Галерист

Рика Иволка

Галерист

Глава 1

Знаешь, как это случается?

Ты садишься за стол, или на диван, открываешь ноутбук или берешь ручку с тетрадкой и, вооружившись чашкой с сублимированным кофе, пытаешься разродиться. Именно так ведь и происходит, верно? В какой-то момент после долгих мучений с сомнениями, с мыслями «а стоит ли?», «а получится ли?», ты чувствуешь, что больше не можешь выносить этот бесконечный танец умирающего творца. В тебе попеременно просыпается то решительный гладиатор, готовый биться до последнего, то цезарь с циничной миной опускающий палец вниз. Челюсти льва смыкаются на глотке гладиатора, твой яростный пыл издыхает поспешно, как-то даже унизительно быстро и, можно сказать, почти бескровно. Ты закрываешь ноутбук или отбрасываешь тетрадку в другой угол комнаты, и с полным осознанием тщетности повторных попыток идешь заниматься рутинными делами или попросту включаешь телевизор. Какой-нибудь канал про животных, где дикторша с инфантильным голосом рассказывает о лабрадорше Грейс, недавно ощенившейся шестеркой очаровательных малышей. Вот именно так на протяжении уже целого года бесславно подыхает каждая моя попытка начать роман.

Сегодня был один из подобных дней. Я сидела в кресле у окна своей квартиры на Арлингтон-стрит и, попивая опостылевший кофе, наблюдала за разборкой двух мужчин. Один, явно постарше, бурно жестикулируя, сокрушался по поводу разбитого капота своего старенького «форда», и попеременно бросался то к машине, то на виновника аварии. Тот стоял неподвижно, выставив руку вперед, будто защищаясь от истеричных нападок своего противника, и хмуро уставившись в телефон. Мне почему-то было крайне интересно, чем закончится эта перепалка, я даже задумалась о том, чтобы снова взяться за ноутбук – вдохновение всегда приходит, откуда не ждешь. Но парень с телефоном вдруг опустил руку, спрятал мобильник в карман и с натянутой улыбкой сказал пострадавшему нечто такое, отчего он вроде бы даже подуспокоился. Мужчины покивали друг другу, а потом тот, что помоложе, двинулся в сторону нашего дома. Ну вот, подумала я, допивая кофе, похоже дуэль не состоится. Как все-таки скучно стало жить, когда вопросы чести начали решать не брошенной перчаткой, а звонком в страховую компанию.

Смирившись с тем, что история закончилась, не начавшись, я пошла на кухню – заварить ещё кофе. После вчерашней вечеринки у Чарли, мне было все никак не проснуться, а на остаток этого дня ещё имелись кое-какие планы, поэтому нужно было спешно приходить в себя. Но не успела я даже крутануть колесико электрической плиты, как из недр коридора вдруг послышался звонок домофона.

– Да? – неуверенно спросила я, подняв трубку. Сегодня гостей не ожидалось.

Мне ответил до того приятный голос, что даже шум оживленной улицы не мог заглушить его эльфийскую мелодичность:

– Простите, мэм, вы меня не знаете, но могли бы очень мне помочь. Здесь случилась небольшая авария, и мне срочно нужно вызвать своего страхового агента, а… – он прервался, ожидая пока стихнет рев проезжающего мимо мотоцикла, – мобильный неожиданно сдох. В общем, можно мне позвонить от вас?

Он замолк, видимо ожидая ответа, но я почему-то не торопилась, совершенно не зная, как себя вести. Будто бы мне на домофон позвонил Леголас и просил срочно отправить весточку Гендальфу, мол, когда он, черт подери, уже прибудет в Хельмову Падь. Я даже хихикнула. Ну и бред.

– Мэм? Простите, если тревожу, я уже набирал здесь другие квартиры, но никто кроме вас не откликнулся, и…

– Конечно! – спохватившись, выпалила я. – Заходите, да. У меня можно позвонить. Разумеется.

Я только успела подумать о том, что зря так быстро поставила крест на этой истории, как буквально через пару секунд позвонили в дверь. На пороге стоял тот самый молодой человек. Теперь я отчетливо могла разглядеть его черты – узкое лицо, светлая гладкая кожа, немного женственный рот с тонкими, четко очерченными губами. Грустные карие глаза французского поэта эпохи романтизма, чуть нависшие брови, способные сделать его взгляд глубоким и загадочным. Вдобавок ко всему он являлся счастливым обладателем жгуче-черных кудрей. Зачесанные назад и сдобренные лаком, они блестели под светом полуиздохшей подъездной лампочки, а у висков чуть топорщились очаровательные завитки. Хотелось вручить ему перо и нарядить во фрак для пущей атмосферности. В дальнем уголке разума, кряхтя и поскрипывая, весело завертелись шестеренки, и я уже придумывала какую роль отвести ему в ещё не начатом романе. Может, лучший друг героини? Друг-гей, м? Ему бы пошло. А в конце сделать его главным злодеем. Или, наоборот, первой жертвой?..

Я вдруг поймала на себе удивленный взгляд.

– Э-э-э, мэм?..

Все верно. Бэкки, ты полная дура. Не удосужилась даже натянуть штаны, перед тем, как открывать дверь незнакомому человеку. Как была в одном свитере и трусах, так и осталась. Умница, продолжай в том же духе. Таким манером, однажды ты сама станешь героиней какой-нибудь криминальной хроники.

– О Боже! – Густо покраснев, я бросилась в комнату, на ходу инструктируя: – Телефон в гостиной! Первая дверь налево! На викторианской тумбочке. Ч-черт… – Я чуть не упала, запутавшись в штанах. – Там рядом ещё статуэтка Дафны и Апо… голая парочка, в общем!

Разобравшись со штанами, я поспешила в гостиную, где друг-гей моей героини уже крутил колесико телефона, набирая нужный номер. Парень разместился на чиппендейловской софе, закинув ногу на ногу. Вычищенные черные туфли слепили блеском, небрежно наброшенный шарф болтался почти до самого пола, воротник черного твидового пальто стоял офицерской стойкой. Мой нежданный гость очень походил на исторического жителя Бикон-Хилл, интересно, что он забыл в Брайтоне? Наверное, решил сократить дорогу в Бостонский колледж, где по четвергам читал лекции на тему социальной философии. Ох, Бэкки, прекрати, успокойся, только не накидывайся на него с ручкой и блокнотиком, оставь эти журналистские штучки. Но меня вовсю распирало вдохновение, и не терпелось снова открыть ноутбук. Я совершенно не знала, с чего начать, но в тот момент это не имело значения. Казалось, стоит только поднести пальцы к клавиатуре, и тут же заработает неведомая магия, толкающая людей создавать шедевры. Я уже представляла, как буду сидеть на встрече с читателями, окруженная крепостной стеной из собственных книг в каком-нибудь престижном книжном магазине Бостона, раздавать автографы и отвечать на вопросы фанатов, когда мой новый персонаж уже почти закончил разговор.

– Да, Джим, там ничего особенного, но… Да-да, я помню… Ну, по делам, не важно… – Он вдруг взглянул на меня и приветливо улыбнулся. – В общем, ты решишь этот вопрос?.. Подождать?.. Нет-нет, я подожду, ты же знаешь, я верен только тебе… – Ну точно гей!.. – Все, до скорого, спасибо.

Он повесил трубку и, подняв телефон с колен, аккуратно поставил его обратно на тумбочку, где бронзовый Аполлон ловил Дафну. Голая парочка. Надо же было так сказать. Он, наверное, теперь думает, что я чокнутая. Или озабоченная.

– У вас здесь… интересно. – Встал, осмотрелся, задержав взгляд на полотне с Ледой и лебедем. – Увлекаетесь антиквариатом?

– О, не совсем, то есть, да-да! увлекаюсь. Это наследство от бабушки и дедушки. У них был магазинчик на углу Маркет и Мейплтон. Достаточно популярный. Лет двадцать назад. Может слышали.

Покачав головой, он снова посмотрел на меня с улыбкой, будто бы умиляясь моей катастрофической неуклюжести в разговорах с красивыми мужчинами. Да-да, с вами Ребекка Дуглас, журналистка-недописатель, считающая, что все красивые мужчины наделены исключительным талантом читать мысли.

По подоконнику забарабанило.

– Дождь, – безапелляционно заключил мой вдохновитель тоном детектива, склонившегося над очередной жертвой в переулке Чикаго. Он посмотрел в окно, чтобы окончательно убедиться, а потом на меня. – Это… будет очень нагло с моей стороны, если я попрошу у вас убежища? Буквально на час. Как раз подъедет мой страховой агент.

Очень нагло, подумала я, и ответила:

– Нет, все в порядке, можете подождать его здесь. А, э, только… как же ваш… пострадавший?

Парень махнул рукой:

– Этот мистер… живет неподалеку. Думаю, он не ждет, что дело решится слишком быстро.

Пожав плечами, я кивнула.

– Что ж, тогда давайте на кухню. Чай, кофе?

Конечно же чай, дура, аристократам не пристало хлебать ваш плебейский растворимый кофе.

– Кофе, – просто ответил парень, вешая пальто и шарф в прихожей. Я глянула на него с подозрением, он – с безмятежной улыбкой. Похоже, сегодня день развенчивания стереотипов.

Бросившись к плите, я облегченно выдохнула, запоздало вспоминая, что все-таки не успела поставить чайник.

– Только, боюсь, это будет не слишком хороший кофе…

– Пускай, – парень уселся за стол, сложив перед собой руки. Под пальто у него оказалась белая шелковая рубашка, прекрасно сочетающаяся с черными классическими брюками. – Вы же не думаете, что я начну жаловаться на кофе. Я и без того вам обязан.

– Да бросьте, – неловко засмеялась я, суетливо мечась между полками и плитой. – Подумаешь, пустила сделать один звонок.

Парень охнул, будто мои слова ему о чем-то напомнили, и достал из кармана телефон.

– Проклятье, до чего ненадежная техника! Подставила в самый ответственный момент.

– Ну, с кем не бывает…

– Со мной редко такое случается, – он снова убрал телефон и посмотрел на меня с загадочным прищуром, – я предпочитаю называть подобное – переломным событием.

– Да? – заинтересовалась я, опуская кружку с кофе перед ним. – Вот здесь сахар.

– Благодарю. – Парень пару раз опустил ложку в сахарницу. – Да, поворотом судьбы, если хотите. Ничто в жизни не происходит случайно.

Я усмехнулась, усаживаясь рядом.

– Хотите сказать, это Господь Бог ударил вас по рукам, чтобы вы зарулили на несчастный «форд»?

Он замолчал, пристально уставившись на меня, размешивающая сахар ложка застыла на двух часах. Я остолбенела, заново прокручивая в голове свои слова. Черт. Вот дура. Кажется, это походило на сарказм, а ребята его толка очень чувствительны ко всяким ехидствам в их адрес.

Но вдруг он засмеялся словно бы хорошей шутке, и я неуверенно улыбнулась, мысленно радуясь такой реакции. Не знаю, был ли этот смех искренним или просто из вежливости, чтобы сгладить неловкость, но в тот момент я была чертовски благодарна этому деликатному красавчику. Терпеть не могу подобных ситуаций, а уж тем более становиться их виновником.

– Можно сказать и так, – с улыбкой продолжил он, укладывая мокрую ложку на салфетку. – Если вы верите в Бога, конечно. В общем, исходя из всей особенности ситуации, мне становится ещё более неловко от того, что я даже не узнал вашего имени.

Я отхлебнула горячего кофе и поморщилась, облизывая обожженные губы.

– Ребекка. Ребекка Дуглас.

– Очень приятно, Ребекка Дуглас. – Парень осторожно взял мою руку и прикоснулся к ней своими женственными губами. – Эрик Лэнг, отныне ваш вечный должник.

Глава 2

– Господи Иисусе, в самом деле?..

– Да!!! – радостно завопила я.

Чарли всплеснула руками и завопила на пару тонов громче меня, поднимая на уши весь отдел.

– Эй, ребята! Ребята, вы слышали?! Бэкки наконец разродилась!

– Да не ори ты так!.. – шикнула я.

К нам подоспел Джон Симмонс, главный по криминалистике.

– Мальчик, девочка? – поигрывая бровями, заговорчески шепнул он.

Чарли насупилась и зло пихнула его локтем.

– Да иди ты… Бэкки начала роман!

Разом поскучнев, Джон протянул «а-а-а» и пошел по своим делам. Краснея, как майская роза, я закатила подругу обратно к компьютеру. На радостях она даже выехала на своем стуле в проход и чуть ли не приплясывала там румбу.

– Да боже мой, Чарли, – прошипела я, пригнув голову, с чувством будто бы на нас сейчас смотрит весь офис, – никому нет дела.

– Как никому? Мне есть! И это чертовски круто, милая. Я так рада. Уже не терпится почитать! А этот друг-гей симпатичный?.. А, впрочем, какая разница, он же гей…

Я покачала головой, с умилением глядя на ужимки Чарли. Хохотушка-блондинка с голубыми глазами и выразительными бровями вразлет, позволяющими ей выказывать эмоции неподдельно красочно, а иногда даже гротескно. Чарли любила яркие вещи, поэтому даже на работу ходила в красном пиджаке. Я не стала ей говорить, какую роль отвела для неё в романе. Чарли наверняка будет дуться, а мне нужно сделать именно так. В романе не должно прослеживаться никаких симпатий автора, поэтому я старалась быть как можно более объективной ко всем героям. И к тому же слишком хорошо знала свою подругу – она наверняка попросит сделать её героиню преуспевающей моделью или аферисткой, скрывающейся на Фиджи. Нет, нет и ещё раз нет.

– Слушай, – Чарли наклонилась ко мне, – а вы с этим, ну, как его… Эрик? Вы с ним ещё увидитесь?

Я вздохнула, убирая пальцы от клавиатуры. Нет, в этот свободный час мне точно не удастся закончить первую главу.

– Не знаю. Мы обменялись телефонами на всякий случай. Я же все видела. Ну, аварию, там. Если что, его страховой агент обратится ко мне за свидетельскими показаниями.

– Свидетельские показания, – Чарли поморщилась, поправляя пестрый шейный платок. – Жутко звучит. Будто кого-то убили.

– Да ну, – отмахнулась я, – не болтай чепуху, это обычное дело.

– А мне кажется, что ты просто ему понравилась.

– Ага, конечно.

– Почему нет? Погляди на себя, – Чарли вальяжно расположилась на стуле, окинув меня прищуренным взглядом и томно декламируя: – Темные густые локоны, ниспадающие на точеные плечи, глубокие зеленые глаза, как два изумруда, глядящие на мир с болезненной печалью подавленных страстей. Эти мягкие черты, озаренные коралловым румянцем, эти налитые губы, цвета спелой вишни, манящие, как…

– Ты увлеклась, Чес. – Я скептически уставилась на подругу, кривя эти самые вишневые губы.

– Разве?

– Да, я пишу не эротический роман для бульварных лавочек.

Отчего-то вопиющая неосведомленность подруги о тонкостях детективного жанра меня изрядно взбесила. Потому я отвернулась к компьютеру всем видом выказывая, что крайне занята. Чарли умолкла, и слава всем богам.

В этой главе моя героиня Мари как раз знакомится с геем Риком, владельцем лондонской галереи изящных искусств. Галерею он получил в наследство от отца и только-только взял бразды правления, когда Мари явилась к нему с предложением выставить здесь подлинники Гюстава Курбе и парочки других художников, писавших в жанре «ню». Картины достались ей по наследству от покойного дедушки, но в новой квартире Мари им попросту нет места. Я ещё не решила, кем в конце концов окажется этот Рик – другом или злодеем, поэтому приходилось жонглировать описаниями. Потом подумала, что возможно стоит играть на восприятии читателя – пускай по началу Рик кажется загадочным и в чем-то пугающим, потом можно либо добивать эту линию, либо неожиданно делать его не таким уж засранцем. В конце концов, как писал мой любимый Умберто Эко на тему исчерпанности детективных развязок: «остается написать книгу, в которой убийцей будет читатель». Я ещё не готова к подобного рода экспериментам, поэтому для начала пусть все будет банально: убийца – садовник, или в моем случае – галерист.

Ланч мы с Чарли провели в кафешке, недалеко от нашего издательства. Чес все тараторила по поводу своей статьи об ущемлении прав животных, о том, как её выгнали из офиса престижной фармацевтической компании, не позволив взять интервью у директора. Когда она сказала «взять интервью», я чуть не подавилась кексом. Скорее уж это походило бы на допрос с пристрастием. Я прямо-таки представляла Чарли в мужском костюме-тройке, наставляющей на несчастного директора лампу с яростными воплями: «Где мои деньги, Билли, я спрашиваю – где мои деньги?!». Хэх. Ну, разве что она допрашивала бы его на предмет того, проверяют ли они свою продукцию на несчастных зайчиках-лисичках. Фу, Бэкка. Где твое сострадание? Но Бэкка была слишком увлечена идеей и новыми героями. Нужно было поскорее придумывать фабулу, а руки так и тянулись к ноутбуку – хотелось писать-писать-писать, и пусть все идет своим чередом. Но разумная часть меня говорила: «Тпр-р-р, детка, притормози. Надо иметь хоть какой-то костяк, план, прежде чем бросаться в омут импровизации». Я испытывала какое-то первородное вдохновение, которое толкает писателей на всякого рода безумства, вроде того, чтобы побывать в какой-нибудь горячей точке для полного погружения в своего персонажа, или дикое желание раскопать всю нужную информацию, даже если бы пришлось вскрывать архивы НАТО. Ну хорошо, если не впадать в крайности, то по крайней мере мне очень хотелось позвонить Эрику и попросить о встрече. Он же мне должен в конце концов, разве нет? Это ведь его история вдохновила меня начать. Или… или это было просто желание снова увидеться? Почему-то Эрик казался мне очень необычным, интересным, притягательным. И чтобы выразить всю эту мистику в романе, мне нужно глубже проникнуться им.

– Эм… Эрик? – Я переминалась с ноги на ногу перед входом в издательство, Чарли стояла неподалеку и курила, болтая с Джоном Симмонсом и Рейчел из редакторского отдела. – Привет, помнишь меня? Это Ребекка. Ну, та девушка из дома с антиквариатом. Мне… ты мог бы оказать мне небольшую услугу. Это для моей… работы. От тебя требуется только приехать в субботу к часу дня в кафе «Монро» на Парсонс-стрит. М-м-м. Надеюсь, я тебя заинтриговала.

С этими словами я повесила трубку, надеясь, что сообщение на автоответчик дойдет целиком – иногда бываю чертовски многословной, особенно, когда нервничаю.

– Ну что, пойдем? – Чарли подхватила меня под руку и повела внутрь.

Когда мы поднимались на лифте, в голову вдруг пришла странная мысль. Кажется, Бэкки, ты отправляешься в горячую точку.

Интересно, он получил мое сообщение?

Этот вопрос уже с полчаса вертелся в голове, пока мимо моего столика проходила куча людей, и ни один из них не был похож на того парня, оказавшегося на пороге моей квартиры в осенний вечер четверга. Официант уже с явным неодобрением смотрел в мою сторону, почти физически изображая собой вопрос: «Чего закажете, мисс?». Моя неловкая улыбка как бы отвечала: «Простите, я все ещё кое-кого жду».

Нет, на самом деле Эрик вовсе не опаздывал, это сугубо моя привычка приходить загодя. Иногда за час, иногда за пол. Журналистские заскоки – если удастся раньше начать интервью, то можно потратить на него больше времени. А время – это деньги. Но, конечно же, не в этом случае. Сегодня я просто не могла вынести и часа сидения дома, в ожидании встречи с одним из главных героев моего романа. Если бы не проклятая потребность в отдыхе, я бы окопалась в «Монро» ещё со вчерашнего вечера, продумывая каждый свой вопрос и в целом моделируя диалог.

В пятницу после работы я шла домой и костерила себя на все возможные лады. Что вообще делаю? Зачем? Господи, как неловко! А если у него… жена? О черт! Правда, если он женат?! Если она услышала это сообщение?! Да чем я только думала, когда звала на встречу полузнакомого человека, о чем я буду с ним говорить, как все объясню? Топ-пять вопросов, которые задает себе девушка, думающая задним местом. Но за ночь я успела смириться с собственной смелостью и сказала себе – была не была, Бэкки, ты сможешь.

– Привет, – Лэнг явился так неожиданно, что я едва не вскрикнула. – Прости, что опоздал.

– Ты вовсе не опоздал.

Эрик недоуменно посмотрел на часы и хмыкнул:

– Действительно, не опоздал.

Сегодня он был одет в свитер и джинсы, волосы в кудрявом беспорядке падали на лицо, едва касаясь плеч. На подбородке уже проступила щетина, глаза щурились под ярким осенним солнцем. Он деликатно зевнул в кулак и, откинувшись на стуле, спрятал руки в карманы джинсов. И только детально зарисовав в голове сегодняшний образ моего Рика, я осознала, что, кажется, выдернула его из постели в выходной. Стыду моему не было предела.

– О-о-ох, черт…

– Что-то не так? – он с трогательным беспокойством осмотрел себя, будто побоялся, что забыл что-то надеть.

– Нет, ничего, – я прижала ладонь ко рту, посидела так минутку, потом неловко начала: – Слушай, я… точно не сильно тебя напрягаю?

– Ничуть. Мне приятно быть здесь.

– Просто… я совсем не подумала, как далеко тебе было добираться и вообще…

– О, нет, я живу рядом с Хантингтон-авеню, это в получасе езды отсюда.

– Правда? Просто… эм… просто у тебя…

– Что? – Эрик почти засмеялся, указав пальцем на свое лицо. – У меня жутко сонный вид? Да не беспокойся, это нормально. Слишком долго репетировали вчера, – он покривился. – Мне тяжело дается Отелло.

– Оу, – Это нужно записать! – Так ты актер?

– Да, в третьем поколении.

– Постой… ты играешь в Хантингтоне?

– Да, – повторил он, – в третьем поколении.

Черт-черт-черт! Актер-гей – это ведь куда интереснее галериста! Или наоборот слишком заезжено?..

– Погоди-ка, ты и Отелло?..

Эрик пожал плечами и кивнул.

– Ну да. В пятничном спектакле. У нас сезон Шекспира. На современный лад. Классика зрителю уже приелась.

– Нет, дело не в этом, – я засмеялась, – мне сложно представить тебя мавром.

Эрик фыркнул и вдруг преобразился. Брови сошлись к переносице, глаза блеснули какой-то первобытной яростью, он весь напрягся, и стул характерно скрипнул, когда Эрик всем телом медленно подался вперед, нависая над столом грозовой тучей. Верхняя губа дернулась в нервическом оскале, и Лэнг вдруг прорычал не своим голосом:

– Вы помолились на ночь, Дездемона?

Я инстинктивно вжалась в стул и пискнула:

– Да-а…

Взгляд карих глаз стал испытующе невыносимым и острым, а ладони сжались в кулаки, так что жилки на руках вздулись. Чуть рычащий голос зазвучал вкрадчиво:

– Не вспомните ль какой-нибудь вы грех, который милость божья не простила? – Выжидательная пауза, надменный взгляд человека, который уже обо всем знает. – Скорей о том молитесь.

Я мигом вскинула руки, вознося над постелью Дездемоны штандарт с белым флагом.

– Сдаюсь! Весьма убедительно.

Эрик широко улыбнулся, снова принимая расслабленный вид. Разгон от Отелло до модели Хуго Босс – в пару секунд. Казалось, сейчас ему на колени бросят флакончик с новыми духами, он откинется, отбросив волосы с лица, и замерцают вспышки фотоаппаратов. Незадачливую девицу напротив потом просто вырежут в Фотошопе. Тут я поняла, что Эрику в самом деле подошло бы блистать на билбордах. И все-таки удачная ли это идея с геем-галеристом?..

– Между прочим, у меня испанские корни. А хороший театральный грим сделает из тебя хоть Отелло, хоть Муссолини.

Я нервно хихикнула:

– Это все объясняет.

Эрик усмехнулся, а потом глянул куда-то мне за спину.

– Не хотите что-нибудь заказать? – гнусаво протянул возникший из ниоткуда официант.

– Да, кофе для меня и моей дамы.

Моей дамы. О Боже, Бэкки, дыши ровно, ради всего святого, дыши ровно.

– И кексик! – поспешно добавила я. – С банановым джемом.

Эрик кивнул официанту:

– И кексик.

Выяснив ещё пару подробностей наших предпочтений касательно кофе, парень в фартуке «Монро» наконец исчез. А я поймала себя на том, что сижу и улыбаюсь, как школьница, нервно теребя брелок на сумке.

Вздохнув, Эрик облокотился на стол и сцепил руки в замок:

– Ты хотела меня заинтриговать. У тебя получилось. Что теперь?

– Ох, ну, дело вот в чем… – и я выложила ему все под чистую. Всё, абсолютно всё, больше, чем собиралась. Все мысли, все идеи и задумки, даже небольшую справку о том, как я вообще дошла до осознания того, что хочу написать роман. Почему детектив, почему связанный с искусством, почему герой – гей, и так далее. Обычно мне сложно высказывать кому-то свои идеи, как-то неуклюже выходит. На письме куда проще передать все то, что хочется. Однако с Эриком было иначе. Он слушал внимательно, не перебивая, периодически кивал, а над кое-чем даже задумывался, глядя куда-то в сторону. Вдохновленная его реакцией, я говорила больше и больше. Все вырисовывалось так четко, так ровно выстраивалась идея в голове, что я даже поверила в магию озвученного слова. Как будто сформулированная и произнесенная идея становится почти материальной, вот-вот опуститься на мои ладони снежным шаром, где под стеклом сменяются описываемые мною события.

Когда идеи иссякли, а я почти хватала ртом воздух, поспешно заливая пересушенное горло подстывшим кофе, принялся говорить Эрик. Его мысли, как пробки, затыкали прорехи в моей идее. Если я была воплощением возвышенного творца, то он олицетворял разум и логику. Когда Лэнг говорил – нет, так не пойдет, я задумывалась, опускаясь с небес на землю, и в самом деле понимала, что так не пойдет. Он все говорил, говорил, а я записывала его замечания в блокнот, и думала – черт подери, как мне не хватало стороннего мнения. Наверное, за каждым созидателем, стоит вот такой вот критик, направляющий буйную реку вдохновения в правильное русло. Да, Эрик теперь мой серый кардинал, без которого наша империя потонула бы в распрях разрывающих друг друга идей.