Дух танцует дерзко

Ким Кимуш

Дух танцует дерзко

Часть 1. Трепет, тайный и многоцветный, оставайся во мне

Глава 1. Человек Марса

Час до рассвета. Трудно вставать. В щелях московской многоэтажки ледяными молоточками постукивали первые заморозки.

Облачившись в грубый вязаный свитер поверх пижамы, Нея сидела перед монитором и ждала.

Тусклый свет настольной лампы очерчивал пространство обыкновенно обставленной комнаты. Длинный лакированный шкаф с покосившимися дверцами. Со спинки пухлого дивана в полудреме свисала худенькая кошка.

– Дух душу учит и по-всякому ее мучит. Она не учится, потому что ей любви хочется, – монотонно прошептала Нея. – 10 тысяч рублей отдала… с понедельника одну гречку есть буду…

Она принялась ковырять ногти, стиснув зубы, будто откусывает, как в детстве. Теперь не уймется, пока каждый не обдерет. До основания сточит стеклянной пилочкой неровности и зацепины, прижжет ранки йодом, покроет прозрачным лаком и постарается не глядеть.

– Та-та-там… – заиграл скайп. Сглотнув слюну, Нея разомкнула пальцы и нажала «ответить».

– Нея, ты меня слышишь?

– Слышу. А вы меня?

– И я слышу.

– Здравствуйте, Надежда, – трогательно улыбнулась Нея.

– Здравствуй! Видео не включаю – интернет плохой. Сейчас Танмай подключится – и начнем, – властным тоном оповестила Надежда и вдогонку расхохоталась, точно бы открещивалась от собственной строгости.

Нея строгость принимала за заботу и старалась оправдать. Проверяющим взглядом скользнула по столу, включила диктофон, придвинула толстую тетрадь, мельком заглянула в зеленые глаза тигра на обложке, отодвинула обратно, выровняла клавиатуру и затихла.

– Нея, ты нас слышишь? – появился на экране Танмай.

– Слышу. И вижу. Здравствуйте!

Смуглый моложавый индус с копной черных волос, спадающих на белую куртку, сосредоточенно водил мышкой, что-то настраивая. Камера снимала его сбоку, и Нея заметила рядом второго человека – лысого худощавого старичка в белом. Откинувшись на спинку стула, он сидел неподвижно, уставившись в окно, руки свободно лежали на коленях.

«То, чего не вижу я, не является отсутствующим… и потому смотрю я молча», – сочинила на ходу Нея, пытаясь понять о незнакомцах больше, чем могла видеть. Но не успела. Связь оборвалась, изображение исчезло. Впечатленная неподвижностью старичка, она тоже застыла.

На экран вернулась заставка с ликом Шивы: кожа отливает синим, в спутанных волосах сияет месяц, в центре лба – третий глаз, круглые серьги сверкают в ушах, крепкую шею обвивает змея с обнаженными клыками. Взгляд Неи непроизвольно скользил по благородному лицу Бога. В памяти всплывали детали облика старичка. Она подметила, что у обоих прямой нос. Вспомнила про свой, тоже прямой. Правая рука дернулась от импульса убрать со лба челку, но Нея себя остановила. И когда на мгновение неподвижность тела соединилась с молчанием и отстраненностью, ее охватило чувство, будто старичок, Шива и она – единое целое.

– Та-та-там, – снова заиграл скайп.

Очнувшись от наваждения, Нея нажала кнопку.

– Давайте без видео, может, так будет лучше? – предложила переводчица с нотками раздражения в голосе.

– Да, давайте… Начнем. Нея, ты готова? – Танмай продолжал говорить по-русски, беззаботно коверкая согласные.

– Да, готова. А Надежда с нами?

– Да, я с вами!

– Надежда всегда с нами, – тепло добавил Танмай.

Женщины рассмеялись, и беседа настроилась на приятельский лад.

Надежда работала энергоцелителем. По полгода жила в Индии, где подружилась с Танмаем и старичком. Раз в год они приезжали в Россию и проводили консультации по Джйотиш-астрологии.

Накануне Надежда рассказала Нее, что у старичка есть способности к ясновидению и он может сказать что-нибудь особенное. А Нея нынче очень нуждалась в особенном!

– Была в Индии? – спросил Танмай.

– Да, два раза.

– Где была?

– В Маяпуре, Вриндаване, Агре… где-то еще, но не помню названия.

– Я живу в Маяпуре… гуляю туда-сюда.

– Ммм… здорово, – Нея осеклась, по обыкновению теряясь в светской болтовне.

Танмай заметил ее смятение и перешел к делу:

– Скажи дату, время и где родилась.

Она спешно открыла тетрадку. Боясь от волнения что-нибудь перепутать, записала на второй пустой лист данные и зачитала вслух. Первый лист всегда оставляла чистым.

– Июнь или июль? – переспросил Танмай.

– July-July, – вмешалась переводчица.

Все замолчали. Было слышно, как Танмай кликает мышкой и постукивает клавишами. Нея старалась унять тревогу, с нажимом обводя в тетрадке красивое «July», и едва дорисовала хвостик «y» – заговорил старичок. Голос у него был сильный, со стальными ноткам, речь – занозистая. Танмай переводил на английский, переводчица – на русский.

– Вы по знаку – Скорпион. Ваша главная проблема – это гнев. Вы легко гневаетесь, и вам нужно научиться себя контролировать.

Нея побледнела, тут же покраснела и торопливо начеркала в тетрадке – «гнев». Боль, которую она в гневе причиняла другим, чувствовала, как собственную и презирала себя за то, что в глубине души своих демонов почитает. Словно они были единственными, кого этот мир не мог ни подкупить, ни запугать. Нея и сама едва с ними управлялась. Она боялась их больше людей.

– Ты слышишь? – уточнил Танмай.

– Да-да, я записываю.

– Вы иногда подавайте какой-нибудь сигнал, чтобы они знали, что вы здесь, – попросила переводчица.

– Хорошо, – с досадой согласилась Нея, желая оставаться в тени, как привыкла.

– Вы человек Марса – очень разумный человек, – продолжила переводчица. – Вы не терпите, когда люди врут. Когда вы говорите с людьми, у вас возникают проблемы.

«Танки ходят только прямо», – говорили о ней на работе. Вспомнив об этом, Нея с гримасой откинулась на спинку кресла.

– Вам нужно говорить с людьми мягко, с улыбкой. От этого будете только выигрывать.

Пальцы Неи сцепились, и большой начал обдирать ноготь на среднем.

– Сейчас у вас идет сложный период Саде-Сати, когда Сатурн дает трудные кармические уроки, чтобы человек понял свои ошибки и встал на верный путь. Период начался три года назад и продлится еще три с половиной года. На этом этапе жизни вам следует все время быть с Богом.

Нея застывшим взглядом таращилась на уголок тетради и молчала. Она уже понимала, что значит быть с Богом.

* * *

Родители учили ее ценить и добывать материальные блага. Она почитала старших и старалась делать, что говорят. Вместе с тем, любознательная, хотела знать причину всего и втихаря читала философов.

Высокие идеалы из книжек и привитые матерью строгие моральные принципы сделали Нею убежденно знающей, как жить правильно.

По примеру родителей она считала, что религия не внушает доверия и даже опасна. Со временем склонилась к расхожему стереотипу, что вера – удел скудоумных недотеп и слабохарактерных неудачников.

Но когда ее жизнь переполнилась разочарованиями, а любознательность застряла в запутанности, Нею обуяла дисфория экзистенциального кризиса и она поставила под сомнение все, на что прежде опиралась с завидной непоколебимостью.

Три года с тех пор постигала религиозные истины, строила отношения с Богом и нынче отчаянно нуждалась в обратной связи, потому как годом раньше чуть не свихнулась. И до сих пор не была уверена, что обошлось.

* * *

– Ваша жизнь начнет улучшаться после 38 лет, – продолжила переводчица. – Но пока идет Саде-Сате, Сатурн будет устранять все ложное. В мирских делах – много препятствий. И в голове – большое напряжение. Пока плохо соображаете.

«Мне уже 38… + 3 + еще полгода, – угрюмо прикинула Нея, – как же много неправильного в моей старательности быть правильной».

Глава 2. Бестолочь

Нея родилась в провинциальном городе, в семье следователей по уголовным делам, в те годы, когда полки магазинов были пустые.

Чтобы переселить ослабевших бабушку и дедушку в комфортные условия, родители уступили им городскую квартиру и переехали в старый деревенский дом, когда Нее исполнилось десять.

Зарплата была маленькая, жили огородом и небольшим фермерским хозяйством – с курами и свиньями. Свиней резали и продавали.

Чернуха убийств, грабежей, изнасилований прилипала к родителям на работе, проникала в дом и отравляла семейные будни. Когда отец пил, становился вялым и мерзопакостным. Мать зверела и хлестала по нему сильными натруженными руками. Его очки в тонкой металлической оправе слетали с переносицы и ударялись о пол. Он орал – «Ты че творишь?!» Нея – «Мама, не надо!» Мать – «Пошел вон, скотина!» и выгоняла отца на несколько дней в баню.

– Иди к нему – забери ключи от машины! – приказывала мать Нее.

– А я как на работу ездить должен? Мне что, сдохнуть теперь? – огрызался на Нею отец.

Оба ждали от дочери поддержки и поносили перед ней друг друга, стараясь переманить на свою сторону. Нея по очереди жалела обоих. Защищая одного, становилась врагом другому. Мать наказывала ее презрением за малодушие и предательство, отец – обидой за попрание родственных чувств. Оба с ней не разговаривали, пока не мирились друг с другом.

Выбраться из бытовых дрязг – погулять в городе, сходить в кинотеатр или Луна-парк – Нея отпрашивалась редко. Было нечего надеть, и приучилась не донимать родителей, чтобы лишний раз не получить нагоняй.

Мать верила в тяжелую женскую долю и, стараясь подготовить дочь к взрослой жизни, распекала по каждому поводу.

– Вчера – смотрю… Алка у тети Тамары – уже сама пододеяльники полощет. И как ведь хорошо. Сама все развесила. А ты?!

Она на мгновение прекращала отдирать шпателем засохшую на крыльце грязь, которую Нее полагалось смыть позавчера, и свирепо смотрела на дочь, намереваясь испепелить всякое несогласие.

– Ничего не умеешь! Одну грядку неделю прополоть не можешь. Назло, что ль, делаешь?!

Нея следила за движениями матери, готовая в любой момент увернуться от затрещины и, как спасения, ждала шипяще-визжащего «уйди с глаз моих, свинья такая!». Она искренне хотела, чтобы матери жилось полегче, и не понимала, как и почему делает «назло».

Случалось, она замирала над грядкой, чтобы рассмотреть, чем занят муравей. Брала палочку и помогала ему, если он тащил что-то. Требовалась сноровка, и Нея возилась, пока не доставляла подшефного до муравейника. Голову припекало солнце. Она шла в тенек. На лавке тосковал брошенный в темницу «Граф Монте-Кристо» и золотыми буквами на обложке зазывал поскорее его освободить.

Опомнившись через час, Нея бежала жарить к приходу матери яичницу. Лук и помидоры подгорали, пока она выносила помойное ведро, по пути разгоняла сцепившихся молодых петухов и выясняла, подохла ли мышка, которую притащила Мурка или ее можно спасти.

– О чем только думаешь? Никакой от тебя пользы! – костерила издерганная на работе мать, соскребая со сковородки пригоревшие овощи. – Может, особенной себя считаешь? Не хочешь жить, как все? Бестолочь! Кому такая нужна будешь?!

– О чем же я думаю? – укрывалась за печкой Нея.

Когда печь топили, кирпичи согревали так, как грели объятия матери, когда Нея болела. Но болела она только два раза.

– Кажется, мне и вправду не хочется жить, как они. Не очень мне тут нравится, – шепталась она с кирпичами. – Вот стать бы волшебницей, как Майка с планеты Гурун[1] – и все исправить. Потом по воде гулять… умножать деревья и цветы… еще джинсы и белые кроссовки… и пирожки с картошкой, когда захочу поесть.

Она отламывала от половой доски щепку, отколупывала ею побелку с печи и крошила хрупкие пластины на мелкие кусочки.

– Они сами себе здесь не нравятся. Злятся, что ничего у них не выходит. У меня тоже… со стола забыла стереть… помойное ведро опрокинула… Мурку дверью прищемила. Бестолочь. Ненормальная. Дура!

Мир становился для Неи полем боя за право быть принятой, быть какой «они-м» надо.

Глава 3. Тоска по неизведанному

– Ваша работа будет связана с другими странами, – перешел к деталям астролог, – и хорошо, если с Богом. Тогда удовлетворения получите, и доход будет выше. Как найти работу, можете не думать – сама найдется.

Нея легко в это поверила, потому что с работой ей обычно везло, и поставила в тетрадке жирный плюсик.

– Семейная жизнь не будет хорошей, – понизив тон, добавил старичок, – поддержки от семьи не будет.

«Хм… В каком смысле не будет???»

* * *

В пятнадцать лет Нею отправили жить к сводному брату Артуру – сыну матери от первого брака, старше на девять лет. Когда переезжали в деревню, брат остался жить в квартире с бабушкой и дедушкой. Скоро женился и переехал к жене, у которой родители умерли рано и оставили ей трехкомнатную квартиру – одна комната была свободной.

Мать думала, что переселит дочь только на зиму, подальше от сквозняков совсем прогнившего деревенского дома. Но больше к родителям Нея не вернулась – этой же зимой дом сгорел. Вместе с машиной, мебелью, одеждой, всей историей семьи в фотографиях, под обуглившимися бревнами оказалась погребена любимая Мурка, соскочившая через дыру в подпол, и наивная тяга Неи к волшебству. Взросление ознаменовалось отупляющим чувством никчемности. И черной тоской по неизведанному.

Чтобы стать меньшей обузой для близких и себя, Нее оставалось предаться разумению родителей. Она уверовала, что пребывает перед ними в неоплатном долгу.

В большей степени, чем обстоятельства, чувство долга внушала мать и с горечью оскорблялась, если Нея спутанными вопросами выдавала робкие сомнения, хочет ли предначертанного родителями будущего: получить высшее образование и выйти замуж, родить до двадцати пяти лет и сделать достойную карьеру.

Готовые самоотверженно помогать, родители считали этот план роскошным. Сами выросли в деревенской бедности и, выброшенные во взрослую городскую жизнь, как навоз с лопаты, натерпелись всякого. Оба прорвались через большой конкурс на юридический факультет, где и познакомились. В люди выбились за счет смекалки и надрывного труда. Горестно вздыхая от обиды за испытания, выпавшие на их долю без родительской опеки, они утверждали, что Нее повезло, и Нея понимала, в чем.

Когда переехали в деревню, мать не отправила Нею в сельскую школу через дорогу, а едва сводя концы с концами, наняла репетитора, уговорила заведующую учебной частью дать дочери шанс и устроила в гимназию с углубленным изучением иностранных языков в центре города, куда ее каждое утро отвозил отец.

По стопам и наущению обоих, при поддержке влиятельных друзей семьи, Нея поступила на самое престижное и платное внешнеэкономическое отделение юридического факультета. Правда, сама она хотела на факультет иностранных языков, но родители отговорили.

Отца мать сподвигла стать адвокатом. Его талант выискивать и толковать пробелы законодательства и ошибки следствия в пользу обвиняемых позволил семье не только восстать из пепла и снова обзавестись всем, что погибло при пожаре, но и значительно преуспеть. К двадцати пяти годам Неи родители были готовы купить ей квартиру.

Глава 4. Контракт на счастье

Нежная из-за белой, как летнее облако, кожи, с распахнутым взглядом больших серых глаз, чуткая и ранимая – в отца, волевая и ответственная – в мать, темпераментная, но приученная этого стыдиться и от того импульсивная, в свои двадцать пять Нея еще не была замужем и не родила.

Она сидела за рабочим столом, в опустевшем к вечеру офисе, в третьей по счету компании, где продержалась дольше обычного – два года, и теперь знала все наперед.

«Эти папки принесут мне по три тысячи премии каждая. Это не просто картон с веревочками, это реальные деньги. Их тут четыре, значит, двенадцать тысяч. И это, между прочим, половина моей арендной платы! Заполню еще пару табличек, сдам на регистрацию – и все», – вот уже два месяца и один час она уговаривала себя делать то, что осточертело. Хороший доход не удержал на предыдущих работах и вновь терял очарование, как котенок, который растет и старится.

Вдобавок сегодня выяснилось, что парень, с которым Нея рассталась полгода назад накануне свадьбы, был, оказывается, практически женат на другой, а теперь уже и фактически.

– И что дальше? – испросила она у белой стены напротив. – Буду состязаться с другими еще за одного такого же… и потом караулить его? Буду считать это любовью, все терпеть, жертвенно растить детей и забываться в трудоголизме?

Раздался щелчок, и что-то воткнулось в средний палец. Издав шипящий звук, Нея уставилась на ладонь. Ручка – пластиковая, прозрачная. Она так стиснула ее, что корпус переломился. Осмотрев ранку с выступившими каплями крови, Нея тяжко вздохнула, окинула взглядом рабочие столы, заваленные папками, душный кабинет и мысленно – весь город.

– В этом вся жизнь, получается?.. И зачем она такая нужна? – в груди у нее сдавило, к горлу подступил ком.

Тоска по неизведанному, как пустыня Сахара, приходила в движение и изливала на выжженные разочарованием территории свои пески каждый раз, когда душа Неи распознавала в подписанных «контрактах на счастье» очередной подлог. Отбрыкиваясь, Нея устремлялась прочь, и чувствуя, что город мещанского быта в серых панелях у разбитого асфальта не расскажет ей больше ничего нового, решила уехать.

Глава 5. Саморазрушение

Мать подошла к проблеме основательно:

– Купим тебе квартиру в Москве, и давай – устраивай личную жизнь, как положено! – проницательный взгляд властной женщины, красивое лицо с высокими скулами – вся она в глазах дочери светилась отвагой и возвышенным настроем.

Решили брать сразу двухкомнатную. Денег не хватило, отец занял, и, введя неоплатность своего долга родителям в бесконечную степень, Нея переехала.

По наводке случайных знакомых устроилась координатором деловых конференций. Быстро освоила административные навыки начального уровня. Спустя три месяца продвинулась в компетенциях. Через год ее повысили до руководителя проекта. После первого доверили второй, темой которого заинтересовались зарубежные спикеры и одна из популярных радиостанций. Нея, к своему изумлению, хорошо выступила в радиоэфире. Провела, ставшую внезапно международной, конференцию и… уволилась… ссылаясь на отсутствие перспектив роста.

Ее стремление воплотить родительский план благополучия было искренним, но чем ближе она подбиралась к успеху и стабильности, тем более бессмысленной казалась ей человеческая жизнь. Когда на самопринуждение к правильному поведению резервы воли исчерпывались, воображение рисовало ей не счастливую семью глянцевой бизнес-леди, а будни сверхчеловека, способного силой мысли творить и управлять реальностью.

Разглядеть под завалами привитых стереотипов и самообмана, что ее личность перекорежена внутренними конфликтами, подобно вскрытой тупым ножом консервной банке, Нее было некогда. Она не видела, что обречена на проигрыш и в реальном мире, и в воображаемом. Никто не видел… кроме подошедшего однажды на станции метро мужичка в сером засаленном плаще, с отрешенным взглядом и со словами:

– Не своим делом ты занимаешься…

В силу природной чуткости ко всему живому, Нея справилась с недоумением и почтительным тоном спросила:

– Простите, что вы имеете в виду?

– Кхе…Ты на кого училась?

– …На юриста.

– Ну вот… придется все менять.

– А на кого мне следовало учиться по вашему?

– На дизайнера можно было… творческое дело тебе нужно, – его очки сползли с переносицы, и он внимательно смотрел на Нею поверх них.

– Простите, но…

– Вижу я… есть у меня такая способность.

– Вот как?

– Сейчас не поверишь, но потом, может, и пригодится мой совет… скоро…

Грохот прибывающего поезда заглушил его брюзжащий голосок. Нея кивнула, приложив ладонь к груди в знак благодарности, и зашла в вагон. Он же не спеша побрел вдоль перрона, унося с собой сказочные образы творческой жизни. Уже в следующие пять минут привычка Неи проводить по дороге ревизию списка дел на неделю выдворила из памяти чудной разговор, как хлам, занимающий ценное пространство и без того забитой до отказа комнаты.

Порой ее увольнениям способствовал кризис в компании или смена руководства. Тогда она черпала вдохновение в слогане ВВС США «Трудные задачи мы выполняем немедленно, невозможные – чуть погодя», самоотверженно переделывала себя под изменившиеся обстоятельства и стандарты новоявленных авторитетов, потерь времени и сил не считала.

В тридцать два года устроилась в международную компанию по монтажу водоочистных сооружений. Сначала помощником акционера, через полгода стала руководить секретариатом. Собрала команду, в которой каждый батрачил за троих, но сверхурочно никого не задерживала, потому что у них были семьи. Сама работала по двенадцать часов, спала – по пять, остальное время уходило на дорогу и фитнес, на связи оставалась круглые сутки.

Заработанных денег хватало на коммунальные платежи, хорошие обеды, хорошую одежду и что-нибудь еще. Не то чтоб Нею это устраивало, но теперь даже уволиться было некогда.

Измотанная с раннего утра, она еле добиралась до офиса. И сразу на пороге – новые дозы происшествий и коллективного драйва, как пощечины, приводили ее в чувство.

Акционеры, молодые и талантливые ребята, воплощали одну новаторскую идею за другой, и компанию постоянно перетряхивало. Требовалось побеждать снова и снова. А у Неи это получалось.

Одержимость победами подавила одержимость побегами. И это могло бы радовать, если бы другая проблема не начала пульсировать неврозом.

Глава 6. Одинокая

– Не понимаю, как ты… с квартирой… детей красивых родить можешь… и одна живешь? – недоумевала московская подруга Даша.

Они познакомились, когда жена главного акционера попросила Нею посидеть в выходные с маленькой дочкой Даши, пока няня ездила на похороны.

Боевая барышня модельной внешности, с манерами дивы строгого воспитания, Даша заплетала длинные волосы в косу, ездила на новенькой Ауди и так ценила искренний душевный разговор, что не брезговала спуститься за ним на более низкую ступень социальной лестницы. Она любила приехать к Нее на работу, пригласить на обед, рассказать про напасти, спросить совета и экстравагантно истолковать в свою пользу любой ответ податливой собеседницы. Стараясь оправдать доверие, Нея уступала Даше, порой из симпатии, порой из малодушия, чем льстила и успокаивала. Даша платила заботой о личном счастье приятельницы.

– Что ты ему объясняешь? Он же гонит. Клади трубку и не бери больше, – учила она, если становилась свидетелем разговора Неи с парнем.

– Что значит «гонит»? – уточняла Нея и пускалась оправдывать и оправдываться. Вранье она прощать не умела, поэтому врала себе.

Наружностью Нея нравилась и мужчинам, и женщинам. Одним напоминала любимую актрису, другим – певицу или телеведущую, но стеснялась своей привлекательности и всех настораживала повадками «вещи в себе». Мужчин отталкивала нарочитой строгостью, потому как откровенно хотеть замуж и флиртовать ей претило.

Подавленная сексуальность заявляла о себе без согласия и выбирала в союзники свободолюбивых бунтарей, с проницательным взглядом и неопределенными намерениями.

Сколько могла, Нея держалась от них подальше. Ставила на пьедестал и любила на расстоянии, так, что трудно было заподозрить. Но если случалась взаимность, признавалась первая, возводила страсть в статус истинной ценности и, как приговоренная, позволяла происходить всему, даже аморальному и безнадежному.

Одну ночь она провела в красивой машине с женатым мужчиной, в чей неординарный интеллект, успех и сильные бедра была влюблена больше года. Он был пьян, елозил по салону со спущенными штанами, тискал Нею, перетягивая с заднего сиденья на переднее и обратно, но, по существу, дело у него не шло. Он дремал минут пятнадцать и делал новые попытки ею овладеть.

Вкус саморазрушения в облаке аромата дорогого парфюма, в переливах света от уличного фонаря на его позолоченных часах и лакированных панелях салона, дурманил Нею. Разоблачение порочности всей этой респектабельности распаляло в ней какой-то азарт, в сполохах которого являла себя игра теней. Нее казалось, в россыпи искр страсти, сжигающей мораль и статус, проступает сокрытое и подлинное. В ней, в нем, в самой жизни. Она чувствовала, будто вырывается из оков человеческой приземленности, как зверь из клетки. Разрывает путы избитых мирских устремлений. Освобождается.

Но все добытое ночью, днем оборачивалось подделкой и одиночеством. Нея стыдилась и никому не рассказывала.

Намучившись, уговорила себя, что большая любовь – это вымысел гениев маркетинга, зарегистрировалась на сайте знакомств и согласилась встречаться с приятным предпринимателем из Канады.

Два высших образования, черный пояс по тхэквондо, большой дом в Канаде и умная собака, по которой избранник мило тосковал, делали его в глазах Неи человеком интересным и порядочным. Два месяца горячих свиданий привели к тому, что он отправил фотографию Неи своей маме и начал готовить документы на визу невесты. Нея было восхитилась его благонадежностью и тем, насколько все может быть просто, если ничего не усложнять неземной настоящей любовью. Но вскоре и внезапно почувствовала к нему физическую неприязнь. Не только к сексу, но и к его присутствию на расстоянии ближе метра. Его безупречные манеры начали раздражать, руки стали казаться маленькими, голос – визгливым, характер – занудным. И она пошла на попятную: