Свободный город

Юлия Сырых

Свободный город

Неоконченная

Эта повесть названа так не потому,

что я её не закончила,

а потому, что конца ей нет.

Странник

Каков же этот мир? Что же в нём такого фантастического и интересного, чтобы мгновенно захватывало дух? Ответ банален донельзя – ничего. За столь продолжительное время в нём не произошло никаких изменений. Всё те же мировые державы, которые считают себя самыми главными, всё те же 5-6 стран, которые так не считают. И множество стран-банкротов, достойные того положения, в котором находятся. Человек, изрядно загрязнивший природу, пытается её обуздать и подчинить своим постоянно растущим материальным потребностям. Из-за такого желания многие люди уже и забыли, какое оно – чистое небо над головой, река с прозрачной водой и натуральная пища, выращенная на земле без химикатов. Множество нищих, мало богатых и совсем нет благополучных. Тех, которых такой мир полностью бы удовлетворял. Ни один человек, если его вызвать на откровенность, не мог назвать себя счастливым.

Что поделать, такие уж были буйные времена, где нужно убить человека, чтобы понять, что он живой. Когда наносили такую боль сердцу, как будто это и не живой человек. Людям, как куклам выкручивали руки, выворачивали наизнанку души, разбивали сердца. Нужно было утратить прежнюю чувствительность, чтобы выжить в таком мире, стать равнодушным, простым, как все. Стать неживым, стать никем и много из себя строить, хотя, по сути, ты уже давно перестал что-либо собой представлять.

Кто же такие живые люди? Вероятно, это те, которые способны чувствовать либо хорошее, либо плохое. Те, кто делали плохое и чувствовали то же самое, называли себя богами, они сумели создать свой собственный кукольный театр с людьми бесчувственными и неживыми, которым давно было на всё наплевать. И всё же в этом кукольном театре, где марионетки выполняют все пожелания высшей власти, и эти боги управляют ими через ниточки порока, разврата и законного зла; нашлось место и доброму живому человеку.

Он был высокого роста, спортивного телосложения, не лишённым сексуальной привлекательности молодым человеком лет двадцати восьми. Круглый овал лица и немного отросшие бакенбарды, волосы светло-русого цвета. Он носил очки, но не из моды, а потому что плохо видел. Подобрал он их мастерски, со вкусом, как и всегда подбирал себе одежду и обувь, а такой талант не купишь. Пальцы на его руках были длинные и тонкие, как у визионеров. С радостью можно констатировать тот факт, что он (добрый живой человек) остался не один, но таких, если собрать по всему миру, будет один маленький посёлок городского типа и не более того. И поскольку всех добрых живых людей, как бы специально разбросали по свету, то этот молодой человек чувствовал себя одиноким. Настолько одиноким, что он привык разговаривать сам с собой, потому что больше не с кем поделиться тем, что его гложет. Звали этого молодого человека Савелий, родители его давно умерли, и вырос он в детском доме. В таком месте, куда, если и попадал живой человек, то его тут же ломали и убивали, превращая в шаблонную куклу, но Савва выстоял и не сдался. Или потому, что был замкнутым, или потому, что душа победила тело. Савелий рос умным мальчиком, а умные, как ни крути, были нужны этому миру. И его заметили, он поступил в институт и там добился таких успехов, что продолжил карьеру учёного. Учёные вообще были редкостью в этом мире, а в этой стране, так и подавно, ведь немногие в таких условиях способны сохранить здравый рассудок. И поэтому высшее начальство решило: «Пусть сначала поработает, а там будет видно, что с ним делать: на свою сторону привлечь или отпустить в небытие». Он работал в паранормальных сферах, а туда даже боги боялись заглянуть.

Что же изобретал Савва? Оказывается, он работал над созданием людей, причём не привычным всем способом, который напоминал лотерею, а абсолютно предсказуемым, чтобы можно было вложить в человека те качества, которые хотелось. Роль родителей сводилась к минимуму, воспитывать детей не надо, и были бы они именно такими, какими их хотят видеть. Не появлялось бы людей с патологиями, о врачах можно было забыть, а также о старости, ведь у таких людей смерть не наступит никогда.

Идея, конечно, хорошая, но «скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается». Понятно, что для проведения дальнейших исследований нужны были дополнительные вложения, обученный персонал. А где всё это брать? Тем более в стране-банкроте, да и идея Савелия, сродни революции в области генетики, ведь тогда много шарлатанов останется без работы, не будут покупать лекарства, не будут обращаться к врачам. Власти с недоверием отнеслись к этим экспериментам и под разными предлогами, прибегая к хитрости и подлости, они всё это свернули, а Савве дали медаль, тем самым, показав, что он больше не нужен стране, и наука для него закрыта. Помимо медали ему выдали ещё и сертификат о том, что он такой умный, и обеспечили денежным пособием, небольшим, но жить небедно на него можно. К тому же, он не пенсионер и не инвалид, он вполне мог бы ухватиться за какую-нибудь халтуру вроде офис-менеджера, администратора, супервайзера; в конце концов, заняться бизнесом по продаже чего-нибудь банального, но повседневного и нужного. Он мог бы построить себе дом, жениться, родить детей и ездить в отпуск в отдалённые уголки мира, где нет никаких людей ни живых, ни неживых. Но видимо на то человек и живой, чтобы не приспосабливаться к тому, к чему не нужно, чтобы не жить придуманными кем-то шаблонами и стереотипами, чтобы изменить этот мир, ведь он так несовершенен. Люди любили его, здоровались и сетовали на то, что опять власти не дали доделать ему гениальный проект.

Казалось бы, чего ещё хотеть? За свою короткую жизнь он успел снискать «либеральное» отношение богов и народную любовь, он был избран для науки, он хотел продолжить, он хотел доделать свой проект. И если страна, в которой он родился, исчерпала для него свой потенциал, то нужно переехать в другую, где о его проекте ещё не знают, и где бы Савва мог явно или даже тайно проводить свои опыты. Когда он узнал, что путь в науку для него закрыт, то стал готовиться к отъезду. Это было хлопотное дело, власти сомневались: выпускать его или нет, а другие власти не могли понять, а впускать ли его. После бюрократических проволочек, которые отняли у него много времени и денег, он всё-таки эмигрировал. Он наскоро распорядился своим имуществом на родине: что-то продал, что-то подарил друзьям-знакомым, что-то за бесценок оставил, взял с собой только лабораторные журналы, карманные приборы собственного изобретения и статую Будды – талисман. Со своей страной он попрощался без лишних сантиментов и сожалений, его тут ничего не держало. Он знал, что никогда не вернётся сюда.

«В Талмуде есть слова о евреях-странниках. Наверное, таким странником буду я…», – так сказал когда-то, его знаменитый тёзка Савелий Крамаров.

Не моя судьба

«Как же так могло случиться? Почему это случилось именно со мной? За что? – думал Савелий, сидя за столом в своём кабинете. – Я вообще ничего не понимаю. Ведь я же всё делал так, как хотел бы, чтобы делали мне. Я ведь, в самом деле, любил её. Любил её всю, любил её глаза: то весёлые, то грустные; то ласковые, то жестокие. Её глаза, плечи, её грудь, её роскошное тело. Мы были настолько родными, наши жизни так переплелись и материально, и морально. Мы были сплочены, мы были чем-то неделимым, одним целым миром. Мы раскрывались друг другу, казалось, что мы настолько близки, что уже невозможно оторваться друг от друга. Мы ревновали друг друга, мы сходили с ума, не спали ночами, несмотря на то, как проводили их: вместе или порознь. Но наши ночи вместе были лучшими, это были самые лучшие ночи в моей жизни. Я никогда никого так не любил, как её. Я всё делал для неё: зарабатывал деньги, снимал квартиры, посвящал ей стихи, делал научные открытия ради её жизни и здоровья. Я хотел, чтобы мы жили долго и счастливо. Разве это плохо? Кто сказал, что любовь – это плохо? Пусть она безумна, пусть я потерял силы в страданиях и совершенствовании. Но разве это имеет значение для большой и чистой любви? Ведь если человек любит, то он горы свернёт, он что угодно сделает.

Как так можно было поступить? Сказать мне в самый последний момент, что она любит другого, что она уже полгода живёт с ним, а я – всё. Я не нужен ей. Но как?! Ведь небольшой срок прошёл, как можно было разлюбить меня за такое короткое время? Значит, она просто использовала меня! Когда она узнала, что я не смогу продолжать карьеру в науке и отказался заниматься чем-то другим, чтобы увеличивать свой денежный капитал, то очень удачно подвернулся богатый и непривлекательный чмырь, который ни хрена для неё не делает!!! Ему нужен от неё только секс, ему только нужно гордиться своей непривлекательной сущностью, когда, проходя с ней по улице, люди оглядываются ему вслед. Да и секс! Он же совсем не такой, он лишён смысла, у них это просто животное наслаждение, для него это просто двухминутная разминка. А я не трахал!!! Я занимался любовью с ней, я любил её так, как хотел; так, как она желала. Неужели всю эту гамму чувств, катарсис, любовь и просто доброе отношение можно так просто продать за деньги?! Можно вот так вот за деньги унизить себя, позволить убить и пополнить недееспособную армию неживых людей? Теперь я понимаю: ей не жалко своей жизни ради денег…» – его ход мыслей прервал женский голос.

– Савва, всё готово к приходу гостей, всё именно так, как ты просил, – Савелий обернулся, на него смотрела девушка с ярко-красными волосами, она была в длинном белом халате с посеребрёнными узорами и глубоким разрезом, который обнажал её грациозную слегка смуглую ножку. Её тонкие руки украшали серебряные браслеты, на шее красовалось бриллиантовое колье, в ушах массивные серьги, усыпанные камнями, которые так и сверкали. Её лицо, как и всё её тело, было слегка загорелым, на нём не было каких-либо недостатков в виде прыщиков, волосинок, морщин, оно было отполированным, аккуратным, правильным. И действительно, не к чему было придраться. Одни лишь глаза изумрудного цвета сверкали не так ярко, как все украшения на ней. Они были другими: загадочными, зловещими, ядовитыми, как бы от другого человека. Её тело с глазами составляло хрупкую гармонию из консонансов и диссонансов. Плюс и минус, добро и зло, лёд и пламень, свет и тьма; те противоположности, которые вечно враждуют между собой, но не могут существовать друг без друга.

– Магда!!! – закричал Савва вне себя от ярости. – Сколько раз я тебе говорил, просил, не отвлекать меня от нужных мыслей! Не заходить без стука в мой кабинет!

Девушка сверкнула глазами и с ухмылкой ответила ему:

– Во-первых, я не знала, что мысли в твоей голове нужные, во-вторых, я могу позволить себе входить в комнаты без всяких стуков, ведь я твоя жена. Правда, Савва? – и её глаза наполнились доброжелательностью.

– Дрянь! Подделка! Бесчувственная кукла!

– Ты меня сам такой сделал. И именно такой, я нравлюсь тебе. Если ты говоришь, что я не такая, как тебе хотелось бы, значит, у тебя руки-крюки, милый, – и тут девушка сорвалась на крик. – Зачем ты меня создал?! Лучше бы ты меня вообще не создавал!!! – Магда развернулась и с гордостью ушла из его кабинета. Савва побежал за ней, силой дёрнул за плечо.

– Я тебя создал, потому что ты мне нужна, ты мне очень нужна.

– Да знаю я, что тебе нужно, – и Магда покинула его.

Южная страна

Где же ты, где же, Южная страна? Что в себе несёшь ты и где искать тебя? От холода укрыться, лёд сердца растопить. И над людьми глумиться, и деньгами сорить.

Нескоро опустился вечер на эту землю, на эту чуждую, пропадшую землю с непонятными законами и неписаными правилами. Впрочем, в этой стране Савелий был далёк от того, что сдерживало и ограничивало его. Сюда, с малым количеством вещей он приехал для того, чтобы обрести свободу. Сюда заманивали людей, им говорили: «Здесь и только здесь царит демократия. Делай, что хочешь, говори, что хочешь. Здесь и только здесь соблюдаются права человека. Мы богатая страна, а значит свободная. Нам не нужно вводить тоталитаризм, ведь мы итак неплохо живём, на широкую ногу. Пусть завидуют нам все те, кто против свободы». Но это была страна показной свободы, хотя, возможно, её жители просто не знали, что они несвободны. Ведь они куклы, они, как и другие жители планеты участвуют в массовом представлении кукольного театра, все они живут по сценарию без права на импровизацию. Но Савва был живой, поэтому, сменив страну проживания, он перестал стесняться своих намерений. Он теперь мог приглашать гостей, ведь он стал заслуженным учёным и пригодился государству, которое заботилось о жителях всей планеты, как никто другой.

Сегодня его дом был полон гостей, собралась не только целевая аудитория в виде учёных, но и всякие разные, которым либо скучно сидеть дома, либо хотелось сделать себе хороший пиар на этом мероприятии, выйти замуж в конце концов. Стол ломился от лакомств, Магда не жалела средств и фантазии на все эти блюда. Все они были приготовлены восхитительно, гости, то и дело, молчали, ведь забывали обо всём, разговор не клеился. И всё это из-за кулинарного мастерства Магды. И не только еда доставляла им удовольствие к тому же. Магда была просто удивительной женщиной: находкой, пиром для глаз в отсутствии чумы для ушей. Она умела молчать, но умела и говорить: метко и интригующе, мужчин очень возбуждал её изумрудный взгляд, наполненный тёмной таинственности, и её речь, преисполненная сарказма и оригинальности, что было значительной редкостью у их собственных жён. Савва не испытывал ни капли ревности, он был крайне горд, ведь у него есть то, чего нет у других. Его жена была самим совершенством для других. Ну и что? Что он знал все её недостатки, и она не тот идеал, который он хотел создать! Ну и что? Что она была не той, о которой он мечтал; не той, которую он любил; не той, о которой он думал ночами!

Слава и деньги не приносят счастья, но помогают забыть о его отсутствии. Он видел, как гости восхищались его Магдой, о нём говорили, к нему приходили, к нему относились с почтением, у него на каждый день были приглашения куда-либо с его Магдой. Савву не смущало, что он в гостях мало кому интересен без Магды, ведь муж и жена – одна сатана. Он создал себе идеальную жену, он больше не мог без своей жены. И хоть каждый день он мечтал избавиться от неё и стать холостяком, но только не сейчас, не в этом кругу льстивых гостей. Он хотел быть женатым, он хотел, чтобы Магда была его вещью, а не кого-либо другого. Именно вещью, он забывал о том, что она человек, хоть и не такой, как все остальные.

Гости знали о том, что Савва – эмигрант, но при каких обстоятельствах, где и когда женился он на Магде, никто не знал, да он и не говорил об этом. Чарльз Бредли, не в меру упитанный мужчина, невысокого роста, с полным лицом и тремя подбородками, который часто бывал у них в гостях, пытался узнать об этой тайне у Магды:

– У вас такое нетипичное имя для нашей страны, откуда вы?

– Я, господин Бредли, из места такого, из которого вы даже не предполагаете, – ответила она и скользнула по нему ехидным взглядом.

Званый ужин закончился, как и все предыдущие, ничем. Ведь это было так – показательное выступление.

– Ну как? Душенька твоя довольна? – спросила Магда у мужа.

– Ты как всегда великолепна, я доволен тобой, – нехотя отрезал Савва.

– И где? – ехидно ухмыляясь, спрашивала она. – Где же моё вознаграждение?

– Будет тебе вознаграждение! – закричал Савва. – Иди спать!

Не ожидая ничего хорошего, Магда ушла.

Земля чистая

Снег белый и чистый, стремительный и неугомонный, холодный и освежающий, но вместе с тем лютый и беспощадный. Снег падал непрерывно, невозможно было что-либо разглядеть за полярной метелью. И лишь иногда можно разобрать доносившиеся слова:

– Савва! Где ты?! Я не вижу тебя! Да скажи же ты что-нибудь! Савва! Где ты?!

И он отвечал, он знал, что его девушка очень переживает, и что она не будет долго ждать, когда он соизволит заговорить:

– Инна, иди за мной, ступай след в след. Не теряйся! Я всегда с тобой, я здесь!

Вот так встретила Земля Санникова своих гостей: сурово и беспощадно. Она не оставляла им даже шанса на спасение, сама природа обороняется от своих завоевателей. Чем больше в ней жестокости и холода, тем меньше людей, тем чище она и всё, что находится в ней. Эта земля смеётся над теми, кто хочет её покорить, ведь любого ей просто убить.

«И как это Савве удалось выбить деньги на такую дорогостоящую экспедицию? С ним не пропадёшь. Он знает толк во всём. Скорее бы привал, иначе я не доживу ни до замужества, ни даже до обеда».

«Боже мой! Эта земля – просто рай для моих опытов, она сумела сохранить свою первозданную чистоту, и есть надежда на то, что люди будут появляться такими же чистыми и свободными от болезней и смерти. Но главное, что Инна здесь, она согласилась разделить со мной этот нелёгкий путь к новой жизни. Сейчас она рискует своей жизнью. Как же я счастлив, что она любит меня. Тут мы одни, вдали от условностей, которые преобладают в жизни нашей страны, да и всего мира. Чего уж там, – он обернулся, – я не вижу её, но я точно знаю, она рядом. Я выучил на память все черты её лица: как она плачет, как смеётся. Какие у неё безнадёжные и глубокие глаза, когда она просит меня о помощи. Как зловещий ветер обдувает её губы; красивые, сладкие губы. Её лицо, её мелкие морщинки под глазами, она такая измученная, когда наработается, она не спит ночами, помогая мне в моём великом деле, в моём великом свершении, которое окончательно и бесповоротно изменит этот мир. Ну и что? Что у тебя синяки под глазами от недосыпа, а сами глаза красные от компьютера. Я люблю тебя. Люблю тебя такой».

– Савва! Я тебя не вижу! Где ты?! Савва! – ветер беспощадно играл со словами, развевая их в пурге…

– Долго вы, однако, спите, сударь! И я, как идеал, пришла вас разбудить! – на постели в белой ночной рубашке сидела Магда. Савва понял, что это был всего лишь сон. Старые воспоминания ножом распороли его сердце и усилили боль израненной души:

– Опять, – ответил он сонным голосом, – ну ничего не меняется! И ты, Магда, не меняешься.

Эмигрант

Участь эмигрантов в Южной стране была незавидной, и лишь Савва стал исключением, которое всё же подтверждает правило. Он бросил всё, расстался со всем своим имуществом, чтобы погрузиться в омут новой жизни, полной неизвестностей, опасностей и новых соблазнов. В своей стране он вырос, там у него уже есть сложившиеся знакомые, друзья, враги…любимая. Это была его земля, она всё про него знала, стыдила его, не давала ему свободы и всегда держала начеку. А когда Савва переехал, он оборвал связь, он забыл всё, что можно было забыть. Когда он находился на родине, то не думал о том, чтобы менять свою внешность, ведь всё должно быть естественным. Тем не менее, на чужбине, он перестал стесняться, не гнушался пластической хирургией, омолаживающими и косметическими процедурами, он заказал себе фирменные очки в дорогой оправе. И теперь, если до эмиграции он был просто симпатичным, то после неё, стал настоящим плейбоем, ведь у него было чувство стиля и вкуса. И хоть его новые знакомые-мужчины воспринимали Савву только с Магдой, но зато знакомые-женщины сходили по нему с ума, и чем чаще они его видели рядом с женой, тем чаще им хотелось её куда-то отодвинуть и побыть наедине с ним минутку, часик, а лучше всего целую жизнь. Вместе с великолепными внешними и умственными данными он был небедным человеком. Он купил себе трёхэтажный дом, в котором всё оформлено со вкусом, поскольку иначе и быть не могло. Беседка, бельведер, веранда, бассейн – все элементы сладкой жизни. И если в этом мире всё было устроено так, что молодые и красивые ходят с пустыми карманами, а обеспеченные люди – старые и уродливые, то в кулуарах за Савву шла борьба не на жизнь, а на смерть. Он был живым человеком, а это значит, что он выгодно отличался от других неживых. Впрочем, Савве эта борьба была индифферентна, к знакомым-женщинам он не питал никаких чувств, а Магда не боялась конкуренции, хотя причины её уверенности были неизвестны. Они прояснятся потом…

Любовь! Что же это?

Не Магдой были заняты его мысли. Земля Санникова – вот что тревожило Савелия: «Каким же святым оно было – это чувство единения между нами. Я не видел её отчётливо из-за метели, но я слышал её голос. Тогда, вдали от этих интриг, которые разрушили всё и которые убили мою последнюю надежду на семейное счастье, мы были единым целым. Мы объединились, чтобы победить природу. Я помню тот момент, когда мы радостно осознали, что сильнее природы. Когда мы добрались до базы и выпили горячего чаю, прижались друг к другу крепко-крепко. А пока мы до неё ещё не добрались, наши губы слились в едином поцелуе. И справедливо выражение, что горячим сердцам ничего не страшно. И нам не было страшно. Тогда мы себя считали владыками природы, хотя борьба ещё продолжается. И неизвестно, кто в ней победит я или она (матушка-природа). Но всё равно, абсолютно всё равно, главное, что тогда мы были так близки, как никогда не были.

Глупцы! Они считают секс высшей мерой близости. Как же они ошибаются, секс – ничто по сравнению с тем, что мы пережили на севере нашей планеты. Это как наркотик, из-за которого никогда не будет так хорошо, как в первый раз. Теперь я знаю, точно знаю, что такое ощущение больше никогда не повторится в моей жизни. Всё, хватит! Я хочу закончить мой эксперимент, хочу сделать людей идеальными во всём, так будет легче жить. А может, я обманываю себя?»

Магда

Магда, накинув сверху белое меховое болеро, стояла на веранде. Она смотрела на океан, её холодный взгляд ничего не выражал. Конечно, а о чём может думать вещь? У вещей не может быть мыслей. Но неужели Магда вещь? Она состояла из плоти и крови, у неё есть мозги и должна быть даже душа. Но ведь только вещи можно сделать своими руками, а значит, Магда – вещь. Правда ли это?

– Магда! – Савва подошёл ближе к ней. – Наверное, ты всё-таки наилучшее, что я сделал в своей жизни. Хотя эксперименты ещё не закончены.

– А на что ты надеешься?! – возмутилась Магда. – Ты желаешь достичь идеала? Но разве ты можешь улучшить тот исходный материал, который был? Нет, такой возможности у тебя не было, нет, и не будет. Во мне видна та планка, до которой ты со своим внутренним миром смог допрыгнуть. И всё! Ты ведь сам меня сделал такой, именно эти качества ты сам в меня вложил. Вот и всё.

– Да что ты понимаешь?! – и Савва стукнул кулаком по перилам. – Я хотел создать такую, как она, я хотел создать такую, чтобы мы вместе с ней были единым целым, как тогда…

– На Земле Санникова?

– Знаешь, – ещё больше злится он, – всё ты знаешь, ничего от тебя не утаишь! Я весь на ладони перед своим изобретением, я позволяю ему спорить с собой и позволяю ему всё делать по-своему.

– Именно такой ты меня и хотел видеть, только ты боишься признаться себе в этом. И не Инна была ближе всего к тебе, а я. Причём всегда. Мы оба знаем это, – Магда эффектно развернулась и ушла.

– Что же я наделал…

Безответная любовь

Приём гостей, и снова Савва в центре внимания. С каждым таким приёмом о нём говорили всё чаще и чаще. Он стал, как поп-звезда, и его Магда тоже. Гости не знали отказа ни в чём: ни в еде, ни в общении, ни в развлечениях, ни в эстетическом удовольствии в виде Магды. Магда была как всегда великолепна: длинное чёрное платье, покрытое блёстками, с разрезом, обнажавшим левую ногу; уши, украшенные серьгами из чёрных камней; колье на шее; массивное кольцо с огромным бриллиантом на пальце; чёрные босоножки со сверкающими камнями. И можно было сказать, что Магда – это не явление, а солнце в пасмурный день, которое выглянет ненадолго из-за туч, порадует людей своим весёлым божественным светом и опять скроется, как ни в чём не бывало. Веселье шло своим чередом, а Савве не давала покоя мысль: «Неужели Магда говорила правду, и я не смогу создать ничего лучшего, неужели я так и останусь жить с этой стервой? Нет. Врёт. Она хочет оставить это место себе и, поэтому переубеждает меня. А я буду продолжать свои секретные испытания, я добьюсь своего. Мы с Инной будем вместе, а эту вещь, да хоть куда, неважно. Я хочу создать Инну, я не хочу Магды; она просто отвратительна. Единственное для чего она годится, так это для пиара, раскрутки. Ошибка науки! Стерва! Злая клоунесса! Бездарная кукла! Я бы убил её, но не могу, ведь так я потеряю многое. Но какой же ещё существует исходный материал… Какой?!» За своими думами Савва не заметил, как пришла ночь, и гости разошлись по домам:

– Магда! Иди сюда! – скомандовал Савелий, и она подошла тихо, спокойно и грациозно. – А я всё знаю. Ты врёшь, ты нагло врёшь мне. Ты просто не хочешь дать мне жизни, ты просто не хочешь отдавать своё место более достойной. Ты всё это говоришь, чтобы я не продолжал испытаний, и ты жила бы у меня в довольстве.