Афган неизведан. Книга 1

И вот мы в полном составе маршируем за территорию нашей части в новеньких шинелях, на головах береты, красота. У дороги нас поджидал желтый (городской и заказной) автобус – «Икарус». Сели и поехали. Город в снегу, правда, ехали какими-то закоулками, не по центру. Скоро приехал и пошли, как нам показалось, на проходную огромного комбината. Здесь нас уже поджидали местные мужички. Женщин не видно.

Разобрали нас по десять человек и развели по разным цехам. Нашему отделению приказали (попросили) перекатывать из одного цеха в другой огромные рулоны белой газетной бумаги, потом какие-то ящики, коробки, станок двигать и так далее… Через три часа мы все сделали и нас повели в заводскую столовую…

Там на нас смотрели служащие этого бумажного комбината, как на белых ворон, но покормили котлетами, рожками с кетчупом, горчицей, и компотом. Особенно понравился нам белый батон. До чего вкусный хлеб, после нашего серого и как клей неприятного. Желудки нам пели оды благодарности. В столовой обедали и женщины, и мужчины. Молодые фигуристые дамочки посматривали на нас с интересом, но были конечно взрослыми, почти как наши мамки.

Попрощавшись с управлением бумажного комбината, мы строем пошли в часть, потом, кажется, доехали на рейсовом автобусе. Курсанты молчали, рассматривая через окна белый и чужой пейзаж. Город был действительно чужим. В автобусе с нами никто не разговаривал. Лично я захотел побыстрее вернуться в наш батальон и в нашу родную казарму. А вот в роте на нас смотрели как на небожителей, словно мы на Кубу слетали к мулаткам в гости… Парни все обступили нас и спрашивали…

– Как там в Каунасе? С лабусками познакомились?

– Вы ча, пацаны, какие такие лабуски… Мы котлеты ели и белый батон с кетчупом и горчицей!

– Ого, везет вам парни! Счастливчики…

Майор Падалко объявил нам благодарность и приказал наш второй взвод сутки не трогать, мол, отдыхают пусть трудяги. Парни из других взводов дня три расспрашивали нас, как там местные красавицы, пришлось сочинять небылицы и поцелуях с жительницами Каунаса в темных углах цехов.

Я выбрал время и написал родителям письмо: «Какое это замечательное событие – увольнение в город Каунас».

Спали мы крепко, утром нам разрешили проспать зарядку. Руки болели. Сержант Цибуля тоже отключился и нежно сопел в две дырки до самого завтрака. Может он проныра и успел там познакомиться с какой ни будь местной бригадиршей? Фантастиш?

Это же как нужно было морально опустить своих солдат, свои вооруженные силы, что выход в город на работы и кусок белого хлебы воспринимался нами, как манна небесная и вселенское счастье. Милость от командования. Через три месяца мы полетели в Афганистан, и кто-то из наших уже не вернулся…

Увидав меня на дискотеке, сержант учебки тихо смылся

Учебка десантных войск в Литве была для нас хорошим жизненным уроком. Как могли, мы проходили ее с юмором и оптимизмом. Но сержанты нашей третьей роты сознательно не хотели признавать в нас оптимистов и хороших парней. Они придумали себе другую реальность, где мы чмыри, лодыри и неумехи.

А я вам так скажу, мы все были отличными парнями, солдатами ВДВ. Нас было в роте 99 человек и все из нас прыгнули с парашютом в снежный и морозный воздух Литвы, никто не отказался. Майор Падалко открыто гордился нашим призывом. Ни одного отказника, это сильно солдаты! С каждым днем мы становились все зубастее и круче, а нашим сержантам это не нравилось.

Однажды, зайдя в пустую казарму, я случайно застал сержантов за распитием водяры. Шел я из санчасти, где мне только что, вскрыли гнойную рану под коленкой, в общем, прихрамывал.

И что здесь такого? Ну и пейте свою водку, нет проблем! Подумаешь, пили водочку и огурчиком закусывали, святое дело. Но они почему-то подумали, что солдатик непременно должен их стукануть. Еще чего, они бы и мне предложили, я бы не отказался, смешные и трусоватые были наши сержанты…

Мой замок – тогда уже старший сержант Иван Цибуля, – вышел из-за тумбочки, опорожнил и громко поставил рюмку, разгладил свои рыжие усы, пахнущие водкой, и приказал мне принять позу самолета «ИЛ-76» перед взлетом. Короче говоря, курсант должен расставить руки в стороны, гудеть и тарахтеть, слегка наклониться и готовиться к пинку по заднице. После этого солдат со скоростью звука должен покинуть расположение роты, превращаясь в точку на горизонте.

Сержант двинул мне по ягодицам, но я не побежал, а спокойно пошел на выход.

– Ко мне, слон! Сучонок! Ты че, в конец опух? – закричал сержант.

– Что надо? Товарищ сержант, по вашему приказанию явился!

– Ты хреново взлетел, будем тренироваться. Позу воздушного корабля принять!

– Ни как нет! Такого в моих обязанностях нет и не будет…

– Ну ты борзый, слон!? Сейчас мы тебя сами поставим! Нагнулся на калабаху! Слон педальный! Вот чмо, он еще и блоки ставит! Научили слонов на свою голову рукопашке…

Четверо сержантов, смеясь, бросились на меня, пытаясь скрутить и привести в состояние огурца, полностью готового для употребления. Чертовы дураки, если бы они знали, что меня этим не напугать. Я приял боевую стойку и давай наяривать ногами и кулаками куда попало. Одному точно попал сапогом в дыню. Он упал и заныл. Кто-то из сержантов намотал на руку полотенце и вошел в круг. Вмиг в моей голове погасла лампочка и я погрузился в нирвану. Проснулся я под кроватью на полу в конце казармы. Тихо, никого.

Я вылез их под кровати и спросил дневального:

– Где рота, Вась?

– А, Шурик? Ты откуда? Спал? Ну ты, даешь… Беги догоняй роту! Строились на обед…

– Да, разрешили отбиться, я ведь борзый курсант, – рассмеялся я и отправился, прихрамывая на обед, вслед за ротой.

Потом меня и нескольких солдат оповестили, что мы направляемся в Афганистан. Мы пошли искать наших сержантов, чтобы попробовать рассчитаться с ними за все их делишки, но их словно ветром сдуло. Искали мы их все утро, но наш ГАЗ-66, уже стоял и требовал нас на посадку. Сержанты спрятались капитально, не найти…

Улетели мы в Афган. Прошла наша служба в Афгане. Я стал курсантом, вернее – сержантом военного училища в Свердловске. Как-то будучи в отпуске, пошел я на ночную дискотеку в районе УПИ. Новый, большой и очень красивый дом культуры. Пойду, думаю, потанцую, с девчонкой познакомлюсь, как никак уже мне 21 год. Да и подраться тоже можно было, лишняя тренировка не помешает.

Пришел я на дискотеку, молодежи человек сто и все танцуют. Очень классная компания. Танцую, присматриваюсь к молодежи. Смотрю, симпатичная девчонка танцует с модным парнем, но вижу его со спины, силуэт знакомый, но кто он? Мне конечно стало любопытно, подтанцовываю ближе к ним, и вдруг этот пижон в синих кроссовках адидасиках, белых брюках и модном вязаном свитере – никто иной, как один из наших сержантов в учебке. Точно, он как-то ляпнул, что он тоже из Свердловска, как и я, земляк, в общем.

Я к нему подошел:

– Братан, здорово, как сам? Узнал меня?

– Тебя?.. Не, не узнал! Извини…

– Ты ча, серж, а как же наш Каунас, отдельный учебный бат связи, десантура? Третья рота курсантов?

– А, Каунас, да! Но тебя я не помню…

– Ну я повзрослел, конечно, Афган прошел! Цибуля мой замок был…

– Афган, а да, я, кажется, помню… Ты это, Санек?

– Да, повезло, в нашей 103-й служил, в Кабуле. Сейчас в военке учусь, сам сержант… А Женю Бутакова помнишь, погиб он. В Баграм полетел и все…

– А, вот как?.. Поздравляю, решил значит офицером… А я и не знал, что ты из Свердловска? Союз видать маленький… – ответил он как-то скованно.

– Так что, пойдем на улицу, поговорим за ВДВ, как там другие сержанты? Как поживает мой замок Ваня Цибуля? Все такой же усатый и наглый? А ты красавчик стал…

Я говорил с ним абсолютно по-дружески, не собираясь даже что-то ему вспоминать. Просто поговорить, но не бить. Тем более, что парнишка он был физически, весьма крепкий.

– Нормально, конечно. Я сейчас приду! Приспичило браток! – сержант улыбнулся и пропал среди танцующих.

Я пошел на улицу, подождал его с полчаса, потом познакомился с девушкой и пошел ее провожать, бродить по ночному Свердловску. Того сержанта я больше не видел, я забыл, как его зовут. Напрочь забыл… Трусом он оказался, почему так, не знаю? Может у меня вид тогда такой был, казарма ведь отражается в глазах человека. Видно, вспомнил он меня, как не вспомнить…

Штык-нож – что за зверь. Кто русского солдата учил ножевому бою

Зачем Советскому солдату выдавали штык-нож? Ясно для чего, для рукопашного боя с врагом. Колоть вражину и побеждать.

Кто служил в армии обязательно видел, держал в руках и, конечно, носил на ремне пресловутый штык-нож с оранжевой рукояткой. Предмет этот, далее – просто штык – выглядел внушительно, и даже страшно, в руке сидел неудобно и мерзко. Для чего солдат, к примеру, дневальный по роте, носил его на ремне? Этот вопрос до сих пор не дает мне покоя. Получается, что сам нож был создан учеными мужиками под кисть офицера, но никак не на солдатскую, иногда тощую и пока слабую. Рассуждаем дальше. Есть нож, значит солдат или сержант должен им уметь владеть? Но в десантной дивизии не было таких офицеров, кто имел бы право преподавать ножевой бой, если только не самопальный знаток – бывший охотник, ходивший на медведя.

Один раз наш взводный командир построил нас на спорт городке и каждому дал команду «коли!» по очереди, и предупредил, чтобы нож держали крепко. Так вот, у всех курсантов он этот нож выбил. Молодой солдат не в состоянии работать в рукопашном бою с таким тяжелым ножом. Я рассказываю про ВДВ, где рукопашный бой и, в частности, с оружием должен быть в программе обучения на каждый день. Это как на зарядку сбегать. Мой командир взвода был специалистом по ножевому бою? Нет, он был отличный связист засекреченной связи и инструктор-парашютист, но не рукопашник.

Это было в учебке ВДВ в Каунасе. За полгода нас ножевому бою так толком и не обучили. Ладно, хоть колоть штыком научили хорошо и уходить в сторону от укола штыком, пристегнутом к АКС-74. Еще научили немного махать малой саперной лопатой по башке «душману» и все.

Вот так стоит солдатик на посту с таким ножичком и кимарит, как сурок. А тут душманы или террористы заходят в кубрик. Он и пикнуть не успеет, как его этим же ножичком и приголубят, а потом всю роту успокоят. Только уроды могли придумать, чтобы ночной полусонный солдат стоял с таким тесаком. Он же не умеет им работать? Офицеры в караул с ножом не ходят, они с пистолетом. Но рядовой и сержант стоят с тяжелым ножом неприспособленным для ножевой схватки с противником. Получается, что непродуманный предмет экипировки дневального.

Прилетели мы в Афганистан. Каждую ночь на колючку заступаем это – боевое охранение городка батальона. Стоим часовыми ночью с таким же штыком и автоматом в бронеке и каске, а перед нами за колючей проволокой, – дикий и опасный Афган, подходи и режь салагу. Я сразу вынимал штык-нож из ножен и ходил по древней земле, с ним тренировался, упражнялся с воображаемым врагом. Если слышал шорох, сразу пристегивал штык к автомату. Так драться нас обучили хорошо…

А теперь хвала нашим дедам и дембелям, которые нас гоняли будь здоров. Как ни странно, они умели крутить этот тяжелый нож в руке, словно зеки какие-то опытные. Не все конечно, трое четверо рядовых и почти все сержанты. Они и научили меня и наш призыв хорошо владеть ножиком и не зассать, если выпрыгнет из темноты басмач. Их в свою очередь научили разведчики, ведь мы радисты, часто с разведывательной ротой в горы ходили. Вот так и передавался этот навык в солдатской среде десантников. И никакие учебники ни хрена не помогли бы. Вот этот навык мне пригодился в Афгане почти перед самой отправкой домой.

Стоял я дежурным по роте. Уже дедушкой стал, заматерел немного. Осень, жара на улице, под пятьдесят. Днем я пошел проверять караул на колючей проволоке. Колючая проволока выходила на Теплый стан – окраину Кабула, чужая земля, почти дикая. Я комсгруппорг взвода, солдат ответственный, тем более ждал сержантские лычки. Я как пионер – повязка на рукаве – «Дежурный по роте» и между ног приятно покачивается штык-нож. Правда не тот оранжевый, а черный – экспериментальный который дали 103-ей десантной дивизии на обкатку, опробовать в быту и в бою. Нож удобный и почти легкий – кинжал, да и только. Подхожу я к колючке и прямо обомлел. Мой молодой солдат – часовой из слоновьего призыва стоит и базарит с незнакомым солдатом. Солдат этот довольно странный, метра два ростом, нестриженый, на руке часы японские. Оба сучары курят и смеются, как закадычные друзья. Мой часовой что-то ему рассказывает. Такое зло меня взяло. Ведь часовой познакомился с чужаком и базарит с ним на боевом посту! Я мигом кинжал вытаскиваю и подхожу ближе к этим голубкам. Приказываю часовому:

– Миха, взять на мушку этого урода! Выполнять, часовой! А ты долговязый лапы в горы поднял! На колени падла упал!

– Чего? – рассмеялся незнакомый парень и обернулся. Выкинул окурок, напрягся, но виду не подал.

Эмблемки у него автомобильные были на ХБ, а в глазах такой стальной блеск ненависти.

– Встал на колени, солярик! Не понял? – крикнул я.

А он улыбнулся и как ни в чем не бывало пошел прочь с поста. Тут я совсем ошалел и как гаркнул ему в спину:

– Зарежу, стоять на месте!

Понял я и почуял, что это не наш солдат, а какое-то тело диверсионное. Может и американский разведчик. Я бы его подрезал, обстановка боевая. Я обогнал его и встал перед ним, лицом к нему. Штык нож я держал под ладонью, чтобы он его не выбил.

– Ты что, солдат, ошалел, свой я, – промямлил высокий.

– Зарежу! Руки вверх и медленно пошел вперед! Теперь правее, еще, стоять и не двигаться! Убью, шкура!

Видимо я был действительно страшен. Около модуля стояли наши офицеры, конечно, сразу увидели его и меня. Быстро подошли, на всякий случай скрутили парня и повели его в кабинет офицера особого отдела батальона, который как раз в конце нашего модуля жил. Через час этого жулика увезли в уазике. Вечером, после наряда, когда вся рота качалась на спорт городке, ко мне подошел сам особист, капитан, фамилия Соловей или Соловьев и пожал мне руку. Тихо сказал:

– Товарищ солдат, будете представлены к медали. Почему все еще рядовой?

– Не могу знать, товарищ гвардии капитан!

– Я не в гвардии, спасибо… Ладно, отдыхайте…

Потом пожал мне руку и ушел. Почти сразу подошли замполит батальона и мой взводный командир. Улыбнулись и пожали мне руку. Ротный не подошел, только ухмыльнулся и исчез в каптерке старшины.

Вот такая петрушка. Конечно, я бы тогда чувака зарезал, почуял, что это враг. Слух тогда прошел, что Шурик опять отличился, шпиона среди белого дня отловил. Дембеля посмеивались, конечно. Медаль я не получил. Да медаль здесь ни причем. За такие штуки медали в Афганистане не вручали. Пожали руку командиры и этого с лихвой.

Не думаю, что в современной Российской армии солдата как надо обучают владению штык-ножом. Все экономят генералы на боевой подготовке. Кому, ножи-то сделали бестолочи?

Командир взвода – отец солдату

По своему опыту службы в ВДВ, могу с уверенностью сказать, что именно молодые офицеры – лейтенанты и старшие лейтенанты, в должности командира взвода, имеют наиважнейшее влияние на формирование психологического климата во взводе, роте и дальше батальоне.

Простая схема: боевая рота ВДВ, в роте три взвода, три лейтенанта, как правило, один из них все же старший лейтенант, более опытный. Сверху командир роты, и замполит.

С первого дня службы, молодой солдат-десантник, вступает в непосредственный контакт со своим командиром взвода. В эти дни можно сразу же сломать взвод, – 20-30 солдат, если лейтенант решит все взвалить на сержантов. Сержант – это французское слово, означающее – слуга господина. Вот здесь и начинается бардак и дедовщина. У сержантов нет педагогического опыта, поэтому вместо обучения и воспитания они начинают частенько глумиться и издеваться над молодыми солдатами. Дедовщина в головах сержантов. Плохой сержант – горе взводу, роте и всему батальону.

Во взводе три сержанта и один старший сержант – заместитель командира взвода, этот человек по сути своей второй командир взвода. К сожалению, это такой же жесткий и неподготовленный человек – «пахан», вчерашний солдат. Если в роте три «пахана», – это конец боевой подготовке всей роты. Они все сольют в унитаз, все старания и работу офицеров роты.

Вернусь к командиру взвода. Мой взводный – гвардии старший лейтенант Александр Семенов стал для меня образцом боевой и профессиональной выучки. Смелый и дисциплинированный офицер-десантник, инструктор-парашютист (более 100 прыжков с парашютом к зиме 1984 года, кроме этого – художник, бард, специалист связи и инструктор по спорту. С первых дней моей службы в учебном батальоне ВДВ в ноябре 1985 года в Каунасе, он взял под строгий контроль работу подчиненных ему сержантов взвода. В противном случае нас бы били нещадно каждую ночь. Не деды, не дембеля, а именно инструктора сержанты – вчерашние выпускники этой же учебки.

Командир взвода вел практически все занятия с нами – курсантами. Занятия эти были максимально сложными и интересными. Перечислю только некоторые:

Физическая подготовка.

Техника связи – изучение ТТХ радиостанций.

Прием – передача на телеграфном ключе

Укладка основного и запасного людских парашютов Д-5 и З-5.

Занятия на воздушно-десантном городке.

Рукопашный бой для ВДВ и разведывательных частей.

Защита от оружия массового поражения.

Подготовка колесной и гусеничной техники к десантированию.

Огневая подготовка, стрельба из автомата и пулемета.

Тактическая подготовка (взвод, рота ВДВ в наступлении, обороне).

И самое главное для десантника – учебные прыжки с парашютной вышки и учебно-боевые прыжки с оружием из самолетов военно-транспортной авиации.

На всех занятиях присутствовали и сержанты, но вели они себя смирно.

Наш командир был ниже их на голову, но они его боялись. Разговаривал он с ними жестко, а с нами, курсантами, всегда вежливо. В других взводах дела обстояли хуже, я очень редко видел их командиров взводов. Сержанты шугали своих курсантов, превращая взвод в стадо пугливых баранов.

Прыжки с парашютом. Я всегда покидал воздушный корабль вслед за своим командиром взвода. Мне это очень нравилось. Во время второго прыжка был сильный мороз и приличный ветер. Стропы моего купола скрутились и мне пришлось ждать, пока стропы примут штатное положение и купол наполниться воздухом. Крутило вначале в одну сторону потом в другую. Ощущения крайне неприятные. Когда наконец купол наполнился воздухом и начался плавный спуск на залитые солнцем снеговые поля Прибалтики, душу мою наполнил восторг и радость. Были мысли уже выпускать запаску.

Командир взвода вместе с ротным на пункте сбора десанта лично вручали нам Береты ВДВ и значок – «Парашютист». Через три месяца мне нужно было принимать тяжелое решение об отправке в Афганистан. Скажу сразу, что я колебался, ротный предлагал мне остаться в Каунасе в качестве солдата-художника. Узнав, что со мной в Кабул летит мой командира взвода Александр Анатольевич, я с легким сердцем согласился. Сам написал рапорт с просьбой отправить меня для дальнейшего прохождения службы в ДРА.

А сержанты наши, на поверку оказались из робкого десятка. Они тоже могли пойти с нами в Афган, но тихо отстранились, им, видимо, больше нравилось гонять молодых в учебке. Кстати, тем, кто служил только в учебной дивизии ВДВ, знак «Гвардия» не положен. О сержантах будет мой другой подробный рассказ и не один.

Продолжаю рассказывать о личных качествах моего командира взвода, гвардии майора ВДВ в отставке, ветерана Афганистана, а в то время – старшего лейтенанта – Семенова А. А.

Что произошло тогда, в первые дни моей службы в ноябре 1984, отдельном учебном десантном батальоне связи в Каунасе (ВЧ 01660). Как повернулась лицом ко мне судьба, что попал я именно к этому офицеру во взвод?

Закончил наш командир Рязанское высшее командное училище связи, готовившее в том числе офицеров, около 50 лейтенантов, каждый выпуск, для десантных войск. То есть, еще будучи курсантом в училище, мой взводный прыгал с парашютом и всячески готовил себя к службе. Сразу поясню, служба в ВДВ относится к особым, сложным физически и морально видам войск. Исчисляется выслуга у офицеров ВДВ один год за два, так как все ВДВ – это войска специального назначения. Есть соответствующая доплата – как офицерам и прапорщикам, так и срочникам, правда, срочникам – смехотворная в то время – один рубль.

Регулярные прыжки с парашютом в составе роты или батальона – это опаснейшее предприятие, требующие от офицера максимальной собранности и плюс ответственность за своих солдат и сержантов. Об этом подробно в следующих статьях. Практически все занятия старший лейтенант Семенов проводил лично, даже иногда заменял замполита роты и сам проводил политические занятия на высоком уровне. Семенов не курил.

Однажды на занятиях на телеграфном ключе, а это основа подготовки радиста, весь наш взвод буквально спал на глазах. Сержанты сидели в конце класса и хитро поглядывали на офицера. Ему стало ясно, что взвод ночью не спал, а сержанты, мягко говоря, развлекались, не давая курсантам спать. Семенов в таких случаях делал жесткие выводы. Сержанты лишались увольнений и так далее. Он их не бил, так как командиром был интеллигентным и по росту ниже, чем наши сержанты, хотя вырубить мог на раз и два.

На укладке парашютов взводный также находился рядом. Здесь свою роль играли и сержанты, надо отдать им должное, они правильно и четко укладывали парашюты и объясняли нам, правда, слегка нервно. Укладывали мы купола на морозе, стояли на одном колене на плацу. Впоследствии чего, я подхватил гнойную флегмону, но это уже другая история.

Занятия по рукопашному бою тоже проводил сам Александр Анатольевич. Кстати, в Афганистане он также взялся проводить такие занятия с солдатами и сержантами нашей второй роты радистов переносных радиостанций.

Однажды, уже перед выпуском из учебки, в начале апреля 1985 года, наш взвод сдавал экзамен по швартовки колесной техники на десантной платформе. Нам нужно было привязать фигурально выражаясь, КШМ «Чайка» на базе ГАЗ–66 к алюминиевой или титановой платформе для десантирования ее из самолета ИЛ–76МД. Мы всем взводом вместе с командиром копались весь день. Семенов стоял, держа в руках сложную схему швартовки. Правильно, он же не специалист по десантированию техники. В чем-то была ошибка, офицер понимал, но что сделано не так?.. В полночь он отпустил нас из ангара и разрешил отбиться. Сам остался изучать чертеж и еще раз швартовать «Чайку», вместе с сержантами. Как он сам рассказал, получилось только у него к пяти часам утра.

На следующий день комиссия проверяла наш взвод. Мы стояли в беретах около зашвартованной машины по стойке «смирно», и с важным видом смотрели поверх голов полковников. Докладывал сам командир взвода с указкой, указывая на основные узлы и так далее. Потом проверяющие спросили сержантов, кто-то что-то ляпнул и из нас, курсантов. В результате, взвод получил оценку – «отлично». Проверяющий полковник из другой части отметил, что наша работа ему очень понравилась. Нам, курсантам, было немного стыдно, что всю львиную и сложную работу сделал наш командир взвода. Он дал нам выспаться, а то мы стояли бы перед комиссией, как осоловевшие истуканы. Вот такой он был, мой командир. А дальше мы полетели с ним «за речку».

Прилетели днем в Фергану. Жара страшная. В Литве было минус десять, а здесь сорок жары. Ночевали мы перед отправкой в Афганистан, в близи Ферганского полка ВДВ, в городке в горах. Поздно вечером сидели мы с Витьком на завалинке старенькой казармы и смотрели на звезды. Где-то вдали выли и лаяли собаки, где-то была там за горами, деревня или кишлак. Потом Витек ушел на умывальник, запастись водой на завтрашний день. Из темноты появился наш командир взвода и подозвал меня к себе.

– Шура, есть задание, – тихо сказал офицер.

– Боевое, товарищ старший лейтенант?

– Почти, он достал из карманов две бутылки водки «Столичная».

– Спасибо, конечно, но нам с ребятами не осилить, хотя можно, конечно, рискнуть? – наивно ответил я, всерьез полагая, что это нам, салагам и слонам ВДВ.

– Ну, ты даешь! Эти бутылки, для офицеров в Афган. Мои проставные пузыри, понял?

– А, усек! Отлично!

– Их нужно зашить к тебе в бушлат, а то нас офицеров таможня шмонает будь здоров. Не пронесу…

– А! Я все понял, в рукава? Чтобы не заметно! Сделаю, понял…

– Ну давай, если найдут, молчи как рыба, усек?

– Так точно, все сделаю…

В течении часа я зашил эти бутылки в рукава своего бушлата и, конечно, пронес вещь-мешок спокойно, не вызвав подозрений таможенников. Приземлились мы через пару часов в Кабуле, я писал раньше, как нас распределили и повели по батальонам. Взводный взял меня в свой взвод. Неужели это водка сработала?.. А что здорово написать потом рассказ, как водка взводного спасла мне жизнь…