Теория струн. Цикл R.E.L.I.C.T.

Ознакомившись с докладом приятеля, изложенным на пяти страницах блокнота, Уолтер выступил с ответным письменным заявлением, суть которого сводилась к тому, что разок он уже встряхнулся по-настоящему, вот недавно совсем, у Макса, и если бы не Ганни, то его бы так тряхнуло автоматной очередью в живот, что ни о каких играх уже и помышлять было бы невозможно. И, если быть честным, Хант предпочел бы в это дело не вмешиваться. Но есть два аспекта, которые не дают ему так поступить. Первый аспект связан с Ганни, так как они друзья, а друзей в таких ситуациях не бросают. Второй аспект был связан с тремя миллионами долларов. И при всей любви к игре Хант всегда радовался не только выигрышу, но и призу, что и отличало его от Ганни. Но, так или иначе, мы вместе, старик, и все такое.

Прочитав эту сбивчивую тираду, написанную отвыкшей от пера рукой, Ганни улыбнулся.

– Ну, значит мы команда, – произнес он вслух.

– «Игроки», – добавил Хант.

– В смысле? – не понял Мэтью.

– Ну, команда «Игроки», – пояснил Уолтер.

– Ты серьезно?

– А почему нет?

– Да потому. Банально до ужаса. И пошло.

– Думаешь?

– Просто уверен, дружище. Мы же не на конкурсе геокешеров собираемся выступать. На кой бес нам название?

– Для командного духа. – Хант пожал плечами.

– Трех миллионов тебе для духа мало?

– Слушай, старик! – чуть обиделся Уолтер. – Хорош меня попрекать бабосами! Ты от своих тоже не отказался.

– Все, принято! – Ганни шутливо поднял руки, мол, сдаюсь.

Оба приятеля рассмеялись. У обоих на душе скребли кошки, оба понимали, что ни такие деньги, ни такие задания не обходятся без последствий. Но они действительно были игроками. Оба. Каждый в своей ипостаси. И оба не могли упустить шанса ввязаться в подобную авантюру.

Обед, на который через пару часов отвез приятелей Ичин, носил совершенно официальный и сугубо деловой характер. Виски, что называется, «на старые дрожжи» легло замечательно, и быстро привело приятелей в то расположение духа, когда инстинкт самосохранения отступает на пару шагов, а петушиное геройство, наоборот, пробивается на первый план.

Стол накрыли в нью-йоркском офисе, только несколькими этажами ниже кабинета самого Таидо, в специально предназначенном для этого банкетном зале. Из приглашенных присутствовали: Мэтью, Уолтер, Таидо Хокудо, Ичин и Масахиро Хокудо, которого «старая узкоглазая обезьяна» представила не без пафоса в качестве сына и будущего наследника империи «ХОКУДО». Были японские поклоны, которым гоядзинов спешно обучил Ичин по дороге, был обмен любезностями. Все по правилам.

Скромно ели, немного пили. Зато много говорили.

К тому моменту, когда Хокудо-старший закончил излагать концепцию, почему он в качестве приглашенных экспертов выбрал именно Мэтью и Уолтера, принесли сырых осьминогов. Гоядзины вежливо отказались, чем вызвали неприсущее клану Хокудо веселье в стане представителей корпорации. Оказалось, что автором шутки являлся никто иной, как Ичин, запомнивший ряд вчерашних высказываний американских друзей. За что Хант мысленно окрестил его «молодой узкоглазой обезьяной».

Потом выступил Ганни, выразив безмерную признательность за оказанное доверие. Он сообщил, что он и Хант, то есть, оба, вместе, именуемые далее как команда «Игроки», постараются это доверие оправдать всеми доступными, а коль припрет, то и недоступными способами.

Хокудо-старший поздравил команду с крещением и выразил надежду, что удача ее не подведет, и миссия будет выполнена от начала и до конца. В заключение речи он поинтересовался, удовлетворены или американские друзья вчерашней культурной программой, на что получил два искренних утвердительных ответа.

Затем произошло главное. Ичин принес здоровенный бронированный ноутбук, каким, при необходимости, его самого можно было отправить в нокаут, и передал его Таидо Хокудо. Тот, приправив действия пафосными речами, совершил ритуальный перевод шести миллионов долларов на счета Ханта и Ганни, по три миллиона каждому.

За это выпили. Потом выпили еще. И потом еще совсем капельку – на два пальца чистого виски без содовой. Потом Хокудо-старший и Хокудо-младший откланялись и началась опять культурная программа в азиатском стиле, возглавляемая Ичином.

Правда, на этот раз несколько по иному сценарию. Ичин предложил отправится в казино. Мэтью хоть и изображал из себя крепко пьяного, но соображал отлично. Он сделал вывод, что, как и было обещано, операция началась сразу после обеда и перевода денег, а потому ушки надо держать на макушке и ничего не промухать под веселый шумок.

Начали с покера, причем Ханту и Ганни было предложено сыграть за разными столами. Деньги на ставки Ичин метал по первому требованию, а потому Хант, наверное, впервые в жизни, сосредоточился именно на игре, а не на выигрыше. Именно тут он и понял Ганни. Вот от души понял, на всю катушку. Деньги имеют значение только до тех пор, пока ты в них нуждаешься. А когда за тебя кто-то другой оплачивает ставки, и когда у тебя у самого на счету три миллиона, все меняется. И сам ты меняешься в первую очередь. Кардинально. Ты перестаешь нервничать, как пацан, откидываешь в сторону дешевые понты, да и блеф уходит на второй план. Ты начинаешь играть, строить планы, комбинации, взвешивать шансы, и все это в чистом виде, без тумана меркантильности, который все портит.

Как только у Ханта возникло это ощущение, ему поперло так, как не перло еще никогда в жизни. Причем он отдавал себе отчет, что вот это как раз, не слепая удача, а результат вдумчивого и спокойного анализа, проведенного незамутненным взором. Может в этом и есть секрет удачливости Ганни, о которой среди друзей ходили легенды? Может дело как раз в том, что деньги для него на самом деле, без бахвальства, не имеют значения?

Уолтер вспомнил, что в книге Ластбадера «Белый ниндзя», которую он в юности прочел не без удовольствия, говорилось о состоянии незамутненной водной глади. Типа, когда гладь пруда ровная, тогда и отражает она все без искажений. Но стоит поднять на ней волнение, тут же начинаются искажения и ошибки. И человеческое восприятие, считают япошки, устроено точно так же. Чем оно спокойнее, тем точнее отражает действительность и тем меньше человек совершает ошибок. А деньги, любая мысль о них, спокойствия не прибавляют ни в какой мере.

Игра шла. Причем шла так, как не шла еще ни разу в жизни Уолтера. Он косил соперников, ставил их на колени и давил, как вшей. Эйфория от побед нарастала, количество фишек вообще перестало иметь значение… И тут Ичин попросил покинуть игровой стол.

– Что? – Хант даже не сразу понял.

– Вам, сэр, необходимо закончить игру, – настойчиво повторил японец.

Возражать было бессмысленно. Пришлось сгрести гору фишек и отправиться обменивать их на деньги. У кассы уже стоял Ганни с объемом пластиковых кружочков, вдвое превышавшим находящийся в лотке Ханта. Ну, с ним Уолтер соревноваться и не собирался.

– Я понял Дао игры! – сообщил Уолтер приятелю без всяких обиняков.

– Да ну! – Ганни иронично вздернул брови.

– Да. Деньги в ней не главное.

– Поздравляю, дружище! Вот теперь я могу взять шпагу, стукнуть тебя ею по башке и торжественно посвятить в рыцари игры.

– Без шпаги! – попросил Уолтер. – У меня завтра и без нее башка будет, наверное, раскалываться.

Никогда еще у Ханта от наличности не трещали карманы. Но в этот вечер было именно так, в самом прямом смысле без всяких аллегорий. Правду говорят, что деньги липнут к деньгам. Пропустив еще на два пальца крепкого в баре, троица, с подачи Мэтью, решила, что культурную программу надо закруглять, так как завтра начнется работа, а она потребует максимума здравости.

Но Его Величество Случай решил иначе. И культурная программа получила продолжение самым неожиданным для всех образом. Виной такому перевороту событий послужил мочевой пузырь Уолтера, который дал о себе знать на пути от казино до отеля.

– Ей богу не дотерплю! – пожаловался Хант сидящему за рулем Ичину. – И ты прикинь, если я лопну, то тебе придется самому машину оттирать.

Фыркнув, японец прижал машину к бордюру в том месте, где Гудзон не был наглухо забран набережной, а образовывал небольшой пляж на краю загаженного мусором пустыря. Лучшего места, чтобы справить малую нужду, не найти и в пяти милях вокруг, так что, по здравому размышлению, Мэтью решил присоединиться к приятелю.

Они пересекли пустырь, по всему пространству которого валялись пустые пластиковые бутылки, алюминиевые банки и другой мусор, способный доставить радость бездомным, собирающим его и продающим за бесценок. У самой реки в воздухе висел запах дыма.

– Дымок! – фыркнул Уолтер, расстегивая молнию на брюках. – Это кому пришло в голову устраивать пикник на помойке?

В этот момент, всего в дюйме от его головы пролетел увесистый обломок кирпича.

– Попали! – прокомментировал Ганни.

Хант обернулся и увидел пятерых чернокожих сыновей Африки, то есть, афроамериканцев, как их принято называть по правилам политкорректности. Хотя, как их не называй, белее они от этого не становятся. Ну и склонны сбиваться в банды, что об этом ни говори.

– Слышь, чувак, это чё у тебя в карманах набито? – протяжно пропел один из детей Гарлема. – Слышь, ты там бабосы прячешь, или я к кому обращаюсь?

Остальные четверо улыбались во все широченные физиономии с приплюснутыми, как у боксеров, носами. В руках у двоих были увесистые обрезки водопроводных труб, остальные вооружились булыжниками. Кроме оратора. Тот, по всей видимости, свое орудие как раз и метнул, промахнувшись, в голову Ханта.

Мэтью покосился в сторону дороги, но из-за деревьев «Хаммера» видно не было. Скорее всего, грабители решили, что два подвыпивших джентльмена с какого-то перепугу решили пройтись пешочком, а заодно и отлить у реки. Это позволило бы чернокожим грабителям без труда реализовать весомое численное преимущество в рукопашной схватке, отоварить джентльменов и обчистить их карманы.

Ганни не очень любил драться, зато редко отказывал себе в возможности повеселиться, а потому не посчитал зазорным нажать на брелоке в кармане тревожную кнопку с веселым смайликом.

– Чё ты там ручками шелудишь, чувак! – Предводитель шагнул вперед. – Выворачивай карманы, белоснежка! А то щас те интерфейс перепрограммирую.

Неожиданно выступил Уолтер. Он спокойно шагнул навстречу негру, и уверенным тоном потребовал:

– Документы!

– Чё? – от недоумения африканец замер, как вкопанный. – Какие, твою мать, гребаные документы?

Это перенесло точку инициативы от нападавших к потенциальным жертвам, кардинально сместив психологические акценты. А они в драке играют далеко не последнюю роль.

– Твои документы! – уточнил Хант.

– Ты чё легавый? Покаж свои!

Конечно, тут уже Уолтеру показывать стало нечего, кроме доброго хука справа. Удар вышел неожиданным для противника и, не смотря на чуть разные весовые категории, опрокинул негра на землю. Четверо оставшихся бросились в бой, сначала метнув булыжники, словно гранаты. Но эта артподготовка не нанесла приятелям никакого ущерба – увернувшись от кирпичей, они встали в боевые стойки, готовясь, как и положено американцем, дорого продать свою честь, свободу, и озвученные в начале конфликта бабосы, скорее всего, ставшие его причиной.

Началась свалка. Мало того, что негров было четверо против двоих, так еще половина из них была вооружена стальными дубинами. Каждый удар такой штукой грозит переломом или черепно-мозговой травмой, так что Ганни и Хант вынуждены были с первой секунды перейти в оборону и скорее уворачиваться от ударов, чем наносить их.

Но тут снова все поменялось. Сзади раздался рев, подобный реву океанского лайнера, и темнота извергла из себя чудовище. Точнее показался Ичин, но вид у него был, без прикрас, как у демона – черный костюм здорово подчеркивал этот образ. Еще больше его подчеркивала здоровенная кувалда, предназначенная, скорее всего, для ремонта колес «Хаммера», буде в этом возникнет необходимость. Ручка кувалды имела больше метра в длину, а молот весил килограммов двадцать, самое малое. Но Ичин, держа его в здоровенных ручищах, обращался с ним с такой же легкостью, с какой малыш обращается с детской лопаткой в песочнице.

Приятели едва успели присесть, как молот, описав дугу над их головами, припечатал одного из негров в плечо. Стальная труба, которую он держал в руке, осталась на месте ввиду законов инерции, а вот ее хозяин просто пропал из поля зрения, как пропадали чародеи в черно-белых фильмах тридцатых годов. В одном кадре он есть, а в следующем уже нет. Раздавшийся из мусорной кучи звук падения обозначил точку приземления незадачливого грабителя.

Не долго думая, Хант схватил упавшую к его ногам трубу и, уже на равных с противником, бросился в бой. По пустырю разнесся громкий металлический звон, словно два древних рыцаря устроили на мечах турнир за сердце прекрасной дамы. И хотя это были не мечи, а куски разобранного в Гарлеме водопровода, Уолтера охватил характерный для битвы азарт. Он даже представил себя крестоносцем, побивающим мавра. Все же виски, в определенных дозах, мощно подстегивает воображение.

После обмена ударами, когда Ханту дважды удалось поразить мавра в конечности, тот решил спасаться бегством. Но, в отличие от древних мавров, у этого не было возможности укрыться за стенами крепости, а потому Уолтер догнал его, сбил на землю подсечкой и добавил добивающий удар в челюсть. Скорее всего, этот, нанесенный из достаточно неудобной позиции, удар, физически не мог отправить мавра в нокаут, но сын Гарлема предпочел сделать вид, что это все же произошло – закрыл глаза и прикинулся черным шлангом.

Мэтью в рукопашном искусстве не был силен так же, как Хант, но зато оказался ловким и быстрым, как помойный кот во время эпической битвы за рыбью голову. Несколько раз, увернувшись от прогудевшей по воздуху трубы, он улучшил момент и пнул противника в коленную чашечку. Тот отпрыгнул, но стоило ему опереться на пораженную ногу, она не выдержала нагрузки и подогнулась. Это лишило негра необходимой мобильности, чем Мэтью и воспользовался в полной мере. Разогнавшись в два резких шага, он, подпрыгнув, полностью оказавшись в воздухе, сгруппировался, и всем телом рухнул на коленопреклоненного противника. Такой прием оказался равносильным падению на негра восьмидесятикилограммового мешка с высоты более метра. Ганни осталось подобрать трофейную трубу и броситься на помощь товарищам.

Но помочь он никому не успел, так как разъяренный Ичин в два удара разметал остатки маврского войска демоническим молотом.

– Ублюдки… – произнес японец, опуская кувалду. – На что угодно готовы, только бы не работать.

Инцидент казался исчерпанным, но в этот момент с края пустыря донесся визг не в меру раскрутившихся колес угоняемого «Хаммера». Один из негров, стоявший на шухере и не принимавший участия в схватке, решил, раз уж так вышло, спереть автомобиль победителей. Вот только такой мощи, каким обладал тюнигованный «Хаммер» с гибридным приводом, угонщик явно не ожидал. Наступив на педаль реостата, он подал на моторы такой ампераж, что машина осталась на месте, бешено вращая колесами. Ее быстро окутывали клубы дыма и пыли.

Не теряя ни секунды и не бросив кувалду, Ичин рванул вперед. Но не к «Хаммеру», как ожидал Уолтер, а наискось, с приличным упреждением, в ту точку, где, по мнению японца, машина окажется в следующие мгновения.

Хант никогда бы не подумал, что человек такой комплекции и такого веса может бегать с подобной скоростью. Ичин несся вперед, выставив перед собой молот, разметывая ногами мусор и выворачивая куски раскрошенного бетона. Было в нем что-то от паровоза, сметающего с путей устроенные индейцами баррикады. Еще больше это сходство подчеркивал фирменный рев японца. Так могла реветь сирена, предвещающая испытательный взрыв термоядерной бомбы.

«Хаммер», продолжая вращать колесами, начал медленно набирать ход. Все же силы трения брали свое, и тяжелый внедорожник разгонялся. Однако неосторожность угонщика, слишком резво наступившего на педаль, дала Ичину необходимый десяток секунд, чтобы выскочить на дорогу метрах в тридцати по ходу предполагаемого движения грозной машины.

– Он что, сдурел? – прошептал Хант. – Он на таран собрался брать «Хаммер»? Грудью?

Ганни тоже опешил. Такого хода от Ичина никто не ожидал.

– Может он как этот… – предположил Уолтер. – Как ихний гребаный камикадзе, мать его? Решил погибнуть с честью?

– Не похоже на Ичина, – усомнился Ганни.

«Хаммер» медленно набирал ход, пока не схватился шинами за асфальт и не рванул вперед, как снаряд из ствола орудия. Сидящий за рулем негр прекрасно видел гордо стоящего самурая с молотом, но у угонщика и мысли не было, что тот может хоть чем-то ему повредить. Наоборот, сердце негра жаждало отмщения за поверженных в схватке товарищей. И он, плотнее прижавшись к обочине, решил смести Ичина на полном ходу.

Это было очевидно, но японец стоял, как столб. Не дрогнув, и смотря сквозь темные стекла очков прямо в лицо стремительно приближающемуся противнику. Кувалду он опустил к ноге, распрямился, расправил плечи.

– Капец ему, – с грустью констатировал Хант.

Когда «Хаммер» от Ичина отделяло не больше десятка метров, японец просто сделал шаг назад. И все, ничего больше. Просто один шаг назад. Но то, что произошло в следующую секунду, заставило Ханта и Ганни уронить челюсти от удивления.

«Хаммер», продолжая двигаться на приличной скорости, вместо того, чтобы сбить Ичина, как кеглю, в шаге от японца остановился. Нет, он не затормозил! Он сбавил скорость с шестидесяти километров в час до нуля мгновенно, словно заклинило пленку в кинопроекторе. Бац – и остановка. Машина была настолько тяжелой и так хорошо оцентрована, что от такого резкого торможения не перевернулась, не пошла юзом, а просто замерла в неподвижности. Задние колеса у нее чуть оторвались на миг от дороги, но тут же снова опустились на асфальт, подняв клубы пыли.

– Ни хрена себе! – прошептал Уолтер.

Ичин помахал приятелям рукой, мол, хорош пялиться, давайте сюда. И лишь подойдя ближе, Хант сообразил, что же именно произошло. На самом краю дороги в землю был глубоко вкопан обрезок рельсы, к которому кто-то когда-то что-то привязывал цепью. Вкопан он был глубоко, а свободный конец торчал сантиметров на шестьдесят выше грунта. Ичину по колено, а «Хаммеру» точно до середины бампера. И вот именно этим бронированным бампером внедорожник впечатался в рельсу, остановившую его, как броня останавливает пулю.

При колоссальном ударе угонщик с размаху впечатался головой в непробиваемое стекло. Жив остался, но в себя прийти обещал не скоро. Возможно, врачам даже придется бороться за его жизнь. Ичин выволок негра со своего места, швырнул на обочину и нехотя вызвал «911».

– Да, сообщил он. При попытке угона. На рельсу наехал, кто ж виноват! Боюсь, я сейчас на месте остаться не могу. Нет, если у вас претензии, предъявите их господину Таидо Хокудо. Да, тому самому. Он так велел, а я только выполняю приказы.

Он положил телефон в карман пиджака и добавил:

– Поехали. Вот, урод! Соплями мне всю приборную панель забрызгал!

Погрузившись в машину, приятели предпочли воздержаться от комментариев. Внедорожник, как ни в чем ни бывало, понес их к ночному Манхэттену.

– Так ты стоял как истукан, просто чтобы скрыть собой рельсу от угонщика? – все же спросил Уолтер.

– Ну да. А что такого? – Ичин глянул на него через зеркало заднего вида. – Заметил рельсу, решил использовать.

– Что такого? Я бы обосрался, если бы на меня несся «Хаммер».

– Я же говорил вам, что японцем можно только родиться, – рассмеялся здоровяк. – И еще сырые осьминоги… Очень способствуют.

– Причем тут сырые осьминоги?

– Если осмелишься сожрать, остальное уже не покажется таким страшным.

Все трое рассмеялись. Смех всегда разряжает напряженную обстановку.

Глава 5

в которой Уолтер Хант и Ганнибал Мэтью едва не погибают от взрыва, находят тайник, и становятся свидетелями удивительного явления.

Один из личных самолетов Таидо Хокудо оторвался от взлетной полосы и взмыл в небо, пробив затянувшие город тучи. Вместе с ярким солнечным светом, залившим салон, радости Ханту добавила такая же яркая, как солнце, улыбка молодой японки, которая выполняла, по всей видимости, роль стюардессы. Может, она выполняла и другие роли, от японцев чего угодно можно ожидать, но Ханту пока было не до того. Он обдумывал правила предстоящей игры.

Они с Ганни сидели друг напротив друга в удобных креслах, еще одно, у другого борта, занимал задремавший Ичин, а четвертое было свободно.

Ганни откинул столик, расположив его между собой и приятелем.

– Что-нибудь желаете? – произнесла японка таким тоном, словно имела полное представление, что могут пожелать от нее двое мужчин.

– Минералки, – попросил Уолтер.

– Со льдом, – добавил Мэтью.

– Минуточку!

Стюардесса скрылась в проеме овальной двери.

– Мне задача кажется невыполнимой, – признался Хант. – Нет, ну, правда. Это бред какой-то.

– Мне тоже. Но мы взяли деньги за то, что попытаемся ее выполнить. И мы попытаемся.

– Логично, – со вздохом ответил Уолтер. – Но сама постановка вопроса!

– Тут да. Трудно не согласиться. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. С одной стороны и логика есть, с другой – странно все это.

– Какая к чертям логика? – недоуменно спросил Хант. – Я ее в упор не вижу.

– А вот я вижу. Вот смотри. Мы выполняем задание, допустим, находим нужный тайник и узнаем что в нем. Есть логика?

– Ну, тут да. Но почему бы ему не сказать сразу!

– А вот почему. Если мы не найдем тайника, то и не узнаем что в нем должно было быть. Есть логика?

– Есть. – Хант кивнул.

– Вот Таидо и не хочет, чтобы мы знали это без необходимости. Если найдем – дело другое. Это уже оправданная степень риска. А если нет, то на нет и суда нет. К тому же для самих поисков вообще не важно, что мы должны в конечном итоге добыть. Просто любопытство искажает твое восприятие.

– Ага, и ты туда же, – фыркнул Уолтер. – Кажись, мы оба с тобой слишком много общались с японцами.

– Скорее с японками. С ними мы общались больше.

– С кем поведешься…

– А что тебе, собственно не нравится? – напрямую спросил Мэтью.

– Ну, не знаю. Просто не привык к таким туманным заданиям.

– Я тоже. Но за четкие нам что-то с тобой столько не платили.

– Факт.

– Остается принять правила игры, как данное. – Ганни подмигнул. – Лично меня они даже возбуждают.

– Рад за тебя. Но это за пределами моей ориентации – возбуждаться от возможности попасть на Аляску осенью, промерзнуть до костей, прочихаться…

– И, возможно, заработать еще три миллиона.

Этот аргумент не оставил камня на камне от унылых построений Уолтера.

– Ладно, – согласился он. – Что у нас в активе? Известны примерные координаты тайника. Но дальше что?

– Дальше ключ.

– Это ты называешь ключом? Двигаться на северо-запад непонятно какое расстояние? На собаках, на оленях? Бред! Пока не упремся в то, о чем не имеем представления.

– Ну, таковы правила игры, старик. Мне так даже интересно. Просто посмотреть, что получится. Нас же никто за неудачу журить не будет. Мы не можем ничего проиграть, понимаешь? А вот выиграть можем до фига.

– Вечно у тебя такая логика, что все хорошо, – усмехнулся Хант. – А я когда думаю, одно дерьмо впереди.

– Это потому, что ты пессимист, – охотно пояснил Ганни. – А я оптимист.

– И что? Какая разница?

– Да есть разница. Понимаешь, дружище, мир не таков, каков он есть, потому что мы его, как он есть, воспринять не можем при всем желании. В мире до фига такого, чего ни мы, ни наши приборы вообще не могут заметить.

– И что?

– А то, что мир это то, что мы воспринимаем. И он таков, каким мы его воспринимаем. Вот я живу в хорошем мире, потому что воспринимаю его таким. Я вижу хорошие последствия у любого события. А ты нет.

– Это гребаная восточная философия?

– Мои наработки, – улыбнулся Мэтью.

– Хреновина это, а не наработки. Впрочем, не важно. Мне вот важно, что нам придется померзнуть. А я этого до крайности не люблю. Но за три миллиона… Да, готов. Тут ты прав.

– Видишь, и мир сразу изменился к лучшему!

Японка принесла минеральную воду. После вчерашних возлияний живительная влага показалась истинным нектаром, очищающим душу. Но радоваться пришлось не долго. Через несколько часов облака под крылом сменились поначалу темной канадской тайгой, а затем белыми проплешинами полярной тундры. А еще через полчаса все затянуло туманом, и в иллюминатор смотреть стало не интересно.

Ичин проснулся, сходил в кабину к пилотам.

– Нас примет небольшой частный аэродром, – сообщил он, вернувшись.

– Погоди… – поразился Уолтер. – Не важно какой?

– Да кто их разберет! – Ичин пожал плечами. – Тут погода меняется постоянно. Одни принимают, другие нет.