Серая Мышка. Второй том о приключениях подполковника Натальи Крупиной

Его ладони на удивление ловко и быстро справились с узлом, который сама Мика сооружала не меньше десяти минут. Это вообще было очень сложным делом – нарядить себя так, чтобы ни на гран не отступить от канонов, прописанных веками. А вот негр разобрался с этой сложным одеянием за пару десятков секунд. Мика даже не успела заполниться ужасом, как оказалась в плотном мешке из собственного кимоно. Толстый шелк закрыл от нее лунный свет и далекие огни фонарей, а заодно приглушил громкий смех американцев. Но не смог заставить женщину отрешиться от мира. Она сейчас словно видела себя, свою униженную позу со стороны. И понимала, что пьяный смех вызвало прежде всего то, что скрывалось под строгими формами кимоно. Нижнее белье гейши тоже было традиционным, а значит далеким от легковесных и легкомысленных тряпочек, какими пользовалось теперь большинство японок. Но традиционное белье тоже не стало неприступным бастионом. В сильной руке (Мика отчетливо представила себе, как черная ладонь сминает и дергает книзу трусы) скроенный по ее фигуре и сшитый надежно, в два стежка материал не выдержал и треснул, скользнув по ноге на асфальт. А рука уже мяла ее нежную плоть, сопровождаемая шумным дыханием. Мика дернулась в очередной раз и глухо закричала, почувствовав, как бесстыдный палец ткнулся в самое заветное и замер, когда до ушей японки, а значит и насильников донесся спокойный, даже насмешливый женский возглас:

– Веселитесь?

Этот голос заставил руки американца, до того удерживающие гейшу за плечи в самой унизительной позе, отпустить и плечи, и кимоно, а заодно проворчать что-то зло и предвкушающе. Впрочем, это ворчание тут же прервалось с каким-то жалким хлипом – словно его забили назад в глотку беспощадным ударом. Мика не была поклонницей боевиков; представить себе женщину, способную заткнуть рот здоровяку в форме оккупационной армии (а кем были сейчас эти двое, если не оккупантами?) ладошкой раньше вряд ли бы смогла. А теперь она по-прежнему словно видела все со стороны – и как голова первого насильника дергается от несильной вроде бы пощечины; как второй, продолжая тянуть вперед оттопыренный палец, отлетает от такого же внешне слабого тычка в грудь. Нет – это Мика уже увидела воочию, когда резко выпрямилась, заставив тяжелый шелк скользнуть на место. А еще она увидела избавительницу – женщину одного с ней роста и, наверное, возраста – судя по мудрым, чуть насмешливым глазам. Лунного света хватило, чтобы отметить, как эти глаза стали беспощадными, когда незнакомка, кивнув Мике, перевела свой взгляд на афроамериканцев. Первый из них – тот, что держал ее в шелковом «мешке», предлагая подельнику первым надругаться над жертвой, сидел на асфальте, ошалело тряся головой. От его толстого носа в стороны летели темные капли. Второй лежал на спине, и вставать пока не собирался.

– Что, милый, носик болит? – незнакомка склонилась над первым с таким зловещим шепотом, что тот вздрогнул и подпрыгнул на ягодицах, попытавшись таким не очень удобным способом оказаться подальше.

И у него получилось! Впрочем, он, наверное, тоже посмотрел на себя со стороны; на себя и женщину, которая стояла сейчас перед ним, готовая расхохотаться в полный голос. Это заставило его взвиться теперь уже вполне профессионально. Мика профессионализм оценить не могла, а вот подполковник Крупина – вполне. Правда, лишь на «троечку». Бросок американского сержанта вверх и вперед – то есть на нее – она пресекла самым жестоким способом. Не потому, что так уж ей нравилось избивать людей, пусть и подонков, подобных этому негру. Просто пришла пора показать спасенной женщине, японке, жесткую и кровавую сторону своей профессии.

Бросок сержанта встретил встречный удар выпрямленной ноги, отбросивший его дальше того места, откуда он только что поднялся. Теперь он лежал лицом вниз и хрипел, явно не в состоянии подняться. А Наталья повернулась к гейше и остановила на ней задумчивый взгляд; словно примерялась к чему-то. Мика даже попятилась от этого взгляда – такого холодного и расчетливого. Крупина тут же улыбнулась, явно закончив нехитрый подсчет и заговорила теперь уже на японском, сразу обозначив, что ее расчет никакого отношения к гейше не имеет.

– Два ребра сломаны, – сообщила она застывшей в стопоре японке, а потом недовольно покачала головой, – маловато. Так ведь?

Гейша, словно загипнотизированная, послушно кивнула. Впрочем, она тут же спохватилась, и бросилась было вперед, чтобы остановить Мышку. Как же! Остановить агента три нуля один можно было – если только она сама этого хотела. А сейчас она совершенно непонятно как оказалась рядом с шевелящимся телом и замахнулась правой ногой. Совсем несильно замахнулась, но огромное тело от пинка в ребра буквально подбросило кверху.

– Ну вот, – опять улыбнулась Мике Наталья, – теперь все симметрично – по два с каждой стороны. Теперь с этим.

И опять японка не смогла уловить того движения, которое позволило спасительнице оказаться у второго тела. Этот американец лежал, широко раскинув руки. Средний палец правой ладони по-прежнему оттопыривался, словно показывая отношение своего хозяина к окружающему миру. Ну и мир показал ему свой палец – посредством ног Натальи Крупиной. Мышка вскочила на спину негромко хрипевшего солдата. И потопталась на ней так, что японка вдруг уверилась – это действо для незнакомки, на которую она смотрела с причудливой смесью благодарности, опаски и какого-то обожания, вполне привычно. Наталья топталась недолго; вот она примерилась и топнула – четыре раза – так что и теперь для гейши все было понятно.

– Четыре удара, четыре ребра. Теперь уже полная симметрия.

Ужаснула ли японку картина того, как хрупкая на вид женщина с бесстрастным, даже немного веселым выражением лица калечит двух здоровенных беспомощных мужиков? Да – в первое мгновение. А потом ее взгляд остановился на руке, на оттопыренном пальце того, кто только недавно дергался с невнятными стонами под каблучками женщины-терминаторши. Мику опять передернуло от отвращения и стыда, и она поспешила нагнуться и скомкать в руке то, что осталось от ее нижнего белья. А разогнулась она под звуки не менее ужасные и противные, чем те, с которыми ломались ребра американцев.

Незнакомка словно прочла ее мысли, связанные с этим пальцем, а может (тут гейша невольно заалела щечками – они у нее, несмотря на расхожее мнение, вовсе не были покрыты толстым слоем грима) и успела застать самый последний, а значит самый постыдный момент попытки надругательства. Палец теперь – после того, как над ним «поработала» Наталья, не был ни хищным, ни прямым. Изогнутый сразу в нескольких местах, он вызвал еще один комментарий Крупиной, подмигнувшей Мике: «Как я его!?».

– Не лез бы куда не следовало, был бы сейчас целым, – а потом, без перерыва, кивнула гейше, – пойдем что ли?

Последние слова были сказаны на японском языке, вполне чистом для европейки. Мика – надо отдать должное ее чувству сострадания – удивилась этому позже; даже после того, как задала себе вопрос: «Куда пойдем?». Теперь же она протянула вперед сразу обе руки, показав на неподвижные тела:

– А как же они?

– Оклемаются, – махнула рукой Наталья, – ну уж если тебе так сильно хочется, можешь позвонить в скорую. Тогда уже и в полицию заодно. Заявлять-то будешь?

Мика опять залилась краской. Она вдруг представила, как будет рассказывать обо всем – даже о пальце – незнакомым мужчинам в полицейском участке; а в качестве вещественного доказательства на столе будут лежать ее трусы. Мика затолкала комок смятой ткани поглубже под вырез кимоно и кивнула Наталье:

– Прошу почтить мой дом своим присутствием, уважаемая госпожа…

– Рини, – негромко рассмеялась Наталья, – можешь называть меня Рини.

Маленький зайчик – так переводилось с японского это имя, и для самой Крупиной оно оказалось самым близким аналогом для Серой Мышки.

– Хорошо, госпожа Рини, – еще глубже поклонилась гейша, – прошу – мой дом совсем рядом.

Мышка улыбнулась, и эту улыбку Мика уже не смогла расшифровать. А означало она следующее:

– Знаю, милая. И про калитку, и что скрывается за ней, тоже. Кстати, дрянные у тебя замки, «человек искусства» – так, кажется, называют представителей твоей почтенной профессии? И про этих недоумков, которых ты теперь жалеешь, можешь не спрашивать. Успела удивиться, откуда они появились здесь, в тихом уютном районе, куда даже мелкие воришки не заглядывают? Отвечаю – это был первый этап операции «Гейша», которую подполковник Крупина успешно завершила. А со вторым, милая, поможешь мне ты. Обещаю, что сломанных ребер и пальцев больше не будет.

«Дрянной» замок на калитке послушно щелкнул и впустил хозяйку с гостьей внутрь маленького дворика, порядок в котором поддерживал приходящий садовник. В перечне навыков, которыми должна была обладать настоящая гейша, садоводство не числилось. Хотя, тонкий природный вкус и долгие годы обучения другим искусствам – музыке, танцу, поэзии – помогли бы ей, задумай она поработать еще дизайнером и флористом.

– Но, – огляделась Наталья во дворике, который теперь был освещен мягким приглушенным светом, – каждый должен делать свое дело. Я, кстати, тоже.

Задача, которую поставила перед собой Наталья предыдущим вечером, была одновременно и простой и сложной. Простой – потому что при ее квалификации организовать встречу с любым человеком, да хоть с самим божественным микадо, было вполне реально. Но вот гарантировать, что этот разговор не будет записан скрытой камерой и попадет в нежелательные руки, она не могла.

– Это не Россия, с массой глухих уголков, где точно нет, и никогда не будет прослушки; здесь камера может оказаться даже под этой тарелкой.

С этой мыслью Наталья, она же «французская туристка», одарила официанта улыбкой пресыщенной прожигательницы жизни из далекой Европы. Невозмутимый в течение всего вечера служитель этой обители чревоугодия на миг расплылся в ответной улыбке – очевидно, почуял хорошие чаевые. Но угодливо склоненную спину не выпрямил; так и отошел от столика. Ресторан «Ихиматсу» был выбран Мышкой совсем не случайно. Если тот специалист по Японии, что рассказывал и ей, и остальным членам группы три нуля про традиции островного государства, не ошибался, то мест, куда можно было без опаски прийти в уверенности, что за тобой никто не будет подглядывать, было совсем немного. И все они были связаны с соблюдением древних ритуалов. Человек, с которым Наталье было необходимо переговорить с глазу на глаз, очень чтил их. Майор Като – именно он заменил полковника Кобаяси на посту начальника отдела, упустившего из своих рук русского мастера Будылина. Раз в неделю, что бы не случилось, майор погружался в глубину веков; наслаждался чайной церемонией, тихой музыкой и стихами, что декламировали ему гейши в специальном домике, который назывался окия. А точнее – одна гейша, Мика. В этом отношении майор Като тоже был достаточно консервативен. И в этом самом окия никаких средств слежения не было. По крайней мере, Мышка очень надеялась на это.

Вламываться в тихий, регламентированный до мельчайших деталей мирок без предварительной подготовки Наталья не хотела – опять-таки, чтобы не поднять ненужную невидимую волну, что могла доплеснуть до чужих глаз и ушей. Поэтому она и сидела сейчас здесь, в ресторане, который славился наличием в них в качестве приложения к ужину самых настоящих гейш. Это утверждали и путеводители, и хозяин заведения, который почему-то лично встретил нежданную гостью. Может потому, что являться сюда женщине в одиночку было не принято. Но Мышку не завернули от порога, не показали ни словом, ни жестом, что она здесь нежеланный посетитель. И теперь она сидела за низеньким столиком, наслаждалась незнакомыми острыми блюдами, в которых преобладала рыба и впитывала в себя атмосферу неспешного праздника, которую создавали женщины, укутанные в плотные шелковые кимоно. Они шествовали мимо плавно, со склоненными головами, на которых были наверчены какие-то сложные сооружения, которые назвать обычными прическами язык не поворачивался. Наталья прикинула, сколько времени затрачивают эти несчастные, чтобы выйти на рабочее место и невольно пожалела их. А потом и себя – потому что собиралась попасть в окия именно в этом образе. Ее профессиональный взгляд сначала оценил, как много колющего или режущего оружия можно разместить и в просторном одеянии, и даже в прическе. Потом она мысленно прошлась по залу такой же семенящей походкой, удерживая неестественно прямую осанку, и пришла к выводу, что учиться годы, как это делали настоящие гейши, ей не надо – пара тренировок, и не очень требовательный взгляд разницы не заметит. Но вот все остальное – мелодичное бренчание на инструменте, напоминавшем длинную мандолину; негромкое воркование под этот аккомпанемент другой гейши, несомненно, декламирующей древнюю оду – или как у них называется длинное, на полчаса стихотворение?..

Самой Крупиной столько времени не было нужно. Ей достаточно было остаться с майором Като наедине и проинструктировать его так, чтобы контрразведчик не сломал спектакль, в которой сама Мышка собиралась играть главную роль.

– Без всякой чайной церемонии, – усмехнулась она, наблюдая, как еще одна гейша переливает янтарную жидкость из чайника в чашку и обратно бесчисленное множество раз, – чаю майор и дома напьется.

Вот это все Наталья и вывалила на голову замершей в ужасе Мики, которая как раз такую церемонию и начала. В ужасе, потому что представила, что ее нежданная гостья появляется в окия и начинает… Тут она вспомнила про американцев, про то, что она так и не позвонила в службу спасения и дернулась было к двери в другую комнату, к телефону. И остановилась, теперь уже в изумлении. Мышка, до того сидевшая на низком пуфике, вдруг легко вскочила на ноги, оказавшись впереди нее, и пошла в ту комнату раньше Мики. Пошла с гордой осанкой, таинственным выражением лица и неповторимой походкой, которые сама Мика вырабатывала с того дня, когда опытная гейша взяла ее в майко, ученицы.

Японка даже немного обиделась – как же так, женщина абсолютно чужих традиций, менталитета, да даже физического сложения сейчас шествовала по комнате не хуже ее самой. Опытный глаз одел эту фигуру, облаченную в дорогой брючный костюм и туфли на низком каблуке в традиционное кимоно и пояс; нарисовал на голове француженки сложную высокую прическу и со вздохом констатировал – на короткое время эта женщина смогла бы обмануть даже хозяйку окия.

– А музыка?! – воскликнула она вдруг победно, совершенно позабыв про американцев, – а все остальное? Пять искусств, основы которых должна знать настоящая гейша: песни и танцы древности; особенности чайной церемонии; литературу и поэзию; каллиграфию и, наконец, владение музыкальными инструментами. Как вы, госпожа Рини, освоите все это за короткую ночь?

– Ну, расписываться я там никак не собираюсь, – усмехнулась Наталья, – ни каллиграфически, ни каракулями; петь и танцевать тоже. Ответь мне на главный вопрос – сможешь провести меня в окия, не вызывая подозрений? Так, чтобы я попала к твоему клиенту… ну хотя бы вместе с тобой.

– Гостю, – чуть оскорбленно поправила ее Мика, – только так мы называем тех, кто готов слушать нас и принять из наших рук чашку чая.

– Пусть будет гость, – согласилась Наталья, – так сможешь?

– Смогу, – вздохнула Мика, – в качестве майко, моей ученицы. Только это для неподготовленного человека будет очень непросто…

В последнем Мышка убедилась сама, когда ранним утром гейша начала наносить на ее лицо грим – слой за слоем. Это длилось почти час, в результате Наталья превратилась в японскую куколку с нереально белым, без всякого признака морщин и румянца, лицом. Потом было одевание, точнее завертывание в кимоно. Свои трусы (целые, естественно) Мика предлагать майко не стала. Впервые в жизни она со вздохом согласилась, что современное нижнее женское белье гораздо красивее и практичнее. А также… Тут ее лицо, которое в соответствие с традициями можно было не уродовать килограммом грима, немного заалело – теперь уже от стыда.

– Великий Будда, – чуть не ахнула она, достав то, что осталось от ее вчерашнего интимного одеяния, – мужчины видели меня в этом!

Сама того не подозревая, Мышка провела первую царапину по тому панцирю, что многие годы носила в душе эта женщина, отринувшая радости современного мира ради древних традиций.

Дом две гейши покинули уже ближе к вечеру. Наталья, несмотря на тренированную выдержку и способность вытерпеть многое, если не все, с радостью засеменила в сторону ждавшего такси.

– Еще совсем чуть-чуть и все это, – она нежно коснулась пальцем собственного лица, а потом искусственной прически, – можно будет содрать, смыть. Насладиться ощущением чистоты и свежести.

Она еще раз, уже с позиции жертвы, примерившей к себе такие красивые на внешний вид вериги, пожалела гейш.

– Недаром, – вздохнула она, – вас по всей стране осталось не больше тысячи. А здесь, в Токио, всего сорок пять. Нет (она глянула в зеркало, что висело перед таксистом) – сорок шесть.

В окия Мышка вела себе, как и велела Мика – тише воды, ниже травы. Как та самая серая мышка, однажды подобранная полковником Сазоновым с кровоточащей раной в душе. С хозяйкой никаких проблем не было. Точнее самой хозяйки не было в доме – это Наталья приняла за хороший знак. А буквально минут через двадцать, отсчитывая от того мгновения, как Наталья с любопытством шагнула в окия, появился и клиент.

– Гость, – без внутренних споров поправила себя Мышка.

Впрочем, майор Като вел себя здесь как хозяин. Низенький, круглый, он может на работе и был похож на шуструю каплю ртути. Здесь же он буквально расплылся по низенькому диванчику, приветствуя давнюю знакомую легким движением руки. На Наталью, вошедшую следом за гейшей бесплотной и бесшумной тенью, ухитрившейся, однако, нести тяжеленный поднос с приборами для чайной церемонии, он не обратил никакого внимания. Здесь женщины, как поняла уже подполковник Крупина, были скорее антуражем, дорогостоящим приложением к ностальгии по ушедшим безвозвратно временам, когда слова: самурайская честь, преданность императору, не были пустым сотрясением воздуха.

– Ну-ну, толстячок, поностальгируй – пока есть время.

Это Наталья так кокетничала; ни одной лишней секунды (особенно в белоснежной маске, от которой немилосердно чесалось лицо) она терять не собиралась. Все той же тенью она скользнула к изголовью диванчика и опустила ладонь на загривок забывшегося вроде в неге и ожидании действа майора. Като оказался живчиком – как и предполагала Мышка. Она стукнула костяшками пальцев в нужное место с учетом того, что японец попытается и резко отдернуть голову, и прикрыть ее правой, ближайшей рукой. В результате он застыл на диванчике с неестественно вывернутой шеей и ладонью, за которую Крупина и дернула, усаживая его в более подобающее серьезным переговорам положение. Потом, отступив, махнула рукой еще незаметнее, вроде бы даже не глядя. Мика дернуться не успела; так же как и осесть бесформенной куклой на пол, застеленный жесткой тростниковой циновкой. Гейша тут же оказалась рядом с майором, на куда более мягком диване – кстати, впервые за долгие годы.

Крупина опять отступила на пару шагов и недовольно покачала головой.

– Ты, девочка, молодец, – то она обратилась к Мике, которая сейчас не могла слышать ни ее, ни кого-то другого, – сидишь как куколка. А ты парень (она повернулась к Като), чего к ней шею тянешь? Мина гейша правильная, таких вольностей по отношению к себе не позволяет.

Две крепкие ладошки ухватились за голову японца и с хорошо различимым треском придали ей строго вертикальное положение.

– Вот так, – довольно кивнула она и спросила – все так же нарочито строго, – орать не будешь? Пытаться укусить, плеваться?

Говорить майор не мог, но по его глазам Серая Мышка поняла – майор Като согласен сейчас на все; лишь бы ему вернули подвижность и возможность задавать вопросы. И первый из них она тоже прочла, еще не начав массировать ей одной известные точки:

– Кто ты такая, черт возьми, и что тебе от меня нужно?

На этот вопрос Наталья ответила весьма своеобразно. Она закончила массировать затылок толстяка и без размаха отвесила ему весомую пощечину. Голова Като дернулась в сторону, а обратно, в то самое вертикальное положение, вернулась уже по воле майора. Все остальное – руки, ноги (ну и что еще могло сейчас пригодиться?) – по-прежнему не чувствовались. Команды, что попытался было послать к ним головной мозг, возвращались обратно – от того самого места, которое незнакомка с лицом ученицы гейши и непонятным акцентом в голосе, поправила с хрустом в позвонках.

– Тебе привет от полковника Кобаяси, – с легкой улыбкой сообщила Наталья.

– Полковник Кобаяси никому ничего передать не может, – прохрипел поначалу майор; потом откашлялся и добавил, – он лежит в центральной военной клинике в коме, и неизвестно, когда из нее выйдет.

– Недели через две, – безапелляционно заявила Крупина, – а привет он передал за пару минут, как в эту самую кому впал.

– Так ты та самая… извините госпожа – вы та самая, что устроила переполох на базе Йокосука?

– Совсем небольшой, – кивнула Наталья, – за то, что вы сделали с моим островом. И не говорите, что это все с легкой руки русского мастера Николаича!

Последние слова она произнесла с нескрываемой иронией, даже угрозой; внутри Като – там, где только что ничего не ощущалось – болезненно заныло.

– Будем считать, что в этом мы квиты, – успокоила и самого майора, и боль в его груди Крупина, – можно переходить к новой фазе в наших отношениях.

– Каких?! – невольно выпалила говорящая голова японского майора.

– Исключительно дружеских и взаимовыгодных, – проговорила Наталья с улыбкой, – вы уже выяснили, кто похитил русского мастера?

Като не ответил, но по мелькнувшей на его лице раздраженной и в чем-то бессильной улыбке она поняла – выяснили. Но все-таки напомнила, вызвав еще одну гримасу на круглой физиономии:

– Итак, в особняке, где вы незаконно удерживали гражданина Российской Федерации, поработали тени клана Тамагути-гуми.

– Они убили нашего сотрудника, – со злостью прошептал Като, – и они за это заплатят. Особенно предательница.

Наталья понимающе покивала головой. Предателей она тоже не любила, хотя ту же Асуку категорично осуждать не спешила.

– Ну, тут вы сами разбирайтесь, ребята, – усмехнулась она, – вернемся лучше к нашим баранам. У вас есть какой-то план насчет Николаича и того, что сейчас заставляют его делать.

– План есть, – явственно скрипнул зубами майор, – только никто не позволит нам его осуществить.

– Никто – это кто?

Като лишь закатил глаза к потолку, показывая, что запрет пришел с самого верха.

– Понятно, – опять усмехнулась Мышка, – «особа, приближенная к императору». А может и сам…

Майор вздохнул, соглашаясь.

– Ну, тогда, – поспешила обрадовать его Наталья, – вам тем более повезло. Меня-то этот запрет не касается.

– Одна?! – протянул Като, – против целого клана?

– А почему нет? – улыбнулась Серая Мышка, – умыкнуть человека, даже хорошо охраняемого, проблем не составит. Главное, чтобы за то время, пока я буду искать господина Будылина, он не натворил чего-нибудь ужасного. Точнее – другие не натворили, с его помощью. А чтобы этого не произошло, нужна самая малость – и ты мне ее сейчас пообещаешь. Это и будет ваш вклад в общее дело.

– Какая малость? – вскинулась голова.

– Семья Николаича. Это самое уязвимое его место. Сам понимаешь – ради них он пойдет на все. А нам надо, чтобы он пошел лишь на то, что в наших интересах.

– Каких интересах? – японец явно вспомнил о начале таких необычных переговоров – о «дружеских и взаимовыгодных отношениях»; особенно взаимовыгодных.

– Ну, ведь мне еще новый остров купить надо. Обустроиться там; домик построить, то, се. Собачку, может, заведу – чтобы на незваных гостей гавкала. Деньги мне кто даст, японское правительство или ты лично?

Майор Като попытался пожать плечами – мол, точно не он. Ничего у него, естественно, не вышло. А Крупина задала очередной вопрос:

– Как ты думаешь, у клана Тамагути много денег? Хватит на небольшой островок?

Като кивнул, вызвав всплеск эмоций на, казалось бы, безжизненном лице майко.

– Вот и договорились, – Крупина явно закрыла эту тему и приступила к инструкциям, ответив заодно и на вопрос: «Почему, собственно, семью русского мастера нужно перехватывать и прятать именно здесь, в Японии? И не лучше ли все-таки дозвониться по номеру, который когда-то принадлежал человеку, ставшему сейчас Президентом сопредельной страны?».

Но эти вопросы, как и сама инструкция – подробная, детализированная так, словно над ней корпел не меньше недели весь отдел майора – занимали надежное место в голове японца помимо его сознания. Потому что оно было переполнено изумлением, вызванным другим вопросом: «Что значит договорились?! А у самих Тамагути не надо было спросить?!».