Я работаю ангелом

Лариса Кальматкина

Я работаю ангелом

Я работаю ангелом

Сегодня я первый день работаю в Ангеле. Точнее, в шпиле Петропавловской крепости, увенчанном Ангелом. В моём распоряжении небольшая круглая комната на самой верхотуре. По окружности комнаты – панорамные окна, но снаружи их не видно – современные технологии. Отсюда открывается шикарный вид: весь Питер как на ладони.

У меня ответственная должность. Об этом мне сказал Пал Палыч, мой начальник. Ведя меня по винтовой лестнице в мой будущий рабочий кабинет, он наставлял:

– Кира Сергеевна, у вас очень важная работа. Эксклюзивная. Я бы сказал, штучная. Зарплатой мы вас не обидим. У вас семичасовой рабочий день. Время обеда выберите сами. Но ровно в полдень каждый день, а это значит – без выходных, вы должны находиться на рабочем месте.

В кабинете Пал Палыч задумчиво обошёл вокруг стола, на котором, кроме небольшого пульта, ничего не было. Он указал на пульт и продолжил:– В 12 часов по Москве вы должны нажимать на эту красную кнопку. Особых сложностей возникнуть не должно. Как только услышите традиционный выстрел пушки, тут же жмите на копку. Сегодня я вам продемонстрирую, как это делать. А дальше вы справитесь сами.

Пал Палыч снова обошёл кабинет, выглядывая в окна. Он повернул пару горшков с цветами на подоконнике другой стороной к свету и добавил:

– Я должен предупредить кое о чём. Предыдущий работник не понимал важности возложенных на него обязанностей и был уволен.

Я обеспокоенно спросила:

– Как это произошло?

– Он опоздал с нажатием кнопки на 5 секунд. А это недопустимо.

Начальник сел в кресло перед пультом и стал ждать. Вскоре громыхнула крепостная пушка. Пал Палыч всей ладонью надавил на красную кнопку. Кнопка вошла мягко, без звука.

– Ну, вот и всё, Кира Сергеевна. В остальное время вы можете заниматься своими делами. Можете читать. У нас здесь хорошая библиотека. Можете писать. Я слышал, вы пишете?

– Да, немного.

– Не стесняйтесь. Пишите. Теперь вы можете делать это регулярно и много. Но не забывайте о своих должностных обязанностях. Во-первых, это кнопка. Во-вторых, поливайте цветы. Здесь они хорошо растут. Много света и тепла.

Прежде чем начальник вышел, я задала ему мучивший меня вопрос:

– Павел Павлович, а для чего эта кнопка?

– Честно сказать, я и сам толком не знаю. Но заведён этот обычай не нами, а в 1936 или 1937 году. С тех пор работа не прекращалась ни на один день. Кроме того случая, о котором я упоминал.

Пал Палыч ушёл. Я села в кресло и уставилась на кнопку пульта. Она казалась безжизненной. Постепенно я успокоилась. В конце концов, решила я, рано или поздно я узнаю о предназначении этого механизма.

Потекли рабочие будни. Каждый день я поднималась к Ангелу и выполняла несложную работу. Много читала и писала. За два года мне удалось выпустить два романа и сборник рассказов. Мне нравилась моя должность. Постепенно я забыла о своём желании узнать, в чём смысл красной кнопки.

Однажды осенним днём я услышала звонок снизу. Это случалось крайне редко, поэтому я удивилась. У Пал Палыча и других сотрудников был доступ к коду на замке. Кто бы это мог быть?

Спуск по лестнице занял какое-то время. За это время посетитель мог уйти. Но нет, когда я открыла дверь, увидела возле двери группу женщин пожилого возраста. Шесть бабушек. Одеты они были по старой моде. В платках, длинных темных юбках и плюшевых полушубках. Одна из гостий держала в руках большую корзину, накрытую белым полотенцем с красной вышивкой.

Я уже открыла рот, чтобы спросить, в чём дело. Но бабушка с корзиной опередила меня:

– Добрый день, Кира Сергеевна.

– Здравствуйте.

Мне хотелось поскорее от них избавиться, поскольку на объект нельзя было пускать посторонних.

– Мы вам гостинцы принесли, – продолжила женщина с корзиной.

Бабушка в синем платке, стоявшая справа от неё, добавила:

– Корюшку копчёную, пироги с капустой, варёные яйца, яблоки…

– Мне? Зачем? – удивилась я.

– Берите, Кира Сергеевна, не отказывайтесь. Вы нам каждый день жизнь спасаете. Мы хотим отблагодарить вас. Берите, – и женщина протянула корзину.

– Как я могу спасать вам жизнь, если я вас впервые вижу? – я чувствовала нарастающее недоумение.

– Как же? Вы помните рассказ Хармса «Вываливающиеся старухи»? – спросила женщина в синем платке.

Я кивнула.

– Так вот, мы и есть эти старухи.

Я рассмеялась.

– Кира Сергеевна, смех смехом, а мы живы до сих пор только потому, что вываливаться-то мы вываливаемся, но не разбиваемся.

Бабуля в белом платочке, стоявшая слева от той, что с корзиной, уточнила:

– Правда, года три назад что-то случилось, и я упала на мостовую. Ногу сломала. Три месяца в больнице пролежала. Но потом, слава Богу, сбоев не было.

– Я ничего не понимаю! При чём здесь я? – мне хотелось уйти.

Бабушка в белом платке дотронулась до моего рукава:

– Очень даже при чём, Кира Сергеевна. Недавно мы узнали, что нас спасает красная кнопка. Цыганка поведала. Она и сказала, как вас найти.

– Спасает кнопка? Но как?! – мне стало интересно.

– Всё просто. Когда мы начинаем вываливаться, из-под земли появляются мягкие перины, на которые мы приземляемся. И ничего с нами не случается.

– А перины выскакивают из-под земли по нажатию кнопки, – добавила одна из ранее молчавших бабушек.

– Интересно! А вы не пробовали не вываливаться?

– Нет! Это невозможно! – загалдели женщины разом.

– Почему?

– Всё, что написано в книгах, есть на самом деле. Не в этом мире, где вы живёте. В другом – нашем. Но и в нашем всё по-настоящему. И падать из окна тоже больно.

Я очумело посмотрела на шестерых бабушек из прошлого века и не нашлась, что сказать. Они всучили мне корзину, попрощались и ушли. Одна из них прихрамывала на правую ногу.

Поднявшись наверх, я автоматически умяла пирог с капустой. И лишь потом начала соображать, что к чему.

Оказывается, моя работа имеет смысл! Я – почти сотрудник МЧС. Я спасаю людей! Я работаю ангелом.

Дом за один евро

– Итак, Антонина, что привело вас ко мне? – спросил психиатр, грузный брюнет в очках с толстой чёрной оправой. Он смотрел на даму, устроившуюся в красном кожаном кресле.

Нервно теребя ручки белой сумки, она произнесла:

– Понимаете… Я не понимаю, что со мной происходит.

– Продолжайте, – сказал доктор, записывая что-то в толстую тетрадь.

– Сегодня утром я проснулась не дома.

– Так-так, интересно, – мужчина посмотрел на даму поверх очков.

– На мне была моя голубая пижама. На полу лежали мои розовые тапочки. Но кровать, стол, вообще вся мебель были чужими. На столе стояла чашка кофе, на тарелках лежали тосты, кусочки сыра, глазунья. Я развернула свёрнутую в трубочку газету – она была на иностранном языке. Не на английском. Английский я помню со школы. Включила телевизор – в нём тоже говорили на иностранном. Мне казалось, что я всё ещё во сне. Выглянув в окно, я увидела океан. Или это, наверное, море?

– Да, море. Продолжайте, Антонина.

– Открыв шкаф, обнаружила там чемоданы со своими вещами и документами. Я не понимала, как очутилась в столь непонятном месте.

– И что вы сделали дальше?

– Оделась и вышла на улицу. С крыльца сразу же попала в сад. Кругом цвели розы и летали неизвестные мне птицы. Из-за ограды соседнего дома высунулась рыжая вихрастая голова мужчины. «Тоня, привет!», – весело крикнул сосед. Я так обрадовалась соотечественнику, что кинулась к нему. Если бы не забор, разделяющий нас, я бы его расцеловала.

– Хм, кхе-кхе, – откашлялся психиатр.

– «Где я?» – спросила я у незнакомца. Он рассмеялся и сказал: «Ты что, Тоня, перепила что ли вчера? Конечно, в Италии. Мы уже месяц здесь живём, с тех самых пор, как дома купили в этой деревушке. Вся улица наша, русская. Все двадцать три дома. И каждый – всего за один евро». Я не верила своим ушам. Как в Италии?! А как же Россия, мой дом, родные?

– То есть накануне вы пили? – постукивая карандашом по столу, спросил доктор.

– Нет! Вернее, я не знаю…

– Понятно, – сказал врач и снова что-то записал.

– Как я могла купить дом в другой стране? А если это так, как я могла об этом забыть? Разве можно о таком забыть?

– Можно. Видите ли, Антонина, вы могли совершить все эти действия, не отдавая себе в них отчёта. В состоянии аффекта. А когда ваше сознание вернулось в прежнее русло, психика, чтобы не запутаться, стёрла произошедшее из памяти.

– Что вы говорите, доктор! И что же мне теперь делать?

– А как вы меня нашли? В Италии не так много русскоговорящих психиатров.

– Меня привезла Гала, то есть Галина. Я её попросила. Она меня очень хорошо знает. Оказывается, мы дружим.

– Хорошо. Чего же вы от меня хотите?

– Теперь не знаю. Хочу домой.

– Вы можете, вернувшись в Россию, обратиться с вашей проблемой к специалистам…

Доктор задумался и продолжил:

– Впрочем, лучше не надо. Всё равно не поверят, что вы купили недвижимость за границей за один евро. А что ещё хуже, могут упечь в психушку. Мой вам совет: отнеситесь к этой поездке, как к приключению.

…Вечером Антонина с помощью Галины купила билет в Россию. В самолёте женщина размышляла, как она могла бросить, да по сути, продать за один евро всю свою прежнюю жизнь – должность кладовщицы, безработного мужа, троих сыновей-сорванцов, корову, кур, полгектара не окученной картошки под Сыктывкаром – и свалить в Италию. «Хорошо, что состояние аффекта закончилось», – подумала Антонина и с облегчением вздохнула.

Жираф

– Бабушка, смотри, жираф! – крикнула Марина, показывая пальцем в окно.

– Какой жираф? У нас тут и коровы-то последние десять лет не ходят, – проворчала бабушка Анфиса, орудуя кочергой в большой печи.

– Настоящий, бабушка, погляди! – настойчиво звала внучка.

Бабушка отставила кочергу. Подошла к окну, присмотрелась, прищурив глаза. В испуге отпрянула и перекрестилась:

– О, господи! И правда, жираф!

Бабушка с внучкой придвинулись ближе к оконному стеклу.

От леса к деревне, грациозно покачиваясь, шёл жираф. По земле стелился лёгкий туман, и казалось, что животное плывёт по нему. Своим появлением жираф распугал ворон, сидевших на поле. Птицы поднялись в воздух и кружили над невиданным гостем.

– Вот бедолага, и как его в наши края-то занесло? – удивлялась бабушка Анфиса.

– Может, он из цирка сбежал или из зоопарка? – предположила внучка.

– У нас цирка нет, да и зоопарка вроде тоже.

Тем временем жираф приближался. Он поочерёдно вскидывал мощные передние ноги, отталкивался ими от земли, легко подтягивая туловище.

– Ну вот, к нам идёт, – испуганно прошептала бабушка. – Посмотри, какой худой. Одна шея торчит. Наверное, не ел давно. Да и где поесть-то сейчас, в октябре. Трава пожухла, листья облетели. Разве что стога пощипать? Но живности в деревне не осталось, и стога уже давно никто не ставит.

– Бабушка, а давай мы его покормим, – предложила Марина.

– Чем?

– Травой. У тебя же есть на сеновале.

– Нельзя! Это для коз.

– А мы немножко, – попросила внучка.

Бабушка Анфиса на мгновение задумалась. Затем сняла с вешалки черный плюшевый полушубок, надела.

– Пойду посмотрю, – сказала она и вышла, хлопнув дверью.

Марина сунула ноги в серые валенки, накинула пальтишко и выбежала вслед за бабушкой.

Жираф дошёл до ограды и остановился. Он хлопал большими глазами с длинными ресницами. Бабушка, стоя на крыльце, тоже хлопала глазами, думая, что делать.

– Мариночка, – наконец сказала она, – я сейчас открою дверь на сеновал. Жираф почует запах сена и зайдёт туда, а мы его там и закроем. Потом в полицию позвоним. Пусть его заберут. Ты это… Если жираф на меня пойдёт, крикни мне, я вмиг вернусь.

– Хорошо… – прошептала Марина.

Жираф ей нравился. Большой, с красивыми коричневыми пятнами, маленькими рожками и доброй мордой. По телевизору Марина видела жирафов, но не думала, что они такие высокие. Он был даже выше рябины, что растёт во дворе.

Тем временем бабушка Анфиса короткими перебежками добралась до сеновала и, распахнув створки высокой двери, вернулась на крыльцо.

Жираф продолжал стоять.

– Наверное, нас боится, – сказала Марина.

– Зайдём, – бабушка потянула внучку за руку.

Дома обе вновь прильнули к окну.

Гость постоял ещё немного, затем перешагнул через ограду и направился к сеновалу.

– Сработало! – обрадовалась бабушка.

В это время к калитке подъехала полицейская машина. Из неё вышел сотрудник в форме.

– Старший лейтенант Сажин, – представился он, войдя в дом. – Вы случайно не видели жирафа?

– Как же не видели? – сказала бабушка. – Он у нас на сеновале трапезничает. Как бы всё сено не съел.

– Сейчас приедет машина, и мы его заберём. Сбежал во время транспортировки, – полицейский промокнул лоб огромным клетчатым платком.

В грузовик с открытым верхом длинношеее животное заманили вениками акации. Вскоре машины скрылись из виду.

– Ну вот, даже жирафа довелось повидать на своём веку, – бабушка поправила платок и улыбнулась. – Теперь померкнут Петровнины круги на полях перед нашим-то жирафом.

Грегор и Эмели

Эмели утонула. Это случилось во время катастрофы на Балтике. Паром «Эстония» ушёл под воду, забрав с собой большую часть пассажиров и членов экипажа. Тёмной сентябрьской ночью Эмели не стало.

Грегор пил второй месяц, переживая утрату. Удар судьбы сбил его с ног. Эмели… Его обожаемая, любимая Эмели лежит под толщей холодной воды. Голубые глаза, светлые локоны, пухлые губы, ослепительная улыбка. Она и сейчас улыбается ему с портрета на тумбочке.

Раздался звонок телефона. Грегор взял трубку. На другом конце провода Валентин, его друг, осведомился о его самочувствии.

– Да так, ничего, – еле разжимая губы, произнёс Грегор. Он отвык разговаривать.

– Знаешь, давай кончай пить. У меня для тебя есть работа, – сказал Валентин.

– Я не могу…

– Завтра утром заеду за тобой, – бросил Валентин, и в трубке раздались короткие гудки.

Грегор садится на диван, долго смотрит перед собой. Затем встаёт и идёт на кухню. Медленно собирает в полиэтиленовый мешок мусор, пустые бутылки, остатки испортившейся еды. В мешок летят вещи Эмели, попадающие ему под руку. Грегор почти не глядя бросает в мешок всё. Заполнив один мешок, берёт другой. Подметает пол. Не весь. Для видимости. Для Валентина.

Физические действия заставляют Грегора расшевелиться. Он моет посуду. Меняет постельное бельё. Принимает душ. Жарит яичницу. После лёгкого ужина ложится в постель. В пустую постель. Без Эмели.

Грегор старается не думать о жене. Но выходит плохо. Он переключается на Валентина. Интересно, какое дело тот хочет ему предложить. Иногда Грегор подрабатывает у него на телевидении. Но основная его должность – репортёр городской газеты. Хотя в редакцию Грегор не ходил с тех пор, как погибла Эмели. Опять Эмели… Как же больно! Грегор переворачивается на другой бок. Закрывает глаза.

В рабочем кабинете Валентин расхаживает широкими шагами от окна к креслу, где сидит Грегор. Он говорит:

– Это сложное дело. Но я не сомневаюсь, что ты с ним справишься. Надо снять момент крушения парома.

– Какого парома? «Эстонии»? Я ничего не понимаю. Наверное, я тронулся умом.

– Успокойся, Грегор. Я тебя понимаю. Но я не могу отправить на это задание непроверенного человека.

– На какое задание?

– Понимаешь, технологии не стоят на месте. Изобрели камеру, на которую можно снимать прошлое. Правда, пока не такое далёкое прошлое. Спецслужбы изобрели. К нам камера попала за большие бабки. И вот мы подумали: а что, если снять репортаж о пароме?

– Да ты в своём уме? Как ты смеешь трогать эту трагедию, копаться в ней?! Тупые телевизионщики!

– Грегор, успокойся.

– Там же погибла Эмели…

– Вот поэтому я и отправляю тебя. Я знаю, ты справишься.

Оба замолчали. Валентин вытащил из ящика стола какой-то прибор:

– Вот камера. Настройки я тебе покажу. Надо будет поставить на режим ночной съёмки. Сейчас море спокойно. Завтра тебя доставят до места. Так ты согласен?

Грегор молчал. Несмотря на то, что предложение Валентина казалось ужасным, ему хотелось заняться съёмкой. «Может быть, я увижу Эмели. Может быть, я смогу её спасти», – думал он.

В назначенное время небольшое судёнышко остановилось в заданных координатах. Грегор настроил аппаратуру и стал ждать, поглядывая на камеру. Вскоре на дисплее он увидел очертания парома. Огромное судно раскачивало на волнах, как игрушку. Через несколько минут оно стало крениться на правый бок. На палубе началась паника, забегали люди. Много людей. Они не знали, что делать. Шлюпки, которые спускали на море, опрокидывались. Люди падали в воду и тонули.

Грегор волновался. У него дрожали руки, он обливался потом. Он плакал. На видео он искал жену. То приближал картинку, то отдалял её. Но Эмели в этом хаосе не было видно. Через час паром окончательно затонул. Появились спасательные суда, но спасать уже было почти некого. Из тысячи человек в живых остались несколько десятков.

Грегор выключил камеру. Он пошёл в каюту. Открыв бутылку виски, выпил из горла почти всё, что в ней было. Он не почувствовал опьянения. А потом лёг и уснул.

Когда Грегор возвращал Валентину камеру, попросил себе копию записи. Дома на компьютере ещё раз пересмотрел страшное видео из прошлого. Медленно, детально. Увеличивая отдельные куски.

Вдруг он увидел Эмели. Вначале она бежала с людьми по накренившейся палубе. Затем резко остановилась. Схватилась руками за поручни. И стала смотреть на бушующее море. Её волосы развевались от ветра, брызги окатывали её худенькую фигуру. Но лицо её было спокойным. Казалось, она ждала, когда волны возьмут её к себе.

Грегор ещё раз пересмотрел эпизод с Эмели. И ещё раз. Несчётное число раз. Он выключил компьютер, когда уже занялась заря.

Выйдя на балкон, Грегор всей грудью вдохнул морозный воздух. Зажёг сигару, закурил. Он смотрел на светлеющий кусок неба. Солнце вначале робко отодвинуло тёмную завесу ночи, а затем, словно осмелев, набрало ход и поднялось высоко, осветив землю и рассеяв последний сумрак.

Муха

Анатолий Иванович Гутов после обеда любит почитать газету. Привычка у него такая с молодости. Особенно ему нравится узнавать о районных новостях. И сегодня после сытной трапезы, приготовленной женой Ниной Сидоровной, отодвинув тарелку из-под борща, он углубился в чтение.

В «Маяке» писали, что в райцентре открылась новая школа. Анатолий Иванович порадовался за ребятишек. Ещё писали, что сгорел частный шиномонтаж. Там же, в райцентре. Анатолий Иванович расстроился за хозяев мастерской. Так, радуясь и огорчаясь, он дошёл до последней, восьмой, страницы.

Тут на верхний край газеты села большая муха. Анатолий Иванович хотел было смахнуть насекомое, но что-то его остановило. Он стал изучать муху.

Ничего особенного. Муха как муха. Шесть тонких лапок, два полупрозрачных крыла, под которыми чёрное туловище и два выпуклых кружочка на голове – глаза.

Муха не торопилась улетать. Она потёрла передние лапки, затем лапками потёрла голову. После этого потёрла друг о дружку задние лапы. «Умывается, – подумал Анатолий Иванович. – А ещё говорят, что мухи нечистоплотные, переносчики инфекций. Вон как следит за собой. Молодчина!».

Анатолий Иванович слегка шевельнул газетой. Муха не улетела. Она поползла к правому краю газеты и остановилась на фотографии юных спортсменов, завоевавших в столице очередной кубок. «Спортом интересуется, – снова подумал Анатолий Иванович. – А ещё говорят, что у насекомых нет мозгов. Вон какая любознательная! Не только мозги, но и сердце у неё есть, несмотря на то что неразумное существо. Наверное, крохотное такое сердчишко, только под микроскопом и можно рассмотреть. А ведь тоже что-то чувствует».

Солнечные лучи осветили стол, за которым сидел Анатолий Иванович. Муха в свете, льющемся через окно, преобразилась. Крылышки стали золотистыми, а туловище казалось бархатным. «Вона, в каких богатых одеждах щеголяет – золото да парча», – продолжал восхищаться Анатолий Иванович.

Мухе надоело торчать на газете, и она перелетела на стол. Поползла к красной кружке с надписью: «Нина». Анатолий Иванович продолжал следить.

Вдруг раздался громкий хлопок. Анатолий Иванович вздрогнул и выронил газету. Он оглянулся. За спиной стояла жена. В правой руке она держала мухобойку, которой только что прихлопнула ту самую муху.

Нина Сидоровна торжествующе воскликнула:

– Попалась! И откуда они всё лезу и лезут? До чего же противные твари!

Кошки

Большая серая кошка забралась ко мне в душу и заскребла по ней когтями. Звук неприятный, как будто водят железом по стеклу. К серой присоединились ещё две кошки – рыжая и чёрная. Они еле уместились в душе. И тоже сразу принялись скрести.

В комнату вбежал Шарик.

– Проснулся? Ну вот, молодец!

Пёс ткнулся мокрым носом в мою руку. Я потрепала его за ушами. Шарик завилял хвостом. Присев на корточки, взглянула в его умные добрые глаза. И словно сама стала чуточку умнее и добрее.

– Эх ты, Шарик, Шарик… Что будем делать? И почему в жизни всё так сложно? Шарик, ты не знаешь, почему?

Пёс снова завилял хвостом. Он лизнул меня в нос, в щеку.

Я отстранилась:

– Фу, Шарик. К чему эти телячьи нежности? Хочешь есть? Я тебя и так покормлю.

Открыла холодильник. Вытащила косточку с мясом, бросила собаке.

Шарик лёг на пол, прижал лапами кость и начал увлечённо грызть.

Я подошла к окну и заглянула в душу: кошек там уже не было.

Шлёпанцы

Густая жидкая пластмасса приобрела заданную форму. Пресс поднялся и опустился на следующую заготовку. Машина припечатала тёмно-сиреневую массу, оторвалась от неё, и на конвейер выкатился блестящий шлёпанец. На левую ногу, сорок второго размера. По сути – мужской, но есть и женщины с таким же размером ноги. Поэтому не принципиально.

Осталось найти ему пару. За этим дело не стало – по соседнему конвейеру плыли шлёпанцы на правую ногу. Проворные девушки в красных комбинезонах и косынках подхватывали обувь с ползущих лент и парами упаковывали в прозрачные пластиковые пакеты.

Пары создавались быстро. О том, что они сделаны в Китае, шлёпанцы узнавали по небольшой чёрной надписи на упаковке.

Затем был долгий путь в огромной картонной коробке, доверху набитой одинаковыми пластмассовыми тапочками, прежде чем товар попал на центральный рынок города Анапы.

На базаре шумно и многолюдно. Туристы снуют туда–сюда в поисках жизненно необходимых на курорте вещей, свежих продуктов, а также из праздного любопытства.

Вахтовик Петя, приехавший на море из Воркуты, остановился возле обувной палатки. Взяв в руки сиреневые шлёпанцы, покрутил их, рассмотрел подошву, погнул задник. Понюхал. Обратился к продавцу:

– Сколько?

– Двести рублей, – ответил загорелый мужчина в белой шляпе с широкими полями.

Петя не стал торговаться, вытащил из заднего кармана шорт две сотенные и расплатился.

Тут же переобулся в обновку и пошёл по залитым горячим солнцем улицам южного города. Вроде бы мелочь – резиновые тапки, но настроение заметно улучшилось.

Вечером Петя в компании познакомился с миловидной девушкой Зоей, учительницей музыки из Пскова. И все две недели, что он отдыхал от многомесячной трудовой вахты, виделся с ней каждый день. А накануне Петиного отъезда домой молодые люди решили ночью искупаться в море.

Петя был опьянён романтическими чувствами к Зое. Купание в тёплой воде, близость любимой девушки, солёный ветер, выпитый коньяк местного разлива – всё это делало Петю невообразимо счастливым.

Тем временем морская волна подхватила оставленные на берегу шлёпанцы. Вначале они медленно плыли рядом. А потом вода разделила их. Левый шлёпанец поплыл быстрее и вскоре растворился в темноте. Правый поболтался ещё немного возле берега, но и он вскоре исчез из поля зрения.

Петя не заметил пропажи. Он видел лишь лунную дорожку и Зою, чей радостный смех он будет ещё долго вспоминать холодными зимними вечерами.

Дворник и поэтесса

Борис влюбился. Вначале он не сразу сообразил, что к чему. А когда понял, было уже поздно. Ловушка, поставленная жизнью, захлопнулась.

Казалось бы, что он нашёл в этой женщине? Судя по биографии в интернете, она на пять лет его старше. Выше Бориса на целую голову. Да к тому же – поэтесса. Поэтов, даже классиков, он не любил ещё со школы за то, что их стихи заставляли учить наизусть.

Впервые Борис увидел поэтессу Марину Романову в библиотеке, где работал дворником. Можно сказать, это была случайная встреча. Борис собирал сухие листья, когда заведующая Серафима Сидоровна, высунувшись в окно, крикнула на весь двор: