– Ему не нужны люди… Он сам живой и только ждет случая, чтобы напакостить. Мне даже страшно иногда бывает. Здесь живут души погибших хозяев, они стонут ночами, стучат в стены, но особняк их не выпускает. Я сама видела привидение, – прошептала она. – Это был старый хозяин в своем шаманском наряде, прямо как на портрете, но словно живой… Я думаю, его душа заключена в той дьявольской картине.

– Где же ты его видела? – заинтриговано спросила я.

– Он иногда бродит по второму этажу, неподалеку от портрета. Я в ту ночь решила бренди немного выпить, уснуть не могла, и пошла на второй этаж в бар. Ну тот, что в курительном салоне. Ой! – прикрыла она ладошкой рот. – Только ты не говори никому. Хозяин конечно не запрещает пользоваться баром, но как-то неудобно, да и двадцати одного года мне еще нет… Дядя если узнает, голову мне оторвет!

– Конечно не скажу, тем более бессонница – повод серьезный, – еле сдерживая смех сквозь серьезную физиономию, заверила я.

– Так я прошла через каминный зал, через следующую комнату с чертовым портретом. Свет не зажигала, луна из сада светила, тишина. Уже почти зашла под арку в следующую галерею, как чувствую, кто-то на меня смотрит сзади. Я обернулась, а шаман посередине комнаты стоит. Правда темно, вижу только расплывчатые очертания его медвежьей шкуры, зато глаза, как сейчас помню, лютым огнем горят. Я еле крик сдержала, крестясь и поминая всех святых, со всех ног помчалась в бар. Там и просидела всю ночь, запершись.

– И ты никому об этом не рассказала??

– Конечно, нет – тебе первой. Как бы я объяснила, что ночью на втором этаже делала? Пришлось бы и о бренди рассказывать, тогда точно дядя бы мне голову оторвал. Самое обидное, что от ужаса я даже забыла, зачем в бар шла. Так и не выпила, не до того мне было. Всю ночь в страхе тряслась, – закончила свою историю Софи. – Ну ладно, пошла я. Дядя, наверное, меня уже ищет. Приятно было познакомиться! Приходи, если скучно будет. Я практически никуда не выхожу отсюда, моя комната самая дальняя от сауны. Пока!

Софи убежала, а я, немного посмеявшись, задумалась. Кажется, не одну меня здесь галлюцинации преследуют. Не нравится мне это. Не нравится… Затушив сигарету, я по лестнице поднялась на балкон второго этажа. Осталось обследовать еще два.

На третьем этаже балконов в сад уже не было, да и окна в галереях, хотя и огромные, но до пола не доходили. Западная узкая галерея была пуста. Кое-где на стенах висели картины современных мастеров. В северо-восточном углу располагалась большая комната. Дверь была не заперта, и, заглянув туда, я решила, что здесь обосновался Дэн. За комнатой Дэна был большой холл с кожаной мягкой мебелью и бильярдным столом. Северо-западный угол занимал уютный домашний кинотеатр, а из западной галереи был вход в огромную светлую студию, во всяком случае, я бы заняла этот зал под студию. Комната была практически пуста, а на полу стояли еще не распакованные большие ящики.

Далее галерея вела в огромную мрачную часовню с темными гобеленовыми стенами и выложенным черной смальтой полом. Там же висели старинные иконы, стояли огромные серебряные подсвечники и канделябры, а в центре рядами располагались скамьи. Свет еле пробивался сквозь цветные витражи и падал на пол кровавыми лужами. Часовня подействовала на меня угнетающе, и я поспешила уйти оттуда.

Зато следующая за часовней комната оказалась библиотекой, которую я и искала. С трудом открыв тяжелую, осевшую резную дубовую дверь, я застыла в немом изумлении. Понятно, что, находясь в южном крыле, она не пострадала от огня, но оказалось, это было единственное место, которое осталось неизменным со дня постройки особняка. Даже пыль, лежавшая повсюду, казалась столетней. Плотно прикрыв за собой дверь, я вошла в это застывшее во времени царство.

Стеллажи из красного дерева, плотно заставленные книгами, уходили под самый потолок. К верхним полкам вели легкие приставные лесенки. Судя по корешкам, книги были на самых разных языках, я увидела даже арабскую вязь, но большинство, ясное дело, на английском. Посередине стоял огромный дубовый стол, на котором в беспорядке валялись книги. Очевидно, это была уже работа Майкла.

Усевшись в удобное кожаное кресло, я попыталась разобраться, что он здесь искал. Я начала перебирать толстые фолианты. В основном это были книги по истории Америки и описания индейских племен, но меня привлек большой старый альбом, лежавший обособленно. Открыв его, я поняла, что это дневник путешествий прадеда Гордона.

Рукописные страницы сменялись зарисовками, какими-то чертежами. Бегло пролистав его, в конце на отдельном листе я увидела знакомый рисунок – шаман, очень похожий на того, что на картине. На тщательно прорисованном его наряде некоторые детали имели пояснения, а на обнаженном торсе как раз напротив сердца я рассмотрела татуировку, но понять, что она изображает, не смогла. Рисунок от старости смазался и потерял четкость.

Отдельно была карандашная зарисовка какого-то предмета, похожего на подвеску или амулет. В нем я угадала медведя с оскаленной пастью, опутанного сетью или заключенного в клеть из тонких прутьев. Рисунок был очень натуралистичным. Медведь злобно рычал, стоя на задних лапах, готовый к атаке, но дотронуться до прутьев боялся. Смесь ярости и испуга были на его морде. Присмотревшись, я обнаружила эту подвеску и на шамане.

Под рисунками была приписка: «Не каждому дано при жизни пройти узкими вратами через кошмарное испытание ритуальной смерти, чтобы взойти на высшую ступень, но не потерять душу, завороженную потусторонним зовом, не стать безвольным исполнителем воли темных сил, а почувствовать зов Могущества, услышав его не на собственную погибель…» Далее шло несколько строк, которые я не смогла разобрать и, тем более, перевести. А потом – «…дух существует независимо, но не имеет материальной силы, пока не будет вызван. При посредничестве людей, которые в него верят и которые его понимают, он будет действовать магически, а воплотившись в проводника, и материально. Но до тех пор дух обитает в бездне…» Вот интересно, человек, писавший эти строки, действительно верил в эту чушь, или это интерпретация индейских легенд?

Я поежилась от прохладного сквозняка и подняла голову от дневника. За окнами спустились сумерки, и в библиотеке стало почти темно, а я так увлеклась, что даже свет не включила. И вдруг у меня по спине побежали мурашки. Сквозняк… Какой к черту сквозняк в почти герметичном помещении?? Я замерла. В углах библиотеки и за моей спиной окончательно сгустился мрак, только впереди из окна падал слабый свет. А из темноты кто-то внимательно за мной наблюдал – я затылком это чувствовала! Насколько я помнила, выключатель находился возле входа, а до него надо еще добраться. Кажется, взгляд сзади исчез. А может, я просто взяла себя в руки, и никакого взгляда не было, просто на меня так подействовала темнота?

Пытаясь не шуметь, я встала из-за стола и, практически на ощупь, стала пробираться к выходу. Зрение немного адаптировалось к полумраку, и я увидела, что створка двери приоткрыта. Сама распахнуться она никак не могла, так как я помнила, с каким трудом ее открывала. Значит, кто-то действительно неслышно заглянул в библиотеку, но увидев меня, так же тихо ушел. Кто это мог быть? Не думаю, что Софи или ее дядюшка, а ведь больше никого в особняке нет. Или есть?? Закрыв за собой дверь библиотеки, я быстро пошла к лестнице и спустилась вниз, изо всех сил стараясь не смотреть по сторонам и не перейти на бег.

Возле кухни я снова встретила Софи.

– А я тебя искала с полчаса назад, стучала в твою комнату, но ты не ответила, и я решила, что ты уснула или ушла на прогулку. Звонил Гордон, сказал, что очень занят, и чтобы мы его не ждали к обеду. А Дэн поехал на катере за Майклом и Линдой. Они здесь будут с минуты на минуту, так что ты можешь идти в столовую – я начинаю накрывать обед.

– Спасибо! Я подожду Дэна в саду, – не могла же я ей сказать, что меня охватывает страх только от мысли опять одной очутиться на этаже. – А кроме нас и твоего дяди сейчас в доме никого нет?

– Конечно нет, а что случилось? – ответила Софи и подозрительно уставилась на меня. Точно считает, что я тоже с привидением встретилась! Ну уж нет, в привидения я не верю, хоть пусть табунами вокруг меня ходят.

– У меня что-то голова разболелась, думала, может быть кто-то из горничных еще здесь, аспирин попросить.

– Нет, горничные работают только утром и к полудню уже уходят, – поскучнела Софи, – но я сейчас принесу тебе аспирин.

В ожидании таблетки я присела на лавочку и закурила. Как я и ожидала, в доме никого больше не было, а Софи в библиотеку не заглядывала. Глупо бы было предположить, что, увидев меня, она забыла кого искала. Только вот о том, что привидения могут двери открывать, я никогда не слышала. На то они и привидения, чтобы сквозь стены проходить, а уж двери им – вообще раз плюнуть.

У входной двери задребезжал колокольчик, и Софи, сунув мне пилюлю, побежала встречать прибывших. Наверное, это Дэн – пойду и я поздороваюсь с народом.

– Привет! Как прошел день? – поздоровалась я с Майклом и Линдой.

– Отлично! Я даже не ожидала – мой агент действительно нашел для меня роль! Он обещал прислать сценарий на этой неделе, а пробы начнутся дней через двадцать. Я так рада! – защебетала Линда, и я поняла, что они с Майклом успели уже отметить знаменательное событие. – Мы привезли шампанское, нужно обязательно за это выпить!

Все вместе мы пошли в обеденный зал, где Софи уже расставляла столовые приборы. Майкл откупорил шампанское, и мы поздравили Линду с будущей ролью. Этажи озарились светом, и тьма отступила. Во всяком случае, на этот вечер.

Следующий час мы провели практически в полной тишине, с аппетитом проголодавшихся волков поглощая под белый Совиньон нежнейшего северно-атлантического лосося, запеченного под луком, лимоном и укропом в белом вине, украшенного латуком и фаршированными красным перцем оливками, со щавелевым соусом. Гарниром к нему прилагался картофельный салат с беконом и зеленым луком, приправленный белым винным уксусом и оливковым маслом. На десерт были свежие ягоды ежевики, малины и земляники на колотом льде из шампанского, залитые сиропом из розовых лепестков.

После кофе я решила немного расспросить Майкла об его изысканиях:

– Кажется, Вы очень заинтересовались библиотекой? Там действительно можно найти что-то интересное?

– О, да! Я нашел записи прадеда Гордона о своих путешествиях, особенно меня заинтересовал дневник о его экспедиции к Скалистым горам. Вы, наверное, знаете, что я историк, и, хотя моя область немного не совпадает с его исследованиями, я нашел много потрясающего, но правда и спорного, в его заметках. Жаль, его записи носят отрывочный характер, да и обрываются они неожиданно. Должно быть где-то продолжение, но я пока не смог его найти. Если Вас это интересует, я с удовольствием завтра поделюсь с вами своими находками, а сейчас, извините, мы очень устали, – сказал он и покинул нас под руку с Линдой. Верно, под впечатлением встречи с агентом, она сменила гнев на милость. Ну что же, спокойной ночи.

– Дэн, я хотела бы с тобой поговорить, ну и покурить заодно. Не составишь ли мне компанию?

– Конечно, пойдем в курительный салон.

– Мне хотелось бы узнать, чем все сегодня закончилось. Я говорю о нашей с Гордоном находке.

– Я понял. Но к сожалению, пока ничего не известно. Приехала полиция с материка, забрала тело, Гордон уехал с ними. Он кстати звонил, сказал, что задерживается. С ним поехали несколько рыбаков с острова, так что возвратится с ними на их катере. Погибший – действительно Сэм, что пропал несколько дней тому назад. Полиция нашла его бот, затопленный неподалеку от острова на мели. Это было чистым везением, очертания его увидели с полицейского вертолета сквозь воду. Буквально через несколько метров мель обрывается, а на глубине бот ни за что бы не нашли. Есть еще одна плохая новость – вчера пропал еще один рыбак, но его бот, как, впрочем, и бот Барта, пропавшего после Сэма, находятся в доке. Парни или покинули остров на рейсовом катере, что маловероятно – они ненавидели им пользоваться, предпочитая свои, или вообще остров не покидали…

– Значит, Сэм может быть не последним трупом?

– Вероятность найти остальных, если конечно они не живы, очень мала. Сэма утопили в океане с грузом. Это случайность, что во время шторма веревка перетерлась и тело попало в течение, идущее к острову… От нас сейчас все равно ничего не зависит, хотя Гордон слишком близко к сердцу воспринял эту трагедию.

– Ты называешь сбрендившего маньяка, охотящегося за рыбаками, трагедией??

– Ну зачем сразу «маньяк»? Ничего еще не известно, может и вправду, Сэм сам утопился, а остальные загуляли…

– Ага, предварительно всю грудь себе искромсав, чтобы уж наверняка. Чушь какая-то собачья. Ладно, не будем гадать. Дождемся Гордона, может быть он что-то прояснил.

– Действительно. Кстати, как ты себя чувствуешь? Доктор недавно звонил, он придет проверить твое состояние.

– Это еще зачем? Я нормально себя чувствую.

– Вот и прекрасно – скажешь об этом доктору, – улыбнулся он. – Тебя проводить до твоих покоев, или ты хочешь здесь еще остаться? Извини, но я тоже просто с ног валюсь от усталости.

– Хорошо, пошли, буду изображать умирающую лебедь.

Минут через пятнадцать после того, как я улеглась в постель, в комнату, предварительно постучав, вошел уже знакомый доктор. Убедить его, что я абсолютно в порядке, не удалось, и он вкатил мне в вену какую-то дрянь, от которой я сначала поплыла, а потом полностью вырубилась, не забыв предварительно попросить не выключать ночник. Темнота почему-то в последнее время стала меня нервировать.

Мне снилось, что в комнату зашел Гордон и, подойдя к моей кровати, долго смотрел на меня. Потом он присел на край постели и достал из кармана рубашки какую-то вещицу. Осторожно приподняв мне голову, он застегнул у меня на шее цепочку, на которой была та штучка. Из-под прикрытых век, которые я так и не смогла до конца разомкнуть, я увидела белую фигурку медведя с разинутой пастью. Заточенный в ажурную золотую клетку, он был совсем не страшным. Поцеловав меня, Гордон встал.

– Не уходи, – попыталась прошептать я, но сон разорвался сверкающими нитями, и я провалилась в забытье.

Часть 2. Скалистые горы 187…год

ГЛАВА 1

Мертвенно-бледная луна неохотно вышла из-за грозовых туч, плотным покрывалом затянувших небо до самого горизонта, осветив небольшую долину между высокими холмами. Вдалеке жалобно завыли койоты, им отозвалось совиное уханье и затихающие раскаты грома. В каменном распадке лежали пять тел, залитых кровью. Но не на все лица смерть успела поставить свою печать.

Джеймс очнулся от тяжелого забытья. Его тело сотрясал озноб, хотя вся левая сторона горела чудовищным огнем. Кое-как разлепив веки, он увидел глубокую кровоточащую рану чуть ниже левой ключицы. Оторвав лоскут от рубахи, Джеймс попытался остановить кровь. Сквозь накатывающие боль и слабость ему грезились прекрасное лицо Лауры – его жены и счастливый смех годовалого первенца Алана. Он обещал, что вернется через несколько месяцев, но застрял здесь на долгих три года, которые теперь превратятся в вечность…

Джеймс был археологом, геологом и путешественником по призванию. Получив огромное наследство, он стал исследовать мир, отправившись в далекое путешествие через океан. Он бродил по узким улочкам Мадрида и видел роскошь Парижских дворцов, говорил с китайскими мудрецами и сражался с тигром в индийских джунглях, познал величие арабского Востока и коснулся бессмертных египетских пирамид. А на обратном пути в Италии встретил свою Лауру. Он мечтал прожить с ней всю жизнь, но загадочный и непокорный Запад манил его своими просторами. Через год после рождения сына он задумал последнюю экспедицию к Скалистым горам – вглубь страны, за фронтир, невидимую границу, где умирало в страшной агонии индейское прошлое.

Немногочисленный отряд ему составили шестеро его друзей, но поход оказался нелегким. Перейдя Миссури, они вышли на неорганизованные территории, где незадолго до их экспедиции в 1876 году индейцы одержали крупную победу над американскими войсками в битве у реки Литл Биг Хорн. Сиу и шайены под предводительством легендарных вождей Неистовый Конь и Сидящий Бык полностью разбили конный отряд генерал-майора Джорджа Кастера. Победа подняла воинственный дух индейцев, разразилась настоящая партизанская война. И хотя Неистовый Конь ко времени экспедиции уже погиб, продвижение на Запад по индейским землям было очень рискованно.

Но не только тяга к изучению индейской цивилизации вела Джеймса к Скалистым горам. Серебро – огромные еще не разработанные и не застолбленные залежи были истинной целью экспедиции. Серебро они нашли, потеряв в стычках с индейцами двоих своих друзей. Теперь они возвращались домой, но нелепая случайность привела к гибели и остальных.

После изнуряющего перехода через перевал Биг Хорна, они разбили лагерь в небольшой долине. Лошади были измучены, а Джеймс с друзьями падали от усталости. Территория в районе этой долины была почти полностью очищена от индейцев. Не ожидая опасности, отряд расслабился. Распрягли лошадей и, стреножив их, отпустили пастись. Повозку поставили вблизи костра, сложив рядом седельные сумки. Трещал огонь, из котелка распространялся аромат чили, на земле был разложен нехитрый ужин – вяленое бизонье мясо, маисовые лепешки, после которого друзья забылись крепким сном, выставив часового.

А ночью разразилась лютая гроза. Под прикрытием непогоды вплотную к лагерю подобралась конная группа индейцев и практически без всякого сопротивления вырезали всех, после чего забрав лошадей, повозку, оружие и припасы, скрылась в горах. Последнее, что видел Джеймс, озаренное вспышкой молнии искаженное злобой лицо индейца, всаживающего огромный нож в его грудь.

Джеймс с огромным трудом приподнял голову. Не осталось никаких сомнений – все были мертвы, а это означало, что ему предоставлена лишь небольшая отсрочка. Ближайший форт Вильямсон находился за священными для индейцев Черными холмами на расстоянии около двухсот миль по высокогорным тропам. Трудная и долгая дорога даже на лошадях. Джеймс попытался пошевелиться. Кажется, кровотечение остановилось, а глоток виски из притороченной к поясу фляжки немного прояснил мысли. Пока он еще в состоянии двигаться, надо идти на восток.

Черные холмы ему, конечно, не одолеть, но попытаться обойти их с севера можно, а там есть шансы встретить золотоискателей, наводнивших этот район последние несколько лет. Или, если не повезет, самих индейцев, которые до сих пор лелеют надежду отбить священную территорию у белых обратно. Безусловно, он не надеялся дойти до форта, но сдаваться пока жив, не собирался. На востоке уже появилась заря. Пока есть еще силы, надо идти вперед. Как можно туже перевязав рану остатками рубашки, шатаясь от слабости, Джеймс побрел навстречу солнцу, удаляясь от небольшого каменного кургана, под которым навсегда остались не погребенными его друзья.

Солнечный свет слепил глаза, каждый шаг огненной вспышкой отдавался в ключице. Джеймс пытался считать шаги, чтобы отогнать боль и горечь, но начавшаяся лихорадка туманила мысли. Он сбивался со счета, начинал заново, но все чаще видел своих друзей. Они печально смотрели на него с немой укоризной. И только Чарльз, самый младший, тихо шептал: «Ты оставил нас, и теперь койоты рвут кожу и мышцы, грызут нашу плоть и пьют кровь… Нам больно и страшно, а ты бросил наши тела под палящим солнцем и холодным дождем… Вернись и дай нам покой…». Эти видения и шепот терзали душу, и жгучие слезы застилали его глаза, но он шел вперед к спасению или мучительной смерти, потеряв счет времени, заблудившись между мраком и светом, иллюзией и реальностью.

К концу второго дня, окончательно сраженный лихорадкой он набрел на небольшой ручей. Оторвав от раны запекшиеся полоски рубахи, он выполоскал их в воде, осмотрел и промыл воспаленную и сильно покрасневшую ключицу. Джеймс лег в густую траву и понял, что дальше идти он не сможет. Битва проиграна… Он смотрел на темнеющее небо и ждал, когда его сознание окончательно померкнет.

Стали зажигаться первые звезды, и одна была особенно яркой. Она приковывала взгляд, сияя неземным голубым светом. Потом она стала приближаться, увеличиваясь и меняя цвет на бирюзово-зеленый, потом желтый, пока не превратилась в огромный немного вытянутый вверх огненный шар, зависший над ближайшим холмом. В полной тишине он вращался и рассыпал спиралями огромные искры, таявшие в воздухе. Через некоторое время из нижней его части появился слепящий голубой луч, который коснулся его, и Джеймса окутало сверкающее холодное пламя. Но не испуг, а покой и умиротворение охватили Джеймса – он понял, что видит ангела, спустившегося с небес за его душой. Шепча молитву, он закрыл глаза, смирившись с судьбой.

Джеймс видел Лауру. Она присела рядом с ним на траву и осторожно провела кончиками пальцев по его лицу, потом прикоснулась к ране. Приятная прохлада ее руки остудила жар, и он впервые вдохнул полной грудью. «Очнись, еще не пришло твое время …», – услышал он тихий голос, родившийся в его сознании. С трудом приподняв отяжелевшие веки, он увидел нечеткий силуэт жены. Только ее волнистые каштановые волосы стали темными и прямыми, а голубые глаза были чернее ночи.

Борясь с оцепенением, Джеймс попытался привстать, но застонав от приступа боли, вновь откинулся на траву. «Странно, – подумал Джеймс, – никогда не думал, что боль не оставляет и после смерти. И почему Лаура встречает меня здесь?», – вдруг похолодел он. Сознание медленно возвращалось к нему, и только через несколько мучительных минут, растянувшихся для него на целую вечность, он понял, что все еще жив, а рядом с ним совсем не его жена.

– Кто ты? – едва слышно спросил Джеймс, рассматривая молодую индианку. Она была поразительно красива. Светлую кожу лица покрывал легкий загар, высокие скулы подчеркивали огромные темные миндалевидные глаза, нос был тонкий и изящный, а губы четко очерченные. Роскошные черные волосы, прихваченные только красной головной повязкой, свободно спадали на спину. Одета она была в шерстяную рубаху, вышитую по вороту и по низу, кожаные штаны и мягкие мокасины. С первого взгляда – обычная индианка, но весь ее облик дышал внутренней силой, а взгляд проникал в самые сокровенные уголки души.

Ничего не ответив, девушка поднялась и отошла к ручью, где стоял, перебирая копытами, потрясающий гнедой жеребец. Она подвела к нему коня и, почти прижавшись к мохнатому уху губами, что-то прошептала. К его изумлению, жеребец, вдруг став на передние колени и согнув задние ноги, почти лег на землю, после чего индианка жестом попросила Джеймса взобраться на лошадь. Он попытался приподняться, но тело практически не слушалось его. Тогда девушка с трудом втащила его на лошадь, положив его поперек спины лицом вниз и закрепила ремнями. Жеребец резко поднялся на ноги, и от оглушительной боли Джеймс потерял сознание.

Индианка осторожно вела на поводу коня со странной поклажей все выше и выше в Черные холмы. Сквозь забытье Джеймс иногда стонал, по его телу катились большие капли пота, но стоны становились все тише и слабее, а по лицу стала разливаться восковая бледность. Несколько раз индианка останавливалась и прикладывала руку к его голове. От этого, кажется к Джеймсу возвращалась жизнь, но ненадолго. Женщина стала заметно волноваться и подгонять коня на нелегкой крутой каменистой дороге.

Через несколько часов за очередным поворотом рядом почти с вертикальной скалой показалась небольшая ровная площадка, скрытая среди больших сосен и покрытая густой травой. Индианка подошла к скале и, сдвинув в сторону искусно сделанную деревянную решетку, обвитую зеленой травой, открыла проход и завела туда лошадь.

Ад был непереносим. Его тело и плоть рвали железными клещами, огонь лизал его кожу, а внутрь лился расплавленный свинец. «Почему я здесь? Ведь я видел ангела! Или он только показался мне?» – возникла первая мысль, и инстинктивно Джеймс попытался приоткрыть глаза, ожидая увидеть бушующее пламя. Но было темно. И тихо. Его окружали каменные стены пещеры, и только поодаль горел небольшой костер, у которого склонилась неясная фигура.

Фигура поднялась от костра и подошла к Джеймсу. Он узнал индианку и вспомнил, как она грузила его на лошадь, потом в его памяти был полный провал. Девушка поднесла к его рту глиняную чашку с резко пахнущей жидкостью и влила ее ему в рот. И снова жидкий огонь опалил его изнутри, но через несколько мгновений боль стала затихать, и Джеймс впал в глубокое забытье.

В этот момент в центре пещеры, как будто ниоткуда, появилась слабая тень. Она стала уплотняться, обретая очертания огромного медведя, стоящего на задних лапах. Огонь в костре затрещал, зачадил, окутывая фигуру дымом, а когда он рассеялся, на месте медведя стоял пожилой индеец, в накинутой на его плечи медвежьей шкуре – ритуальном наряде вичаша-вакана, шамана. Он был высокого роста, седеющие волосы, заплетенные в косу, капюшоном прикрывала медвежья голова с обнаженными клыками. Лицо его избороздили глубокие морщины, но темные глаза излучали силу и острый ум. Он был обнажен по пояс, и на его могучей груди прямо под сердцем находилась татуировка – медвежья лапа с загнутыми острыми когтями, покрытая орнаментом.

<1...3 4 5 6 >

На страницу:

Перейти

5 из 6