Вятичи

Трудно было узнать в этом сидящем у костра парне того, кто им встретился вчера. А вчера, осторожно двигаясь по следам хазар, на окраине одной из лесных полян Житко придержал лошадь Путяты:

– Подожди! Слышишь?

– Что?

– Сорока трещала.

Житко и Путята, сидя на лошадях, смотрели из-за кустов на небольшую полянку, которую пересекала широкая полоса утоптанной травы.

– Может хазары в засаде?

– Если бы хазары сидели, то сорока долго бы стрекотала.

– Может зверь какой?

– Может, а поостеречься не мешало бы. Ты заметил, Путята, что хазары полон ведут очень странно: они все засеки заранее обходят и ни разу они в них не упирались. Вот и сейчас Паучью засеку слева обходят. А за засекой леса уже не такие густые.

– Житко, мы уж версты полторы проскакали от последней метки. Не пора ли новую ставить?

– Пожалуй пора.

Путята спрыгнул с лошади и срезал толстую ветку. Он ножом отсёк все веточки, кроме одной, у которой обрезал только верхушку. Получилось что-то в виде крючка. Затем быстро счистил кору и полоской гибкой коры, выбежав на поляну, привязал очищенную палку к ветке дерева. Белая, висящая на дереве, она ярко выделялась на фоне зеленой листвы.

– Эй, постой!

Путята оглянулся: к нему из кустов шло что-то грязное. Рубаха и штаны были черны от грязи, грязь была на волосах и лице.

– Житко, леший! Чур меня, чур! – Путята бросился к своей лошади.

– Да не леший я, подожди! Я от хазар убёг.

Житко выехал из кустов:

– Ты кто?

– Трегуб я. Из полона я.

– А чего грязный такой?

На грязном лице появились белые зубы – видно это была улыбка:

– Так хазары за мной погнались, а там болото. Я в лужу с грязью бултыхнулся и замер, а они – дурни в трясину полезли. Один из них чуть не утоп. Так и не нашли меня.

– Ты бы грязь смыл бы.

– Смою, как лужу найду. А вы кто?

– Я Путята, а это, – Путята показал на Житко, – мой брат Житко.

– Житко? Значит правду говорил Единец, что братья их спасут. Он ещё говорил, что ты хорошо из лука стреляешь.

– Ты Единца у хазар видел? Откуда ты его знаешь? И кто там ещё? – заинтересовался Житко.

– Да кого там узнаешь! Из нашей деревни были люди, да разбросали связанными по разным телегам. В одной телеге мы с Единцом были, и с Младой. И еще там была одна остроглазенькая с ними. Всё грозилась хазарам, что её отец всех их перебьёт. Глупая, но отчаянная. Это она мне верёвки перегрызла.

Житко с Путятой переглянулись.

– Значит Младу и Агапе хазары поймали, – вздохнул Житко. – А ты куда теперь?

– Да куда я… Вот домой пробирался. А где дом-то? Всех побили да пожгли хазары дом-то. А где Станко и Сфирько? Эта ваша Агапа говорила, что они сильные, и что они спасут всех.

– Агапе, а не Агапа, – поправил Житко.

– Ну, нехай так.

– Убили Сфирько хазары, а Станко порубленный лежит. Не знаю, выживет ли?

– Ага, значит, не будет помощи, – промолвил Трегуб.

– А мы зачем здесь? – вскинулся Путята.

– Да что вы сможете? Я прикинул – их больше трёх десятков.

– Мы путь хазар отмечаем метками, а по этим меткам воины хазар и догонят, – пояснил Житко.

– Вячеслав сказал, что через два дня догонят, – добавил Путята.

– У вас еды нет? А то живот так от голода подвело, что бурчит.

Житко достал печёную рыбу и протянул Трегубу. Трегуб жадно начал отрывать грязными руками куски рыбы и засовывать себе между таких же грязных губ:

– Вы долго на жаре её не храните, а то пропадёт. А кто такой Вячеслав?

– Брат наш, старший после Станко. Чуть помладше тебя будет.

Трегуб перестал жевать:

– А-а, это тот Вятко, который ножи хорошо бросает! А где ж он воинов-то возьмёт? Кто за ним молодым таким пойдёт-то?

– Молодой-то он молодой, – гордо вздёрнул головой Житко, – да на наших глазах двоих хазаринов заколол ножом. Он-то и Станко этим спас, а то бы и его зарубили хазары.

– Прямо двоих? – недоверчиво переспросил Трегуб.

– Двоих, двоих, – подтвердил Путята.

Трегуб насторожился:

– Слышите?

Вдалеке послышался приближающий топот копыт. Отроки увели лошадей в кусты.

– Дай-ка мне, – Трегуб потянул из рук Путяты лук. – Я в своей деревне лучшим охотником был. Белке в глаз только так попадал…

Сквозь листву они увидели скачущего хазарина. Едва он проскакал мимо них, Трегуб выскочил из кустов и пустил вдогонку хазарину стрелу, а вслед за ним и Житко. Стрела Трегуба попала хазарину в поясницу. Видно было, как вздрогнул хазарин, и тут же стрела Житко попала ему между лопаток. Тело хазарина съехало с седла, и его конь, протащив его, запутавшегося в стременах, по траве, скрылся за поворотом.

Трегуб сунул лук в руки Путяты и побежал догонять коня хазарина.

– Брехло он. «Лучший охотник», – передразнил Путята. – Если бы не ты, то ускакал бы хазарин. А теперь, если Трегуб коня поймает, то до вечера может до дома доскакать. Поехали, хазары ждать не станут.

И вот теперь отмытый от грязи Трегуб сидел рядом с ними и ощипывал тетерева. Житко толкнул Путяту:

– Вставай, Трегуб появился.

Путята поднялся и спросонья, потирая глаза, удивлённо произнёс:

– Трегу-уб! Ты откуда здесь взялся?

– Оттуда, – в тон Путяте ответил Трегуб. – А вы чего это спите без осторожности, а? А вдруг хазары наехали бы, а не я?

– Так хазары-то далече, – ответил Путята. – Трегуб, а ты куда теперь поскачешь?

– Вот птицу запечём, поедим, и я с вами останусь. Втроём-то легче хазар выслеживать.

– Если ты выслеживаешь так же, как и стреляешь… – усмехнулся Житко.

– А что, видели, как я хазарину между лопаток попал?

– Да-а? – удивился Житко. – А я думал, что я.

– Ну ты, – покладисто согласился Трегуб. – Но я в него ведь тоже попал, и вас я нашёл. А насчет хазар ты, Путята, не прав. Стан у них в поле за Паучьей засекой. А у самой засеки в лесочке хазары засаду устроили.

– А ты откуда знаешь? – заинтересовался Путята.

– Так видел я ночью огни стана. А на засаду хазарскую случайно наткнулся. Вначале подумал, что это вы костёр разожгли. А как понял, что это хазары, так сразу дёру дал. Вот корю себя, что не удержался и стрелу пустил. Охнул там кто-то, может – попал. Теперь хазары будут думать, что за ними идут по их следу. Осторожней теперь надо, и в следующую ночь лучше к ним не приближаться.

– Значит, будем осторожней, – вздохнул Житко. – А завтра должны уже и воины нас догнать.

Глава 5

Агапе сидела на войлоке рядом со спящим Единцом, и её время от времени пробирала дрожь, но это было не от холода. Агапе было страшно. Весь день она бодрилась, вселяя в себе уверенность, что их скоро освободят, но уже проходит ночь, а отца всё нет. Ей стало страшно, как стемнело. Подошёл Куреп, грубо схватил Младу за косу и утащил к себе в шатёр, а в соседний хазары привели Агапе с прижавшимся к ней от испуга Единцом.

Она ожидала, что с наступлением темноты вот-вот раздастся шум битвы, и войско северян нападёт на хазар, но кругом было тихо, и только из соседнего шатра раздавались крики, стоны и плач Млады. Когда всё стихло, Агапе осторожно выглянула из шатра. Рядом с шатрами два воина сидели у тлеющего костра и изредка подбрасывали в него сучья, после чего костёр ярко вспыхивал, а затем опять продолжал искрить прогорающими углями. Невдалеке горели такие же тусклые костры, и только из-за горизонта долетали яркие всполохи зарниц.

Агапе опять села рядом с Единцом и стала ждать рассвета. Спать совершенно не хотелось. Под утро прискакали какие-то всадники, и в стане хазар началось движение. Занавеска входа шатра откинулась и хазарин грубо схватил за руки Агапе и Единца и подтащил их к повозке. Их уже не связывали. К ним подошла Млада. На лице у неё был кровоподтёк, а руки и шея были в синяках.

– Больно, Млада? – Единец осторожно дотронулся до синяка на шее.

Сестра не ответила, а уткнувшись в ладони, горько зарыдала. Агапе обняла её за голову и прижала к своей груди:

– Поплачь, поплачь – всё полегче будет. Главное – мы живы. Скоро нас освободят и всё закончится.

Млада отстранилась от Агапе и вытерла слёзы:

– После всего, что было ночью, мне уж всё равно. Жить не хочется. Был бы нож – и этого гада убила бы и себя. Да и не верится мне, что выручат нас.

– А ты верь! Мой отец рассказывал, что он и твоего отца Древана, и дядю твоего Бажена, первую жену свою, да и многих других из полона спасал. И нас спасёт, а северяне ему помогут.

– Да где ж они, северяне-то? – простонала Млада.

Стан хазар быстро сворачивался. Хазары суетливо бегали, сворачивали шатры, тушили костры и запрягали коней. К шатру Курепа подвели двух коней, между которых, как в люльке, лежал раненый воин.

– Млада, посмотри туда! – Агапе указала на лежащего хазарина. – Как думаешь: кто его так? А может северяне не так уж и далеко? А иначе чего они так замельтешили?

– Хорошо бы, – вздохнула Млада.

Куреп вышел из шатра. Он был недоволен. Молодая славянка ночью не отвечала на его желания и была намного хуже его наложниц. Не было сладострастия от поцелуев. Он впивался в её влажные губы, но поцелуи не были сладкими, как ожидал он, а какими-то пресными. Да и не целовала она его, а старалась отвернуться от его губ. Если бы она сопротивлялась, но была безразлична, и Куреп чувствовал, что девчонка ждала, чтобы всё скорей закончилось. И от того, что она безразлична ко всему, он ещё крепче сжимал её хрупкое тело и руки, кусал её за шею и за губы. Да ещё эта весть о раненом воине, стоны которого тоже раздражали Курепа.

Разъярённый всем этим, он смотрел на стоявшего перед ним Бураша:

– Что случилось? Почему он стонет?

– Караману стрела попала в живот.

– Какая стрела? Что ты несёшь?.. – зарычал Куреп. – Я вас направил охранять пути подхода со стороны славян, чтобы мы не прозевали возможной погони с их стороны. И что я слышу? Что прилетела стрела и попала Караману в живот! Она сама прилетела? Для чего вы там были, а? Как вы могли проспать врагов?

И уже тихо и зловеще произнёс:

– А может – вы действительно там спали?

Бураш, предчувствуя нехорошее для себя, начал оправдываться:

– Но он прискакал со стороны нашего стана. Мы думали, что кто-то скачет к нам с какой-то вестью. А в темноте было не разглядеть.

– Так сколько их было?

– Один.

– И ты хочешь сказать, что этот, кто попал в темноте в Карамана, объезжал ночью место, где мы безмятежно спали?

Этот вывод озадачил Курепа. Один воин в погоню не пойдёт. Выходит, что это был лазутчик. А если есть лазутчик, то может быть и дружина славян. А это значит, что они могут попытаться отбить полон, и тогда его не продашь, и не будет у Курепа денег, тем более не удастся получить выкуп за эту славянскую кошку. Куреп взглянул в её сторону: сто золотых монет на земле не валяются. Надо срочно уходить дальше в степь. Так далеко славяне не сунутся. Опять раздались стоны Карамана.

– Как он? – Куреп взглянул в сторону раненого. – Выживет?

Бураш отрицательно покачал головой:

– Вряд ли.

– Значит, не жилец. Отвези его и … – Куреп многозначительно поглядел на Бураша. – Чтоб не мучался.

Подошёл хмурый Олу-Ата:

– Чего так рано поднялись? Что за суета?

– Ночью славяне вокруг нашего стана шастали. Одного воина стрелой подбили. Надо подальше в степь уйти от этих лесов и перелесков, где в каждом из них можно спрятаться и устроить засаду. В степи славяне не воины.

Олу-Ата удручённо покачал головой:

– Не нравится мне всё это. Эти северяне могут больно кусаться. Трудно нам будет с ними в будущем, а сегодня жди нападения. Если днём будет тихо, то нападут ночью. Пусть твои воины ночью не спят, а то могут не проснуться.

– А твои?..

– Я покидаю тебя. Я не могу рисковать своими воинами из-за твоего полона.

Олу-Ата повернулся и пошёл прочь. У Курепа заходили желваки на скулах. Сквозь зубы он тихо процедил:

– Трус.

Как можно бояться этих славян, когда они разбегаются по своим лесам при появлении хазар? А как же тогда погибшие воины Олу-Ата из непобедимой тысячи? У Курепа пробежал холодок по спине. Ему показалось, что из ближайшего леска на него смотрят тысячи глаз и направлены в него сотни стрел.

– Куреп! – за спиной стоял Бураш. – Карамана больше нет.

– Почему мы до сих пор не тронулись в путь? Почему мы стоим? – округлив глаза, заорал Куреп.

Таким злым Бураш не видел его давно. Он вскочил на своего коня и поскакал подгонять людей, лишь бы поскорей убраться с глаз Курепа.

Млада с ненавистью смотрела за всеми действиями хазар, а потом с сожалением произнесла:

– А может мы зря отказались от побега, а?

– Ты что, Млада? Поймали бы – убили бы, – возразил ей Единец.

– Так надо ещё поймать. А по мне – лучше уж смерть, чем с этим… Ночью…

* * *

– И-и-и, хлюп. И-и-и, хлюп.

Вячеслав открыл глаза. Солнце уже появилось над горизонтом, и было уже светло. Часто дышащая и мокрая от слюней морда Серко, обнюхивая, уткнулась ему в лицо. Вячеслав отвернулся от волка, и Серко от него отстал.

– И-и-и, хлюп. И-и-и, хлюп.

Вячеслав приподнял голову. На лавке в середине ладьи спиной к нему сидели Сивояр и Василь и размеренно гребли вёслами. Вячеслав посетовал на себя: что же он сразу не распознал этот скрип уключин. Он хотел уже подняться, но слова Сивояра заставили замереть:

– Я вот думаю, а может мы зря взяли с собой отроков? Что ждёт нас в пути? А вдруг и не вернёмся живыми? Ну ладно мы, в жизни всякое было: и хорошее, и плохое. Всё видели, многое пережили, и умирать не страшно. А им каково? Видишь, как умаялись.

Василь покачал головой:

– Знаю, думал об этом. Да, они молоды и ещё не так сильны, но ловки и выносливы и знают язык степняков. Но думал я и о другом… Всё равно их было бы не удержать, да и от крови их не воротит. Это уж как молодые волчата, которые попробовали первый раз сырое мясо. Я вспомнил себя молодым. Так я после первого боя два дня есть не мог – мутило всего. А они держатся молодцом.

Помолчав, добавил:

– Пока есть такие отроки, – не состарится племя: они вдохнут в него жизнь. Верю, расправит народ плечи, заставит себя уважать, не будут его грабить другие, уводить в плен людей, расплодится и будет жить счастливо.

Василь помолчал, подумал над этими словами и с грустью сказал:

– Думаю, что я этого не увижу. Пока есть такие, как Воист, которым свое добро ближе чужой боли – это будет не скоро.

– Ты прав. За ними будущее. Хорошими воинами вырастут.

– Да, хорошими, – согласился Василь. – Но видится мне, что Вячеслав может до воеводы дорасти. Есть в нём способность принимать решения, от которых зависит жизнь других людей. И пускай по молодости эти решения не всегда верные, но, согласись, не каждый может взвалить на себя такую ношу ответственности. У него своё видение правды, но за эту правду люди будут готовы идти за ним. Вначале их будет мало, а затем всё больше и больше. Вот и ты, Сивояр, согласился…

– Я тебе вызвался помочь.

– Ой ли?

Сивояр смущённо улыбнулся:

– Опять ты прав. Не мог я не помочь сыну Древана. Есть в нём обстоятельность и мужицкая рассудительность отца, и в то же время в Вячеславе есть что-то от его дяди Бажена: то ли отчаянность, то ли смелость.

И опять:

– И-и-и, хлюп. И-и-и, хлюп.

– Погода будет меняться, – промолвил Василь. – Рука больная ноет, да и шрамы от ран тоже… Наверно дождь будет.

– Да, парит, – ответил Сивояр. – Может ветерок подует, тогда парус поставим.

Вячеслав приподнялся:

– Дядько Василь, давай я тебя подменю.

– Проснулся? Ты лучше вон Сивояра подмени, а то он всю ночь лодкой управлял один.

– Чегой-то один? С Серко…

– Давайте мы с Вячеславом на вёсла сядем, – раздался голос Векши.

– О! И ты проснулся. Тогда давайте поешьте и помашите вёслами, а я, пожалуй, и правда подремлю, – Сивояр бросил весло и подал отрокам по куску хлеба, а сам полез на нос ладьи.

Серко, почуяв запах хлеба, начал тыкать своим влажным носом то в Вячеслава, то в Векшу. Вячеслав с опаской отпрянул от волка.

– Да не бойся ты, – улыбнулся Василь. – Это он тебя за своего принял. Он теперь не укусит.

– Ты ему хлебца дай, – Векша отломил кусок хлеба и дал Серко.

Тот хапнул с руки и проглотил не жуя. За Векшей хлеб протянул и Вячеслав. Хлеб опять вмиг исчез.

– Хватит, Серко. Дай людям поесть, – одёрнул волка Василь. Серко поджал хвост и улёгся у ног Василя. – Его этим не накормишь. Они – волки, вообще могут несколько дней не есть, а потом отъедаются. Такая у них волчья порода.

– Да он как собака, только хвостом не машет, – улыбнулся Вячеслав.

Ладья уже плыла посреди широкой реки среди высоких и крутых берегов, подмытых водой. Какое-то разнообразие вносили небольшие лесочки, как бы выбегающие полюбоваться на несущую воду реку, да невесть как удерживающиеся на крутых берегах растущие деревья. Иногда эта обрывистая стена разрывалась, и в реку впадала небольшая речка. В это время Василь доставал платок, расшитый цветными нитками, и рассматривал его, оглядываясь по сторонам.

– Дядько Василь, а чего ты его всё рассматриваешь? – заинтересовался Вячеслав.

– Вот смотрю и определяю, что нас дальше ожидает: какая речка будет в реку впадать и с какой стороны, что там дальше будет за поворотом?

– Как это платок может это знать? – удивился Вячеслав.

Василь улыбнулся:

– Вот представь, что ты – птица и паришь высоко над рекой. Представил?

Вячеслав кивнул головой, продолжая размеренно работать веслом.

– А если ты поднимешься ещё выше, то что ты внизу увидишь?

– Речку увижу, но она уже как ручей будет.

– Вот! – довольно произнёс Василь. – А если ещё выше?..

– Ручеёк маленький.

– Ещё…

– Ниточку тоненькую, но разве так можно залететь высоко?

– Правильно ты сказал – ниточку. А теперь посмотри на платок – видишь белую нитку извилистую? Это и есть наша река, по которой мы плывём. А вот эти тонкие ниточки – это речки, которые впадают в нашу реку.

– Ух-ты! – восхищённо воскликнул Вячеслав. – А у тебя есть платок, где хазары полон ведут?

– Есть. Эти, как ты говоришь, платки я делал, когда по степи ходил. По ним всегда можно прикинуть: где ты находишься и в каком направлении нужно идти. – Василь замолчал, а потом спросил: – Чуете?

– Что?

– Так ветерок подул. Бросайте вёсла и давайте парус поставим.

Под парусом лодка пошла гораздо живее. Уже не надо было махать вёслами, и Вячеслав и Векша с интересом смотрели по сторонам. Река извивалась, менялись пейзажи, но всё это не могло отвлечь Вячеслава от мыслей возможных способов освобождения славян из полона.

– Дядько Василь! Вот ты вчера говорил, что если бы у нас было сто воинов, то всё равно у нас могло не получиться отбить полон. А если внезапным наскоком, пока они не очухались, а?

Василь серьёзно и внимательно посмотрел на Вячеслава и, после небольшого раздумывания, промолвил:

– Понимаешь, Вячеслав, чтобы воевать с врагом и победить его, надо знать слабые и сильные стороны противника. Знаешь – ты уже почти победил. В чём сильная сторона хазар?

Вячеслав вспомнил последнюю схватку с хазарами, когда конный хазарин зарубил Сфирько и ранил Станко:

– Я думаю, что они хорошо сражаются на коне.

– Вот. А в чём преимущество славян?

Вячеслав молча смотрел на Василя.

– Славяне хорошо сражаются в пешем бою, мастерски делают засады, – Пояснил Василь.

– Так что же нам их никогда не победить?

Василь улыбнулся:

– История войн показывает очерёдность преобладания конницы над пешими и наоборот, пеших воинов над конными. Всегда побеждали те народы, которые находили что-то новое в оснащении войска, в его построении.

– У Вячеслава загорелись глаза:

– Расскажи, как это!..

Векша пересел поближе, а Василь продолжил:

– В древние времена войны обычно выигрывали те, у кого было больше войска. И вот македонский царь Филипп, как каган у хазар, – пояснил Василь, – придумал новое построение войска – фалангу. Представьте несколько рядов воинов, держащих копья, причем у воинов в каждом следующем ряду копьё длиннее. Таких рядов могло быть восемь и даже более. Воины в последних рядах, чтобы удержать копьё, клали копья на плечи впереди идущих. С боков фалангу прикрывали всадники в доспехах. Такую конницу обычно называли тяжёлой, а если всадники были без доспехов, то лёгкой. Представляете, что могли сделать с этой ощетинившейся копьями стеной противники? Пешим воинам подойти ближе было нельзя, а кони на копья никогда не полезут. Такая стена сминала боевые порядки противника, заставляла их отступать, а тогда в бой вступала конница и рубила отступающего противника.

Василь перевёл дух и продолжил:

– Вот это передовое построение войск использовал сын Филиппа Александр, который завоевал множество народов и основал большую империю. Этот боевой порядок казался непобедимым, пока не столкнулся с войском римлян. Римляне использовали катапульты, которые стреляли стрелами размером больше дротика шагов на пятьсот. Такая стрела запросто пробивала щиты у воинов первого ряда и разила воинов первого и второго, а иногда и третьего ряда. В рядах фаланги образовывались бреши, и туда устремлялась конница. Кроме того римляне своим лошадям прикрывали глаза, и лошади, не видя направленных в них копий, безбоязненно налетали на фалангу и своей массой также расстраивали строй противника. И что могли потом сделать со своими длинными копьями воины в последующем?

– Погибали? – спросил Векша.

– Да, погибали. Ну, вот он – непобедимый боевой порядок! Но нет, появляются готы, у которых более мощная броня, и которые защищают ею даже своих коней. И они покоряют римлян. Есть на готов управа? Есть. Появились гунны, которых поддерживали славяне?

– Славяне били готов? – удивился Вячеслав.

– Не спеши. Я говорю, что вместе с легкой конницей гуннов воевали пешие славяне. Гунны в ближний бой не лезли, обстреливали из своих дальнобойных луков противника, кружили вокруг него, и легко уклонялись от столкновений с медленной и тяжелой конницей готов, изматывали её и заманивали на засады славян. Разрозненный строй неуклюжих готов становился лёгкой добычей.

– Так хазары похожи на гуннов! – воскликнул Василий.

– Чем-то похожи, а чем-то нет. Умер предводитель гуннов, и разлетелись в разные стороны их племена, в том числе остались на новых землях и племена славян. Вроде бы эти методы ведения войны остались у всех этих племён, но появляется новое племя – авары. Они были немногочисленны, но смогли покорить многие народы. Одни покорились аварам, другие – переселились от них подальше.

– Переселились подальше, – тихо про себя повторил Вячеслав.

– Так в чём же было преимущество воинов авар? А в том, что они применили стремена. Всаднику на них можно было вставать, и от этого удар мечом был гораздо сильнее. Бой они начинали лёгкой конницей, а затем вводили тяжёлую, которая громила потрёпанные непрерывными наскоками войска противника.

– Да, сложно это – воевать, – вздохнул Векша.

– Сложно, – согласился Василь. – Как вы видите, победы в бою часто зависят не от количества воинов, а от их умения, от преимущества в вооружении и даже от скорости передвижения войска. Вот арабы или, как их называют ромеи – сарацины, в своих победах часто использовали быструю переброску своих пеших воинов на конях. Неожиданное появление войск сарацин приводило к их победе. Вот сравнительно недавно франки, используя опыт сарацин, также быстро добрались на лошадях на место боя, но сражались они пешими и побили сарацин. В бой франки всегда идут, построив из воинов клин, в вершину которого ставят самых сильных и опытных воинов. Если в войске много воинов, то создаются несколько клиньев. В ближнем бою трудно противостоять франкам. Они бросают своё копьё с зазубринами в щит противника, а затем наступают на древко копья, щит у противника отклоняется, и потом легко справиться с беззащитным. Ещё они умело бросают свои топоры – франциски.

Василь замолчал, вспоминая что-то своё.

– Дядько Василь, а откуда ты это всё знаешь? – спросил Вячеслав.

– У меня было много учителей. Среди них были и ромей, и авар, и франк. Вот франк и учил меня бросать топор, а авар научил обращаться с кнутом. Вот и Векша теперь с кнутом орудует получше любого степняка.

– Так тебя дядько Василь учил? – повернулся Вячеслав к Векше.

Векша утвердительно качнул головой и спросил:

– Дядько Василь, а как нам лучше это хазарское ярмо сбросить?

– Знаешь, Векша, люди, живущие в горах, говорят, что если с горы упал один камень, то скоро сверху сойдёт лавина. Ты верь, что придёт время, и хазары здорово получат по зубам.

– Получат, это точно, – промолвил Вячеслав.

– Дядько Василь, смотри – хазарин, – Векша показал на берег.

На берегу стояла одинокая фигура всадника. Василь присмотрелся: