Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Том 2

– И сразу попал в хозяина армейских припасов? – лукаво щурится Кохан.

– Нет. Авиационный полк, служба воздушного наблюдения.

– Так ты еще и летчик? – широко распахнутыми глазами смотрит Валя, – И как там за облаками? Ангелов видел?

– Не доводилось пока. А насчет летчика… Ну как тебе сказать… Не совсем… В душе, да! Крылья горящие страстью свершений так могут распахнуться, что несут выше облаков, к самым звездам! Чтобы летать и стальная машина не нужна. Было бы желание…

– А как на склады попал? Проштрафился, набедокурил чего? А то ты фрукт такой, видно, что на месте усидеть не можешь… Больно нрав горячий!

– Фрукт? Да… Еще какой! Экзотический, тропический, южный… Очень приятный на вкус, не оторвешься!

– Ага! Оно и видно…

– Долго я небо глядел, выискивая вражеские самолеты, да потом, в интенданты перевели, отметив мои организаторские способности и невероятную аккуратность.

– Шалопай ты, Володька! Какая аккуратность? Тебе бы только клоуном в цирке отжигать! Я не знаю как ты вообще в армию попал. Только по зову сердца! Комедийные пьесы по тебе плачут… Большим артистом можешь стать, после войны, подумай! У тебя талант редкий, людей из пропасти уныния беспросветного на свет вытягивать! Зажигать пламенем жизни. Бросай потом свои кастрюли и ящики, и двигай на большую сцену! Будем на твои концерты ходить… Гордиться, что тебя знаем! Представляешь афиша: « Сегодня в нашем городе выступает великий Желтовский! Поэт, комик, эксцентрик… Продажа билетов ограничена в связи с большими предзаказами. Спешите увидеть. Сегодня в 7 вечера в Доме Культуры Горняков»… Так и будет!

– Ну и фантазия у тебя однако! Вот кому в искусство нужно подаваться… А насчет армии – одно другому не мешает… Юмор в окопе тоже необходим! Без него никуда! Это может спасти не хуже удачного патрона.

– Согласна. Без тебя бы туго пришлось. Ты в нужный момент появляешься со своим искрометным юмором. И люди на глазах меняются! Будто заново оживают… Это многого стоит. Тут во мраке этом только оступись хоть раз и покатишься в пропасть безвозвратную!

– Каждый делает что может! От каждого по способностям – как при коммунизме будет… Вместе мы сила! Нет ничего сильнее человека! Мы можем все…

– Да, границ для нас, по сути нет! Мы постоянно их переходим… И в состоянии творить что угодно. Только хитрые темные стихии путают нас и сталкивают в пропасть гибели…

– Любая тьма, самая коварная к утру рассеивается… И наша тоже сгинет когда-нибудь! Мы разгоним ее, своей волей, мыслями, желаниями. Будет финальная битва и свет восторжествует… Обязательно! И мы поможем этому.

– Свет – удивительное создание! С одной стороны очень хрупок, даже нежен, с другой нет ничего могучее его, ибо он властвует над всем и является источником всякой жизни, даже самой хищной и черной… Как все чудно устроено в мире!

– Да, вокруг много двойственности, сочетаемости непримиримых противоположностей. Может это все не случайно? И из этого должно вырасти что-то новое? И мы – это шанс, для всех других?

– Мы, что как семена в подземелье брошенные? – озирается Кохан, – Ты к этому ведешь?

– Вроде того… Не просто так мы здесь оказались. Что-то нас Ждет… И какое оно, как повернется, как гранью, наверно от нас зависит. Как мы себя покажем! Так что похоже, Валя, тут еще одна война разгорается…

Глава 9

– Солнце… Как оно восхитительно и грандиозно! – вдохновенно произносит и поднимает голову вверх оберштурмбаннфюрер Перштерер, прикрывая ладонью козырек фуражки, – Оно как древний забытый бог! Могучее и беспредельное в своей силе. Это Жизнь! Наша Апполоническая культура. Это все…

– Да ты прав, уникальное создание природы, – рассеянно отвечает гауптштурмфюрер Книппе, глядя в сторону моря, – светило небесное! Дарующее благодать существования.

– А эти красные крысы в подземелье его лишены… И в этом наше преимущество! Мы пьем от источника жизни, наполняемся его сиянием и расцветом, и всеми вытекающими безграничными возможностями, а они питаются Тьмой и Смертью! Таков расклад. Сама судьба распределила наши роли по справедливости.

– Как они вообще там выживают? Я иногда думаю и не перестаю удивляться этому редкому безумию. По всем законам они уже должны разложиться и сгинуть во мраке!

– Они это заслужили. Им там и место… Сами пришли туда, куда нужно. Всех «унтерменшей», всю заразу мира надо загонять в подобные катакомбы и там замуровать и захоронить навеки! Как вредные отходы… Установить карантин! И очистить свет от мерзости.

Офицеры «СС» стоят на сопках, в районе передовых позиций у оцепленной территории каменоломен.

– И каковы их шансы? Нулевые… Брошенное подземелье, абсолютная темнота, жесточайший холод и невыносимая жажда убьют их! До последнего красного фанатика… – продолжает Перштерер, – Особенно жажда! Без воды в нашем мире никто не может жить. Ни человек, ни зверь, ни насекомое, ни растение. Да и без света тоже…

– Да, с колодцами ты замечательно придумал. Уничтожив их, ты перерезал красным горло… Еще и таким экзотическим способом! Великолепно… Забросать трупами и живыми, это поразительный эффект! С глубоким смыслом, достойным немецкой философии!

– После войны надо будет обратиться к философской античной и нашей национальной мудрости, – улыбается оберштурмбаннфюрер, – укрепить дух! Наверстать упущенное…

А тут, в наших полевых буднях, нужно идти не на один шаг вперед, опережая врага, а как минимум на десять! Путать его до оцепенения и ужаса! Тогда можно победить! А честная шахматная возня по правилам – это тупиковый путь. Бой должен быть непредсказуемым для противника. Тем более здесь, в этих катакомбах, где все колышется на грани сумасшествия! Здесь мы должны писать свои законы войны. Быть всемогущими богами!

– Думаешь блокада в первую очередь жаждой, поставит точку в этой упрямой комиссарской обороне?

– По данным разведки, ситуация с водой у большевиков все хуже. Колодцы взорваны. В самих каменоломнях никаких источников воды нет… Все, конец! Любой, даже самый больной и одержимый фанатизм когда-нибудь заканчивается. И этот тоже скоро затухнет…

– Но они по-прежнему упорно сопротивляются! И пулеметы из подземных амбразур все еще стреляют… А значит, есть чем охлаждать стволы! Выходит, вода у них откуда-то еще есть!

– У них оставались кое-какие запасы. Это последние. Скоро все закончится! Мы ударили в самое уязвимое место. И это уже скоро принесет самые спелые плоды! – улыбается Перштерер.

– Да, ты прав, Алоиз! Этот блестящий выпад немецкого клинка изумительной и стальной мысли, будет фатальным для упрямых комиссаров. Подземной орде Ягунова придет конец. Они действительно безумцы! Стоило так мучиться и огрызаться, в заведомо обреченном положении. Чтобы все равно умереть или выйти с поднятыми руками. Жажда, как Смерть, косит всех, не выбирая…

– Это точно. Если просто хорошо знать механизмы природы, как наши древние ученые и алхимики, можно играть с врагом как кошка с мышью… Нужно изучить всю анатомию материи и скрытые процессы, которые управляют всеми нами и встать выше их… Вознестись подлинным сверхчеловеком! Установить Новый Порядок! Природа в целом – это тоже обыкновенная машина, нужно лишь выучить как она работает, и уметь ею управлять. Видишь, дорогой Пауль, автомеханик во мне так и не умер, перешел на новый уровень… И каждый из нас в силу своих талантов будет писать новую историю!

А это что такое? Что за явление?

Из-за сопки, по едва видимой дороге, среди опаленной травы, покачивающейся под ветром, выруливает подвода, запряженная резвой лошадью, которую понукает мужичок зрелого возраста около сорока лет.

Перштерер с немым вопросом на лице поворачивается к Книппе.

– Один из местных. Что не так? – невозмутимо поясняет гауптштурмфюрер.

– Я это понял, что это не солдат Вермахта и не арабский принц. Но почему на запретной территории, фактически на позициях, в зоне боевых действий? – черты оберштурмбаннфюрера темнеют, становятся похожими на хищный профиль коршуна, перед роковым броском, – Может еще большевиков с Тамани пригласим?

– Не заводись, Алоиз! Здесь трудятся рабочие команды из гражданского населения. Они заняты на хозяйственных работах. Все в порядке!

– Кто разрешил?

– Рихтер. По объективным причинам, они нам нужны. Эти животные используются на самой грязной и трудоемкой работе. Должна же быть от них хоть какая-то польза…

– Он болван. Здесь из жителей не должно быть никого! Это армейская зона, фронт! По-другому быть не может… Иначе все наши операции проваляться.

– Мы не справляемся с объемом свалившихся земляных и прочих работ в каменоломнях. Пионерам, саперам необходима помощь. Военнопленные не так многочисленны. И толку от них мало. Они измотаны и большей частью больны, еле ноги передвигают. А здесь простой расчет.

Местные, что нам симпатизируют, полны сил и желания работать за еду и прочие блага. Во всем готовы услужить… К тому же очень изобретательны. И это один из них. Очень толковый малый. Исполнительный, трудолюбивый, выносливый. Настоящий бауэр! Хоть и русский…

– Доннер вертер! Что вы тут развели без меня? Стоит только уехать в город на несколько дней, все уже трещит по швам… Партизаны гуляют где хотят. Ну-ка, гони его сюда, сейчас разберемся!

– Эй! – кричит Книппе с акцентом, – Русишь! Давай сюда! Ком! Бистро! Сюда-сюда! Вот так!

Груженная подвода резко останавливается и поворачивается к офицерам. Вскоре перед ними предстает крепкий смуглый мужчина, возможно греческой крови, или чистой или смешанной с другим народом. Скинув картуз и слегка поклонившись, улыбаясь, он смотрит на «эсесовцев» даже с некоторым подобострастием.

– Добрый денек, господа офицеры! Гутен таг! Глюк фюа Зи… Чем могу служить?

– Кто такой? Зачем здесь? – всаживает испепеляющий взгляд Перштерер, – Как ты тут оказался? Твое место как минимум, в 300-х метрах отсюда, за ограждением!

– Так работаю я здесь… – делает удивленно округлые глаза мужик, – Вон и господин Книппе меня знает. Я уж давно здесь. Как вы пришли, освободили нас от коммунистического гнета, я сразу к вам поступил на службу! Все исправно выполняю.

– Как звать?

– Тарасенко Александр, – слегка вытягивается как солдат, мужичок, – рад стараться для Великой Германии!

– Почему не в Красной Армии? – хитро прищуривается оберштурмбаннфюрер.

– И остался в тылу?

– Так возраст уже… Господин офицер! Какой из меня воин? Уж старость на пороге! Силы не те. Да и не люблю я особо Советскую власть! Чтобы за нее кровь проливать…

– Возраст? – усмехается Перштерер, – У них и постарше воюют! Деды с опытом первых еврейских революций. Это не аргумент. Годы самые подходящие, зрелые, с закалкой Гражданской войны, как раз… Самое лучшее для профессионального шпиона и диверсанта. Alte Krähen sind schwer zu fangen! (Старых ворон трудно поймать).Так что скажешь, товарищ?

– Я мирный человек… Герр офицер! – конфузится Тарасенко, переминая картуз в руках, – К тому же болен я! Не годен к военной службе. Почти инвалид. И документы все имеются….

– Что-то по тебе не скажешь, здоров как бык! – улыбается оберштурмбаннфюрер, оценивающе разглядывая мужика.

– Да какой бык!? Шутить изволите, господин офицер! Дас ист айн гуте Витц, так сказать… Это я с виду, может быть, и крупный… А внутри все стонет и чахнет. Распухший я просто, от болезни меня съедающей!

– Что везешь? – хмуро нависает Перштерер.

– Кабы я знал… Груз дали, унтер-офицер Фойгт! Вот и доставляю, значит до означенного пункта! Вот документы смотрите, все с подписями и печатями, все как полагается!

– Не надо. К Рихтеру Берия придет, он его на работу примет! Еще и при себе поставит. Типичный армейский дуб! Крепкий, добротный, и без лишних мыслей. Можно делать отличную мебель… для любого интерьера!

– Да что случилось, герр офицер? Что я не так сделал? – разводит руками Тарасенко, – Я все делаю, что скажут… Рад работать на благородное немецкое командование. Мне и добавку к жалованию обещали, за прилежный труд. Я от зари до зари здесь… Готов и ночью, если потребуется!

Книппе кивает:

– Хороший работник. Гут! Видимо славянской крови мало. Ведь так?

– Правда ваша, господин Книппе! – кланяется Александр, – Я больше грек, чем русский… Тем и горжусь! Наш народ древний и великий, не то что славянские дикие варварские орды! И эта земля Крыма, на которой мы стоим, исконно никогда не была русской! Здесь изначально наши греческие города-колонии были – Феодосия, Херсонес, Тиритака, Нимфей, Гераклий, Парфений ну и конечно жемчужина всего – Пантикапей, наша Керчь… Вот если бы все это вернуть под немецким флагом, было бы замечательно! Возродить растоптанную культуру античности…

– Хорошо мыслишь, Александр! – по лицу Перштерера скользит легкая едва заметная улыбка, – Древняя Греция – это уникальная цивилизация! Колыбель европейской культуры! А сейчас здесь все загажено славянскими нечистотами…

Ничего! Очистим порушенные храмы, восстановим все руины, вдохнем в них новую жизнь и новую мудрость! Златокудрый солнечный Аполлон вновь засияет над этой многострадальной землей… И прольет на нее свой живительный свет. А мы поможем ему! Освободим ее от жидо-большевистских тиранов, от всей этой дикой монгольской тьмы! И снова зацветут сады забытых богов!

– Когда всю мерзость коммунистическую сожжем! До тла… – добавляет гауптштурмфюрер, – И с ней все темное и уродливое в этом мире! Вернем Золотой Век… Ты ведь хочешь жить в счастливом, справедливом мире, Александр! Гордиться своими предками? И продолжить их дело? И имя то у тебя, как у Великого Завоевателя – Македонского! Это сама судьба…

– Конечно, господин Книппе! Когда не будет евреев и комиссаров, мир вздохнет свободно! Все чистые народы получат по праву своему! И займут достойное место в Новом Порядке мира! Так говорит Фюрер… Я слежу за политикой, и его речи нам читали, когда вы пришли.

– Да, не зря ты его нахваливал! – улыбается оберштурмбаннфюрер, – Один из немногих, у кого светлая голова и крепкая трудовая рука! Нам такие нужны!

– Рад стараться, господин офицер! Я прямо ожил в последние дни. Когда зашли немецкие войска, все изменилось… Наконец-то почувствовал себя человеком. А это самое важное. Поэтому и счастлив служить вам. Вы платите достойно. Есть смысл… И ощущение своей значимости и нужности.

– Я же говорил! – одобряюще произносит Книппе, – Это пример наших верных союзников. У таких как Александр, есть будущее! И весьма перспективное. Во благо Великого Нового мира!

– Не сомневаюсь, – уже как-то отрешенно озирается вокруг Перштерер, – главное усердие и чистота помыслов! Преданность нашему делу… Хороший день сегодня, тепло и не жарко, ветер прохладный с моря, не такой бешенный, как обычно, прямо гармония парит над всей этой степью! Значит хозяйственные работы?

– Так точно, господин офицер! Я все исполняю добросовестно, четко и в срок! Никаких замечаний никогда не было…

– А если Вас задействовать на военной службе, – легкая улыбка играет на лице оберштурмбаннфюрера, – скажем, в диверсионной школе? Вы – «свой», знаете все повадки и слабости советских людей, один из них, вас никто не заподозрит. Вы бы нам очень помогли! Что скажете, герр Александр?

– Я даже не знаю… – переминается Тарасенко, – Я вообще-то с оружием не очень. Даже из ружья плохо стреляю. Не военный я… Сугубо мирный человек! Простой труженик. Но такое предложение… Как же быть-то! Я мог бы попробовать. Но не уверен, что смогу!

– Там всему обучат, – доверительно уверенным тоном произносит Перштерер, – особых талантов не нужно. Чтобы заложить самую примитивную мину в тылу противника и уничтожить объект. Железнодорожное полотно или склад… Убивать проще, чем созидать! Хотя это две стороны одной медали. Но это уже иная плоскость, философская. Нам не до этого сейчас… В конце концов можно просто собирать сведения о противнике. Мирно наблюдать и сообщать связному! Ничего сложного… Обычная жизнь. С некоторой долей внимания. Так как?

– Мне нужно подумать… Боюсь не оправдать ваше доверие. Какой из меня шпион? Я обычный крестьянин. Открыт для всех, душа нараспашку! Притворяться не умею… Не обучен всем премудростям тайным разведчиков и других подобных секретных солдат. Для меня эта китайская грамота!

– В этом и вся соль, так у вас говорят? – почти смеется оберштурмбаннфюрер, – Чем обычней, натуральней, тем лучше! Меньше подозрений. Покажите себя, пойдете вверх по службе. Получите очень много. О чем не мечтаете! Вы уже знаете, мы можем быть очень щедрыми. Ну как?

– Захватывает дух, господин офицер! Я готов служить вам, но может не так, как Вы предлагаете. Мне нужно все взвесить, чтобы не подвести вас.

– Что ж, думайте, – рассеянно произносит оберштурмбанфюрер, – ваши предки в Греции тоже много думали и создали философию, как отдельное предметное знание. Хорошая привычка! Полезная… Если что надумаете, сообщите в полевую жандармерию, или прямо на имя гауптштурмфюрера Книппе, и мы начнем с Вами работать. А сейчас можете продолжать свой путь. Опаздывать нельзя! Вы и так потратили время на эту остановку… А Вы должны доставить груз в срок! Никаких сбоев быть не должно. Порядок – это все!

– Благодарю, господин офицер! Груз привезу, как нужно. Я нагоню в дороге. Тут ведь близко… Так мне уже ехать?

– Езжайте, – машет перчаткой Перштерер, – возможно скоро увидимся! Уже совершенно в другой обстановке…

– Буду рад встрече с Вами, герр офицер! Всего Вам доброго!

– И Вам… того же, – странно цедит сквозь зубы оберштурмбаннфюрер.

Тарасенко лихо вскакивает на повозку и присвистнув, тянет вожжи, понукает и пускает лошадь резвой рысью. Груженный транспорт, покачнувшись, на кочках, быстро устремляется вперед, взбивая густые облака пыли.

– А ты полон сюрпризов, как всегда, – с ухмылкой замечает Книппе, – и меняешься как местная морская погода. Даже не ожидал…

– Ты о чем? – задумчиво произносит Перштерер, – Не понял тебя, Пауль!

– Ну об этом мужике, то ты накинулся на него, теперь предлагаешь служить в наших рядах. Я порой не успеваю за тобой.

– Я ему не верю, – с холодной сталью в голосе произносит Перштерер, глядя вслед удаляющейся повозке, – очень неприятный персонаж.

– Тогда ты просто сфинкс египетский и разгадать загадки твоего настроения не смог бы даже Эдип!. Что сейчас не так?

– Сильно исполнительный тип. Без изъянов. Очень гладко, как по маслу! Много рвения. Это не присуще местным племенам. Никаким! Они все делают из-под палки и требуют постоянного контроля. Доверить ничего нельзя. И широкий доступ даже на обычные работы может стать хорошим проникновением для целой диверсионной группы… Преступная халатность! Мне еще за этим следить? – морщится обрештурмбаннфюрер, – Вы набираете черт знает кого, толком не разобравшись! И руководствуясь только горячим желанием работать на благо Рейха. Будь я шпионом, я бы уже сделал у Рихтера головокружительную карьеру!

– Услужливый пыл понятен. Он пытается выжить в сложившихся условиях, строить свою маленькую судьбу при новой власти. Все логично и объяснимо.

– Как-то очень артистично строит. Легко. Будто все заранее уже продумано и расписано.

– Да кем он может быть? Агентом НКВД? Смешно. Мы проверяли… Все чисто, так как он и говорит. Обычный рядовой работник. К тому же он возит хозяйственные грузы и вывозит мусор. Без доступа к военным объектам. Мелковат для советской разведки. Знать что-либо важное он просто не может. Видит только то, что любой житель окрестных поселков. Он даже не полицай. Если уж внедрять своего человека, то хотя бы на полицейскую службу! Там хоть что-то можно выведать… А этот – простой трудяга. Без особых талантов и амбиций.

– Это может быть очень хитрым Началом. Все начинается с малого и неприметного, Пауль! Самое маленькое и незаметное насекомое заползает куда угодно, в отличие от внушительного грозного слона. И нанесет вред гораздо больший, чем громадный мастодонт! Одна инфицированная бактерия может выкосить целую армию! Как это было в старину. Помнишь эпидемии в истории? Ну вот и здесь что-то подобное…

– Мне кажется, ты просто сегодня не в духе, Алоиз! Вот и цепляешься за первого попавшегося крестьянина. И срываешься на нем. Пройди тут старая русская баба с ребенком, ты и их запишешь в красных разведчиков! Чем ты подтвердишь свои подозрения?

– Чутье… Нюх профессионального пса нашего ордена «СС»! Когда еще разум спит, а внутренняя оптика уже определяет кто перед тобой. И в каком обличье он не был – я не верю никому в этой варварской стране! Ни услужливым крестьянам, ни бабам, ни детям. Все они ведут войну против нас! И подлежат самой тщательной проверке! Понимаешь?

– Примерно. Но я все-таки за прямую доказательную базу. Только факты. Интуиция хороша с набором неопровержимых улик. Ну, хорошо, ты в нем неуверен. Пойдем от этого… Зачем ты ему предложил службу у нас и даже не «хиви», а диверсионную школу?

– Это крючок… Посмотреть его реакцию! На предложение залезть к нам поглубже… Такой шанс для красного крота, потрясающая удача! Открытые ворота… Где его ждет либо победа, либо провал.

– И что? Твои выводы?

– Посмотрим. Где и как он проклюнется. А если честно, вообще не до этой мелкой рыбы. Хватает других, более важных дел. Такими «Тарасенками» должны заниматься люди рангом пониже. Я лишь даю ориентировку. Во всяком случае, дай распоряжение полевой жандармерии, чтобы приглядывали за ним, и за всеми, кого там набрал Рихтер, добрая душа! Включая пленных… Советы будут стремиться пролезть сквозь кольцо нашей блокады и установить связь с подземным гарнизоном. И пойдут на все… Использовать местных – самый лучший вариант. Мы обязаны создать тут непробиваемую стену!

Глава 10

Темноты больше нет… Незыблимое пространство величавых титанических скал вдруг трескается, покачивается и разлетается изнутри ошеломительным огнем… Будто лопнувший пузырь с ослепительными брызгами! Каменный панцирь вскрывается неистовой могучей силой, и острые осколки летят во все стороны, прошивая спертый воздух, и снося все на своем пути. Склеп окружающего осыпается как осенний листопад. Только не невесомыми листьями, а вековыми глыбами и перекошенными стенами…

Старшего лейтенанта Петра Мишустина подхватывает мощнейший поток будто штормовая волна и бросает в темноту… Заваливает обломками породы. Вокруг стоит темный звенящий гул. Мишустин начинает осторожно выбираться… Как проклюнувшийся новорожденный он пробивает прочную скорлупу упавших скал, выкарабкивается из завала и озирается вокруг. Разобрать толком ничего невозможно. В предвходовой зоне каменоломен, где он оказался со своим подразделением, огненными молниями мечутся трассы выстрелов, прорезая медленно оседающую известковую взвесь… Кто где и куда стреляет непонятно. Пламя стрельбы полыхает по кругу, в каком-то завораживающем бешенном плясе. Часть потолка рухнула, образовав большие и малые отверстия, и создав причудливые рваные руины, в которых и разворачивается упорное отчаянное сражение. С края провалов немцы ведут плотный огонь, бросают гранаты… А также напирают со стороны развороченного входа, пытаясь закрепиться и проникнуть внутрь катакомб.

Откуда-то сверху ослепительно бьет поток света, режет глаза и заставляет уползать дальше в темноту… На границе света и мрака, все путается, вызывая почти полную дезориентацию. Раскаленный свинец хлещет над головой. Бешенный рикошет не позволяет даже толком приподняться. Мишустин кое-как оглядывает поле боя, пытается оценить обстановку… Все залегли кто где. Кто уцелел. Часть отряда погребена под рухнувшими глыбами, часть расстреляна, чернеет размытыми пятнами на вывороченных скалах… Даже на первый сырой взгляд картина складывается невеселая. Преимущество явно у фашистов. И хотя они поливают огнем сверху и спереди бестолково и почти наугад, плохо различая цели в темноте, эта схватка ненадолго. Мишустин пытается организовать прочную оборону, командует, кричит, но никто не откликается – все разбросаны взрывами по углам, или не слышат в грохоте, или в ступоре, или увлечены в горячке боя… Получается каждый сам за себя.

– Твою мать! – переворачивается старший лейтенант, занимая более удобную позицию, осматривая свой ППШ-а, и выставляя ствол между камней, – Что за хрень такая?

Он трет глаза, засыпанные известковой крошкой и ищет цели. Висящий призрачный туман едкой пыли мешает что-либо четко разглядеть. Все смазано Одни какие-то мелькающие тенями смутные контуры. Тогда Мишустин начинает бить короткими очередями по вспышкам, и видимо не без успеха… Так как в определенных местах стрельба стихает. Но в других разгорается с новой силой. Поединок идет почти вслепую. Кого зацепит сплошным потоком горящего металла, и кто окажется изворотливей и ловчее…

Где-то сзади кто-то ворочается. Мишустин смещается и быстро наводит оружие на источник шума. Вдруг фриц сверху рухнул? Такое бывает и часто во время боя… В скалу рядом вгрызается несколько пуль, выбивая фонтанчики каменной крошки… Командир невольно пригибается, но держит шевелящиеся камни на прицеле.. Из груды обломков показывается сначала расцарапанная рука, потом голова с кровоподтеками, рядом по склону скатывается помятая каска, потом из колыхающегося сумрака проступает перепачканное и засыпанное белой изестью лицо, с густыми отвисшими усами… И советская зеленая форма.