Я тебя искал. Я тебя нашла

– Илья Королёв? – спросил профессор таким знакомым низким голосом. Илья нашел в себе силы лишь кивнуть, давя неуместное желание ущипнуть себя. Ну не бывает настолько похожих друг на друга людей, да еще и с одинаковой фамилией! Получается, брат? Брат-близнец? Виктор Рудольфович никогда не рассказывал, что у него есть брат.

– Прошу, – профессор распахнул дверь аудитории, но потом вдруг заметил отошедшего чуть в сторону Ивана. Нахмурился. – А ты тут что делаешь?

– Экзамен пришел… пересдавать. – Наглости у Ивана Тобольцева ощутимо поубавилось.

– Ну, заходите, – вздохнул профессор Самойленко. Взгляд его заметно погрустнел.

В аудитории каждый получил свое. Илья – билет, Ване дали решать какие-то задачки – совсем простенькие, насколько мог заметить Илья.

Ответ по билету скоро перерос в нечто совсем иное и увлек преподавателя и будущего студента в дебри высшей математики. Профессор с удовольствием пустился в рассуждения, найдя благодарного слушателя и достойного собеседника. Илья с не меньшим удовольствием включился в диалог, но все равно не мог отделаться от странного ощущения, что говорит со своим наставником о каких-то не тех вещах и что в аудитории не хватает рояля. Ваня Тобольцев откровенно скучал и чесал «монбланом» в коротко стриженном затылке. Решать задачки он явно не торопился. В конце концов профессору это надоело.

– Ну, что там у вас получилось, Тобольцев? – Самойленко протянул руку за листком с задачками.

– Можно я в другой раз приду пересдать? – с несвойственной ему робостью ответил Иван. Выглядел он слегка пришибленным.

– Ну какой другой раз? – вздохнул профессор. – Я завтра к морю отбываю. С вами, Илья, мне все ясно. Спасибо за удовольствие от беседы. Все необходимые документы я подпишу. Буду рад видеть вас в числе своих студентов.

Илья встал, профессор тоже, и они обменялись рукопожатиями. Ваня горестно вздохнул и грустно щелкнул «монбланом».

Щелчку «монблана» вторил звонок мобильного. Марк Рудольфович потянулся к карману.

– Оставлю вас на пять минут, молодые люди, – кивнул им Самойленко и вышел из аудитории.

В глазах Вани Тобольцева тоска тут же сменилась воодушевлением. Он вскочил на ноги и мгновенно оказался рядом.

– Слушай, а ты не мог бы посмотреть? – Илье под нос сунули листок с задачками.

Илья бросил беглый взгляд. Было бы на что там смотреть. Чуть сложнее таблицы умножения.

– Проверяешь оба ряда на сходимость, раскладываешь по Фурье. А потом применяешь формулу Муара, что просто.

– Чё?!

Слова, тон и страдальчески изогнутые брови – все это выглядело более чем красноречиво. В который раз за последний час Илья испытал весьма редкое для него желание рассмеяться. Выдернул листок из Ваниных пальцев, снова сел за стол и быстро набросал примерное решение. Подробнее не стал расписывать – для всех будет очень некрасиво и неприятно, если профессор застанет Илью за решением Ваниных задач.

Успел. Но ручку все же пришлось оставить незадачливому адепту финансовой математики – прикусив от усердия кончик языка, Иван принялся спешно переписывать решение на другой листок своим почерком. А Илья решил подождать свою собственность и брата Тани Тобольцевой в холле. Заодно и расписание прикинет поточнее.

* * *

Все-таки он был везунчиком. Во всяком случае, в этот день точно!

Ваня очень старательно переписал решение в свой листок и, когда вернулся профессор, протянул ему выполненную работу. Нервничал немного, конечно, – а вдруг тот начнет задавать вопросы по решению? Но… снова повезло.

Марк Рудольфович бегло просмотрел записи на листе и сказал:

– Можешь, когда захочешь. Давай зачетку.

После чего вынул известную всему курсу перьевую ручку и поставил «удовл.».

– Почему три? – решил уточнить Ваня. – Тут же все правильно!

Профессор ответил не сразу. Сначала задумчиво смотрел на математические выкладки на экзаменационном листе, а потом пожал плечами:

– За шпаргалки. Еще вопросы есть?

– Нет! – бодро ответил Тобольцев и поспешил к столу забрать рюкзак. Вообще, пора было делать ноги, пока ничего испортил.

Уже у дверей он остановился и, обернувшись, сказал:

– Спасибо.

Марк Рудольфович лишь кивнул головой. Он снова читал этот лист и бормотал про себя:

– А я бы сделал не так. Очень любопытно…

Спаситель Вани стоял у окна и что-то читал в смартфоне. Очень сосредоточенно читал. Сразу видно – умник. Была в детстве такая передача «Умники и умницы», на Тобольцева она всегда навевала тоску, а этот, может, даже участвовал в ней. Туда только таких и набирают.

Ваня подошел к умнику и протянул ему ручку:

– Спасибо, выручил. Я твой должник.

Тот спокойно взял ручку и сунул ее во внутренний карман дорогущего льняного пиджака. Хотя чему удивляться? Если у него такая тачка…

– На сколько сдал?

– На трояк, – широко улыбнулся Ваня. – Все отлично!

– Тройка на должника не тянет. Ну раз тебе отлично… – умник пожал плечами.

– Да ладно тебе, – дружески хлопнул Тобольцев по льняному рукаву. – Главное, меня на следующий курс перевели! И отцу сегодня отчитаюсь, что все – в сентябре снова пойду учиться. Так что спасибище огромное!

Новый знакомый как-то странно покосился на Ванину руку на своем плече и тихо кашлянул. Хотел что-то сказать?

Ваня руку убрал и участливо поинтересовался:

– Ты где это простудился в такую жарищу? Это все кондиционеры в машине. Пошли?

Умник в ответ согласно кивнул, и они, спустившись по лестнице и миновав пост охраны, перед которым Ваня отсалютовал и отрапортовал «про пиво помню», вышли на улицу.

«Мерседес» стоял на парковочной площадке прямо перед вузом, красота такая, что дух захватывало. И подойти захотелось, и снова все рассмотреть, но в этот раз Ваня не решился. Разговор умника с профессором произвел на Тобольцева сильное впечатление, и, еще того не понимая и не осознавая, Ваня проникся каким-то едва уловимым трепетом перед новым знакомым. Будучи сам ярко выраженным гуманитарием, Ваня не понимал, как люди могут разбираться в высшей математике, атомной физике, квантовой механике. Это что же у них такое в мозгах, что они все это понимают? Иня испытывал к таким людям что-то сродни благоговению – «бывают же на свете гении». А в том, что этот парень в льняном пиджаке при желании разберется и в атомной физике, и в квантовой механике, Тобольцев не сомневался. И именно это его сейчас сдерживало. Ваня остановился и просто рассматривал машину на расстоянии, как мальчик, который любуется заветной игрушкой через витрину, зная, что даже на Новый год родители ему такую не купят. Им не по карману.

А «льняной пиджак» положил ладонь на ручку двери «мерседеса» и обернулся:

– Тебя подбросить?

– Давай! – слова вырвались раньше, чем Ваня их смог поймать. – Ты сейчас в какую сторону?

– В консерваторию.

– Мне в другую, но я оттуда на метро доберусь.

Боясь, что новый знакомый передумает, Тобольцев быстро сел в машину, пристроив рюкзак на коленях, и стал оглядываться. С прошлого раза в машине ничего не изменилось.

– Ты на ней сколько выжимал?

Молчание было ответом. Умник повернул ключ зажигания и после аккуратно тронулся с места.

Действительно, глупый вопрос. Судя по тому, как он водит, ни одного правила в жизни не нарушил. Какое тут «выжимать»? Шестьдесят километров – наш предел. И зачем такая тачка, если все равно не гоняет? Устраивать красивый променад «Консерватория – Университет экономики»?

– Как у сестры прошел эфир? – наконец подал голос неторопливый водитель спортивного авто.

Но ведь помнит про эфир-то! Ваня уже и сам забыл, а этот, надо же…

– Да ничего вроде, правда, ей какой-то придурок звонил. Но Таньке часто всякие звонят, сеструха у меня закаленная.

– Это хорошо, что закаленная, – задумчиво произнес умник.

К чему такой комментарий, Ваня не понял. Он вообще мало что понимал в новом знакомом и решил немного прояснить ситуацию:

– Слушай, а я так и не могу сообразить, где ты учишься. Ты пианист или финансист?

– И то и другое, – в голосе собеседника неожиданно прозвучал легкий вызов. – Что, разве так не может быть?

– Нет, ну почему же, я, между прочим, тоже… и гитарист и этот… экономист.

– С гитарой у тебя так же, как с экономикой? Или получше? – флегматично поинтересовались со стороны водительского сиденья.

– А ты приходи и послушай! – в своем голосе Ваня уловил вдруг тот же самый легкий вызов, что только что услышал у умника.

– Почему бы и нет? Где и когда?

Вот так поворот! Ваня даже не ожидал, что этот… проглотивший смычок, так легко согласится. Где и когда… да если бы он сам знал… тут же нужно подготовиться, ребят собрать, порепетировать… чтоб в грязь лицом перед консерваторским снобом не ударить.

– Телефон оставь, я позвоню, – немного развязно проговорил Ваня, чтоб этот не возомнил о себе слишком. – Мы играем в подвале. Мне ребят собрать надо.

Умник кивнул и, оставив одну руку на руле, вторую засунул под пиджак. Через пару секунд протянул пассажиру визитку.

Ваня визитку взял и присвистнул.

«Королёв Илья». Ну вот теперь хоть имя знает, а то уже второй раз в этой машине вместе едут, а он даже не сказал: «Меня Илья зовут». Странно. Тут вообще все странно. Но присвистнул Ваня не по этому поводу, а потому, что под именем значились разные заслуги, в том числе победитель Международного конкурса имени Чайковского. И Ваня отлично знал, насколько крут этот конкурс и что выиграть его могут только настоящие виртуозы. Короче, тут было от чего присвистнуть. Тогда какого этот гений потащился к профессору математики?!

Ответить на свои вопросы Тобольцев не мог, ясно было одно: парень рядом – ННЧО – неопознанная неизученная человеческая особь. Значит, будем изучать. Все-таки визитка – отличное изобретение. Тут и имя, и фамилия, и телефон, и электронная почта. Только адреса не хватает.

– С чем шел на Чайковского? – Ваня постарался, чтобы его голос звучал непринужденно.

– Первый тур – Брамс, второй – Рахманинов, финал – собственно, Петр Ильич, – ответ прозвучал так же непринужденно.

– Я бы выбрал Листа вместо Брамса… если бы взяли на конкурс, конечно.

И умник вдруг улыбнулся! Ну надо же…

– Я выбирал между Листом и Брамсом, – сказал он, делая аккуратный поворот, – но педагог настоял на Брамсе. А у тебя музыкальное образование, да? – и это прозвучало уже совсем живым человеческим голосом, а не флегматично-машинальным.

– Неоконченная музыкальная школа и курсы по гитаре, но зато есть своя группа. И трансцендентный этюд я фиг сыграю, конечно. Но это реально круто.

Машина остановилась. Илья Королёв молчал, словно о чем-то задумался. Ваня уже собрался было открыть дверь, но тут… тут появилась женщина. Она вышла из дверей консерватории и направилась как раз в сторону их машины. Такая женщина…

Нет, Ваня никогда не заглядывался на дам в возрасте, он предпочитал веселых девчонок с курса. Вечеринки, клубы, танцы, хороший секс. На их концерты в подвале тоже собирались красотки, и тогда после выступления можно было замутить что-нибудь веселое. В общем, проблем с личной жизнью у Тобольцева-младшего не имелось, а потребности в постоянстве не было и вовсе.

Но тут… эта женщина в зеленом летнем платье с широким браслетом на запястье… сама элегантность… женщина без возраста… повернула голову, готовясь перейти дорогу… и словно стоп-кадр… исчезли звуки, люди вокруг, город… только она… тонкие руки убирали от лица прядь волос, разноцветная эмаль браслета переливалась на солнце… женщина медленно повернула голову в другую сторону… А потом к ней подошли какие-то ребята, что-то ей говорили и в итоге увели в сторону.

Возвратились звуки, шум, голоса, сигналы клаксонов, сам город, реальность. Стоп-кадр исчез.

А рядом кто-то тихо покашливал. И Ваня вдруг понял, что это ему ненавязчиво намекают – пора, мол, освобождать салон «мерседеса».

– Слушай, – тихо спросил Ваня, – тебе встречались женщины, которые… ну вот увидел и все – сражен на месте?

– У нас в музыкальной школе была такая одна, попробуй по мытому пройди – сразит на месте.

Ваня вздохнул и сказал:

– Не разбираешься ты в женщинах. Ну все, бывай. Спасибо, что прокатил.

Он вышел из машины и, прежде чем закрыть за собой дверь, добавил:

– Я позвоню.

* * *

– Ну вот! – удовлетворенно выдохнул Виктор Рудольфович. – Вижу, вижу, что с арпеджио работал.

Илья лишь кивнул. Что ему еще оставалось делать? Профессор Самойленко был тем человеком, которого Илья Королёв слушался беспрекословно и с суждениями которого не спорил.

– А может быть, следовало тогда взять все-таки Листа?

Виктор Рудольфович моргнул. Нахмурил свой мощный лоб. И вдруг прояснел лицом.

– Ты все еще думаешь об этом, Илюша? – он подошел и совершенно отеческим жестом взъерошил Илье волосы. Тем самым отеческим жестом, которых давно уже не позволял себе родной отец Ильи и его тезка Илья Королёв – старший. У Ильи Юльевича были свои способы и методы сказать о важном.

– Не то чтобы думаю, – пожал плечами Илья и встал с табурета. – Просто мне тут один человек сказал, что, возможно, Лист был бы лучше.

– Кто этот человек? – тут же взволновался профессор Самойленко. – Он эксперт? Бывал членом жюри на международных музыкальных конкурсах? Кто он, Илюша?

– Он… в некотором роде эксперт, да, – уклончиво ответил Илья. Видел бы Виктор Рудольфович этого эксперта. Хотя наверняка Ваня Тобольцев был в каких-то вопросах экспертом. Однако профессор Самойленко мог вполне даже не догадываться, несмотря на весь свой багаж жизненного опыта, об этих вопросах и сторонах жизни. Илья решил сменить тему от греха подальше. – Антон сказал, что на следующей неделе договорился о прогоне номера на сцене, вживую.

– Вот как? Замечательно! – обрадовался профессор. Но сначала по его лицу пробежала легкая тень – самым нелепым и парадоксальным образом Виктор Рудольфович ревновал своего ученика к его же импресарио. Самойленко понимал, что делами Ильи кто-то должен заниматься. Учителю тоже надо привыкнуть, что в жизни его ученика наступил новый этап, а это Виктора Рудольфовича очень беспокоило. Илья же не знал, как объяснить наставнику, что окончание консерватории никак не означает, что их пути с педагогом разошлись. Илье еще учиться и учиться. Постоянное совершенствование – вот залог успеха. Но на этом пути ему нужна помощь не только педагога. И поэтому теперь к музыкальному миру Ильи Королёва имеет отношение еще один человек – Антон Голованов. Антону слегка за тридцать, он умен, обаятелен, умеет работать с людьми. Но приступы ревности профессора это никак не отменяло.

Однако сейчас со вспышкой раздражения при упоминании имени Антона Виктор Рудольфович справился быстро. И переключил свое внимание на другой, более интересный объект.

– Значит, ты наконец встретишься с этой девочкой, Элиной? Она совершенно восхитительное создание, я ее видел в «Баядерке»!

Под определением «восхитительное создание» у профессора Самойленко значилась балерина, прима Большого, этуаль Парижской оперы Элина Самсонова. Кажется, она и в самом деле красива. Кажется, балерины все красивы. Надо будет посмотреть фотографии в интернете. Впрочем, Илья не слишком верил снимкам в глянце. На следующей неделе у них назначена с Элиной очная встреча в Большом. Уже на сцене. Только он, она и рояль. И Шопен. Готовится новая экспериментальная программа – идея Антона. Вот тогда и посмотрим, какова на самом деле Элина Самсонова.

– Ах, Илюша! – вдруг взволновался Самойленко. – Уже на следующей неделе? У нас же ничего, ну совершенно ничего не готово!

«Ничего не готово!» – это излюбленная фраза профессора Самойленко. С этой фразой его любимый ученик выиграл конкурс Чайковского. И еще несколько других. Илья снова сел за инструмент, положил руки на клавиши. И вдруг подумал о том, что Элину-то он, положим, увидит живьем через неделю. А вот другая девушка – о которой он думал, скажем прямо, гораздо больше, чем о той, с которой ему выступать совсем скоро на одной сцене, – эта девушка скрывается по-прежнему от него за завесой тайны.

И пора эту завесу приоткрыть.

Нет, Илья не будет смотреть фото в интернете, как это можно было бы сделать с Элиной. Но подъехать к зданию радиостанции и взглянуть вживую на то, во что вырос синий бант, – пора. На это намекает все, буквально все, включая давешнюю встречу на экзамене. А кстати, хотел же спросить у профессора…

– Давай, Илюша, с третьей страницы.

Все незаданные вопросы унес Шопен.

* * *

– С вами были Татьяна Тобольцева и Жека Сургучев. До завтра!

Эфир прошел замечательно, Женечку не мучило заикание, поэтому он блистал красноречием и вообще был на высоте. Таня любила такие дни – когда отключаешь микрофон после нескольких часов эфира – веселого, легкого, с интересными обсуждениями, звонками самых разных, но, главное, нормальных людей, а впереди еще вечер. Потому что сегодня они работали до шести.

– На танцы?

– На йогу?

Чмокнули друг друга на прощанье, широко улыбаясь. Все-таки здорово, когда твой напарник еще и отличный друг. Друг отправился на йогу, Женечка утверждал, что это отдельная философия тела и души, которая способствует очищению организма от ненужных мыслей. Таня в ответ говорила, что ее от ненужных мыслей избавляют танцы, поэтому периодически ходила в клуб латино, там и сальса, и бачата, и полная импровизация, особенно если попадется хороший партнер. Полное расслабление, только язык тела, шаги, повороты, прикосновения и музыка. Каждый танец – отдельная история.

Таня глянула на часы – времени заскочить домой и сменить джинсы на юбку достаточно. Танцевала она исключительно в юбке. На запястье блеснули тонкие серебряные цепочки с подвесками.

Таня взяла сумочку, шлем от мотоцикла, ветровку (на скорости может продуть) и вышла из студии.

На стоянке машин было немного. Выделялся красивый спортивный «мерседес». Около него стоял парень. Краем зрения Таня заметила его худощавую фигуру, темные волосы, тонкие, практически аристократичные черты лица. Интересно, к кому такое чудо?

А дальше все произошло точь-в-точь так, как она себе напридумала несколько дней назад и уже успела об этом забыть. Таня пересекла стоянку, повесила на руль мотоцикла ветровку, собираясь надеть шлем, и услышала за спиной тихий вкрадчивый голос:

– Ну, здравствуй, Татьяна Тобольцева.

И все. Парализовало на месте. Когда Таня смотрела разные триллеры и детективы, то всегда возмущалась: как можно бездействовать? С ходу придумывала штук пять различных выходов из ситуации, и вот, когда это случилось с ней – забыла все напрочь. Даже как дышать. Голос за спиной был такой же, как тогда в трубке, не просто тихий, а какой-то меланхоличный и обволакивающий. Гипнотизирующий.

Время шло. Таня наконец обрела способность дышать и думать. Вспомнила пару фильмов, в которых бравые полицейские твердили, что надо тянуть время, потому что время – главный союзник. Значит, будем тянуть.

– Это Илья? – поинтересовалась, не оборачиваясь.

Он видел только спину, что было очень кстати. Можно аккуратно переместить болтающуюся на плече сумочку ближе к животу и постараться выудить оттуда ключи от мотоцикла.

– Да. Он же Дима. Он же… спаситель твоего брата.

При чем тут брат? Ненормальный.

– Ты больше не завязываешь синий бант?

Фетишист! Сумочка была открыта, Таня нащупала ключи и на секунду прикрыла глаза. Сейчас…

– Завязываю, каждый день перед завтраком, – самое трудное было, чтобы голос звучал ровно. – Ритуал такой.

А потом она резко развернулась и ударила шлемом по голове стоявшего рядом придурка. Со всей силы ударила, выронила шлем и быстро, пока тот не очухался, села на мотоцикл. Руки тряслись, ключом в замок зажигания попала не сразу, но успела – рванула с места. Висевшая на руле ветровка оказалась на асфальте, да не до нее было. Купит новую.

Никогда в жизни Таня Тобольцева, или, как ее называли, ТТ, не выезжала так быстро со стоянки и, только влившись в основной поток машин, позволила себе вздохнуть свободно. Без шлема было непривычно, но до дома как-нибудь доберется. Главное, чтобы по пути не остановили доблестные сотрудники службы ДПС.

Впрочем, обрадовалась своему удачному побегу Таня рано. На светофоре ее догнал зеленый спортивный «мерседес», пристроился рядом и приветственно засигналил. Таня повернула голову и увидела… водителя в своем потерянном шлеме. Он радостно помахал ей рукой!

В ответ Таня показала средний палец и резко тронулась с места, как только светофор переключился. Это была настоящая гонка. ТТ даже представить себе не могла, что такое возможно на переполненных московских улицах. Сердце билось сумасшедше, глаза непривычно остались без защиты, от ветра они начали слезиться, но страх и внутренние злость и ярость гнали вперед. Таня лавировала между машинами, пару раз уже думала, что ушла от погони, но этот маньяк отлично водил! Он словно наперед просчитывал ее маневры, как только Таня думала, что ушла, – он тут же оказывался рядом.

И только минут через пятнадцать в последнюю секунду удалось проскочить на мигающий зеленый, оставив «мерседес» стоять на светофоре. После этого Таня резко свернула в переулок и затерялась среди дворов. Вот теперь оторвалась точно. Теперь он ее не найдет.

Как добралась до дома, Таня не помнила. Просто долго еще сидела на мотоцикле во дворе, тяжело дыша и не в силах перекинуть ногу. Сегодня она ушла. А завтра? Что делать? Купить газовый баллончик? Обратиться в полицию?

– Ты чего здесь сидишь? – услышала она голос брата. – И вся бледная. Тебе плохо?

Ваня обнял сестру.

– Слушай, ты не заболела? А шлем где?

– Потеряла.

– Так, ну-ка вставай. Пошли. Будем температуру мерить.

Как хорошо, что есть брат. Балбес, конечно, но это мелочи.

Таня оперлась рукой на Ваню и перекинула ногу. Они вместе дошли до подъезда.

– Сейчас примешь душ, выпьешь чего-нибудь, и все пройдет. И вообще, я новую песню написал.

– Против кого протестовал на этот раз?

– Не… – Ваня засмеялся, нажимая на кнопку лифта. – Это песня про женскую красоту.

Когда они вошли в кабинку, Таня прислонилась спиной к стенке.

– А вообще, знаешь, – продолжал болтать брат, – меня вот сейчас интересует философский вопрос: зачем покупать спортивную машину, прям крутую, если ездить на ней исключительно шестьдесят километров в час?

Таня вздрогнула. В памяти всплыл зеленый «мерседес».

– Знаешь, – сказала она, – я вообще бы запретила спортивным разъезжать по городу, только аварийные ситуации создают.

Глава 3

У каждого свое танго.

Иван Тобольцев

Звонок отца застал Илью за наливанием чая. Только-только позавтракал. Обычно в этот час Илью можно застать за инструментом – либо дома, либо у Виктора Рудольфовича. Но сегодня Илья беспардонно и совершенно непозволительно проспал. День вчера выдался… нервным.

На экране телефона красовалось лицо Королёва-старшего.

– Доброе утро, папа.

– Доброе утро, сынок.

Илья поставил обратно на стол поднесенную было к губам чашку. Сынок. Так отец называл Илью, только если было за что. Так, и где он проштрафился?

Ах, ну да, точно. День вчера был очень нервным.

– Что, ты получил штрафы? – Вздох сдержать не удалось. Выставлять себе в нелепом свете перед отцом Илья не любил. Он предпочитал, чтобы им гордились. Во вчерашней ситуации гордиться было, скажем откровенно, нечем.

– А должен? – прозвучало в трубке невозмутимое. Этой невозмутимости Илья не верил. И отцовскую иронию чувствовал даже не слухом, чем-то иным. Отрицать очевидное бесполезно, надо признавать вину сразу и полностью.

– Сколько их? По моим подсчетам, я собрал три камеры. Я не ошибся?

– Ну что ты… – мягко и душевно, чисто по-королёвски произнесли в трубке. – Ты всегда был отличным математиком.

Роль обвиняемого уже прискучила Илье, самое главное ему сказали, поэтому он предпочел сменить тему.

– Ну и отлично. Я сегодня оплачу штрафы. Как мама?

– Скучает. Ждем тебя в гости. Часов в семь вечера на ужин. Как раз успеешь все оплатить.

Ну хватит меня уже тыкать, как котенка, папа, я все понял!

– До семи вечера я успею не только эти оплатить, но и новых наделать. Буду к семи, пап.

– Договорились.

Не успел Илья выдохнуть, завершив разговор, как телефон снова пиликнул.

Пришли фото с камер. Илья разглядывал их долго, минуты две, наверное. Увеличивал, изучал детали. Потом прочел приписку отца: «Шлем надо бы вернуть».

Илья отложил телефон. И расхохотался. Так громко, что Сатурн поднял голову с лежанки и негромко и вопросительно тявкнул.

– Извини, что потревожил твой сон, герой. – Илья залпом выпил половину чашки. Снова взялся за телефон, открыл первое фото. Говоришь, папа, шлем вернуть? А по-моему, мне идет.

На фото красовалась девушка верхом на спортбайке, хвост длинных волос относит ветром в сторону. В сторону стоящей рядом машины, спорткупе, за рулем которой человек в шлеме, с этого ракурса похожий на Дарта Вейдера.