут друг друга, пытаясь соединиться, чтобы обрести счастье и безусловную любовь. Ту любовь, которая спасет мир и все живое от хаоса и разрушения, и будет править миром. И тем, кто сможет достичь этой любви, Г-сподь раскроет свои объятия и посвятит в тайну мироздания.
Старый Шимон замолчал, устремив взгляд на небо, усеянное звездами, пробормотал что-то и совсем иным голосом продолжил:
– Может так статься, что ты избранный, мой мальчик! Тебе необходимо искать свою дорогу, искать себя. Отец научил тебя играть на скрипке так, как никто до тебя не играл в наших краях. Иди в Италию. Там ты сможешь найти работу и возможно обретешь то, что давно ищет тебя.
С этими словами Шимон поцеловал ошеломленного юношу в лоб, вложил в его руку несколько монет, встал, прикрыл правой рукой глаза и, раскачиваясь, словно в танце пропел:
– Шма Исраэль Адонай Элоэйну Адонай эхад…
И перейдя на шепот, добавил:
– Барух шем квод малхуто лэолам ваэд…
Поклонился и ушел в ночь, сказав на прощание:
– Ищи себя! Ищи себя, сынок!
Потолкавшись немного по оживленным, зимним дорожкам дворцового сада, Соломон и Европа пришли в театр, где полным ходом шла подготовка к показу оперы «Орфей». Премьера оперы состоялась в феврале 1607 года при Мантуанском дворе во время традиционного ежегодного карнавала. Именно тогда, по приказу герцога был построен новый театр на 1000 мест. И вот сегодня, спустя пять лет, главный капельмейстер, организатор всей музыкальной жизни при герцогском дворе, композитор Клаудио Монтеверди вновь решил порадовать герцога и его гостей своим шедевром. Музыканты оркестра настраивали инструменты и пребывали в ожидании маэстро. В последние годы Клаудио все больше и больше изъявлял желание переехать в Венецию и большая часть работы, связанная с оркестром была поручена Соломону. Сегодня же Соломону предстоит сыграть несколько сольных партий, а дирижировать оркестром будет сам Монтеверди. Особая честь выпадала Европе, по сути это был ее звездный час, так как ей было предложено исполнить несколько вокальных партий. Главную же партию исполняла известная итальянская певица Элеонора Барони. Европа очень волновалась, и на то были веские причины. В премьерном показе оперы, партии, которые ей предстояло сегодня исполнить, пела супруга Клаудио Монтеверди – Клауди Каттанео. Жизнь, которой трагически оборвалась вскоре после этого грандиозного события.
В указанное время гости заняли свои места и погрузились в удивительный мир музыки.
Европа пела восхитительно, ее голос завораживал гостей и даже сам герцог искренне аплодировал молодой певице.
По окончании выступления герцог с гостями отправились во дворец на праздничный ужин, а Соломон и Европа направились к дому. На одной из дорожек сада к Соломону подошел пожилой придворный и сказал, что один состоятельный господин желает поговорить с Соломоном с глаза на глаз о судьбе его сестры. Встреча назначена на завтра. Придворный назвал Соломону адрес, по которому тот должен был явиться на прием.
Оставшись одни и продолжив путь, Европа спросила:
– Соломон, как ты думаешь, что он тебе скажет? Может быть мне предложат стать главной солисткой какого-нибудь хора, а может, пригласят в Венецию? Ах, Венеция! Как я хочу попасть туда. Соломон, что ты молчишь?
Но Соломон не испытывал никакой радости от данного предложения. Так как догадывался о его истинном смысле.
– Да… Европа уже стала взрослой. И конечно ей пора обзаводиться семьей. Да… Видимо пора… – так думал Соломон, слушая щебетание любимой сестры.
Соломон был Европе, как отец, у них была большая разница в возрасте, но это никак не мешало им оставаться добрыми друзьями.
Так они и дошли до дома. Европа в предвкушении блистательной карьеры, а Соломон в раздумьях о предстоящем разговоре со знатным вельможей.
Ночью Европе снились яркие, радостные сны, в которых она пела, танцевала. Она слышала музыку, парила, летала, видела новые наряды. А еще она видела глаза, очень красивые мужские глаза, такие добрые, такие ясные и такие волнительные. Эти глаза Европа видела в своих снах уже не первый раз, но чей это взгляд она не знала. Вот и сейчас, во сне она подумала, что где-то уже встречала этот взгляд и вот-вот она бы вспомнила где, но наступило утро, и нужно было приступать к домашним делам.
Утро встретило Авнера солнечным светом, который в последние дни был редкостью. На дворе стоял февраль месяц, было достаточно холодно и над рекой Минчо, окружавшей город с трех сторон, поднимался белый пар. Но в доме было тепло, пахло свежеиспеченным хлебом. Было слышно, как кто-то гремит посудой, и дом начинает жить своей повседневной жизнью.
В дверь постучали, и в комнату вошел Соломон.
Авнер встал навстречу хозяину дома и застыл в почтительной позе.
– Доброе утро, молодой человек! – сказал Соломон. – Как самочувствие, как спалось?
– Доброе утро, адони Соломон, спасибо! Я так Вам благодарен. Я столько долгих дней и ночей скитался без нормального ночлега и горячей пищи, что уже полностью отчаялся.
Соломон немного смутился, что-то тихо проговорил и пригласил Авнера на завтрак.
За столом сидело много разных людей: были тут и дети, и взрослые, и пожилые и даже совсем старые люди. Все внимательно смотрели на Авнера, но никто не осмеливался задавать ему никаких вопросов. Соломон представил гостя и сказал, что Авнер немного поживет в его доме. А за свое проживание он будет оказывать помощь по хозяйству.
Соломон показал Авнеру место за столом, где тот может присесть, но Авнер не успел воспользоваться гостеприимством хозяина, так как в комнату влетела Европа, заполнив своим смехом все пространство. В какой-то момент взгляды Авнера и Европы пересеклись. Их сердца забились в неимоверно быстром ритме, все вокруг закружилось, исчезли голоса, люди, запахи. Время перестало для них существовать. И только неизвестная музыка все отчетливее и отчетливее звучала в головах Авнера и Европы, неведомым образом объединяя их.
«Это ведь те глаза, которые я вижу столько лет»,– подумал Авнер.
«Это ведь те глаза, которые я видела сегодня ночью»,– подумала Европа.
Они стояли и смотрели друг на друга. Им казалось что они знакомы целую вечность, и было так легко, так спокойно, так хорошо.
– Европа, хватит уже этих театральных штучек! Дай спокойно нам всем позавтракать. День будет сложным, всем предстоит много работать. Авнер, садись и ешь. – слова Соломона вывели молодых людей из оцепенения, они смущенно огляделись вокруг, как будто совершили что-то недозволенное, но никто ничего не заметил.
После еды Соломон попросил Авнера показать свое умение в игре на скрипке.
Такого мастерства Соломон никак не ожидал от этого молодого, измученного страданиями человека. Соломон был полностью поглощен игрой, звуком и энергией, которую излучал этот дуэт человека и скрипки. Чудесная музыка не оставила никого равнодушным, и когда Авнер закончил играть, все домочадцы разразились бурными аплодисментами.
– Удивительно, молодой человек! Это просто удивительно! – Соломон сидел потрясенный услышанным.
– Нет! Никаким помощником в дом я не возьму тебя! Я рекомендую тебя в одну знатную семью преподавателем музыки. Ты же знаешь ноты?
– Немного знаю. – ответил Авнер.
– Насколько немного?
– Ровно настолько, чтобы разобрать, что написано на нотном стане.
– Для начала этого будет достаточно, чтобы научить основам музицирования детей именитой фамилии.
– А скажи, ты сам не пытался писать музыку? – спросил Соломон.
– Нет, сам я не пишу музыку, но я ее слышу. Я каждую ночь слышу совершенно незнакомую музыку.
– И ты не пытался ее играть?
– Пытался, но она сильно отличается от той музыки, которую все играют и которая сегодня принята.
– Может, покажешь?
– Да, да, покажи! – взмолилась Европа.
Авнер поднял скрипку и заиграл.
Соломон в назначенное время пришел по указанному адресу. Его глазам предстал большой красивый дом, на эмблеме которого ясно угадывалось, что его владелец врач. Соломон постучал в дверь и ему навстречу вышел хирург семьи Гонзага, еврей по происхождению – Давиде деи Коэнни. Соломон много раз встречался с ним на различных концертах, но лично знакомы они не были. Давиде был старше Соломона, но выглядел очень хорошо.
– Шалом, Соломон! – поприветствовал гостя Давиде, подчеркивая свою принадлежность к еврейскому роду!
– Шалом, Давиде! – ответил Соломон, не скрывая радости от общения с соплеменником.
Давиде пригласил войти Соломона в дом. Они расположились в рабочем кабинете доктора, на мягком диване, перед резным столиком, на котором стояла ваза с фруктами, сладости, сыр и бутылка хорошего итальянского вина. Давиде разлил вино по бокалам, предложил Соломону угощения и не спеша начал разговор.
–Я вчера имел удовольствие слушать оперу. Ты замечательно играл, герцог был в восторге.
– Спасибо за добрые слова, уважаемый Давиде, но в том заслуга не столько моя, сколько господина Монтеверди, написавшего такую прекрасную музыку.
– Перестань, Соломон! Ты и сам великолепно пишешь. Я слышал твои мадригалы, они бесподобны. Насколько я знаю, Клаудио мечтает переехать в Венецию. Он, после смерти жены и детей все больше подумывает о принятии духовного сана. И когда это произойдет, именно ты станешь главным капельмейстером двора. Попомни мое слово.
– Я стараюсь не загадывать вперед, Давиде. Как будет, так и будет. Мне вполне достаточно той должности, которую я занимаю. Тем более, что Монтеверди гениальный композитор и музыкант. Большое счастье работать с таким человеком.