Кочевник

Андрей Мирошников

Кочевник

© Андрей Мирошников, 2022

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2022

Фотограф Михаил Николаевич ПАЗИЙ, фотостудия ЦДЛ, г. Москва, 2001-й год.

Каменный ангел

1998

Зимняя тетрадь

«Ах, любовь моя, мука нежная…»

Ах, любовь моя, мука нежная,Мне бы стать твоей лодкой быстрою,Да зима сейчас больно снежная,А на реках – лёд                        вечной пристанью.В сердце холодом чувство смутное,Но от встречи мы не откажемся.И святые мы, и беспутные.То ли правы мы, то ли кажется?Если свидимся – словно светимся —От молвы людской не упрятаться.Расстаёмся – надвое делимся.То ли встречи ждать, то ли каяться?Али в прорубь нам, да поставить крест?Али кануть нам в ночь на саночках?Пусть потом беду назовут «гротеск».Да под лак её. Да под рамочку.

«Чей-то ангел на крыше гоняет чужих голубей…»

Чей-то ангел на крыше гоняет чужих голубей,Отбивая чечётку,                       свистит,                             расправляет немытые крылья,Вереща по-дурацки на древнем своём языке…Хоть убей, но когда заиграет рассвет на трубеИ нацелится в окна светило,                                    как опытный киллер, —Голубятня окажется вдруг на замке.И, босыми ногами по жести, похожей на наст,Прямо к краю,                к обрыву строительно-правильной кручи,Безнадёжно скуля,                 словно твой деревенский придурок,И, печалясь за нас,                          тех, кто верует больше в спецназ,Тех, кого никогда ничему доброта не научит,Он заломит крыла                        и отчаянно рухнет в проулок…Будет всё, как обычно: участковый,                                     медэксперты, акт,Пьяный дворник, зеваки,                                 держащие дворик в осаде,И всякий, как Шерлок,                            понятлив и в версиях смел…Только им не понять,                            что имеющий крылья чудак,Так неловко лежащий в сугробе,                                    как будто в засаде,Так любил голубей потому, что летать не умел.Он хотел научиться, он так научиться хотел…Чей-то ангел, скорее приблудный,                                     бездомный, ничей,Лихо свищет, ногами сучит,                          матерясь, как безбожный сапожник,Гонит ввысь голубей, подставляя восходу лицо.Этот – парень не промах:                                     есть все дубликаты ключей,И божественных птиц от него запереть                                               невозможно…

«Пресыщение от добычи…»

Пресыщение от добычи,Отвращение после лжи.Утопает в мечтах девичьихТа, что рядом ещё лежит.Сонно шепчет свои капризы,И в объятиях душит стыд…Кто-то пристально, с укоризной,В окна смотрит из темноты.Чай да сахар, любовь да ласка,Но украденной я не рад.И привычная дрожь опаскиОбращает усладу в яд.И пылает чужое ложеШапкой, вспыхнувшей на воре…Смотрит в окна, в сугробе ёжась,Ангел каменный во дворе.Он – бесчувственный соглядатай,И ему ли меня судить?Но мой серый двойник крылатыйПродолжает за мной следить…Чутко спится в чужой постели,Неуютно, как на костре.Вьюга песни всю ночь свистела,Куролесила во дворе.Окна шкурит колючий ветер,Бьёт по стёклам вчерашний снег.Пламя страсти, чужой, неверной,Обжигает и в полусне.И ожог не унять снегами,Не укроет метель и мгла —Злую горечь обмана камнемКто-то бросил в узор стекла.И ворвался ревнивый ветерС белым крошевом на крыле.Ты найдёшь на пустом конвертеВместо адреса – мокрый след.Сердце мучается похмельем,И не хочется с ним на «ты».Смотрит ангел, от снега белый,Из предутренней темноты.

«Был день тяжёл, был сумрак сер, как никогда…»

Был день тяжёл, был сумрак сер, как никогда.Пугали шум и слишком тёмная вода.И ты боялась чёрных туч и всё ждала —Ждала весны и белых птиц.                                    Ждала тепла.Дома стояли, как тома закрытых книг.Тянулся миг, на сотню лет тянулся миг.И словно пытка – голоса, шуршанье ног,И этот город – безымянное пятно.И краски старились на сером полотне,Твой алый шарфик становился всё бледней,И бедный скверик обречённо скрыть не могНемытых веточек графитовый дымок.А ранним утром этот город чистым был —Белей, чем мел, белей изысканных белил.И краски пели, как живая акварель,И ни к чему была печаль, что не апрель.Мы шли легко, и каждый шаг оставил след.И тот же шарф алел как кровь, как маков цветПылали щёки. Сердце билось как во сне.Была зима. И ты была. И падал снег.

«Снег идёт – боль крадёт…»

Снег идёт – боль крадётИ не просит разрешенья.Город тот и не тот —Завершённей, совершенней.Снег идёт – сеть плетёт,Ловит съёженных прохожих.Люди, скверы, литьё —Все на этот снег похожи.Снег идёт. Что нас ждёт?Так не хочется об этом…Если нам повезёт —Нас с тобою не заметят,Не узнают друзьяИ подруги не осудят.Снег идёт, и нельзяЗнать о том, чего не будет…                         Снег идёт.Не найдётНас никто: мельканье этоСпрячет нас, заметёт,Убаюкает до лета,А потом – трын-трава.А потом? Забудь об этом:Снег идёт. Ты права —Мы одни на белом свете…Снегопад – нега, спать…Белый снег постелью свежей.Засыпать…             ЗасыпатьБудет снег, ласкать и нежить.Снегопад. На губахВместо слов              снежинки тают.Нас жалеет судьба,Понимает, обнимает.Белый снег. В полуснеВсе слова —             безумный лепет —Тлеют в зимнем огне,Белый снег —                холодный пепел.Всё грустней белый снегОпускается на плечи.Всё тесней белый свет,Всё синее ранний вечер…

«Даже если снег лавиной…»

Даже если снег лавиной —Будет всё не так, как прежде:Будет всё наполовину,А любовь утратит нежность,Что нашла ты, отыскалаВ муках, терниях и корчах…В неизвестность зубы скалитЧёрный пудель зимней ночи.Белым зноем сон заноет,Заболит истомно-тонко,И запляшет за стеноюБелый шут ночной позёмки…

Проводы

Женщина – ваша тень: когда вы идёте за ней,

она от вас бежит; когда же вы от неё уходите —

она бежит за вами.

Альфред де Мюссе

«Напраслина лести и блеск эпатажа…»

Памяти Н. Л.

Напраслина лести и блеск эпатажа,И ложная скромность, и гордость назло —Мы были любимы, любили однажды.Нам было красиво. Нам страшно везло.И ныне, когда я немыслимо старше,И скучен, и зол, и роднёй окружён,Я снова готов это имя – Наташа —Царапать на парте карманным ножом.На чистые стены, морозные стёкла,На чёрные доски, в большую тетрадь —Что пальцы посмели, что сердце исторгло…Ах, первое чувство! Ах, Божья искра!Шершавы осенние голые ветви,Тяжёлые листья тропических рыб…Твои в поцелуе опущены веки,И пальцы легки в ожиданье игры.Волшебное слово. Магический символ.Я знал эту тайну. Я знал. Я забыл.И всё, что осталось – печальная ива,Холодное небо, бесстрастная пыль.И что мне мелодии, трели, пассажи? —Как ветер без воздуха, дым без огня.Мне прошлое тихо шепнуло: «Наташа» …Но прошлое больше не примет меня.

«Эта женщина – художник…»

Эта женщина – художник,Пишет письма как рисует —В этих строчках плачет дождикИ холодный ветер дует,Листопад в осеннем паркеКлёном плечи обжигает,Облака, касаясь аркиТриумфальной,Набегают.Эта женщина – художник.В этих письмах – поздний вечер,Шторм на море бьёт наотмашь,Кораблей тела калеча.Я читаю птичьи стаи,Прячу голову под зонтик,Исповедую усталостьОблаков до горизонта.Этих писем почерк нервныйРежет пальцы, как осколки.В этих буквах – колкость терний,Можжевельные иголки.В них и раненая нежность,И изнеженная ярость,Растревоженная спешность:«Сколько мне ещё осталось?»Эта женщина – художник.Эти письма – буйство красок.От распутства до святоши —Откровенно, но без грязи.Обнажённость – как закланье,Обречённость на смиренье,И шаманское камланье,И монашеское пенье.Эти письма, этот почерк,Эти символы призыва —То ли танец, то ли корчи —Так ужасна, так красива.И ласкает, и калечит,И свои тревожит язвы…Только мне ответить нечем:Ни любви, ни слёз, ни фразы.

Проводы

IЖизнь идёт по порядку —Школа, свадьба, семья.По утрам – физзарядка,В выходные – друзья.А ночами нам снитсяТо работа, то лес…Греет руки синица,И живётся, как есть —И привычны все вещи,И по кругу Земля…Но однажды, под вечер,Видим след журавляИ высокие дугиСемицветных мостов.И движенье по кругуПрерывается – «Стоп!»И по первым сугробамСердце скачет – «Весна!»,«Кто ты?» – вместо работы,А ночами – нет сна.И синичка щебечет —«Заболел? Заболел?»И старается, лечит,Поправляет постель,Улыбается бодро,Витамины шприцом,Понимая – мол, возраст,Перегрузки при всём…«Как же дети?» – Не глядя,Не боясь высоты,С чемоданною кладьюУлетаем. «Прости…»К многоцветию радуг,Многоточию звёзд.Нарушая порядок,Что в сознание врос,Мы бросаемся с жаждой,Торопливо трубя…Но однажды,ОднаждыВдруг приходим в себя,И тогда осторожноОстываем – «Ну-ну?» —Нам, шутя, ненадёжностьВдруг вменяют в вину…Вспоминаем законы,Обрываясь с небес,После долгих агонийМы на прошлое – крест.Так уходят в «завязку»,Так бросают курить,Так вчерашняя сказка —Это просто «Дурить» …Оставляем без болиТех, кого «Никому» …Так бегут из неволи,Так сдаются в тюрьму.И сбываются слёзы:«Ничего, приползёшь!» —С чемоданами, в осень,Через слякоть и дождь,На коленях до спальни —«Будет всё, как тогда!..»И, кодируя память, —«Ничего, никогда…» —Клеим рваные снимкиИ карьеру свою,Ставим те же пластинки,Возвращаем уют…Уж не косятся снобы,Тянут руки друзья.И послушнее зомби —Дом-работа-семья.Плотно в рамках приличийВесь порядок игры.…Коготки у синичкиОказались остры…Жизнь идёт по порядку,Всё по тем же часам:По утрам – физзарядка,На ночь – чай и бальзам.Так, по той же дороге,Доживая года.Будет сказано много.Но «Люблю» – никогда.IIЭтот воздух прощанийСлишком трезв и сух.Никаких обещаний,Ни сокрытых, ни вслух,Только тенью – неловкость:Много сказано зря…Рубит утлую лодкуОстрие топора.И – удар за ударом —Пополам, пополам…Ни горячки, ни жара,Ни упрёка, ни зла —Так старательно егерьВалит лес-сухостой.Так во время побегаНе решают: «Постой!» …Руки, точно верёвки:Что ни жест – невпопад,Словно вёсла у лодкиПопадают не в такт.Так в бессилии крыльев —Неуклюжесть лопат,И напрасны усилья —Впереди водопад.Вот обрушится плоскость —Дух захватит испуг, —Просмолённые доскиРазнесёт на щепу…Белой пеной потокаСпеленает – Тони!..Мы спасёмся. Но толькоБудем слишком ОДНИ.Нас сломает о камни,Иссечёт, отрезвит.…Будет тихая гавань,Но, увы, – только вид,Как с картинки рекламнойОтпечаток в глазах.Будет небо над нами,Солнце, ветер, гроза.Но, как груз за плечами,Будем вечно таскатьЭтот воздух прощаний.Суть его – пустота.IIIПровожаешь – походкойИ дрожанием рук.В ожидании кроткомУзнаю медсестру,Мать, монашку, сиделку…Терпелива настоль —Ухожу, надоела —Ты не скажешь: «Постой».Натыкаешься взглядомНевесёлым: «Привет».А ведь я ещё рядом.Для тебя – уже нет.Расплетаются корни,Распадается связь.И покорность – короной.Ты свята́.Я не свят.

Каменный ангел

«Любовь есть противостоянье…»

Любовь есть противостояньеДвух начал,Вой на миров – двух противоположныхПо сути, и по форме – тел:И в сочетанье – душные стенанья,И обещанья – не смолчать! —        невиданных даров Вселенских                         так граничат с ложью,Но так возможны,И каждый слышит голос – «В это верь!»Любовь – объединённость двух врагов,И каждый жертвы ждать неосторожен,Но насторожен – не отдать противникуВсего, что может, хочет, должен,Хотя на жертвы и готов —ПолитикаДвух берегов,Двух разных вер.А порознь – печаль потерь…Любовь – возвышенное зло.Свирепостью земных напастей —Сведя, сроднив, – порвёт на частиИ что бы ни спасло —Кто выживет, не будет счастлив:Вернёт и боль, и то, что жгло и жгло, —Вспоров осколком горлоНоворождённому покою, —Забытое разбитое стекло…Нет, время раны не закроет —Утроит, сколько б ни прошло…Но кто любил – тот славит это зло.

«Город цепко сторожит…»

Город цепко сторожитночь,Напускает на людейсны,Не проснётся до утрадочь,Говорит со мной во снесын.Сонно бродит сигаретдым,Бредит морем твой янтарьбус,В летаргии полюсовльды,Только грусть моя не спит.Пусть.Я умею подаритьсмехИ устроить фейерверкчувств.Но не хочется пугатьснег,Но волшебный сундучокпуст.И в карманах у меня —брешь.И с друзьями у меня —крах,И растёт с годами лишьплешь,А заместо волшебства —брак…Сколько в Лету утеклолет?Сколько вписано в тетрадьслов?Только жалости во мненет,Что я многих не видалснов.Нынче реки не текутвспять,И не тает за окномснег.Не пора ли мне идтиспать,Потому что новых строкнет?

«Без поцелуя ночь не та…»

Без поцелуя ночь не та,Как небеса без «Аллилуйя!»Я умираю в полночь злую,Где торжествует Пустота.Я без тебя – напополам,На черепки, на горстку пыли,На крохи по чужим столам,Как все, которых не любили.

«Давайте не разменивать любовь…»

Давайте не разменивать любовьНа суету и ложные обряды.Друг другу поднося вино без яда,Вкушая плоть преломленных хлебов.Мы станем ненасытно говорить,Мы будем слушать лучшие из песен,И станет каждый чист из нас и честен,И примет эти правила игры.Давайте никого не торопить,И не сжигать до срока пыл и свечи,Не обжигать, твердя, что время лечит,Не обижать, твердя, что Бог простит…Давайте не прощаться никогда,Восторгам верить, чувств не унимая.И если нас дороги распинают —Давайте не прощаться и тогда.Давайте никогда не засыпать —И краток век, и так возможно счастье!..Уже пора. Приходится прощаться.Прощаться, чтобы встретиться опять.

«Твоя тактичность…»

N. N.

Твоя тактичность —Как нетоксичность.Ты не отравишьКорявой фразой.Нет, ты не варишьВ котлах чумазыхПрогорклой фальшиЭрзац-заразу.Ты не ударишь,Прицелив глазом.Ты не ужалишь,Не станешь язвой.Твоя надёжность —Твоя причуда.И ты не сможешь,Как смог Иуда:Ты не погубишь,Целуя в губы.Тебя не купишь.Пытаться – глупо.Надеюсь, грёзыНе станут грязью,Не вздрогнет разум —«Остерегайся»,Эко —Логичность —ЛогичностьЭго.ЭдакЭдемСоберётся сватать:Возникнет ангел,Беспол,Как вата…Гаси лампаду.Нарушим святость?

«Строки мои – это суть Домино…»

Строки мои – это суть Домино[1] —Чёрное, белое – выплески клавиш.Любишь? – И сердце, как свечку, оплавишь.Если не любишь – сгоришь всё равно.Я – Домино, очевидец, проснись!Плач или смех – ты поймёшь, если хочешь.Окоченев от бескрайности ночи,Каменным ангелом падаю вниз.Если на улице ни огонька,На подоконнике свечку поставь лишь,Зная – напрасно её ты не спалишь —Я постучу троекратно, слегка.Я принесу долгожданную весть:ПРИГОВОРЁННЫМ ДАРУЕТСЯ ВЕЧНОСТЬ!..…Страшно, не видя условленной свечки,Каменным ангелом падать с небес…Я – Домино! Я не вижу огня!Слепо пронзаю туманные клочья.Не засыпай посреди этой ночи! —Если уснёшь, кто согреет меня?

«Между нами океан…»

N.

Между нами океанлет,Только звёзды, словно стальбрызг.Между нами ничегонет,Лишь нетронутый перомлист…Между нами проводовзвонИ навеки горизонтчист.Только накипь радиоволнИ нетронутый перомлист.Между нами тишинанедр,Бесконечная еёпеснь,И на свете никогонет,Кто сказал бы: «Что-то тутесть…»Никому не посмотретьвслед —Так надёжно нет следовнас.Да и тот, кто мог смотреть, —слеп,И мы оба – разных двасна.Есть река, а береговнет,Нет убежища и нетлиц.Лишь тончайший, словно он —нерв —лист.Нетронутый перомлист.

«По волнам плывёт кораблик…»

По волнам плывёт корабликНа бумажных парусах,Волны, острые, как сабли,Хлещут, путаясь в снастях.А на палубе, геройски,Оловянный человекС непогодой бьётся грозной,Разъярённой, как медведь.По волнам идёт кораблик«Побеждающий грозу»,И стоит герой-солдатикКапитаном на носу:Он бесстрашно смотрит в море,Море – волнами кипит,Море силится изморомЧеловечка победить.Но герой он. Он не сдастсяНи усталости, ни мгле.Со стихией будет дратьсяНа размокшем корабле.И однажды море стихнет,Жажду гнева утолив, —И судёнышко достигнетТихой гавани вдали…Я живой, я теплокровный,И не стоек, и не смел.В море нет дороги ровной:То девятый вал, то мель.И когда туманы скроютМаяка последний луч,Пусть я вспомню о герое,Покорившем ярость луж…

Люблю

До умопомраченья, до беды,До бездны, до пророческого края.Уходят дни, и каждый день – карает,За то, что из него уходишь ты.

«Я скучаю. Ты слышишь? Скучаю…»

1Я скучаю. Ты слышишь? Скучаю,Словно больше нигде, никого.От себя этот мир отлучаю,Запрещаю иное родство.Я скучаю. Не греется чайник,Сигарета летит в пустоту.Отучаюсь, сгущая молчанье,Безутешно мычать в темноту.2Я скучаю. Минуты считаю,А минуты – длиною в года.Через час самолёт прилетает —Это значит почти никогда…«Я скучаю» эпоху венчает.За окном залетали стрижи,Вот и сердце, на блюдечке чайномС голубою каёмкой,Лежит.

Города

«Мой город вырос, в камень врос…»

Первопроходцам Мангышлака

IМой город вырос, в камень вросНа диком кочевом простореНа стыке белых скал и моря.И нам ещё не время врозь.Ночами близок Млечный путь,Привычен зной и полдень пыльный,Друзей квартиры не остыли,И дали дальние не ждут,А близкие – не отпустили.И, буйным нравом наделён,Как прежде крепок и нахрапист,Воспринимая штиль как слабость,Ревёт волнами аквилон.И держит цепко город-сад —Мы и ровесники, и братья —Не тягостны его объятья:Стремятся в дали паруса,Но возвращаются обратно …IIКто жил у света на краю,Кто знает, где садится солнце,Уже нигде не приживётся,Едва ли, может быть, в Раю…Кто первый камень заложил,И тягостный пейзаж нарушил,И край неласковый обжил;Кто зноем опалён и стужей,И каждой каплей дорожил,И на безжизненной земле,Лишённой всякого покрова,Растя раскидистые кроны —Укоренился здесь, в скале,Терпенье принявшей, и боль,Подобно выгоревшей робе,Впитав и слёз, и пота соль,Любовь и преданность до гроба,Тот в землю эту и сошёл.

«Я на старом диване…»

1Я на старом диване.Летний полдень. Окно.А на досках охряныхСветовое пятно.Жар кипящего зноя,Горячи сквозняки.Город мал ещё, строят —Краны, грузовики,Загорелые людиЗа заборами зон…В город ходят верблюды,Травят первый газон…Пахнет новой дорогой —К коммунизму близки!Из окна новостройки —Каспий, небо, пески.Новоселье справляютНа вечерней заре,И столы расставляют,Сообща, во дворе.Двери не запирают —Здесь пока не крадут.Место кажется раем,Даже смерти не ждут.Здесь до старости долго,Здесь прощают долги.А на кладбище толькоДва десятка могил…2Нет за окнами снега —Не дожил до утра.Хорошо я побегал,Накатался вчера.Мама градусник тычет:«Ели в садике снег?!»Нам опять на больничный,Значит, дело к весне.Папа бреется в ванной,По приёмнику гимн.Вкусно пахнет блинамиНежный кухонный дым…Книги на этажерке,Круглый стол, абажур,Постигая движенье,На диване сижу.3Я на старом диване.Летний вечер. Окно.У сестрёнки – свиданье,Брат с друзьями – в кино.А из парка, от моря,Наплывая, как бриз,Бормотанье актёров,Щебетанье актрис:В Летнем кинотеатреНовый фильм – «Фантомас».Я завидую брату.Мне ещё в первый класс.

«Дорогая столица…»

Дорогая столица,Воплощение сна! —Я не мог окрылиться —Не такой тебя знал.Тут сподручней крутиться,Тут нельзя созерцать.Дорогая столица,Тут влюбиться нельзя.Милицейские «чистки» —Этот город не звал.Всё решает прописка:«Где прописан?» —«Москва».Инфернальные дырыВездесущих метро —Наполняют пронырыГородское нутро:Мимы глухонемыеС проводками в ушах.В этом городе мимоВсе куда-то спешат.Полуспящие зомби,Как плоды колдовства…Этот город особый,Он не знает родства.Ты исполнена спеси —И толкают – «Беги!»И бандитские песни,И бандитский прикид.Стали вывески ярки,Начинают душить —Мировые стандартыНе для русской души.Ты же вытянешь жилы,Каждый день —На износ.Мы навеки чужие,Мы навеки поврозь.Нам с тобою не слиться,Нам сродниться – едва…Дорогая столица,Золотая Москва.

«Ах, Париж, мой Париж…»

Ах, Париж, мой Париж —Ты во мне от бульваров до крыш.Я приеду, однажды, потом,Без шарфа, нараспашку пальто.Ах, Париж… Часто вижу во сне:На Монмартре подтаявший снег,И спешат пешеходы твои,И картаво кричат воробьи…Ах, Париж, мой Париж —Нынче в листьях осенних горишь.В этот вечер, скучая под дождь,Ты меня представляешь и ждёшь…Ах, Париж – по открыткам, киноМы знакомы с тобою давно —Нас свели Ренуар и Дега.Ты узнаешь меня по стихам.Ах, Париж. «Прилетай, не грусти,Над каштанами вечер и тишь,Под каштанами – тени двоих…» —Мне звонили трамваи твои.Ах, Париж! Ах, Париж…Ты меня в огоньках раствори —Опьянев, я шепну, поклонясь:«Монпарнас, мой высокий Парнас…»Ах, Париж. Через несколько летЯ закончу последний куплет,И однажды укроюсь в землеВ одиноком своём корабле.И тогда, под последний портрет,Пусть напишут: «Последний ПОЭТ».Пусть добавят: «…влюблённый в Париж».Мой Париж, от бульваров до крыш.Башня и Нотр-Дам-де-Пари —Мы в разлуке. Но всё до поры:Шарф забуду, наброшу пальтоИ приеду. Однажды.Потом.

«Зимний вечер в незнакомой тихой Ялте…»

Зимний вечер в незнакомой тихой Ялте.Всё лениво – пешеходы, море, небо.Здесь была ты. Ты писала мне. А я-то —Всё талдычил про себя: увы, мол, не был.Я ночами всё тоскую о Париже,Хрипло кашлем подражая Жаку Брелю(Не пора ли сдать в ломбард коньки и лыжи,И усвоить, сколько будет мне в апреле?).Мне хотелось посетить и Копенгаген,Но сказал один бывалый – там, мол, сыро…Как назло – но есть хронический люмбаго,И в придачу – на прогулке просквозило.А ещё мечтал – московские метелиОсязать азартно южными щеками…Но в тепле постели воском мякнет тело,Тяжелея от вина, как будто камень.Может, утром, словно ставя всё на карту,Я, пробежку по двору явивши миру,Дом запру, соседям ключ: «Поехал в Ялту!» …Болен я. И денег нет.                          Костюм не стиран.

«В трёхдневный срок…»

В трёхдневный срокЗатосковал и слёг,И вверх лицом лежал и думал, думал —Что не успелВсего, чего хотел,Что не купил парадного костюма,Что видел свет —Два раза был в Москве,И видел эдельвейс в горах Кавказа.Но как поэт,И утешенья нет, —Париж не видел даже краем глаза…Я скверно жил —В разгулах и во лжи,И если пылью быть в грядущей жизни,ТЫ дай мне шанс —Я буду рад лежатьВ уютном переулочке Парижа.Но если ТЫС щемящей высотыМеня услышишь, то, в порядке бреда,Спешу сказать —Ты можешь наказатьМеня,       создав невыездным поэтом…Я умер на четвёртый день.

«Я тебя узнаю сразу…»

Я тебя узнаю сразу,Город имени чахотки.Чем притягиваешь души,Город памяти дождя?Я приму твою заразуДрагоценною находкой.Ты прими, отец угрюмый,Бесприютное дитя.Серый призрак ПетроградаБолен белыми ночами.Серым глазом косит в окнаУкрощённая Нева…Эти цепи и оградыГород с вечностью венчают.Никогда атлант не охнетИ не дрогнет сердце льва.

«И в день дождливый Страшного Суда…»

И в день дождливый Страшного Суда,Когда ни ты сюда,                        ни я отсюда,В простое самолёты, как в простуде,И мы болеем в наших городах,Разъединённых областью дождей,Откочевавшей из сырой Европы,И нас кропит водой высокой пробы,И заставляет жить среди людей,Хотя предлог давно уже подлог,Хотя давно – от времени отлёта —Мы в западне последнего отсчёта,И прячем письма в глубине берлог,И принимаем вечную осёдлость(Так загнан зверь                      и ждёт, когда охотникВзведёт курок…).Сыра погода, рокСуров,А Отче – аввэ! – строг…Но плачет он, читая пляс агоний,Казалось бы, надёжно скрытых строк.Но их стремленье                         жалость не догонит;Недопустимо Господу рыдать,Иначе – грядёт Потоп…А мир и так продрог;В такую сырость могут проржаветьИ поезда, и всё, что может ездить,Летать…О, жалость Божья! О, Господни слёзы! —Вселенской жалости томит неблагодать.…И нож не сможет вены переёрзать,И я останусь доживать и тлеть,И, медленно старея и скрипя,Жалеть.Что век, увы, по-прежнему железный,А человек – пытаться бесполезно —Не будет никогда летать.Тем паче – по сырой погоде.Лишь письма старые листать,На то и годенИ в день дождливый Страшного Суда…

Выдох

… и в атаке, и в любви выдох важнее вдоха…

Милорад Павич

«Завтра всё как вчера – это небо…»

Завтра всё как вчера – это небо,                                      распятое рамой,И колодец двора с вечной сыростью                                           ночью и днём,Подоконник, истёртый за годы моими локтями,Инвалидное кресло, и я,                              живший некогда в нём.Я родился таким —                        инвалидом, уродцем, убогим.Нелечимую немочь                        судьба мне в насмешку дала,Бесполезную ношу – тонки худосочные ноги.Как хотел я сменить их                             на два непорочных крыла!А внизу, как избушка Яги,                                   на бревенчатых лапах,Голубятня стояла. И весь мой осознанный век,Круглый год, до зари,                    появлялся, в затасканной шляпе,Ненормальный хозяин —добряк по прозванию Швейк.И когда поднималось над городом                                          мудрое Солнце,И стелило лучи или путалось в тучах кривых,Рассекая пространство,                        взлетали из глотки колодцаБелоснежные птицы —                          пернатый неистовый вихрь.Забывался хозяин                       в какой-то немыслимой пляске,И понятна была эта радость —                                          щенячий восторг…Я писал кренделя у окна инвалидной коляской,А над дыркой двора                         кружевами был вышит простор.Как-то ночью сожгли голубятню                                           дурные подростки,И чумазый хозяин вконец одурел и раскис:Он, скуля, ворошил обгорелые чёрные доски,Прижимая к груди тёплый уголь                                           и трупики птиц…Небо стало пустым.Серой тряпкой уныло обвисло —Не касалось давно волшебство                                     белоснежным пером…Я с постели уже не встаю.Дни, как чёрные числа,И кружит в небесах жирной копотью                                                 стая ворон.