Хроники Арли. Книга 3. Я – инквизитор

Я продолжил развивать свою мысль.

– Нам не стоит привлекать внимание, понимаешь? – я демонстративно потер горло. – Иначе не поздоровится. Нам обоим.

Монах тоже коснулся шеи двумя пальцами.

– Вот тебе пять золотых, – покопавшись в кармане, я сунул ему в руку все, что нашел, – и давай сделаем вид, что ты нам вынес предупреждение, погрозил пальцем и отправился дальше блюсти порядок.

Алчный блеск в глазах монаха вспыхнул и чуть погодя сменился новой порцией страха. Он с явным сожалением отодвинулся от моей руки и сжал зубы.

– Уберите ваше золото!

У меня внутри все похолодело: неужели я нарвался на честного, принципиального человека именно в этот момент?! А ну как он возьмёт и сдаст нашу компашку своим боссам. А что? Он в своём праве – если постараться, свидетелей хоть отбавляй. Ситуация принимала нежелательный оборот. И тут я хлопнул себя по лбу – мысленно, конечно. Этот детина и душегуб боялся! А я с какой-то стати сую ему золото, хотя гораздо выше по статусу. С его точки зрения мое поведение как раз и является подозрительным. А ведь это все мое желание решить проблему мирным путём! Надо было срочно менять тактику!

– Молодец! – я хлопнул здоровяка по плечу, отчего тот пошатнулся, как яблоня, которую вот-вот срубят. – Хвалю, проверку на профпригодность прошел, о чем я и сообщу начальству!

С этими словами я взвесил на ладони монеты, попутно уловив, с каким скрипом вращаются глаза монаха. Ссыпав золотые обратно в карман, я протянул Горну три серебрушки – все, что у меня оставалось из мелочи.

– Это тебе за рвение! – покровительственный тон вкупе с тактильным контактом обычно творят чудеса, а если ещё подобрать верную стратегию, то вообще не будет нам равных! – Выпьешь за здоровье нашего учителя, его Высокопреосвященства епископа Фиодора.

Услышав имя одного из патриархов, монах истово осенил себя святыми кругами, сграбастал монеты, повернулся, чтобы уйти, затем покраснел, сделал шаг назад и отвесил мне поклон, словно это я и был тем самым епископом Сикским. После он шикнул на своих сопровождающих, и те тихо растворились в толпе, позабыв отчитать нас, как мы договаривались.

– Что ты ему сказал? – сзади подошёл Оррик, удивленно разглядывая то место, где исчезла спина последнего монаха.

– Что возможность выпить пива за наше здоровье гораздо лучше отразится на его материальном состоянии, чем попытка препроводить нас в тюрьму, – буркнул я, наблюдая за предводительницей темных эльфов.

Оррик несколько секунд пытался разгадать смысл слов, но затем махнул рукой.

– Что делать будем?

– Погуляйте пока. Мне надо поговорить.

Оррик бросил взгляд на возможных противников и недовольно заворчал:

– Она же темная.

– Можно подумать, я светлый. Иди уже, не буди во мне зайца.

Шутку бывший инквизитор не понял, но второй раз его просить не пришлось. Аридил также ретировался, хотя и с гораздо большей неохотой.

Эльфийка, стоя среди своих соплеменников, задумчиво разглядывала спины моих друзей. Наконец она словно почувствовала мой взгляд, и наши глаза встретились. Я кивнул и первым шагнул вперёд.

Мы встретились ровно посередине. На этот раз зелёные зрачки излучали легкую заинтересованность.

– Ваша светлость, прежде всего позвольте простить меня за возможную бестактность, что объясняется обычаями моей страны, а не желанием унизить столь прекрасную девушку.

Эльфийка молчала.

– Также прошу принять мою благодарность за спасение жизни. Отныне и навсегда я ваш должник. Прошу лишь не наказывать строго вашего человека, он лишь хотел позаботиться о вашей чести.

Эльфийка молчала, а мне ведь кровь из носа нужно было добиться ее реакции. Желательно без причинения с ее стороны физического ущерба моей особе.

– Все демоны преисподней, – я в отчаянии развел руками, – ну скажите уже что-нибудь, а то у меня иссякли идеи, за что ещё следует извиниться.

На этот раз в ее глазах загорелись ироничные огоньки. И заговорила она совсем-совсем о другом.

– Мальчик, тебя не смущает, что я тёмный эльф?

– А должно?

– Люди говорят про нас всякое. Я слышала, что мы едим сердца наших врагов и убиваем младенцев, чтобы пить их кровь.

Я фыркнул.

– Так говорят про всех соседей.

Она впервые за все время улыбнулась.

– Но мы – темные.

– Я привык доверять только своим глазам. Вот волосы у вас вообще белые, в зеркале не замечали?

Улыбка темной сделалась шире.

– Ты гораздо умнее, чем кажешься, мальчик.

– Вы тоже.

Она широко распахнула глаза, но в этот раз справилась с изумлением гораздо быстрее.

– Это так странно, разговаривать с человеком и тем более странно беседовать без опаски, что тебя назовут колдуном и нечистью, – задумчиво, словно разговаривая сама с собой, произнесла она.

– Колдуньей, – поправил я.

– А… – эльфийка изумленно захлопала глазами.

– Девушек обычно называют колдуньями, еще ведьмами. – Я кивнул на ее свиту, где переминались с ноги на ногу эльфийские воины, а начальник охраны стоял мрачнее тучи: – А если вы мне сейчас ещё раз улыбнётесь, то вашу охрану хватит удар.

Когда до нее дошёл смысл моих слов, эльфийка расхохоталась. Я тоже вежливо поулыбался.

Следовало закреплять результат!

– А насчёт обращения, это в точку – мне в общем-то наплевать, какой у человека чин, титул и цвет кожи. Слышали: не звание украшает человека, а человек звание? И кстати, Аридила это поначалу тоже в тупик ставило, но потом ничего – привык.

Девушка недоверчиво покачала головой, а я подумал: «Какого лешего я ей все это рассказываю?!»

– Я видела, что светлый тебе подчинился. Неохотно, без всякого желания, но выполнил приказ. Как такое возможно?!

– А что тут удивительного?

– Он – эльф и к тому же принц! Пусть из проклятого дома, но все же.

Я дал себе слово, что при первой же возможности потребую от Аридила подробных объяснений. Пусть колется, что происходит! Откуда они друг друга знают?! И почему его дом проклятый?

– Все просто, – сказал я: – Он – принц, но командир в нашем отряде – я. Что тут такого?

– И светлый согласился, чтобы им помыкал человек?! – в голосе девушки через край выплескивалась недоверие.

– Во-первых, не помыкал, а во-вторых, не сразу, конечно, – я пожал плечами и попытался перехватить инициативу: – А вопрос можно?

Эльфийка вздрогнула, но столь необычная манера разговора, по-видимому, внесла некое разнообразие в ее картину мира, и она всеми силами попыталась подстроиться.

– Изволь.

– Почему ваш человек чуть не срубил мне голову?

– Ты действительно не догадываешься?

– Иначе стал бы я спрашивать.

Она задумчиво повела плечами.

– Называть по имени эльфа может только очень близкий друг, – девушка помолчала, а затем добавила: – Или смертельный враг.

– Любого эльфа? – я бросил взгляд на Аридила, и темная перехватила его.

– Пожалуй, это чуть ли не единственное, в чем мы похожи со Светлыми. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что наличие информации заметно упрощает жизнь, – вздохнул я, вспоминая слова герцога. – Впрочем, у нас еще говорят: «Лучше поздно, чем никогда».

Она понимающе улыбнулась и поспешила задать свой вопрос:

– Что ты сказал монаху? Я уж думала, опять придётся пользоваться связями отца, чтобы избавиться от назойливого внимания святош, – эльфийка смешно наморщила носик: – Он этого так не любит!

– А кто у нас папа? – поинтересовался я, припомнив сцену из советского фильма.

– Князь Квирин Мурд, полномочный посол Мандера в Аллии, – эльфийка внимательно наблюдала за мной, произносив имя отца.

Значит, очередной князь. Ну, что ж, это становится традицией. Пекарей в моем окружении меньше, чем разных сиятельных особ.

– Тебя действительно не пугают титулы.

– После сегодняшнего представления меня вообще мало что пугает, – вымученно сказал я. – Резать людей заживо и сжигать неугодных – это слегка не вписывается в мое понятие «праздника».

Эльфийка чуть склонила голову набок и очень долго исподлобья рассматривала меня.

– Ты действительно не похож ни на кого из тех, с кем мне приходилось встречаться за всю свою жизнь.

– Да я вообще полон сюрпризов.

Она снова улыбнулась.

– Я заметила, – эльфийка оглянулась, и ее взгляд наждачкой прошелся по своим, затем она вновь повернулась ко мне: – Надеюсь, мы еще встретимся, Иан. Я запомню человека, который не осеняет через слово себя кругами при беседе со мной и не трясется при упоминании титула.

Хмурилось. Если тут и вправду маги управляли погодой, то они недалеко ушли от наших метеорологов. Едва перевалило за полдень, а народ, собравшийся на площади и ее окрестностях, уже дважды выжимал плащи и накидки. Все потонуло бы в грязи, если бы не мощёные камнем дороги, которые, впрочем, от воды сверху, конечно, не защищали. С другой стороны, именно капризу природы были обязаны пленники каждой лишней минутой жизни. Инквизиторам, несмотря на все старания, так и не удалось сохранить очищающее пламя в неприкосновенности. Ливень рухнул на землю спасительной пеленой, за секунды сравняв в правах и обвиняемых, и обвинителей. Под его размеренным гулом скрылись разгневанные голоса столпов инквизиции, требующие продолжать экзекуцию, он же избавил зрителей от стонов пленников и их умоляющих криков. Не осталось ничего, кроме стены воды, так что в конечном итоге казнь оказались вынуждены перенести.

Впрочем, как ни странно, мое настроение, в отличие от затянутого тучами неба, заметно улучшилось, даже несмотря на все неприятности, обрушившиеся на меня в этот день. Перед глазами стояло миловидное личико грозной эльфийки, и мои губы непроизвольно растягивались в улыбке. Так и хотелось пуститься вприпрыжку от переполнявших чувств, и приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы сохранять размеренную походку. Я не стал разбираться, что это – мои собственные эмоции или остаточная реакция прежнего владельца тела. Нас обоих, похоже, устраивало происходящее.

– Гостиница подождёт! – вслух заявил я себе и принялся высматривать друзей: старина Оррик будет в восторге.

Глава 24

Домой возвращались затемно. Оррик во всю разглагольствовал насчёт хлипкости кандидатов, что «дескать» нынешнее поколение уже не чета тому, прежнему. И даже лет десять назад любой мало-мальски стоящий соискатель в бараний рог скрутил бы лучшего из «этих» доходяг. Ну, ладно крестьяне, – они в руках не держали ничего, кроме палки (которыми, кстати, весьма неплохо орудовали), но даже дворянские дети почти ничем не проявили своих бойцовских качеств. Они вяло отмахивались от экзаменаторов, из чего следовал закономерный итог: бедолаги лишались оружия быстрее, что бывший инквизитор успевал зевнуть. Большинство поединков так и заканчивалось. Но иногда проверяющий, особенно раздосадованный неумелостью будущего студента, мог слегка подпортить тому шкуру, и тогда последнего уносили с ристалища в несколько более потрепанном состоянии. Точкой в таких случаях, как правило, служил средней силы удар в лицо, надолго вышибавший из кандидата дух.

К чести университета, желающих пройти испытание принимали практически всех, достаточно было выйти из толпы вперёд и выкрикнуть свое имя. Таким образом зазывали народ почти час. По словам Оррика, многие не решаются попытать счастье сразу, и им нужно время «созреть». Раньше организаторы вообще ограничивались двадцатью минутами – такое можно себе позволить, если соискателей слишком много, но последние годы ручеек желающих обмелел, и приняли решение интервал увеличить. Впрочем, ещё года два назад у вышедшего вперёд имелась в распоряжении минута, чтобы развернуться и уйти, сейчас от такой роскоши отказались: вышел – назад пути нет. Надо было раньше мозгами думать.

Прошлым летом претендентов оказалось человек пятьсот (спасибо за сведения двум баронам, толкавшимся в толпе рядом с нами), теперь же – почти в два раза меньше. Из-за этого священникам пришлось поднапрячься, чтобы равномерно распределить их по ристалищам. Невооружённым взглядом было видно, что оно предназначено для гораздо большего количества людей. Желающие попытать счастье мужчины возрастом от пятнадцати до двадцати пяти лет неуверенно переминались под раздраженными взглядами мрачных дядек в балахонах, ожидая начала мероприятия.

Для себя я подметил, что сословные разграничения неукоснительно соблюдались и здесь: крестьяне и благородные держались врозь. Простолюдины занимали почти две трети мест, но из-за своего поведения, казалось, что дело обстоит ровно наоборот. Со стороны «барчуков» и голоса звучали громче, и кто-то вызывающе похохатывал. Впрочем, внимательный человек обратил бы внимание, что смех звучал неестественно громко и выдавал, скорее, показную браваду и страх, чем уверенность в своих силах.

Поединки начались сразу же, как только организаторам удалось добиться относительного порядка. Естественно, не без применения методов убеждения разной степени тяжести. Как и всегда, оказалось, что некоторые из присутствующих «равнее» равных: если крестьянам доставалось сполна, то на дворянских отпрысков лишь повышали голос.

Наконец всех кое-как построили, и к зрителям снова вышел епископ Ноэль. Оглядев собравшихся, он хмуро посмотрел на новобранцев. В исполнении тучного церковника это выглядело точь-в-точь, как угроза.

– Пусть победят достойнейшие!

После столь душевного пожелания главы университета «достойнейших» погнали к стойкам с оружием. В деревянных ящиках экзаменаторы предусмотрительно навалили гору всякого добра: от мечей и до страхолюдного вида алебард, которые, по-моему, не годились ни на что другое, кроме как служить украшением на стене. Всем дали несколько минут покопаться внутри, чтобы подобрать себе «инструмент» по руке. Фантазии у будущих студентов работали как надо: кто-то даже попытался приподнять то самое орудие великанов.

Оказалось, инструкторам нет нужды драться со всеми. Почему мне в голову не пришла эта элементарная мысль? Они проверяли не всех подряд, а лучших, число которых, в зависимости от потока, – от пятидесяти до ста человек. Сначала же будущие студенты меряются силами друг с другом. Поединок – три раунда по три минуты, если победитель не выявлен, его определяют судьи, располагавшиеся тут же, на краю площадки, и внимательно следящие за ходом схватки. Впрочем, на моей памяти до третьего добрались лишь несколько пар, в основном из благородных семей – они умели не только бросаться вперёд без оглядки, но и защищаться, крестьяне же бесхитростно обменивались ударами, и как правило, все решалось в первые же мгновения.

Мы заняли место метрах в тридцати от сцены, куда пускали всякого, кто не пожалел потратить на развлечение ещё порядка двадцати золотых. В другое время Оррик лопнул бы от негодования за такие безмерные траты, но сейчас, в шаге от мечты, подобные «мелочи» бывшего инквизитора не волновали. Мы прошли за очередное ограждение, и я сразу почувствовал себя человеком: хоть в партере и было людно, но тебе не пытались воткнуть локоть в живот и даже старались не наступать на ноги. Ложа (про себя я назвал ее громким словом) предназначалась в основном для благородной публики, но тут хватало и купцов, и ремесленников, во всяком случае тех, кто в состоянии разом выложить немыслимую для обычного простолюдина сумму. Для избранных полагалось пиво и вино по пять серебряных монет за кружку, пирожки же раздавались бесплатно шныряющими то тут, то там пацанами лет десяти. Впрочем, тому, кто за закуску все же платил, ее подносили гораздо чаще, чем прочим.

Поначалу мне пришлось туго: с моим ростом даже первые места не давали никакого обзора, но Оррик быстро сориентировался и, подозвав какого-то невзрачного человечка, раздобыл мне колоду, на которой я впоследствии и простоял весь вечер. Неудобно до жути, конечно, но хотя бы видно. Заодно, помимо удовольствия, постоянно приходится думать о равновесии (я же не цапля какая-нибудь), чтобы не завалиться прямо под ноги зрителям – вряд ли меня подхватили бы на руки, а вот затоптать могли запросто.

Выгодная позиция позволяла наблюдать сразу за пятью группами, тремя – крестьянскими и двумя – из благородных. Выясняя отношения между собой, крестьяне просто размахивали палками или дубинами (они оказались неоригинальны в выборе оружия), полагаясь в основном на силу и выносливость, а дети дворян вовсю пытались изобразить умелых бойцов, выписывая мечами восьмерки. Из всех присутствующих мне запомнился только один – белобрысый, коренастый парень с широкой улыбкой на лице. Звали его то ли Гар, то ли Тар. Парень все время стоял наособицу, снисходительно поглядывая и на тех, и на других.

– Он из морских королей с островов, что на севере Гронга. Мы с ними не воюем, но и не жалуем, – заметил Оррик. – Вот только ума не приложу, что он делает здесь. Морские короли не очень-то любят инквизицию. Очень редко когда можно увидеть их молодежь в Алате. Видать или накуролесил и сбежал, или его наказали.

– Наказали? – переспросил я.

– У них одна дорога – на драккар своей ватаги. Другой судьбы их мужчины не знают. Но изредка за какой-нибудь проступок воину могут запретить ступать на борт. Или даже изгнать из рода.

– Не похож он на того, кто трусит, – заметил я.

– С ума сошел? – Оррик покрутил пальцем у виска. – Тогда б его и в живых не было – свои же зарезали.

– Тогда что же могло случиться?

– Ну, разное, – Оррик пожал плечами. – Девке не той подол задрал. Или проспорил чего. Об заклад биться – они мастаки, хлебом не корми – дай поспорить.

Мне стало интересно.

– Девке?!

– Ну, дочери короля, например, – хмыкнул тот. – Люди там вспыльчивые.

– Ого! – покачал головой я, заново окидывая взглядом парня.

– Да чего ого?! – Оррик махнул рукой. – У них там королей, как рыбы в море, на каждом острове – свой. А для материковых они все «короли», – сказал Оррик и добавил: – Уж больно охочи до чужого добра.

Дальше я не слушал, наблюдая за белобрысым. Биться тот умел и любил, поэтому после первого же боя, в котором тот чуть не зарубил своего оппонента, у него отобрали топор, всучив, как какому-то крестьянину, дубину. Парень спорить не стал и во второй схватке так сильно поколотил противника, что бой вновь пришлось останавливать: у того одно плечо опустилось гораздо ниже другого, так что ключица у барончика оказалась, как минимум сломана. Тут надо добавить, что никакого тренировочного оружия для выступлений не полагалось – все дрались настоящими мечами, остро наточенными и смертоносными в умелых руках. Другой вопрос, что с навыками среди новобранцев было не очень. Но белобрысый свое дело знал крепко, видно, успел поплавать среди своих. Даже невооруженным глазом было заметно, что он попал в родную стихию, и биться с врагом для него не впервой. Скорее, непривычно – не убивать, потому что несколько раз его окрикивали сами судьи.

Ему-то и выпала честь первому и единственному из всех в последующей схватке с проверяющим зацепить того краем дубины. Весьма чувствительно зацепить. Так чувствительно, что инквизитор заметно поморщился, потирая плечо. При этом с лица парня не сходила его обычная вызывающая улыбка.

– Прыткий малый, – хмыкнул Оррик. – Но теперь ему точно конец.

В подтверждение его слов противник морского короля будто взорвался, метнувшись вперед. Я даже разглядеть не смог, что же такого тот сотворил, но парня снесло, как пушинку. Грохнулся он метрах в трех от площадки для поединков, куклой прокатившись по земле. Я уж было подумал, что парню действительно настал конец, но он слабо шевельнулся и даже попытался подняться, но сил не хватило, – руки не слушались, не говоря уже о ногах.

– Это ж угораздило его Серому Псу шкуру попортить, – покачал головой Оррик. – Тот и так на всю голову, как ты говоришь, отмороженный, а тут при всех да со всего маху… – бывший инквизитор не договорил, но в его голосе явно слышались сожалеющие нотки. – Не ровен час помрет.

Впрочем, в морские короли абы кого не берут – парень шевелился, немного постанывая. Попыток встать он больше не делал, отсюда, со своего места, я видел, что одна его рука застыла в неестественной форме, другая – пальцами скребла землю.

– Если выживет, его точно возьмут, – уверенно заявил Оррик. – Такими упертыми не разбрасываются.

Один из распорядителей турнира привычно махнул рукой и двое дюжих монахов подхватили поверженного и потащили в сторону крытого павильона, в котором, не покладая рук, трудились маги-целители. Сегодня им приходилось творить чудеса буквально на каждом шагу, чтобы претенденты отправились за университетские парты или домой в целости и сохранности.

– А целителям работать не запрещают? – поинтересовался я, мысленно пожелав удачи улыбчивому пареньку.

– С чего бы? – удивился Оррик. – Пусть себе лечат. Богоугодное дело!

– Целители почитают богиню Айне своей покровительницей, так что человеку, избравшему путь жизни, всегда Церковь всячески благоволит, – заметил Аридил, доселе молчавший, а я так и не смог понять, чего в его голосе больше, сарказма или просто исторической справки.

После поражения морского короля смотреть стало особо не на что. Схватки шли своим чередом, инструкторы выносили студентов с той или иной скоростью, но сюрпризы на этом закончились. Достать ветерана и так непросто, а тут еще пример одного стал основным раздражающим фактором. Неслыханно! Зацепили учителя! Мастера! Так что экзаменаторы удвоили рвение, и положенные три минуты против них не продержался никто. Даже минуты не выстояли – особенно упорных ждала малоприятная участь. Сопротивляешься – получи по полной!

Домой мы возвращались каждый со своими эмоциями. Оррик, как я уже сказал, поносил нынешнее поколение, а заодно восхвалял морских королей – вот где, по его мнению, не забыли, что такое доблесть и воинское мастерство. Аридил по своей привычке помалкивал, и только облачка над его головой могли мне рассказать, что мысли эльфа далеки от безоблачных. После некоторых размышлений я пришел к выводу, что моему другу не пришлась по вкусу сегодняшняя встреча с темными. Другие причины на роль разрушителя внутреннего спокойствия не подходили.

Мне тоже было, над чем подумать. Во-первых, конечно, я тоже размышлял об эльфийке, но в гораздо более радужном свете. Пусть встреча началась с досадного недоразумения, но ее завершение сулило мне нечто большее. Насколько большее – воображение пока буксовало, но я хотел надеяться, что следующая наша встреча пройдет без угроз для жизни, и мы даже сможем поговорить. Ну, или хотя бы кивнем друг другу, как старые знакомые.

На этом положительные эмоции этого дня и заканчивались. Да чего там говорить, уныло и безрадостно мне виделось мое будущее. Посудите сами: во-первых, про инструкцию из королевской библиотеки можно забыть – герцог просто так ее не отдаст, а служить мне ему не хотелось. Вот ни на столечко! Пусть засунет бумагу себе куда-нибудь… подальше. Обойдусь как-нибудь. Во-вторых, я своими глазами увидел, что происходит на испытании, и даже мой оптимизм теперь не смог бы с уверенностью заявить: прорвемся! Как?! Да меня раскатают в блин, едва я переступлю ленточку. Какие ножи?! Я видел, как несколько человек бросали в экзаменаторов остро отточенные предметы. Двое увернулись, как будто клинки просто висели в воздухе, а одни – играючи отвел нож ладонью, а затем перехватил его за рукоять! Поймал, Карл!

В общем, мне казалось, что сейчас я еще дальше от поручения князя и своего собственного желания, чем несколько месяцев назад. Если вчера мне думалось, что все плохо, то сейчас можно с уверенностью сказать: все просто ужасно! А еще как-то нужно вызволять нашу волшебницу. Как она вообще там?!

Глава 25

Утро вечера мудренее?! Враки! Особенно если за окнами гудит весь город. Причем гудит без всяких преувеличений! Полночи орали под окнами какие-то гастарбайтеры, которым, видимо, не хватило денег на постой даже в клоаке, и я почти с умилением вспоминал «Закон о тишине». Стража вмешивалась лишь в исключительных случаях, когда доходило дело до драки. Понятно, тишине их миротворческая деятельность отнюдь не способствовала – вопли радости сменялись криками ярости, топот – хлёсткими ударами, разудалые песни – молодецкими выдохами. Праздник требовал выплеска энергии, накопленной за месяцы пристойного поведения, и народ, не стесняясь, следовал лозунгу старой рекламы: «Бери от жизни все!»

Только под утро этот самый народ угомонился, и за окном стихло. И вот, казалось бы, спи – не хочу, но не тут-то было. Организм решительно отказывался принимать заслуженный отдых. Ни уговоры, ни овцы не помогали. Я пытался лежать и ни о чем не думать, но так оказалось даже хуже – поди попробуй забыть о белой обезьяне. Как итог, разболелась голова, так что я и в самом деле пожалел, что не поддался уговорам Оррика и не напился – так хотя бы не обидно.

Да в самом деле что там такое гудит?! Не в силах больше терпеть, я сполз с кровати и поплелся к окну, если этот дверной глазок вообще можно назвать окном. Вид из-под крыши «Пряной лошади» открывался на площадь, а не на конюшню, как у Оррика с эльфом. Что меня поразило: площадь горела! Не в прямом смысле слова, конечно, – ее освещали десятки костров. Готов поклясться, ещё час назад никаких костров не было и в помине! Как и воинов, группами и поодиночке, расползавшихся по переулкам. Я мысленно присвистнул: как минимум у половины мечи в руках.