
Полная версия
Мгновения
Апельсин прикатился к подножию старого дуба,
И давай вразумлять, что к чему одного желудёнка,
Что и вид не того, и какая-то серая шуба,
Твёрдый верх и внутри всё с горчинкой, да шляпа, всё тонко.
Я разбор так представил в «Стихах для людей» у поэтов,
Что ж учиться всем надо, кому недостаточно дара,
Чтобы чётким был стих, фотомастера кадр без засветов,
А то ждите, получите сразу укол «скипидара».
Позитив перепутался ныне от цифр с негативом,
Из духовного мира поэзию в клеточки – жалость…
И пока апельсин с желудёнком возился ретиво,
Появилась свинья и кого-то со вкусом сжевала…
* * *
Мне поток рассуждений идей у людей интересен,
Хоть встречается ересь и муть, и пустяшный песок,
Есть созвучье и лад, мир огромен для мыслей и тесен,
И его не измеришь, и нет для подсчёта весов.
От трудов, да мытья – оседают из злата крупинки,
И чтоб жемчуг найти – распечатаешь раковин воз,
Иль как в речке шуга – проплывают словесные льдинки
И в конечном итоге нас мучает вечный вопрос…
Подсознательно ищем ответы о жизни и смерти,
Игры разума странны и в чём же он смысл бытия?
Кто наш дух и вселенной немыслимый социум вертит,
И какое здесь место во всём этом вымолю я?
* * *
Мы под небом своим ощущаем себя всё же дома,
Хотя жёстко хватают на горле дыхательный путь,
Весь уклад на Руси переделан, оболган и сломан,
И не впишешься в рынок – о многом на свете забудь.
Нам чужую мораль прививают – почти, что с пелёнок,
От дебильных мультфильмов и прочий от Запада вид,
Лже лекарства, лже корм, лже идеи и водка палёна,
И не крикнет никто, как у вора на шапке горит.
Но не зря говорят: помогают в дому даже стены,
От икон на Руси ощущаем невидимый жар,
И мы верим, очистится мир от незнанья и пены,
Но сегодня все ходим по тоненькой кромке ножа.
* * *
Побывать бы на кухне, где всё наше сущее варят,
Рассмотреть все зацепы и привод судьбы не спеша.
Есть ли выход лучом или замкнут по образу шара,
И куда и откуда летит, не старея, душа?
Понимаю не сдвинуть самим ни одну шестерёнку,
Захрустит, коль замедлишь, утянет движением жизнь,
Там такой наворот – супер мудрый, великий и тонкий,
Скажешь: лучше не видеть и слабый мой разум держись…
Остаётся поверхность земная на вроде столовой,
Подкрепись, что сготовят, есть выбор из множества блюд,
Если с кушаний многих мы выберем вечное Слово,
Будем сытые точно, а прочие после сблюют….
* * *
Живут в суете и текучке заблудшие люди,
И вряд ли попросят: «Помилуй, Ты, Господи, нас».
Но Он милосерд – никого из живущих не судит,
А любит открыто – об этом короткий рассказ.
Растёт возле каждого дома обычная травка,
Но в том-то и дело, что только для членов семьи,
И кто приглядится: открыта великая правда,
Какие болезни – такое и семя земли.
Лопух, одуванчик и прочие сорные травы,
На самом-то деле к здоровью отличному ключ,
Но мы лезем в город за химией в сети Минздрава,
Идём к экстрасенсам, и прочую пробуя чушь…
* * *
Безликие чувства рождают не наши проблемы,
И смысл их безликий на голову выворот с ног,
Кто тот кукловод, что в душе нашей путает клеммы,
И нас заземляет? Но знаю, что точно не Бог.
Слова современные часто лишённые сути:
Бомжи и путаны – из тысяч лишь малый пример,
Кто чистый родник из славянского озера мутит,
Чужим языком убивает живительный нерв?
Святая Россия и чистое Русское Солнце –
Не просто слова и наш лозунг «Не пяди земли».
Когда без корней – получаем: пардоны и нонсенс,
А с корнем мы: благо, честь, слава – кремли.
* * *
Если мысль не растить, не вытягивать нудно ей шею,
То уйдёт не простясь, как с ладони горячий песок,
Ну а если поймал, я её на бумагу приклею
Посерёдке меж адом с чертогом незримых высот.
И она существует, и может на что-то работать:
На убийство мгновений, на шутку, на пошлость и бред,
И звучать откровеньем, то врать, как фальшивая нота,
Но одно, безусловно – ей больше отпущено дней.
Я уйду за предел, куда нет для материи входа,
А отсюда потянется следом незримая нить,
И вот сможет ль она заплатить там какую-то подать?
Для чего нам дано: из чего-то и что-то родить?
* * *
Впечатленье от взгляда зачем-то душе нашей надо,
Так устроено сразу, на этом и рос человек,
Мы прекрасное зрим, но с такою же жадностью гадость,
Посылая сигналы в коробку, что выше бровей.
Ну, а там эту массу кипя сортируют нейроны,
Что в кладовку, что в сердце, что сразу транзитом в утиль,
А ещё впечатленья откуда-то считывал сонный,
Много правд и соблазнов уже повстречали в пути.
Впереди горизонт – суша-море, вещь, облик ли скорый,
Целый лесоповал устремляется в наши глаза…
В горний мир, в сериал, или в плоть направляем мы взоры,
Поразмыслить бы надо, зачем этот вход и азарт?
* * *
Я обшарил свой мозг, как прожектора светолучами,
Обнаружил пустоты, а ниже – дым, облачный смог,
А под смогом лежит неподвижный заиленный камень,
И нет щелки куда отпустить бы для мыслей письмо.
Что закрыло мой мозг на замок, будто ящик Пандоры,
Почему без работы стоит генератор идей…
И душа на покое, не спорит, не стонет, не вздорит,
И не мечется в клетке, вопя: я откуда и где?
Эта крошка блаженства итог от последствия Пасхи,
Когда тело ещё не хлестнули земные дела,
Это после начнутся опять впечатленья и тряски,
И покоя не будет ни духу с душой, ни челам.
* * *
Садовода сезон, при весне, относительно скорый,
Зазевался чуть-чуть и распустится нужный росток,
Да зараза свои проявляет незримые споры,
И уже не от нас продолжается зримо рост тот.
А от нас копошенье и точно в природные сроки,
Выбираем труд главный в текущий сегодняшний день,
На глазах просыпаясь природа с посадкой торопит,
И уже не успеть в воплощении многих идей.
Вот и главное – вывод, что осенью делают ямы,
И готовят подробный, по пунктам прописанный план…
Так и в мире духовном успеха добьётся упрямый,
Тот, кто почву готовит, и чистит заранее хлам.
* * *
Обленился и стал я, почти что, как кот Епифаний,
Чья работа в нирване лежать без забот на печи,
Размышляя: зачем, и откуда, и с кем эти «сани»,
На своих ли шестках расселились мы «боги»-сверчки.
Ибо судим о всём со своей небольшой колокольни,
И бываем не в силах раздвинуть кривой горизонт,
Для чего ходит в школу обычный посредственный школьник?
Для ума, для оценок? Не знает, но мучится он.
Вот и мы так не знаем, откуда враги-супостаты
Подкрадутся нежданно, и вышибут с чуждых «саней»,
И не школьники вроде, а дяди уже бородаты,
А не знаем без Бога: где выше, прямей и видней.
* * *
Я полгода живу без трудов и больших вдохновений,
Успокоилась буря в стакане застойной воды,
Утонул в суете из коктейля заботы и лени,
Здесь душе невозможно полезное что-то родить.
Видно надобно чувствам, уму и глазам впечатлений,
А по физике действо равно противленью ему,
И выходит я чей-то слепой обеЗсиленный пленник.
Добровольно залез, на кроватку, в нирвану-тюрьму.
Но с другой стороны, так открылись текущие двери,
И в другие ломиться – Сизифа несчастного труд,
Утешает надежда и сердце ослабшее верит,
Что молитва и время – всю эту нужду перетрут.
* * *
Не в колодце я, нет, я лежу калачом на постели,
Горизонта не вижу, но больше и вниз не гляжу,
И душа чуть жива, шевелит мою плоть еле-еле:
До чего я дошёл и к какому доплыл рубежу?
Был же раньше полёт, пусть не космос, сродни дельтаплану,
Направление знал, чуял ямы и встречный поток…
Где и как получил я духовно кровавую рану?
Позабыл, что мир сложен, и к спящим сурово жесток.
Надо срочно латать все пробоины истинным Словом,
Устраняя где течи: для этого пластырь – псалтырь.
Вся духовная брань в этом мире была и не нова,
И молитва проколет все страсти, как мыльный пузырь.
* * *
Где-то лайнеры ждут, чтоб принять пассажиров в каюты,
Где-то девы желают себя подороже отдать,
И весь мир оболгался в погоне за долларом дутым,
А на Вятке всё то же: спокойствие, тишь, благодать.
Это в наше-то время? В своей скоротечности сложной,
Где убытком грозит промедленье, рекламный застой,
Всё за деньги доступно, творить непотребное можно,
И не впишется в рынок обычный трудяга простой.
Но с другой стороны, у нас мало бандюг, наркоманов,
В доброте ли отличье, от вечно спешащих людей?
Да, конечно, и есть те, что бродят без дела и пьяно…
Это общее горе, но всё же Бог ближе в нужде.
* * *
Для чего я пишу? Чтобы публику тешить словами?
Убедить, поделиться? О чём стихотворческий сказ?
Но уверен вопрос этот многие ставили сами,
А ответ за пределом, иль, может, под носом у нас…
Для чего я дышу? Чтобы кровь насыщать кислородом?
Для чего приём пищи? Чтоб силы движеньям придать?
Может всё машинально: рефлексы, инстинкты, природа,
Всё по кругу, всё тленно и мы для кого-то еда…
Где-то бродит ответ, но пока приблизительно, мутно…
Не творить, как не жить, а мгновение мотыльковать,
Мне с тетрадным листом, как с родными, легко и уютно,
Всё из Слова и Словом, и всё что на сердце в словах.
* * *
Выплывают слова – миражом, строя фразы в тумане,
Непонятно откуда, но ясно мне, в сердце их суть,
Будто внутренний голос, се бодр, а то, как бы устанет,
Стих не сразу запишешь, мысль может мгновенно уснуть.
Так тогда проверяй, что на сердце легло, наболело,
Состояние ветра: по-разному нежим листву,
И слова бодрой птичкой – чик-чик или робко, не смело,
Полетят, подчиняясь, не ясно, какому родству.
Соловей-воробей – раз отпустишь, уже не поймаешь,
Всё известно давно, но упорно шевелим листы,
Кто осеннимкурлы, кто весенними трелями в мае,
СУД и время покажет: всю фальшь и насколько чист ты.
* * *
Не пою, не читаю, не делаю многих движений,
Что душе позволяют, активною сущностью быть,
Ну, понятно устал, и всё было, и в слове не гений,
Да ещё заедает текучкою муторный быт.
Хотя вроде всё знаю: про труд и открытые двери,
Но хочется чуда, чтобы взял на буксир паровоз,
Да видно придётся мне, пока что, молиться и верить,
И страсти греховные тащить, вроде гнойных заноз.
Что же, мир так устроен – мы сами творцы-паровозы,
Легко укатиться нам готовыми рельсами вниз,
А если в застое быть, не решатся жизни вопросы,
Пусть будет, как в топку-пар, и этот мой маленький лист.
* * *
Фантастический мир позволяет уйти от заботы,
Но стряхнули «лапшу», и опять повседневность и быт,
В сериале сюжет может быть беЗподобным и злотым,
Ну, а мне на земле уготовано странником быть.
Где-то сказано: дом и детишки, деревья – то вехи,
Для которых приходим мы в этот причудливый мир,
Что ж домишко стоит и вот образ сынов моих некий:
Стихотворные книги – я с ними ночами дружил.
Ну, а дочкам и внучкам, и прочим ребятам и взрослым,
Я сажаю обширный, по правилам созданный сад,
Пусть он будет обильный, живучий, на пользу и рослый,
Масса ягод и фруктов, и разных культур чудеса.
* * *
На Руси без вина очень мало застолий приятных,
Видно так повелось по культуре от древних седин,
В простоте человек, или важный и уровней знатных,
Но найдётся причина среди даже трезвых годин.
Да, я против вина, у нас к пьющим особая жалость,
Но к чему здесь склоняю свою православную речь,
Ощущенье такое: нам дружбы и праздников мало,
Поминаем вином, а апостольским «нет» – пренебречь.
И звучат за столом ни к чему посторонние речи,
Где там лоб окрестить, мы, пока что, живые «князья»,
И не видит никто этих страшных духовных увечий,
Сатанинский обычай, и я здесь напомню: «Нельзя».
* * *
Был приказ облакам – спеленать нашу буйную землю,
От сентябрьских рябин не осталось в природе следов,
Где же купол небес? Мы же помним про истину древню,
Нас из глины-воды сотворили на веки веков.
Эта сырость и грязь до предела стянули мне жилы,
Но без дел не могу, ибо знаю про будущий лёд.
После сад расцветёт и одарит подарками милый,
Значит надо работать, чрез силу, раз время не ждёт.
Рассказать бы кому…. Но Господь даже больше всё знает:
Видит взлёты паденья, всю леность, везенье и труд.
Обо всём том, что было, когда-нибудь вспомните в мае,
А пока сырость-грязь…. И труды наши надобны тут.
* * *
Я на дно, как подлодка, от внешнего мира не спрятан,
Правда часто иду в одиночку чрез бесов туман,
Сиротливо заброшенный в чуждое месиво атом,
Видно разная пища нужна в этом мире умам.
Или каюсь, да ныне я больше сродни электрону,
Но орбита, как эллипс, и центр притяженья далёк,
Или точно балласта я хапнул греховную тонну,
И один перископ на поверхности – малый-малёк.
Вот такие страх-образы мозг, как прожектором крутит,
Надо срочно всплывать и не дело нам в дрейфе лежать,
Явь и вымысел здесь, как жемчужины в селевой мути,
Это жизнь, что проходит по жалящей кромке ножа…
* * *
Было время когда-то и вольным матросом-радистом
Увозили меня от родимой земли корабли,
И не мучил вопрос – где родная конечная пристань,
Для чего, почему, кто, откуда и с чем мы пришли?
А с весёлой душой уплывал на заре в неизвестность,
Может счастье искал, и из книг приключенческий край,
Про другие места было сказано многими лестно
И Господь предоставил: смотри, выбирай, познавай…
Меня родина щедро калино-берёзово нежит,
Есть земля, храм, и Вятка, погост – сухопутная ось,
Ну, а люди везде, что за морем, что дома всё те же,
А за счастье молюсь, раз есть вера – надёжная трость
* * *
Слёзы катятся градом на кухне и даже в кровати,
Утешает одно, что проходит промывка мозгов,
Там же связано всё, ну, а жидкость ненужное схватит,
Унесёт соль, очистив мой мозг от ненужных оков.
Это некая шутка – итог созерцания лука,
Его много пришлось накрошить для вареников мне,
Да ещё добровольно добавил головок для супа…
Пусть слеза и катилась, но вышло всё горькое с ней.
Я поел – подобрел, хороши вы грибочки зимою,
А приправой мне служит всегда витамин-хренодёр,
Повезло мне с хозяйкой, её и слезинки не стою,
Это с нею я добрый и даже на слово остёр.
* * *
Образ берега моря – как наша судьба человечья,
Мы стенаем и бьётся о нас ледяная волна,
Да, бывает покой, и стороннему кажется вечность,
Но в глубинах есть омут, там многое прячем у дна.
И мечтою вдали проплывут белоснежные яхты,
А на суше раздор: серпантином на гору, в трудах,
Или в тину легко увлекают греховные тракты…
Всё тебе, выбирай, но не выберешь правду впотьмах.
Жизнь она полосой: зыбь-песок или светлые скалы,
Что есть Истина – в Небе, в себе ли, на суше, в воде?
Без ответа нельзя и Маяк нужен в жизни немалый.
Нужен Бог, крепкий Мол, в нашей трудной у моря судьбе.
* * *
Я уже не мальчишка и знаю, что есть в человеке,
Там большие глубины добра и воз низменных дел,
Лезет злоба горой или хлынет сверх нежности трепет,
Дали вольную волю, чтоб делал, что сам захотел.
Но и знает Господь даже то, что не ведаем сами,
Потому и стоит за дверьми и стучащего ждёт,
И Его наша воля своим заблуждением ранит,
Огорчают ошибки и сердца греховного лёд.
Для чего-то нам даны такие по жизни качели,
Не об избранных людях, здесь речь об обычной душе,
Невозможно увидеть подводные тайные мели,
Но и в море не выйдешь – считай, что погибший уже…
* * *
Сверху пять одеял – не представить картину слепому,
И для тех, кто в тепле, не понять многослойную суть,
Да и сам в свитерах, но мой разум ознобом не тронут,
Вновь пытается плоть, после кофе, блаженно заснуть.
Парадокс и раздрай, и вселенная маленький кокон,
Её центр в концентрате остался туманно в мозгах,
Неизвестная мысль по пластинке блуждающим током
Искрой будет, как прежде, из этих глубин помогать…
Мексиканский поэт вам напишет про жаркие ночи,
И Европа с Гольфстримом – там пылкостью брызгает бард,
А у нас на Крещенье погода пригреет не очень,
Но мы с верою в воду и выплеснем внутренний жар.
* * *
Что-то вспомнилось мне, но не всполохи ночью мартена,
Никогда сталеваром я не был и быть не хочу,
Мне по духу и в деле дороже тарелка-антенна,
Я хотел бы до вас добираться подобно лучу.
Но, увы, не силён мой своим излучением радар,
УКВ напрямую – точнейшая верная связь,
Но, пока что в мечте и земля экранирует радость,
Значит надо дерзать, устанавливать нужную снасть.
Где же стали мне взять, чтоб пробить неприятия стену…
Понимаю, что в сердце сокрыт генераторный ток,
И молитва одна приподнимет до Неба антенну –
Стих обрушит на вас из частиц моей веры поток.
* * *
Сложный мир нашей жизни воспет у поэтов немало,
Но и нынче стоит упомянутый в басенке воз,
Если в мире раскол и духовного действия вялость,
Говори и вопи, но расквасишь о чучело нос.
Омерзительный образ: из грязного снега фигура,
Выступают изъяном глаза, вечно алчущий рот,
И такую печаль вызывает сей облик понурый…
Катастрофа – пригреет, не станет прибежищем гроб.
Трудно в мире быть чистым – прелестные «бабы» исчезнут,
А надежда прекрасна, воскреснуть не тающим впредь,
Есть по вере сверхмилость – не сгинуть в пропащую бездну,
Тает грех пред Огнём, но поэты успеют воспеть.
* * *
Повороты судьбы в нашей жизни – отметины-вехи,
А спокойная жизнь порождает бездушье, застой,
Да и всё чем живём, нашу ауру образно лепит,
Арифметика дела, а мог бы, и жить лет за сто.
Естество обманули, и плоть непотребного просит:
Табака и химпищи, наполнили нечистью рот,
Сотворили всё сами и давим на газовый тросик,
Надо сбавить бы ходу, прибавить отметину-год.
Если снова начать, то конечно, по первой пороше,
Горизонт не закрашен и есть куда ставить печать…
И, конечно, слепой – безусловно, заплатит дороже,
Рьяно гонящий гонщик – он сам выбирает печаль.
* * *
Не впервой растекаясь ужасною мыслью по древу,
Констатирую факты, идущих последних времён,
И решая текущий, сегодняшних деланий ребус,
Вычисляю примерно: когда мы гурьбой заревём…
Но, наверно, всё будет идти неприметно, по плану,
И поплачет отдельно горючей слезой индивид,
Петлю сами найдут и мечтами, и делом затянут,
Сотворив непотребный из плоти и духа гибрид.
На весах Правосудья натура своя перевесит,
Помышления духа – иметь что-то верой потом,
А ужасное то – что не будет прощения лестниц,
Хотя сильно и дружно в последний момент заревём…
* * *
Я сегодня не тот, что вчера был, кем буду я завтра,
Домоседский паломник или за предел пилигрим?
«Зарисовок судьбы» и «Раздумий мгновения» автор,
Симбиоз из ума, да причудливой плоти игры.
Затем в этот коктейль своих капель добавит природа:
Осень, лето, зима и весны пробуждающий зов…
И потребность: поспать, погулять, посмотреть, поработать,
Сотворит нитку жизни – в ничто уходящих часов.
Но какие-то есть даже здесь просветлённые виды,
Те же звёзды гореть будут где-то и множество лет,
Но молитвой одною весь космос до Центра пробитый,
Даёт нитку надежды – в не временный социум след.
* * *
Твердят банально «кровь-любовь» и «слёзы да берёзы»,
Решили нас лишить «весны» и рифмы точной «сны»,
Умри, но выдай на «гора» набор из рифм серьёзных,
Да это так, но не хотим в душе сухой возни.
Настрой зависит не от нас – от точек «глухо-слуха»,
От века «век» и «человек», и ясно «свет» и «лет»,
Есенин, Пушкин, и Рубцов творили так и тупо
Стремится, будет вновь творить любой младой поэт.
Теперь нельзя связать навек всю «вечность-беЗконечность»
И нет прохода на Парнас словам «судьбе-тебе»…
Хотя всё суета сует и будет Свыше нечто,
Ответ держать за каждый слог нездешнему Судье.
* * *
Нет собак под столом, чтобы влёт подбирать пищи крошки,
Я не ярый собачник и кошек в сю-сю не люблю,
Но лет двадцать живут в моём доме хозяйками кошки,
И для них я прислуга, горбатый трудяга – верблюд.
Молочка поднеси, да для гущи с горбушкою хлеба,
А уж рыбу учуют – поднимут без умолку вой,
Жаль, не выгонишь малых: боятся мороза и снега,
Так и связаны вместе полгода железно судьбой.
А к чему на перо попросились домашние твари,
Шевельнулось раздумье, что с многим по жизни всё так…
Не всегда ты себе себялюбий хозяин и барин,
И проходишь конвойно с различною тварью этап…
* * *
Продолженье раздумий про рядом живущие твари:
На работе, в селенье и даже с кем делишь жильё,
Не открою секрет, а напомню вам патерик старый:
Мы всегда с искушеньем какой-нибудь страстью живём.
Нам судьба предлагает различного рода магниты,
Шестерёнок зацепы, тупик, повороты, углы…
По любому ты будешь: обкатан, проверен и битый,
И в конечном итоге есть выбор меж добрым и злым.
И любое событие – зеркало внутренней тяги,
Много сложностей наших имеют простейший ответ,
Ты не будешь нейтральным: железный, резиновый, мякиш,
Потому и проходишь с конвойными множество сред…
* * *
Есть ли имя дождю, и листку и пичуге пернатой?
В теореме остался неведомый нам Пифагор,
Даже если силён и ума золотые палаты,
Канет время и место не помнит героя в упор.
Среди ранних людей застолбили себя единицы,
Современникам трудно – их славу увёл Геродот,
Для истории мы: как безликихандроидов лица,
Так колёсики, вертим безумно шараду годов.
Невесёлая мысль и философы в прошлом мечтали,
А бумага стерпела людишек неумолчный бред…
Но есть нечто над всем – исполненье пророчества. Аминь.
И Христос это Имя, навечно спасения Свет!
* * *
Речных чаек полёт непонятен, его не предскажешь,
И баржа на воде не оставит тяжёлый свой след,
Так и мы прыг да скок – не боимся измазаться в саже,
Но всё то, что свершили – отныне навеки в родстве.
Вот и мне неизвестно куда мои бросятся стези,
То в пике меня тянет, а то по спирали наверх,