Бабочкой средь фейерверков

Я выдерживал незатяжное молчание.

– Очередь в чем? В том, что наш «дружочек» стал одним из тех горожан, кто ей просунул?

– Да ты охуел!

– Ну да, кишка у тебя тонка лезть на меня, мудак, – после этих слов я со всего размаха зарядил ему в челюсть, и, прихватив Почтальона за куртку, мы бросились бежать.

Так сильно я давно не рисковал! За нами неслись три обезьяны, что-то выкрикивая, падали на голом льду в своей обледеневшей обуви с рынка. У нас с Яриком было преимущество в том, что мы знали в этой местности каждую щель в заборе, каждый проход между гаражей и домов. По итогу все прошло успешно.

Знаете, когда смотришь на этих людей, я имею в виду маргинальные прослойки, возникает насущный вопрос: а зачем они живут? Какая у них мечта? Мечта-то их для меня ясна и понятна. Стать сильнее и круче, чем Вова из какого-нибудь другого района. А вот для чего живут, непонятно. Как будто просто болтаются в киселе, подергивая ногами и руками. Хотя я вот так пишу о чужом предназначении в жизни, при этом сам не определился. Например, Стас живет ради удовольствия и наслаждения. Даже получив по шапке, он все равно не изменит свое влечение к дамам. Деволюб как-никак. Жить ради такого, конечно, стоит, но ради материального достатка – такое себе решение. Вы же не хотите быть, как господин из Сан-Франциско?

История с этим парнями, конечно, на этом не закончилась. Как только мы отдышались, надо было выручать потерпевшего, кто знает, может, он уже мертв вовсе. У этих обезьян один мозг на троих – это надо помнить и знать, как падежи или таблицу умножения. Одна голова там отвечает, в каком направлении двигаться, а оставшиеся две в постоянной битве за право мыслить. Вот такой получается провинциальный Змей Горыныч.

Честно сказать, мы тогда втроем не понимали, какая голова решила, что, если поставить синяк, сломать нос и ухо, – это хороший выход из данной ситуации. Они как будто забыли, за что дрались. Теперь Стас еще более симпатичен и привлекателен для девушки, с которой переспал. Она же ведь на такой контингент парней и направлена.

Товарищ был мудр в этом плане, он это воспринимал как плату, а не как произвол и взбучку без надобности. Это, быть может, с возрастом приходит или с опытом. Я бы после такого обозлился бы как черт и хотел бы вернуть справедливость. А Почтальон бы такое вообще не пережил, слишком уж слабый и тощий был.

Раздражающий и осуждающий голос наконец утих. Прошел страх, пропали сомнения в том, что отсюда можно как-то выбраться. Как я сразу не понял, что это конечная станция? Все же просто.

С течением времени я понимал, что мне устроили какую-то извращенную пытку. Сейчас я остался наедине со своими мыслями. Раньше, когда такое случалось, я просто включал себе музыку. С ней про эти все жизненные запары можно позабыть. Я даже спал под музыку. Что там, что здесь у меня дофамина и серотонина было очень мало.

Не оставалось ничего делать, кроме того что откинуться и оглядываться на осуждающее смотрящее прошлое. Тогда мне, наверное, единожды пришлось задуматься о том, что кому-то я так мог насолить, что он меня сюда отправил. Может, тот черт, которого я обругал на днях? Нет, это точно тот парень, который не так мне улыбнулся.

На самом деле это уже не имеет никого смысла, в принципе, теперь многое не имеет смысла. Важно лишь, сколько мне придется так лежать…

Сутки, год? Здесь сложно понять течение времени, спать совсем не хотелось.

4

Не секрет, что человек может занимать множество мест, жизненных статусов. На улице обычный серый человечек, а дома – министр культуры. Но мне как-то удалось получить халтуру в Иркутском драматическом театре в роле бегунка.

Мы выставляли декорации, тогда намечалось представление для местной верхушки власти, а после него должно было быть награждение этих свинуш-чинуш.

Моя должность называлась очень громко и состоятельно – машинист сцены. Единственное, чем управляешь, – это теми декорациями, которые могут катиться на колесиках от офисного стула, а то, что не катится, мы с Пашей перетаскивали вручную. У Паши одного получалось понимать нашего реквизитора. Наверное, они были просто родственные души, потому что оба из Молдовы. Пашу поэтому я и называл Молдаванин, а реквизитора просто все клеймили Долбоебом, потому что он постоянно находился в конфликте с другим придурком похожей масти. Они все никак не могли сойтись во мнении, что и как лучше поставить. Это из-за того, что второго молдаванина заслали из музыкального театра, чтобы он сделал все возможное, дабы не разочаровать чинуш.

Наша команда театральных грузчиков сначала ставила все, как хотел один, а потом снова переставляла. Так и проходили подготовительные дни. Но в этом есть свои плюсы, безусловно, можно было бродить по всему зданию. В нем очень легко заблудиться, так как этот театр строился сначала снаружи, а потом продумывали, как расположить комнаты, лестницы и проходы. Я часто бился головой об потолок, тревожил какие-то картины.