Ночь

Йоханн Лёвен

Ночь

Глава 1

Окружённый бесчисленными ржаво-красноватыми холмами, которые изобиловали железными породами, но несмотря на это пышно поросли зелёными экваториальными растениями, Сантьяго-Де-Кали буйно раскинулся между двумя извилистыми реками, словно октопус занимая своими предместьями одну из многих долин массива Фараллоенс-Де-Кали. Эти горы являлись частью гряды Кордильеры Оксиденталь. Хотя это было самое низкое погорье Колумбийских Андов, его обрывистые утёсы очень эффективно отгораживали город от ветров, веющих с Пацифика. Что в итоге консервировало жару́ в улицах Кали. Тяжёлый воздух, насыщенный выхлопными газами автомобилей и выбросами промышленности, которые смешивались с отработанными струями кондеционеров, просто не имел никакой возможности раствориться. Он вяло и неподвижно висел дряблой дрожащей завесой в уличных трущёбах и в широких аллеях.

Но в этот поздний полдень небо на юге от Кали удручающе темнело, переходя из угрюмой синевы в тяжёлую тьму. В течении ночи ветер, который сейчас был почти неуловим, окрепнет и принесёт грозу в Кали.

*****

Сколоченная из тонких досок харчевня недалеко от автомагистрали №25 ютилась в тени деревьев лесопосадки шириной в шесдесят метров, находившейся рядом с полосами, ведущими в Кали. Все окна харчевни были распахнуты, а под её потолком крутился, периодически заунывно поскрипывая, четырёхлопастый вентилятор. Прохладнее или свежее чем снаружи воздух в харчевне в следствии этого всё равно не становился. Он был глубоко насыщен запахами старого фритюрного жира и прогорклого пролитого, дешёвого пива. Из-за этого он был вязким и приторно липким.

У барочной стойки, служившей одновременно и прилавком, стояли двое усталых мужчин. Один был шофёром-дальнобойщиком, второй чумазым подёнщиком, вкалывавшим на полях ферм, лежащих в округе Кали. Оба мужчины ждали заказанные ими эмпанады. Пока эти колумбийские подобия чебурек из фритированного теста со всевозможными начинками, готовились на кухне толстоватой поварихой, оба посетителя харчевни прихлёбывали маленькими глотками пиво из массивных стеклянных кружек. Харчевщик, стоявший за стойкой, смотрел вдаль, озабоченно погрузившись в свои мысли и не замечая своих посетителей. При этом он меланхолично отмахивался от двух мух, которые пытались приземлиться на его потной, красной шее. Когда с пивного крана срывалась желтоватая капля и тихо и смачно плюхалась в подставленный стакан, харчевщик флегматично смотрел на него. После чего его взгляд начинал блуждать по пространству перед стойкой. Там стояли пять столов, окружённых двадцатью стульями. Раньше ими живо пользовались многочисленные посетители. А теперь и столы и стулья пустовали.

За исключением стола у окна, за которым одиноко сидел третий и последний клиент харчевни. Он был единственным, который свои эмпанады захотел скушать в здесь, а не брать их с собой. Углубившись в принесённую с собой газету, этот белый мужчина, сидевший у открытого окна, слегка отрешённо жевал свои румяные эмпанады, то и дело прихлёбывая из бутылки местное пиво. Но при этом его взгляд каждые пару дюжин секунд внимательно зондировал окружение. Мужчина выглядел при этом хотя и уверенно и спокойно, но одновременно и так, словно он ждал чего-то, что могло обернуться довольно непрятно. Так держались довольно многие мужчины в Сантьяго-Де-Кали. Но у этого просвечивало в его почи неощутимо самонадеянной манере вести себя, типичное высокомерие американца. И хотя он попросил пиво А́гуила не в стакане, а в закрытой бутылке, туристом он однозначно не был, а наверняка уже довольно долго мыкался по Колумбии. Его загар был темным и давнишним, а эмпанады он заказал на местном испанском, причём без акцента. Его брюки, кожаные туфли и шёлковая рубашка соответствовали своим кроем утончённо-формальному стилю колумбийских городов – он был одновременно не настолько шикарным, чтобы его носитель притягивал внимание грабителей, но и одновремнно настолько вальяжным, чтобы американеца свободно впускали в любой престижный ночной клуб. Возможно, он барыжил с наркобаронами или был наборот следователем американского управления по борьбе с наркотиками УБН. Он мог быть и много повидавшим журналистом и даже агентом внешней американской разведки ЦРУ. В Колумбии из-за наркотических междуусобиц и гражданской войны было полно людей всех этих разновидностей. Кем бы жующий эмпанады американец ни был, он однозначно что-то скрывал. Так как несмотря на жару, свой пиджак он не снял. Причём тот даже был застёгнут почти на все пуговицы.

Ничего из этого не интересовало ни шофёра, ни подёнщика, оба просто игнорировали американца.

Харчевщик также не чувствовал себя из-за него некомфортно. Его заведение хотя и служило перевалочным пунктом для наркотиков, но только для сравнительно небольших поставок. И ни американское управление по борьбе с наркотиками, ни колумбийская Национальная Полиция об этом не знали. В этом его наркобароны заверили. И – это так оно и было. Ведь и агенты, и полицейские, которые за последние три года заглядывали в харчевню, хотели лишь купить покушать.

*****

В проёме в кухню звякнул колокольчик. Харчевщик пришёл в себя и обернулся. Повариха, с распаренным от жары лицом, удручённо посмотрела на него и попыталась улыбнуться. Этого у неё однако не получилось. Избегая её озабоченного взгляда, харчевщик взял тарелку с луковыми эмпанадами. Он высыпал их в полейтиленовый пакет и протянул его шофёру. Тот заплатил за эмпанады и пиво, коротко простился и пошёл к выходу. Вскоре его грузовик, окутанный слезящими глаза облаками дизельных выхлопов, громыхая съехал с парковки харчевни.

*****

А тёмные, тяжёлые тучи неумолимо надвигались с юга на Сантьяго-Де-Кали. Но пока дождём ещё даже и не пахло. Лишь духота становилась всё более и более невыносимой.

Глава 2

Словом эль сикарио в классическом испанском обозначался некий вероломный убийца, а в современном языковом употреблении просто наёмный киллер. Таким подразумевался профессионал, исполняющий свою работу без каких-либо угрызений совести и абсолютно эффективно.

В Колумбии этим словом называли убийц из трущёб больших городов, бывших очень молодыми, часто подростками или даже детьми. Они убивали за ничтожные деньги. Выплачиваемые им в песо "гонорары" в пересчёте часто не достигали и десяти американских долларов. Сикариос использовали в основном пистолеты и часто старые, изношенные Уци, а иногда и просто мачеты. В основном они были очень посредственными стрелками, поэтому чаще всего они стреляли своим жертвам в упор в голову. Или же они просто усеивали всю округу пулями. Если при этом случайно погибали постороние, то это было сикариям всё равно. Их существование вращалось лишь вокруг пролития крови, бешеных гонок на мотокроссовых мотоциклах сквозь плотный трафик огромных городов, оружия, денег, мимоходного секса и наркотических эскапад. Сикариос преходили в своих коротких, захватыващих и скоротечных жизнях, возраста в тридцать лет практически никто из них не достигал.

До разгрома наркокартеля Медельина, а потом и наркокартеля Кали у сикариос было больше чем достаточно дел. После уничтожения картелей многие сикариос пошли служить в Объединённые силы самообороны Колумбии. Эти правонастроенные полувоенные формирования ещё в шестидесятых годах начали гражданскую войну против лево-марксистких партизан из Революционных вооружённых сил Колумбии – Армии народа и Армии национального освобождения, которые хотели уничтожить Колумбию как государство. Несмотря на различия идеологий, и левые и правые брутально ущемляли гражданское население и финансировались продажей наркотиков. В неисчеслимых стычках и сражениях этого военного конфликта погибло большое количество сикариос.

Теперь, в начале нового тысячелетия, Картель Северной долины перенял бизнес уничтоженных картелей, конкурируя в этом с этаблированным Наркокартелем Энвигадо. Поэтому, хотя колумбийские структуры продолжали борьбу против наркотиков, а американцы всё больше в неё вмешивались – сикариос потепенно возвращались в тущёбы городов.

*****

Один из этих наёмных киллеров ехал на мотоцикле-эндуро к харчевне.

Покинув автомагистраль №25, сикарио обогнул её по большой дуге, выключил мотор и, выжав сцепление, неслышно подкатился к сарайчику, стоявшему за харчевней. Возле него он остановился и внимательно осмотрелся. При этом его руки продолжали сжимать руль, а его правая ступня откинула кикстартер и упёрлась на него. Сикарио был в любой момент готов вновь запустить мотор и тут же умчаться.

Но его никто не заметил и не видел и теперь. Шума автомагистрали №25 здесь было почти совсем не слышно, а кукуруза, росшая на полях, окружавших харчевню, безмятежно шуршала, колыхаясь по ветру. Через несколько мгновений сикарио спокойно, но собранно и не расслабляясь стянул с головы шлем.

Шея сикарио была обрамлена татуированной паутиной, в середине которой восседал довольно отвратительный паук. Татуировка выглядела плохо и наспех выколотой и была отталкивающе зарубцованна. Над паутиной криво изгибалось одно из многочисленных банальных высказываний субкультуры сикариос, якобы суггерироваших глубокий смысл – наслаждайся жизнью, мёртвым ты будешь намного дольше.

Но этот сикарио уже давно плевать хотел на свои собственные дебильно-сентиментальные фразы, и на им подобные других. Он принадлежал к той просто мизерной группе молодых наёмных убийц, которые дожили до собственного двадцатилетия. Он знал реальную жизнь и иллюзий насчёт собственного существования у него давно уже не было. Его лицо не выражало каких-либо эмоций, а глаза смотрели отрешённо. Он выжил – и он хотел жить дальше, причём любой ценой.

Некоторые сикарио носили камуфляжную одежду, хотя в Колумбии это было довольно опасно, преступники могли принять их за солдат, а силовики за гирильерос. Другие сикарио выпедривались шикарными шёлковыми брюками в комбинации с белыми футболками, носили ковбойские шляпы или жилетки из крокодиловой кожи, или же всё это вместе. Были и такие, что таскали изношенные тренировочные портки или низко свисающие джинсы. Никто из таких не жил долго. И те, которые не заботились о своих мотоциклах – тоже.

Этот сикарио выглядел в тёмных брюках карго, прочных башмаках и невзрачной, но добротной куртке как средний рабочий. И его Сузуки ДР200 находился в приличном техническом состоянии.

К тому же этот сикарио не только заботился о своём мотоцикле, он пользовался им ещё и расчётливо. После того, как он поставил ДР на боковую подножку, он потянул рычажок декомпрессора. Эта механика приоткрывала выпускной клапан, чтобы часть сжатой смеси из бензина и воздуха могла выйти из цилиндра, что уменьшало его сопротивление при запуске кикстартером. Его сикарио медленно продавил ногой, прислушиваясь к звуку, с которым мотор засасывал воздух. Сикарио остановил поршень чуть после верхней мёртвой точки рабочего такта. Теперь мотору требовались пресловутые пол-пинка, чтобы завестись. После этого сикарио спрыгнул с мотоцикла и открыл молнию своей куртки. Под ней он носил довольно аккуратную портупею с кобурой под левой подмышкой. В ней торчал Таурус ПТ92, лицензированный бразильский клон знаменитой итальянской Беретты92, но с двусторонним ручажком предохронителя. Под правой подмышкой сикарио висел подсумок для глушителя и двух магазинов для ПТ92, а к брючному ремню были приточены нож в ножнах, несколько кабельных стяжек и массивный кастет. Сикарио вытащил пистолет, привычным движением чуть оттянул затвор и удостоверился, что в ствол был загнан патрон. Затем он вытащил глушитель и прикрутил его к ПТ92. Потом он поднял голову, осмотрелся и стал выжидательно смотреть мимо сарайчика к въезду на парковку.

Через некоторое время он начал чуть раздражённо переминаться с ноги на ногу. Ему всё больше казалось, что душный, жаркий воздух прилипал к его потной коже как расплавленный свечной воск.

*****

Люди в харчевне его не заметили, как не видели и теперь. Харчевщик как раз в этот момент поворачивался к окошку в кухню. Подёнщик выпил свое пиво и поставил стакан на стойку. Повариха громыхала кухонной утварью. В этот жестяной звон внезапно затёрся позывной свист сотового телефона. Американец, который едва доел свою эмпанаду, торопливо поставил пиво на стол и выудил из кармана Нокиа7710, первый сотовый телефон мира с протоколом беспроводной передачи данных, имевший доступ к интернету. Американец быстро, но внимательно глянул в сторону стойки, но ни харчевщик, ни подёнщик им не интересовались. Несмотря на это американец, откинув крышку телефона, что-то очень тихо сказал в него по-английски. С телефоном у уха, он быстро поднялся, выбрался из-за стола и, больше не осматриваясь, заспешил к двери в туалет. Его лицо передёрнулось, когда он её открыл. Скривив нос, он зашёл в туалет.

Через пять секунд после того, как он пяткой закрыл за собой дверь, через открытое окно с парковки внутрь харчевни донёслось басовитое, слегка булькающее бормотание большого мотора V8. Харчевщик лениво глянул в окно. Секунду спустя его ресницы задрожали.

*****

В отличии от него сикарио не был ни удивлён ни озадачен, ни испуган, а облегчённо передохнул, пока на парковку заруливал Кадиллак Флеетвууд 60 Специаль. Этот низкий, золотисто-бронзовый лимузн с виниловой крышей и более пяти метров длиной, выглядел из-за множества вмятин и нехватающего колёсного колпака переднего левого колеса не шикарно или элегантно, а банально дёшево. Рядом с аккуратно запаркованным Тойота Лэндкруизер серии Прадо-70, Кадиллак остановился. Он не осел, как было бы положено машине с пневматической подвеской, а грубо обрушился на грунт. Его четырёх с пловиной литровый мотор был выключен, но в дань колумбийскому бензину, он прокрутился, с треском кашляя, ещё рару оборотов, прежде чем наконец заглох. Все двери лимузина распахнулись и из него выкарабкались пять мужчин.

Сикарио уставился на того, который вышел из машины вторым из задней правой дрери. Как и четыре его спутника он носил костюм, но в отличии от их классических чёрных, его был жёлтым и имел довольно экстравагантный покрой. И всей остальной своей одеждой этот мужчина смахивал больше на пижона, а не выглядел круто. Манжеты его розовой рубашки, торчавшие из рукавов пиджака, были скреплены большими золотыми запонками. В правой руке пижон держал элегантную, плоскую соломенную шляпу-канотье с широким чёрным бантом. Надевая её на голову, пижон встретился взглядом с сикарио. Он неспешно кивнул.

Убийца ответил тем же и пошёл к задней двери харчевни.

Она была незаперта. Сикарио быстро и целеустремлённо вошёл в неё. Но сразу за ней он остановился. Настороже́ и приподняв пистолет, он не глядя нащупал левой рукой позади себя дверную ручку и закрыл дверь. Он глянул через плечо на замок, но торчащий в нём ключ провернул не глядя, а снова смотря перед собой, и нажал на ручку. Она скрипнула и дверь слегка стукнулась о раму. Теперь она была заперта. Сикарио взял пистолет обеими руками наизготовку, снял его с предохранителя и медленно пошёл дальше. Через метр позади остались шкафы, стоявшие по обоим бокам корридора. Слева от сикарио находилась теперь плита, прямо перед ним стоял грубый кухонный стол, чуть правее в стене находился проём к стойке харчевни. Между ним и стоявшим ещё правее стеллажом, заставленным консервнами, банками и картонными коробками, находилась дверь в салон харчевни. Рядом с ней стоял стул. На нём спала девочка с нездорово одутловатым лицом. Сикарио быстро глянул налево к плите. Повариха стояла спиной к нему. Её руки бессильно висели, голова была склонена вперёд. Согнувшись к открытому окну над плитой, она медленно и глубоко вдыхала и выдыхала. Её поза была абсолютно отрешённой, она не подозревала, что в кухне был кто-то ещё кроме неё и девочки. Сикарио добросовестно прицелился в голову спящего ребёнка и выстрелил. Из-за глушителя и дозвуковой пули звук выстрела был негромким и растворился в шипении жира во фритюрнице. Но затвор лязгнул при перезарядке довольно громко. Повариха вздрогнула и резко обернулась. Сперва она увидела мёртвую девочку, а только потом её объятый ужасом взгляд переместился на сикарио, который направлял на неё пистолет. Её рот открылся в неизмеримом горе. Сикарио выстрелил. Пуля пробила лоб поварихи точно между глаз, и её вскрик оборвался сдавленным стоном. Вылетевшая из её затылка пуля ударила коротко взвигнув в дно висевшей над плитой сковородки. Мёртвая повариха падая ударилась головой о ту же сковородку, и она громко звякнула, задев висевшую рядом другую. Но эти звуки были для харчевщика очевидно повседневными, он даже не обернулся к проёму. Сикарио посмотрел к плите. Заляпанные кровью и мозговым веществом сковородки всё ещё слегка покачивались, спереди по плите тянулся к полу размазанный кровавй след. Повариха лежала с задранной наверх и в сторону головой, слепо направив глаза к потолку. Несмотря на это сикарио смотрел не неё ещё целых три секунды. Потом внимательный взгляд его пустых глаз переместился на скрючевшуюся на стуле девочку. Потом он ещё раз осмотрелся. Но кроме него в этой тесной, жаркой и запачканой кровью кухне не было больше никого живого. Сикарио опустил свой ПТ92, стёр левым рукавом пот со лба и пошёл к двери в салон.

*****

В это время харчевщик напряжённо и волнуясь смотрел к входной двери. Подёнщика и пакетик с его рисовыми эмпанадами он словно совсем забыл. Правой рукой он вцепился в край стойки, а левой, которая также дрожала, он оттирал лоб. В этот момент в харчевню зашёл мужчина в тёмном костюме, и харчевщик судорожно глотнул воздух, правая рука мужчина находилась за пазухой. Он лишь задел харчевщика взглядом и вскольз огляделся. Потом его взгляд остановился на газете и пивной бутылке американца. Ещё один мужчина в тёмном костюме вошёл в харчевню. Он ни глянул на харчевщика, ни огляделся, а посмотрел на первого мужчину. Тот кивнул, и оба прошли дальше и уселись на стулья у крйнего стола так, что могли просматривать всё помещение харчевни.

Словно тёмное предупреждение показалась в проёме двери следующая тень, и в харчевню вошёл пижон. Харчевщик попытался ему улыбнуться, но его губы скривились в гротескной карикатуре нервного оскала. А пижон, сняв свою жёлтую шляпу, посвистывая прошествовал ко второму столу. Небрежным движением он откинул один стул на заднюю левую ножку, повернул его, поставил и плюхнулся на него. Его взгляд остановился на подёнщике, который украдкой смотрел на него через плечо. Пижон чуть осклабился. Побледнев, подёнщик согнулся, перевёл взгляд на харчевщика и исподтишка махнул ему рукой. Харчевщик поторопился ссыпать его эмпанады с тарелки в пакет. В этот момент в харчевню вошли ещё двое мужчин в тёмных костюмах. Они остановились в двери. Подёнщик выхватил свой пакет из мелко трясущихся рук харчевщика, выронил из мокрой от пота руки несколько купюр на стойку и бросился к двери. С опущенной головой он протиснулся между мужчинами и дверной рамой. Через мгновение снаружи завопил одноцилиндровый моторчик его мопеда, и спустя несколько секунд он подпрыгивая и юзя увёз подёнщика. Пижон встал, подошёл к стойке и каким-то скучающим плуоборотом уселся на табуретку, стоявшую прямо перед харчевщиком, и уставился на него.

–– Желае… Вы хотите пива, Дон Мигуэлито? – заикаясь спросил тот.

Вообще-то обращение Дон употреблялось только по отношению к людям старшего возраста, которые возглавляли большие фирмы или влиятельные семейные кланы. Пижон старым не был. Но очень влиятельным – да.

–– Для тебя – Сеньор Солано, – холодно поправил он харчевщика.

–– Да, конечно, Сеньор Солано, конечно, – прошептал тот прерывающимся от страха голосом и опустив глаза. – Простите меня…

–– Да всё нормально, нет проблем, – ответил пижон во внезапно дружелюбном тоне. – Пиво я с удовольствием возьму.

Совершенно сбитый с толку и одновременно всё ещё испуганно, словно он не верил своему счастью, харчевщик робко поднял глаза. Но пижон улыбался действительно без всякого напряжения. И все его четыре спутника производили совершенно спокойное впечатление. Двое последних прошли из двери к третьему столу и уселись у него.

–– Погоди-ка, – сказал пижон. Харчевщик мгновенно испуганно замер, на что пижон с удовлетворением усмехнулся. Потом он махнул рукой в сторону двери. – Где хозяин Тойоты? – поинтересовался он.

–– На… В туалете, сеньор, – просипел харчевщик.

–– Аааа, – отозвался пижон расслабленно. – Ну, тогда мы подождём, эти пару минут у меня есть. – Он лукаво постучал правым указательным пальцем по стойке. – Так что теперь с моим пивом?

–– Секундочку, сеньор Солано, сейчас же, – закопошился харчевщик и схватил всё ещё дрожащей рукой пивной кран.

–– Но! – остановил его пижон и помахал вытянутым указательным палцем перед носом застывшего харчевщика. – В бутылке.

–– Си, сеньор, – торопливо ответил харчевщик.

Он отпустил пивной кран, словно тот за секунду добела раскалилися, и согнулся неожиданно быстро и низко, что при его обширном животе было достижением. Пижон при виде этого изумлённо-весело улыбнулся. Из-под стойки послышался хлопок резко открытой двери холодильника, потом бренчание бутылок. Харчевщик вновь появился над стойкой. Резким движением он сорвал с плеча полотенце, протёр им стойку прямо перед пижоном и поставил туда бутылку с пивом. При этом его глаза внезапно снова загорелись паникой. Он с усилием подавил свою дрожь и потянулся за открывашкой, которая лежала перед ним под пивным краном. Но он промазал и его пальцы оттолкнули открывашку. В следующую секунду харчевщик всё-таки сумел её ухватить. Он резким движением обхватил пальцами бутылку и со второй попытки сумел её откупорить.

–– Грасиас, – поблагадорил пижон не скрывая своей потехи. Он взял бутылку, пригубил и сделал глоток. – Ааах, – протянул он со смаком.

Довольно улыбаясь, он поставил бутылку обратно. Харчевщик облегчённо перевёл дух и посмотрел заискивая к спутникам пижона. При этом он не заметил и не услышал, как сикарио прошёл через дверь кухни.

–– Не хотят ли сеньорес тоже пива? – осведомился он кротко.

–– Но, – ответил за них пижон и улыбнулся, потому что харчевщик испуганно на него посмотрел. – Они на службе, – пояснил он.

–– Ага, – отозвался харчевщик с осторожным оптимизмом.

–– Да, да, – подтвердил пижон. – Я вообще-то тоже, – заметил он.

Он снова пригубил бутылку. На этот раз он пил маленькими глотками и смотрел при этом на харчевщика. Тот сразу побледнел и снова мелко задрожал. Пижон отставил бутылку, склонил голову и посмотрел, сколько в ней ещё было пива, потом поставил её на стойку и требовательно посмотрел на харчевщика. Тот под его взглядом вобрал голову в плечи.

–– Ты мне может что-то сказать хочешь? – поинтересовался он.

Вопрос прозвучал всё ещё спокойно и невозмутимо, но всякое радушие и в голосе и в глазах пижона растворилось в морозной суровости.

–– Сеньор… – еле выговорил харчевщик, застучав зубами.

–– Ты должен был передать два пакета, – прервал его пижон. – Как всегда. – Он вперил свой взгляд в глаза харчевщика. – Все эти годы ты показал себя компетентным партнёром, поэтому мы тебе даже поверили, что кто-то взломал твою харчевню и украл один пакет.

–– Так оно и было, сеньор, – просипел едва слышно харчевщик.

–– Нет. – Пижон тяжело смотрел на него. – Не так оно было, – заявил он. – Нисколько не было оно так. Правильно?

Харчевщик не сумел выдержать его взгляда даже двух секунд. Он сник, опустил глаза и, дрожа, кивнул. Его рот открылся.

–– Моя дочь, сеньор, – пролепетал он в отчаянье. – Ей обязательно нужен был инсулин, без него она помрёт. А оборот здесь в последние месяцы был ну вообще никакой…

–– Где второй пакет? – жёстко перебил его пижон.

–– У моего кузина… Диего Урибэ… – Харчевщик безмерно горько всхлипнул. – Пожалуйста, сеньор…

–– Наш собственный же дилер из Коммуны номер три, – констатировал пижон. Удивлённым он не выглядел. – Ну да, там можно и правда очень даже неплохие бабки сделать. Он отвернулся от харчевщика и вытащил из-за пазухи мобильный телефон. Это был гнутый Нокиа 8110 по прозвищу "банан", ставший знаменитым из-за фильма "Матрица". Пижон раздвинул его и набрал номер. – Это Фернандо, – начал он сухо говорить в телефон. – Вы уже на месте? Прекрасно. Значит так, я был прав, это был Урибэ. Да. Устройте это. Да, подчистую. Э? Да, именно сейчас! И если это белый день, за что мы вам платим, если не за это, а? Кокс можете забрать как доказательство. Давай, делай!

Он оборвал связь. Засовывая "банан" обратно во внутренний карман пиджака, он развернулся на табуретке и посмотрел на харчевщика.

В роковой тишине, которая воцарилась в харчевне, внезапно раздался скребущий по нервам скрип. Пижон и все его четыри спутника спокойно повернули головы. Харчевщик был так отрешён в своём отчаянье, что ничего больше не воспринимал.

Единственно сикарио, который всё ещё стоял у двери в кухню, апатично и лениво пялясь перед собой, в мгновение ока пришёл в себя и напрягся.