Прометей. Возвращение

Сергей Skolorussov

Прометей. Возвращение

«Весь год солнце светило тускло, и плоды незрелыми падали с деревьев. Римляне восприняли это как кару богов за совершённое преступление. Тело Цезаря, согласно римским обычаям, с большими почестями сожгли на костре и соорудили на этом месте храм в его честь».

История Рима. 44 год до н.э.

Глава сорок девятая

17 апреля 2063 года

Хутор Смородинский

С надеждой на встречу с любимой

Ярослав взлетал всё выше и выше. Холодная земля осталась далеко внизу. Теперь он прорывался через промозглую влагу облаков. Вода насквозь промочила одежду и дрожью проникала в каждую клеточку организма. Парень машинально притянул к окоченевшему телу руку, в которой держал пылающий факел. Но огонь почти не грел – влага, шипя, заливала его. Чтобы взбодрить пламя пришлось свободной рукой срочно организовать поддув. Огонь стал потихоньку оживать. Ничего-ничего, ещё чуть-чуть, взберусь повыше и факел можно будет закрепить. Закрепить в центре небесного купола. Пусть он светит и греет грешную Землю. Люди так ждут твоего тепла. Подъем факела продолжался. Облака начали таять, а небо голубеть. Ещё немного и всё получится. Вот так, вот так! Ура! Факел начал пылать с новой силой! Но в тот момент, когда Яр практически взмыл над облаками, откуда-то, неизвестно откуда, появился вертолёт. Он зычно рыкнул в ухо и едва не зацепил голову. Ты совсем сдурел? Смотри, куда летишь! Зря грозил. Бесполезно. Вертолёт улетел, но ветер, пытающийся его догнать, невероятным порывом вырвал из руки факел. Самого Ярослава этот порыв затянул в жуткую воздушную воронку, напоминающую смерч. Потухший факел, словно раненный селезень, безмолвно падал камнем вниз. Всё стало бесполезным, бесперспективным, безнадёжным. Холод сковал тело, губы и мысли. Это конец, всё погибло…

…Ярослав вздрогнул и открыл глаза. Стёр ладонью пот со лба. Чёрт, опять снятся кошмары. Вторую ночь снится один и тот же дурацкий сон. Снится по кругу, как киносеанс в американском кинотеатре. Не поймёшь, где начало, а где конец. Взлёт – падение, взлёт – падение. К чёрту! Шелихов вскочил с постели. Я уже здоров, я уже здоров, я уже здоров! Давно пора отсюда выбираться. Маша меня не поймёт, Бузмаков меня не поймёт, никто меня не поймёт. Я и сам себя не пойму. Не пойму, почему я, здоровый мужик, валюсь здесь на чужой постели. Валяюсь и ничего не делаю. Не делаю в тот момент, когда дел невпроворот. Надо, надо, надо! Надо срочно внедрять наше изобретение. А иначе весь труд, все риски, связанные с работой в замёрзшей Москве, коту под хвост.

Мара, где ты? В голове снова закрутилась старая пластинка воспоминаний. Тот же кошмар, только не во сне, а наяву. Хотя поначалу он показался нереальным ночным кошмаром…

…Я умер? Вероятно. Не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. А главное – холодно. Невыносимо холодно. Даже голова думать не может – так замёрзла. Очевидно все так умирают – мозг работает до тех пор, пока тело совсем не остынет. Прискорбно. Как же я умер? Не помню. Не знаю. Лучше бы мозг сразу отключился – невыносимо осознавать, что ты уже умер. О-па! А пальцы на руке ещё шевелятся. О! Чуть размял, и даже сильнее зашевелились. И чувствуют, чувствуют! Вот моя почти замороженная нога, хотя ногой прикосновение пальцев не ощущаю. Вот какая-то стенка ледяная. Гроб? А вот что-то похожее на цилиндрический сосудик размером с флакон духов. Что это? Ба! Слава богу, я соображаю! Может, ещё не умер? Это шприц-тюбик с энергетической капсулой. Лекарство для тех, кто замёрз и почти не дышит. Вообще-то его колют прямо в лёгкое. Это самый эффективный способ заставить дышать того, кто уже стучится замёрзшей костяшкой в арктический рай. Но можно и в вену. И даже в мышцу. Например, в бедро… Дьявол, я вспомнил всё. Вернее, последнее, что я помню: пью чай и ложусь в этот «гроб-прицеп», сделанный моими собственными руками из автомобильного бокс-багажника. И всё – дальше темнота. Больше ничего не помню. Откуда здесь эта капсула? Да, у нас оставался последний шприц-тюбик. Но он был не в прицепе. Видимо, Мара сунула мне его в последний момент. Молодец! Или дура? Хм, он мог и ей понадобиться. Чёрт! Где я? Что со мной? Где Мара? Собственно, что ты ноешь? Вкалывай капсулу и беги её искать! Воткнуть шприц-тюбик в бедро не составило труда. Сразу задышал. Задышал! Задышал!!! По телу пошёл озноб, сопровождаемый теплом и приливом сил. Помогает! Значит, не трупак! Руки машинально ощупали всё, что можно ощупать. Жив, жив! Жив курилка! По крайней мере, руки чувствуют тело, а тело чувствует руки. Но почему так холодно? Отчего так темно? Руки прошлись по краям ящика, в котором он лежал. Гроб? Шелихов, ты дурак? Повторно пугаешься от одной и той же мысли. Ты же уже вспомнил, что это багажник. Бр-р-р, голова ещё не начала работать в полную силу. Руки продолжали машинально шарить по пространству ящика. Стоп! А это что? Хм, что-что?! Это голофон. Ни с того ни с сего парню стало смешно. То ли это была рефлекторная реакция на возвращение к жизни. То ли химический эффект, вызванный воздействием некоторых опиат-составляющих энергетического чудо-средства. Шелихов хихикнул. Хи! В гроб положили мой голофон? Так хоронили скифских царей и фараонов. В могилу клали всё, что может пригодиться в загробной жизни. Но зачем мне голофон в загробной жизни? Кому там звонить? Звонить там некому, совсем некому. И интернета в могиле нет. Хи-и… О! А вот музыку в гробу послушать можно. Джинн, ты меня слышишь? Из аппарата тут же выплыл полупрозрачный образ духа, готового исполнить любое желание хозяина. «Слушаюсь и повинуюсь», – громогласно с предельно серьёзным выражением лица заявил джин. «Поставь-ка что-нибудь весёлое, чтобы мои похороны не были столь мрачными», – просьба не из самых невыполнимых. После дежурного «будет исполнено, хозяин», вместо джинна нарисовался мужик в чалме и в халате с красочной дойрой в руке. Он ловко застучал в этот древний восточный бубен, выбивая чёткий ритм. Поддавшись музыкальным тактам, за музыкантом тут же выплыли три красавицы в шёлковых шароварах. Они ловко вписались движениями своих оголённых животиков в задорный ритм дойры. Шелихову такого рода клип не понравился: «Э-э-э, джинн, ты чего? Это не моё. Да и не пустят меня в мусульманский рай. Можешь, что-нибудь другое?» Джинн осклабился и громко поскрёб жёсткую кожу на щеке: «Чего же ты хочешь, хозяин?» Но Шелихову уже расхотелось слушать музыку. Лежать и слушать любимые мелодии? Сейчас? Здесь? От музыки теплее не станет. Она не решит, как выбраться. Не поможет найти Мару. «Всё, отстань. У нас с тобой разные вкусы. Лучше включи самый яркий свет», – Ярослав ещё не пришёл в себя до конца, по-прежнему сомневаясь, что он находится в реальном мире. Но яркий свет голофона окончательно вернул ему память и способность действовать. Так, так, так! Шелихов поднял ногу и попытался поставить её за предел бокса. Не получилось. Нога не нащупала твердь. Хорошо не вскочил резво! Ярослав при помощи фонарика скрупулёзно осветил все окрестности. Оказалось, что он лежит в автомобильном боксе в небольшой ледяной нише на краю бездонной пропасти. Парень совсем не понимал, как он здесь очутился. Плевать «как»! Надо выбираться. Выбираться и спасать Мару. Её нет рядом – значит, произошло что-то ужасное. Свет голофона не смог достичь дна пропасти. Но в боксе лежала крепкая верёвка и химические свечи. Шелихов бросил одну свечу, затем вторую. Да, точно, там что-то есть. А если там аэросани с Марой? Это страшное предположение подвигло его к активным действиям. Хотя здесь одними активными действиями не обойтись. Можно и шею сломать, и девушку не спасти. Чтобы спуститься вниз, надо сначала придумать, за что закрепить верёвку. Но зацепить её было не за что. Ни ледорубов, ни кошек, ни страховочных крючьев или дюбелей в комплекте с верёвкой не наблюдалось. Верёвка не имела никакого отношения к альпинистскому снаряжению. Это просто верёвка. Хоть и крепкая. Прихвачена она была на всякий случай. Но Ярославу и в страшном сне не могло присниться, что во время перехода на аэросанях, ему придётся спускаться в пропасть или подниматься по горному склону. Да, задача…

В конце концов в голову всё же пришла единственно правильная, как ему показалось, мысль. Надо сначала взобраться на поверхность ледника, а затем поднять ту часть бокс-багажника, в которой он лежал. Верхняя крышка, видимо, улетела вниз вместе с аэросанями. Надо попробовать установить двухметровый бокс мостиком над этой узкой расщелиной. А уже затем, привязав верёвку к этому мостику, спуститься вниз. Но как взобраться без снаряжения? Ярослав высунул голову из своей ниши и заглянул наверх. Там призывно манил прекрасный солнечный день с голубым прозрачным небом. М-да, до поверхности недалеко – метров пятнадцать. Но ведь не допрыгнешь! И не взлетишь. Что же делать!? Внезапно в голову пришла блестящая идея. Зонтик! Здесь должен быть зонтик! Вот он! В последний день удачных опытов в малой лаборатории он изготовил зонт. Точно такой же, как тот, что был у Бузмакова. Нет, он не готовился к дождливой погоде в Сочи. Вовсе нет. Но ему очень нравилась идея использовать новый материал для изготовления этого столь нужного аксессуара. Очень удобный получился зонт. Очень. И очень практичный. М-да, когда-нибудь кроме солнышек на небе из нашего прометеона будут изготавливать и зонтики. Миллионы зонтиков. Они будут востребованы в мире, где идёт не только снег, но и дождь. Мечты, мечты… Ладно, надо сначала выбраться отсюда. Страшно? А чего бояться? Материал крепкий. Очень крепкий. Купол зонта невозможно ни сломать, ни согнуть. Ручка тоже надёжная – выдержит. Знаю, сам делал. Раскрывался зонт при помощи кнопки, которая замыкала цепь между батарейкой и поверхностью этого необычного материала, названного Марой «прометеоном». Вот с помощью этого зонта я и выберусь на поверхность.

Он вытянул руку из ниши, подняв её как можно выше, и нажал кнопку на ручке. Зонт раскрылся, упёршись краями в стенки узкой расщелины. Шелихов с силой дёрнул зонт на себя. Тот не сдвинулся ни на дюйм. Чёрт возьми! А ведь он выдержит мой вес! Вполне выдержит. Документы и всякую мелочь Ярослав сложил в рюкзак. А «гроб-багажник» и три канистры с бензином привязал к концу верёвки. Второй конец закрепил на поясе. Так-с, надо выбираться. Слава богу, что он стилизовал зонт под старинный аксессуар с ручкой, загнутой на конце в крючок. Ухватившись за него, Шелихов легко подтянулся вверх. Голова уперлась в раскрытый купол. И что дальше? Да ничего, купол невозможно обогнуть. Совсем невозможно. Просто так залезть на купол не получится. Эта сверхзадача неисполнима. Я не акробат и не супермен. Надо признать этот опыт неудачной попыткой. Раздосадованный он вновь спустился в свою нишу. И что делать? Вот идиот! Надо было изготовить два зонта. С двумя я бы вылез. Раз, два, раз, два – и вскарабкался. А так… Очередной вариант выхода из создавшегося положения не заставил себя ждать. Вот что значит голова учёного-естествоиспытателя! Плюс энергетическая капсула. Новый вариант вряд ли можно было назвать научно обоснованным. Впрочем, «научный тык» – всё же «научный». Ярослав привязал конец верёвки к ручке зонта и стал кидать сложенный зонт вверх. Надежда была на то, что зонт долетит до поверхности, ударится кнопкой о лёд и раскроется. Бросать пришлось долго. Сначала никак не удавалось докинуть зонтик до самого верха расщелины. Затем зонт наотрез отказывался раскрываться. Вариантов, что, долетев до заданной точки, он ударится именно кнопкой, было не так уж много. Но всё же это произошло. Зонт раскрылся и при натяжении верёвки полностью перекрыл расщелину. Отлично! Кряхтя от напряжения, Шелихов вскарабкался под купол зонта, ухватившись за загогулину рукоятки. Чёрт! Проблема не стала разрешимой. Вот она поверхность ледника – рядом. Но взобраться на неё мог разве что циркач. Купол зонта по-прежнему мешал. Не купол, а непреодолимое препятствие. Как ни старался молодой «естествоиспытатель», как ни пыхтел – выбраться из ущелья ему не удалось. Досада… В какой-то момент попытка вообще могла закончиться трагически. Позабыв об осторожности, он коснулся кнопки. Бац! Зонт закрылся. Зонт закрылся, и парень полетел вниз. Хорошо, что не потерял самообладание и не выпустил зонтик из рук. Повторное нажатие кнопки заклинило этот полёт в преисподнюю как раз напротив того самого места, где он оказался после изначального падения. Чёрт! Всё вернулось в первоначальную точку. Переведя дыхание и доведя сердцебиение до обычного состояния, Ярослав стал повторять попытки по забрасыванию зонта на поверхность. На этот раз удача сопутствовала ему гораздо быстрей. Уже в третьей попытке зонт ударился кнопкой и вновь раскрылся, перекрыв провал. Вот что значит опыт! На этот раз Шелихов изменил тактику. Вскарабкавшись под купол зонта, он подтянул следом пластиковый бокс. Забросить его на поверхность не составило особого труда. «Гроб» был гораздо шире ледяной расщелины. Он занял своё место рядом с зонтом, опёршись концами о края обрыва. На такой мостик Шелихов, хоть и с трудом, но всё же забрался быстро. Фу! Спасся. Теперь нужно спасать Мару. Влюблённый парень перевёл дыхание и отвязал зонт. Теперь он был ему не нужен. Опорой для спуска должен был служить пластиковый бокс. Но перед тем, как начать спуск, он всё же решил размяться. Не для того, чтобы согреться, ему было жарко после трудного восхождения, а для того, чтобы привести в тонус мышцы. Он стал ходить кругами, приседая, подпрыгивая и вертя руками, словно мельница. Стоп! Ярослав увидел следы. Да она же не провалилась! Так-так-так… Вот след аэросаней. Санки перескочили пропасть, а прицеп ударился об её противоположный берег и улетел вниз. Ага! Вот следы удара, а вот следы коленей и рук Мары. Она ползала по краю пропасти и пыталась обнаружить его, Ярослава. Понятно, я лежал без сознания в нише и ничего не видел, ничего не слышал. Голова вновь заныла: то ли вспомнила болезненное падение, то ли от создавшейся ситуации. Естественно, что она кричала и кидала на дно ущелья осветительные свечи. Обидно. Очень обидно. Сколько же я провалялся в беспамятстве? Ладно, смотрим внимательно на следы. Молодец! Она не стала ждать, когда окончательно превратится в сосульку, а двинулась в дальнейший путь. Вот след. Фу-у-у… Теперь всё будет хорошо. Мара жива и здорова. Это самая отличная новость! Надо и самому сматываться отсюда. Сматываться пока светло и пока снова не стал замерзать. Подъем заставил изрядно попотеть. Теперь эта влага работает во вред.

Недолго думая, он соорудил примитивный парусник. С севера дул достаточно сильный ветерок. Почему бы не воспользоваться возможностью прокатиться за счёт возобновляемой природной энергии. Он закрепил при помощи верёвки зонт к «гробику» и бросил в него рюкзачок. Подумал и положил туда же канистры с бензином – не пропадать же добру? Кто знает, вдруг удастся развести костёр? Затем раскрыл купол зонта, разогнал пластиковый бокс и на ходу запрыгнул в него. Слава богу, его кораблик поплыл по снежному бескрайнему морю. Да, хорошо, что ветер дует в нужную сторону. С другой стороны, здесь начинается пологое снижение ледника, что также добавляет скорости. Ещё километров сто и сани скатятся вниз на матёрую землю. Время от времени, Ярослав соскакивал и бежал рядом. Так делают каюры, погонщики северных упряжек. Но они это делают, чтобы дать отдохнуть оленям или собакам. Шелихов бежал исключительно ради того, чтобы не замёрзнуть. Несколько раз приходилось вручную перетаскивать свой парусник, чтобы вернуться на колею, оставленную аэросанями. Ярослав не надеялся догнать девушку —всё же у неё мотор, а не парус. Ярослав хотел быть уверенным, что она добралась до конечного пункта без проблем. И правильно делал. В конце концов он добрался до того места, где у Мары кончился бензин. Так-так, дальше она пошла пешком. Вот теперь я вполне могу её догнать. Но надо спешить, слишком опасно для девушки гулять в одиночестве по ледяной пустыне. Установив причину остановки аэросаней, Ярослав залил полный бак, прицепил свой «гробик с парусом» и двинулся в погоню. Уже минут через пятнадцать «погоня» достигла того места, где Машины следы обрывались. Не могла же она исчезнуть или провалиться сквозь лёд?! Не могла – здесь нет провалов. Но она вполне могла улететь. Значит точно – вертолёт был. Он не приснился. Именно его звук вернул меня к жизни. Слава богу, она спасена. Она жива. Но, чёрт возьми, она думает, что я погиб. Надо торопиться. Надо разогнать её чёрные мысли, съедающие душу. Быстрее, Шелихов! Скорее, Шелихов! Вперёд, Шелихов! И парень устремился на юг. С надеждой на скорую встречу с любимой…

…Не доехал. Не добежал. Не дошёл. Встреча с любимой пока не состоялась. Пора мне и отсюда убираться. Ярослав встал, оделся и выглянул в окно. За окном было молоко. Опять метель. Чёрт! Дверь приоткрылась, в ней показалась мальчишечья голова:

– Мамка кушать зовёт.

На кухне шкворчали драники. В воздухе висел смрад. Аппетитный смрад. Молодая женщина сосредоточенно перекладывала испечённые оладушки в большую тарелку:

– Господи, зима не кончается. Метель такая, что нос из дому не высунешь. Опять не приедет.

– Кто? – не понял Шелихов.

– Да есть тут у нас один бизнесмен, – она выделила слово «бизнесмен» уничижающей интонацией. – Снабжает нас. Дороговато, но куда деваться? Вон уже и мука на исходе и масло заканчивается.

Она горестно вздохнула и развернулась с блюдом к столу. Мальчуган лет десяти-двенадцати, девчонка-пятилетка с торчащими в разные стороны косичками, и гость – все держали наготове вилки и глотали при этом слюни.

Дети за обе щёки уплетали драники, в которых, судя по всему, помимо картошки присутствовала тыква и репа. Шелихов съел один драник и остановился. Ему не хотелось объедать женщину с детьми. Она и так много сделала, приютив его. Но аппетит бродил в желудке с ножом в руке. Удержаться почти невозможно. Женщина уловила его сомнения:

– Ешьте, ешьте! Не стесняйтесь. После такого путешествия надо восстанавливать силы. Если честно, я думала, вы заболеете, настолько были вымучены.

Ярослав кивнул и стал уплетать оладушки, запивая их горячим чаем, заваренным на каких-то местных травах. Уловив новый её взгляд, похвалил:

– Вкусно. Очень вкусно.

Утолив голод, Ярослав откинулся на спинку стула, потягивая в удовольствие чаёк:

– Спасибо.

Хозяйка улыбнулась в ответ:

– На здоровье.

Шелихов поддержал диалог:

– Трудно одной?

Она скривила подобие улыбки. Но непроходящую грусть улыбка не прикрыла:

– Почему «одной»? Нас четырнадцать человек. Было больше, но в прошлом году совсем плохо стало. Урожай больно скудным уродился. Холод собачий. Не лето, а сплошные заморозки. Что ни ночь, то заморозок. Что ни ночь – заморозок. Многие не выдержали и уехали.

Она заученно вытерла рты своим непоседам, помогла девчонке спуститься со стула, а парня просто тронула за плечо. Это означало окончание завтрака. Девчонка пропищала:

– Спасибо, мамулечка.

– Пожалуйста, пожалуйста. Иди, роднулька, поиграй, – мать подтолкнула девочку к двери. – А ты, Паша, принеси угля. Курей я уже покормила. Проверь, хорошо ли дверь у них закрыта?

Пацан по-деловому мотнул головой и тут же смылся.

Ярослав решил продолжить разговор. Но вышло это немного неуклюже:

– А, так это вчера мы куриный бульон ели!? А я думаю: чего он такой вкусный?

На этот раз она улыбнулась не так грустно:

– «Куриный бульон», хм, скажете тоже. У меня всего семь кур, да петух. Куда их рубить? Несут два-три яйца в день – и то счастье. А бульон этот – Пашкина заслуга. Вороны уже прилетели. Вот он их и ловит.

В это время дверь открылась, и в кухню вошёл лёгкий на помине Павел. Услышав фразу матери, он тут же вставил свои пять копеек.

– Ага. Я завтра ещё крота поймаю.

– Крота? – удивился Шелихов. – Земля ещё мёрзлая. Откуда кроты?

– В теплицах уже отошла. Я вчера его нору видел. Отвал совсем свежий. Попытался водой отлить. Но он хитрый, удрал. Я раньше много их ловил. Электрошокером. Это, когда свет был. Теперь приходится голову ломать. Но ничего, я уже придумал, как его поймать.

– Как?

– Секрет.

– Ну, скажи, как?

– Кротов мало, а едоков много. Если всем рассказывать, с голоду сдохнешь.

«Партизан» схватил пустое ведро из-под угля и тут же скрылся за дверью. Настя, так звали его мать, продолжила рассказ о своём житье-бытье:

– Зимой ничего ещё. А летом много лихого народа бродит. На соседней улице две семьи вырезали. А всего в станице и не сосчитать.

– А эвакуироваться на юг не задумывались?

– А что мне там делать?

– Вы здесь не выживете.

– А там выживу? Какая разница, где дохнуть? Все мои родственники и знакомые эвакуировались. И где они?

– Где? – не понял Шелихов.

– Нигде. Нет их уже. Их уже не волнуют наши проблемы. Их уже ничего не волнует. Надеюсь, хоть похоронили, а не собакам скормили.

Она взяла в руки банку с завинчивающейся крышкой и попыталась открыть. Не получилось. Вздохнула:

– Господи, как трудно без мужика. Никто тебе даже крышку не открутит. На-ка, отверти!

Глава пятидесятая

17 апреля

Восточно-Европейский ледник

Выживший

Ахтаров очнулся под завалом. Сверху его прикрывало тело лётчика и хорошая куча дроблёного льда. Лётчик оказался мёртвым. Из его виска торчал осколок.

Влад не предполагал, что ему придётся долгое время провести на морозе. Ветер усилился, становилось зябко. Он надеялся, что прилетит поддержка, посланная генералом после его звонка. Сейчас звонить уже не было возможности. В этих далёких от цивилизации местах сигнал можно поймать только на борту воздушного судна. Прождав целый час, Ахтаров понял: что-то пошло не так. Его сочинская куртка не была приспособлена к путешествию по ледяной пустыне. Зато к этому были приспособлены арктические костюмы американцев. Пришлось раздеть и разуть того самого негра – его размеры соответствовали размерам Влада. Сразу стало теплей. Но сколько идти до ближайшего жилья по ледяной пустыне? Может, сутки, может, двое. Не факт, что дойдёшь. Интересно, а экзоскелет, в который облачён ещё один погибший американец, уцелел? Экзоскелет был мощным, с тяжёлой бронёй. Но работал. Влад отцепил броню, чтобы снизить нагрузку и таким образом сэкономить заряд батареи. Затем приладил датчики к мышцам ног, задал программу ускоренного движения и, жужжа гидравлическими приводами, громко затопал прямиком на юг. Кроме экипировки Ахтаров прихватил штурмовой автомат, ракетницу, сухой паёк, несколько энергетических шприц-тюбиков и прибор ночного видения.

Глава пятьдесят первая

18 апреля

Сочи. Резиденция Бочаров ручей

Инфляция по-русски

Расширенное заседание правительства президент начал глубокомысленной фразой:

– Жить всем осталось недолго, – он цыкнул и покачал головой, обведя всех страдальческим взглядом. – Надо каким-то образом приободрить народ, чтобы он хотя бы сейчас не думал о плохом.

Министр финансов Ларчиков с места возразил:

– А зачем нам это надо, если всё равно все скоро умрут? Да и финансов на это у нас не запланировано.

Президент не возмутился, не повысил голос, а спокойно объяснил:

– Многие в прошлом рассуждали так, как ты, Эдуард Владимирович. Но из-за своей жадности и скудоумия, либо легли под нож гильотины, либо были расстреляны в подвале.

После такого объяснения уже никто из присутствующих не возражал первому лицу. Президент продолжил:

– Жду ваших предложений. Наиля Идрисовна, что скажете? – обратился он к министру труда и социальной политики.

Юсупова голосом слабой женщины чуть слышно пропела на одной ноте:

– Мы можем объявить какой-нибудь новый всенародный праздник.

– Какой?

– Я не знаю. Ну, например, «День счастливого человека».

– И что это даст?

– Люди любят праздники. Устроим на улице фейерверки. Поставим эстраду, пригласим популярных артистов…

– Нет! – президент решительно замахал рукой. – Праздников у нас предостаточно. К ним все привыкли. Они уже раздражают.

Неугомонный Ларчиков снова крикнул с места:

– Давайте тогда снизим инфляцию!

Президент пристально уставился на него:

– А какая у нас инфляция?

Министр финансов:

– 4,7%.

– Да? – удивился президент. – Это не много. Совсем не много.

Джужома подсказал:

– Так это официальная инфляция. А есть ещё реальная.

Министр финансов не стал ждать вопросов от президента:

– Реальная – семнадцать процентов. Это тоже не много.

Президент:

– Это плановая или фактическая?

Министр замялся:

– Ну, как вам сказать…

– Скажи хоть как-нибудь.

– Э-э-э…

– Это годовая?

Ларчиков ответил вопросом на вопрос:

– Ну а какая ещё?

Его опять подковырнул Джужома, вечный оппонент министра финансов на подобных совещаниях: