Карнавал лжи

Конечно, от Зельды его промедление не укрывается.

– Помнишь предания о том, что в заморских землях, откуда прибыли наши предки, царствовали владыки, которых называли королями? – продолжает она. В зелёных глазах, мерцающих над серебряной гранью кубка, горят отблески огня. – Только представь, какими королями могли бы стать мы. Тебе никогда не хотелось властвовать над ними вместо того, чтобы служить им? Искоренять всех ублюдков среди них под корень – и вовсе не той милосердной смертью, которую дарят им наши мечи? Сделать так, чтобы они и помыслить боялись о преступлениях, чтобы дрожали, едва вспомнив о нас, и этот ужас останавливал их прежде, чем они протянут свои поганые руки к невинным?

Он смотрит в огонь в её глазах. Так пытливо, как редко смотрел на сестру за эти триста лет.

…естественно, об этом он тоже думал. И прекрасно знал, каким королём мог бы стать. Как мог бы пройтись по Аллиграну яростным вихрем, сея гибель и разрушение, оставляя после себя чистую девственную пустоту, на которой, возможно, взойдёт нечто лучшее. Люди в массе своей слабы и склонны к разрушению – себя и, самое печальное, других. Волки в овечьей шкуре – и зачастую с овечьим же складом ума. Многих из них сильный пастырь может повести за собой, куда вздумается, если найдёт способ держать стадо в узде.

Страх держит в узде едва ли не лучше чего бы то ни было. А они, избранники Кристали, могли быть страшнее самых страшных чудовищ, которыми в сказках люди пугают своих детей.

Он думал об этом – и забывал. Отодвигал мысль в те закоулки собственного сознания, где покоилось всё, чему стоило быть забытым. О чём не стоило думать, чтобы на самом деле не превратиться в чудовище. Он – Воин, убивающий чудовищ (в человеческом облике в том числе); Палач, карающий их. Понимание того, насколько легко он мог бы превратиться в одного из тех, кого призван казнить, удерживало от шага за эту грань лучше любых цепей.

Но шагнуть за неё мог не только он. И ему очень не хотелось делать того, что придётся сделать, если сейчас Зельда хоть на йоту серьёзна.

Она наконец заглядывает в его лицо, – и, хотя он научился скрывать свои мысли и чувства даже от тех, кто читал их лучше любого из смертных, явно замечает тень на этом лице.

– Скажи, брат, – произносит Зельда, – если перед тобой встанет выбор – любовь или долг, что ты выберешь?

– Я сделаю всё, чтобы мне не пришлось выбирать.

Он отвечает без раздумий. Как потому, что много раздумывал об этом задолго до её вопроса, так и потому, что знает: колебаний она не примет.

– И всё-таки.

Он знает, что может солгать. Наверное, даже должен.

Но он всегда считал ниже своего достоинства лгать тем, кого любит.

– Долг. Долг превыше всего.

– Даже любого из нас?

– Долг превыше всего, – повторяет он. – Даже любви.

Он надеется, что Зельда не услышит угрозы в этих словах. Он не угрожает ей, но смысл этих слов – сам по себе угроза.

Какое-то время они смотрят друг на друга. Танцуя на радужках Зельды, отражённое пламя кажется изумрудным: таким же, как колдовской огонь, испепеляющий всё живое, открытый ею и названный её именем.

Затем сестра смеётся – и в этом смехе наконец слышится тёплый закат ранней осени, недавно погасший за окном.

– Да шучу я. Как и ты, полагаю. – Зельда поднимает кубок повыше, так, что серебряная кромка скрывает её улыбающиеся губы. – Не смотри на меня так. Давай лучше выпьем за несостоявшихся королев и королей Аллиграна… и за то, что никогда нам не обрести ни корон, ни королей, ни королев.

– Хозяин, – первым же словом, вернувшим его в реальность, Альдрем выдал, что будет дальше: таким тоном задают вопросы, которые долго не решались задать, – а когда вы… планируете… следующий этап?

Он ответил не сразу. Трудно мгновенно вынырнуть из глубин памяти, когда они простираются на тысячу с лишним лет.

…иронично, но они с Зельдой оба в итоге нашли себе того, с кем всё же попытались разделить груз бессмертия. Она – своего короля (Ликбера ведь по праву можно назвать королём среди магов). Он – королеву (и в этой жизни она действительно является ею).

Оба – на беду.

– Соскучился по играм, Альдрем? Или по игрушке?

Слуга промолчал.

– Чтобы повидать Таришу Бьорк, вовсе не обязательно возвращаться к игре. Можно просто попросить… Мне чудится или ты смущён?

– Кхм.

– Ещё чуть-чуть, и поверю, что ты влюбился.

– Староват уже, хозяин.

– Не старше меня, – усмехнулся он, обводя пальцем хрустальную грань.

…Зельда. Кейзелида, «Кружащаяся в Огне»: такое имя дали ей шаманы на обряде наречения, существовавшем до того, как Кристаль принесла в Аллигран иную веру.

Сестра.

Пока он не потерял её, он не понимал, что привязался к ней едва ли не больше, чем ко всем остальным. Не считая Арона, конечно. А теперь именно им с Зельдой предстоит играть друг против друга. Танцевать на сцене, в которую превратился для них мир людей.

И оба они прекрасно знали, что будет с тем, кто первый оступится в этом танце.

– А что, если я уже начал следующий этап?

Слуга растерянно поправил перчатки без пальцев, облившие его руки чёрным бархатом:

– Обычно вы… не играли без меня.

– Привычки иногда меняются. – Отставив фужер, он потянулся за тем, что давно уже ждало своего часа на столе. – Мой дорогой Альдрем… представь себе, даже ты ещё многого обо мне не знаешь.

Предмет в его ладонях тихо щёлкнул.

– Я расскажу тебе, что будет дальше. Скоро. – Он открыл карманное зеркальце в золотой оправе. – А пока, раз ты так скучаешь по Тарише Бьорк…

Он провёл ладонью над зеркальцем, будто по невидимым струнам, и отражение его лица исчезло в серебристой дымке.

Потом сквозь неё проступили очертания – другой комнаты, других лиц…

– Что там творится? – воскликнул Альдрем, из-за плеча хозяина наблюдая за тем, что происходит в зеркале.

Некоторое время он просто смотрел на картинку в отражении.

– А, – наконец изрёк он. – Её Величество снова доверила уборку своим рыцарям.

* * *

Другой кабинет в другой точке Срединного королевства Долины Аллигран в это самое время представлял собой куда более интересное зрелище.

Гигантским мотыльком порхала в воздухе тряпка для пыли. Угрожающе хлопая обложками, пикировали в шкаф книги. Окунались в таз с водой горшки с фиалками и, побултыхавшись там, возвращались на свои блюдечки. По ковру деловито ползала щётка.

Посреди кабинета стоял долговязый паренёк лет шестнадцати: сосредоточенно хмурясь, он с торжественностью дирижёра размахивал руками, кончиками длинных пальцев выписывая в воздухе замысловатые пассы.

– Книга! – вдохновенно воскликнул он.

Подчиняясь его словам, толстая энциклопедия крутанула сальто и атаковала жалобно трепыхнувшуюся тряпку.

– Теперь цветы!

Горшки не замедлили перехватить инициативу, взяв несчастный клочок ткани в кольцо.

– А теперь…

– Джеми, я попросила тебя убраться, а не отрабатывать мыслеправление, – устало заметила Таша, замершая на пороге бывшего кабинета господина Гирена.

Мальчишка, вздрогнув, обернулся. Предметы зависли в воздухе – и миг спустя полетели вниз. Тряпка упала на застывшую щётку. Фиалки рухнули в таз, окатив Джеми волной грязной воды. Второй том «Энциклопедии судебных казусов» Таша, к счастью, успела подхватить до того, как тот коснулся пола.

– Ну вот, – уныло констатировал Джеми, созерцая облитый ковёр, – теперь и чары очищения пригодятся… И давно ты за мной шпионишь?

– Некоторое время. – Ташин взгляд сам собой скользнул по строкам книги, открывшейся в её руках. – Люблю смотреть, как ты колдуешь. Но не как ты балуешься.

«…зная, что брат настроил стражу против него, Князь заявил, что требует Суд-Поиск, и попросил жену свою стать Ищущей, что отыщет доказательства его невиновности»… Знакомая история. Отец Дармиори рассказывал её на уроках, когда они касались судебного права.

…от воспоминания о дне, когда Таша в последний раз видела отца Дармиори, у неё на миг спёрло дыхание.

День, в который тебя попытались сжечь заживо, просто так не забудешь. И вспоминать его, не задыхаясь, сможешь не скоро.

– Это не баловство, а жизненно необходимое умение! Мы с Найджем начинали его осваивать, но время идёт, и я должен сам…

– Охотно верю, – согласилась Таша, захлопнув энциклопедию задрожавшими руками. – Только не с грязеопасными…

Она осеклась. Рывком обернулась, но винтовая лестница, пронизывавшая всю башню, была пуста. И далёкий отзвук мужского смеха уже стих… смеха, который она не слышала с лета и хотела бы не слышать больше никогда.

Может, он и не звучал вовсе. Может, то была лишь игра воображения.

Или нет.

– …предметами, – пробормотала Таша.

– Что такое? – спросил Джеми недоумённо.

– Ничего. Померещилось. – Ощущая, как колотится сердце и подрагивают вмиг похолодевшие пальцы, она шагнула к открытой двери. – Заканчивай скорее. Ужин скоро будет готов.

Опять, подумала Таша, сбегая по каменным ступенькам обратно на кухню, скользя пальцами по шершавой тёмной стене. В который раз за эти полгода ей приходится гадать, кто теперь играет с ней: её собственный разум или враг, выжидающий нужный момент?

…ладно. Об этом можно подумать потом.

– Точно не нужно ничем помочь, госпожа Лиден? – нырнув в низкую каменную арку, в третий раз спросила Таша у старушки, суетившейся у очага.

– Ты лучше пиши, – ответила та, помешивая ароматное варево в котелке. – Дневники – это очень полезно. Вот захочешь когда-нибудь сложить песню о славных деяниях своей молодости, а у тебя всё записано! И вспоминать не надо.

Что ещё может сказать летописица и бывший менестрель…

Таша заползла в кресло-качалку, ждавшее в углу под пучками ароматных трав и связками сушёных яблок, которые висели на белёной стене. Устроившись под пушистым пледом, раскрыла тетрадь в твёрдой кожаной обложке с плотными жёлтыми страницами.

Она любила сидеть здесь и летом (в каменной башне звездочёта было прохладно даже в полуденный зной). Но кутаться в плед у очага, пока снаружи шелестит вьюга, а на кухне витают вкусные ароматы стряпни, – вот истинное наслаждение.

«Сегодня в основном читала поэмы Артан, если не считать того часа, когда мы играли в снежки, – записала Таша зачарованным пером, не нуждавшимся в чернилах, оставлявшим на бумаге чёрные, будто угольные строчки. – Джеми сейчас прибирается в библиотеке, то есть в бывшем кабинете господина Гирена. Вообще это должна была делать я, но он проиграл мне в карты целых три уборки и расплачивается.

К слову, сегодня же я сообразила, что уже немало написала сюда про людей, которых считаю семьёй, но ни разу не пояснила, кто они. А вдруг эту тетрадь однажды будут читать мои потомки и ничегошеньки не поймут? Наверное, стоит расписать, кто сейчас меня окружает. Нас приютили в своём доме госпожа Лиден и господин Гирен: супруги Лормари, друзья Арона. Он звездочёт, а она летописица. И живём мы в самой настоящей звездочётной башне: семь этажей, на каждом по комнате, а на чердаке обсерватория…»

Услышав резкий звяк металла, Таша дёрнулась и вскинула голову, но хозяйка кухни и дома просто поправляла сковородки в шкафчике.

Госпожа Лиден Лормари с первого дня знакомства казалась Таше воплощением добрых бабушек из сказок: сухонькая, невысокая, чуть сгорбленная старушка с морщинистым лицом, источающим феноменальную доброжелательность. Из-под домашнего чепца выглядывали седые кудряшки, из-под потрёпанного платья – закрученные кверху мыски остроконечных туфель.

«Арон Кармайкл – наш с Лив, Джеми и Алексасом приёмный отец, – продолжила писать Таша, успокаивая вновь задрожавшие пальцы и сбившееся дыхание. – Супруги Лормари когда-то приютили его у себя, а потом он привёз сюда и нас. Арон – дэй, пастырь в деревне Фар-Лойл, где мы и живём. А ещё он Зрящий, амадэй – тот самый, Возлюбленный Богиней, – ему примерно одиннадцать веков, и он лучший чтец сознаний и целитель во всём Аллигране. Добр, мудр, справедлив, бесчисленное количество раз спасал меня от верной смерти. И я ни капельки не соврала.

Лив – моя сестрёнка и единственная кровная родня в нашем семействе. Ей девять, и она становится жуткой врединой: кроме Арона, с ней никто сладить не может. Сейчас она уже спит – устала расстреливать нас снежками.

Джеми и Алексас – братья, мои рыцари. Их настоящая фамилия – Сэмпер, и они состояли в «Тёмном венце», обществе заговорщиков против нынешнего короля. Мы с Ароном спасли их, когда Его Величество со своими рыцарями напал на штаб-квартиру Венца. Джеми – младший, ему семнадцать, и дай ему волю, он поселился бы в библиотеке. Если верить Арону (а я ему верю), из него вырастет очень сильный колдун. Алексас – старший, ему в первоцветнике[2] будет двадцать два. Превосходный фехтовальщик, прекрасно играет на корде. А ещё полтора года назад он умер и теперь делит одно тело с Джеми.

Разномастная у нас сложилась семейка. Если учесть, что я оборотень, то нормальные люди, то есть Лив и супруги Лормари, в ней скорее ненормальны…»

Поймав странную мысль, в который раз пришедшую в голову, Таша уставилась в тёмное окно, за которым кружился в ветреном танце снег.

…порой она почти забывала, что всего полгода назад у неё была другая жизнь. Другая семья. Забывала, что Арон ей не родной отец; что супруги Лормари только считают его «детишек» внуками, которых у них никогда не было. Что она – королева, законная наследница трона, на котором сидит узурпатор Шейлиреар Дарфулл, и последняя из свергнутого рода Бьорков.

Наверное, её сознанию куда удобнее оказалось привыкнуть к этому дому и этой жизни, чем постоянно возвращаться мыслями к могиле матери, заколдованной Лив, сражениям с оборотнями, виспами, эйрдалями, кеарами и амадэями.

Кошмары мучали её первый месяц. Только первый. Теперь остались лишь такие моменты, как сегодня. Испуг от резких звуков, вызывающий готовность вскакивать и бежать. Редкие ощущения, что кто-то следит за ней. Вечное ожидание чего-то страшного, поселившееся на задворках сознания – и заставлявшее бояться самого обычного звяканья кастрюль, в котором ей слышался звон сталкивающихся клинков.

Но сейчас она не в первый раз поймала себя на мысли, что в целом счастлива. Что игра – всё, через что её заставили пройти, игра живыми людьми ради извращённого удовольствия древнего существа – вполне могла быть только страшным сном. Что эта жизнь – тихая, размеренная, сказочная – будет длиться вечно.

…только вот игра не окончена. Нет. И когда порог этого дома перешагнёт Лиар – амадэй, Возлюбленный Богиней, кукловод, Палач, Воин, – лишь вопрос времени.

– Я закончил с уборкой и жутко устал, – уведомил их Джеми, влетая в кухню. – Я ухожу.

– Куда, сынок? – обстучав ложку о край котелка, уточнила госпожа Лиден.

– В себя, – буркнул Джеми, опускаясь на ближайший стул с толстыми дубовыми ножками и прикрывая глаза.

– Наконец-то, – сказал открывший их Алексас.

Таша подняла взгляд. Даже сотню раз видев, как братья перехватывают друг у друга власть над общим телом, она всё ещё не привыкла к тому, как внутреннее меняло внешнее.

Джеми казался тощим, длинным и нескладным. Алексас – поджарым, высоким и изящным. Шевелюра Джеми была взъерошенной, как воронье гнездо; Алексаса – живописно растрёпанной. Джеми двигался так, будто каждую секунду договаривался с собственным телом; Алексас – с грацией большого кота. Лицо Джеми было детским, с приросшим к нему потерянно-рассеянным выражением, и симпатичным, не более. Лицо Алексаса навеки врезалось в девичью память аристократичной красотой и чарующей улыбкой.

Единственным, что действительно менялось внешне, были глаза. Бледно-голубые с желтоватым ободком вокруг зрачка – у Джеми, синеватые с золотым – у Алексаса. Впрочем, у Арона глаза меняли цвет по настроению, так что и это можно было считать внутренним.

– Летопишешь? – спросил у неё Алексас, вскинув бровь.

…помнится, насмотревшись на него, Таша даже пыталась этому научиться – вскидывать одну бровь. Пригодилось бы, дабы выказывать лёгкое удивление, выражать насмешку или окрашивать слова едва заметным презрением.

Попытки остались безрезультатными.

– Пытаюсь.

– Почитать, конечно же, не дашь.

– Конечно же, – легко подтвердила Таша, захлопнув тетрадь.

– Так и думал. – Вальяжно вытянув ноги, Алексас закинул руки за голову. – Помощь не нужна, госпожа Лиден?

– Съесть поможешь. – Старушка зачерпнула на пробу немного мясной похлёбки. – Кажется, переперчила…

– Не-а, – возразила Таша, втянув носом воздух. – Пропорции что надо.

– Права, как всегда, – признала госпожа Лиден, отняв от губ длинную деревянную ложку. – Эх, чем больше узнаю об оборотнях, тем больше жалею, что не родилась в Ночь Середины Зимы. Или что мою маму в своё время не покусал кто-нибудь многоликий… А вот теперь, Алексас, помощь пригодится.

– Укус оборотня обеспечил бы ей только беготню по лекарям, – усмехнулась Таша. – А вот Ночь Середины Зимы…

Она вспомнила о собственной маме, о том, как летом едва не оказалась сожжена заживо, и перестала улыбаться.

Деликатный стук во входную дверь отвлёк её как нельзя вовремя.

– Кажется, Арон вернулся, – сказал Алексас, натянув толстые кухонные варежки и под наблюдением госпожи Лиден снимая котелок с огня.

Выпутавшись из пледа, Таша встала с кресла, проводившего её печальным скрипом, и, неслышно переступая по ковру ногами в шерстяных домашних сапожках, подошла к порогу.

– Ты как раз к ужину, – начала она, ещё отодвигая засов, и, распахнув дверь, осеклась.

Морозный воздух холодил кожу, а страх – сердце, пока Таша стояла на пороге, глядя на незваного гостя. Его одежды были тёмными, как вороново крыло; лицо – скрыто глубоким капюшоном отороченного мехом плаща; глаза пристально изучали её – Таша не видела его взгляда, но чувствовала.

Конец всем играм, а особенно – в обычную жизнь…

Мгновения, которые человек в чёрном молча смотрел на Ташу, тянулись бесконечно долго.

Потом он шагнул к ней.

– Прекрасно выглядите, Таша, – заметил знакомый голос. – Ещё лучше выглядели до того, как меня испугались.

Она в изумлении отступила на шаг:

– Леогран?

– Уже лучше, – одобрил юный герцог Броселианский. – Позволите войти?

Наконец сумев выдохнуть, Таша отошла в сторону.

Стряхнув снег с плаща, Леогран перешагнул порог башни звездочёта. Откинул капюшон: свет волшебной лампадки высветил медь длинных волос, прихваченных лентой в низкий хвост, яркую зелень глаз и ледяные метки, снежной белизной выделявшиеся на и без того бледном лице.

– Как вы нашли нас? – спросила Таша недоверчиво.

– Отец Кармайкл сказал, где его искать, если нам понадобится помощь. – Леогран затворил за собой полукруглую дверь из старого исцарапанного дерева. – Не представите меня? Кажется, я не знаком с частью вашего прекрасного семейства.

– Да. Конечно. – Чуть успокоившись, Таша повела рукой в сторону хозяйки дома: – Госпожа Лиден, это Его Светлость Леогран Норман. Герцог, с лета правящий Броселианским округом. Леогран – госпожа Лиден Лормари. Она…

– Ташина бабушка, – улыбнулась старушка. – Безмерно рада знакомству, Ваша Светлость.

– К вашим услугам, госпожа Лормари. – Юный герцог учтиво поклонился. – Стало быть, отец Кармайкл – ваш сын?

– О таком сыне мечтает любая мать, – уклончиво ответила летописица. – Как вы познакомились?

– Отец Кармайкл летом выручил нашу семью из большой беды. Он изгнал досаждавшего нам призрака и эйрдаля, очаровавшего моего дядю. Убившего моих родителей. – Леогран сглотнул; только это выдало волнение и печаль, которые (Таша прекрасно понимала) охватили его при этих словах. – Если б не отец Кармайкл, думаю, мы все были бы уже мертвы.

– Добрые дела Арон делать любит, – подтвердила старушка. – Что же привело вас сюда?

Но внимание юноши уже переключилось на другой объект.

– Что ж, добрый вечер, Таша. – Леогран склонился над её рукой с поцелуем. – Рад, что вы мало изменились за те месяцы, что мы не виделись. Всё так же прекрасны.

– Вы тоже не изменились, – усмехнулся Алексас из-за Ташиной спины. – Всё так же поразительно неучтивы со мной.

– Приветствую, Джеми-энтаро. – Леогран поклонился в третий раз. – Я тоже скучал.

Слегка поморщившись от того, что его назвали чужим именем, Алексас вполне добродушно хмыкнул.

– Вы подоспели к ужину, Ваша Светлость. Прошу к столу, если не брезгуете. – Госпожа Лиден открыла буфет с тарелками так буднично, точно на её маленькую кухню каждый день захаживали сиятельные персоны. – Таша, помоги на стол накрыть. А ты… Джеми… позови Гирена и Лив.

…впрочем, учитывая, что на кухне госпожи Лиден каждый день трапезничали законная наследница свергнутого королевского рода и амадэй, правивший людьми шестьсот лет назад, ей ли было трепетать перед каким-то герцогом.

– Арона ждать не будем? – спросила Таша, уже не удивляясь догадливости названой бабушки.

– Пока дождёмся, остынет всё. Не волнуйся, должен скоро вернуться. Куда денется…

Леограна, нерешительно мявшегося у очага, разоблачили, отправив верхнюю одежду на вешалку, и усадили на почётное место по правую руку от хозяина дома. Сам хозяин явиться не соизволил: пока Таша и госпожа Лиден накрывали на стол, Алексас побежал позвать его к ужину, но вскоре вернулся и, бесшумно приземлившись после прыжка с последних пяти ступенек, сообщил, что господин Гирен занят неотложным наблюдением за странствующей звездой.

– Лив спит, – добавил он, устраиваясь за столом напротив Леограна. – Я решил её не будить.

– Потом поедят, – согласилась госпожа Лиден, разливая похлёбку и не скупясь накладывать в тарелки побольше мяса.

Помолившись, сели есть. Некоторое время на кухне царила тишина: госпожа Лиден свято придерживалась правила «пока я ем, как рыба, нем», о чём не забывала напоминать окружающим перед каждой трапезой.

– Так что же привело вас в наши края? – поинтересовался Алексас, когда тарелки опустели и старушка милостиво разрешила «детям» поболтать, пока она не вернётся из кладовой с клеверовым вареньем к чаю.

– Моя невеста, – протянув к огню руки, обвитые ледяными метками, проговорил Леогран с улыбкой, мелькнувшей в уголках его сухих губ. – Вы ведь не забыли, что в глазах света всё ещё помолвлены со мной, Таша?

– Такое не забывают, – тихо откликнулась девушка, нашаривая на верхней полке буфета травяной сбор.

Она не любила об этом вспоминать. Помолвка помогла Леограну получить его заслуженный титул, но мало приятного в том, чтобы стать фальшивой невестой герцога – и злейшим врагом невесты несостоявшейся.

Ещё неприятнее обнаружить, что из тебя может получиться враг куда более жестокий, чем ты думала.

– Мне казалось, мы закончили этот фарс, – заметил Алексас.

– Мне тоже. Однако вмешались неожиданные обстоятельства. В конце концов, святой отец не зря сказал нам обращаться за помощью, если она понадобится.

– Что за обстоятельства?

– Ежегодный Княжий бал в Ночь Середины Зимы. – В голосе Леограна прорезалось предвкушение, и Таша вдруг поняла: с такими же интонациями Лив говорит, что у неё есть для сестры подарок. – Большое событие. На балах собирается вся знать провинции… и, конечно, подмечает, как обстоят дела у каждой великосветской семьи.

– И теперь Таша обязана ехать с вами, дабы никто не узнал, что ваша помолвка – фикция?

– При таком раскладе мы бы не осмелились беспокоить вашу сестру. В конце концов, моя невеста могла приболеть, и до бала в Ночь Середины Лета ей не пришлось бы появляться при дворе. А там, надеюсь, мы с дядей уже нашли бы девушку, которая согласится однажды действительно стать герцогиней Броселианской… Но в этом году настал черёд Равнинной провинции принимать у себя Королевский бал. То есть грядущий Княжий бал почтит своим присутствием сам Шейлиреар Первый в сопровождении своего двора, что превращает бал в Королевский. Князь и герцоги Равнинной должны будут накануне праздника явиться к Его Величеству на частную аудиенцию…

– …дабы он лично перекинулся словечком с теми, кто под его началом управляет королевством. Ещё одно нововведение Его Величества. – Алексас презрительно усмехнулся. – Тоже мне, игра с подданными в дружбу и заботу.

Леогран устремил на него недоумённый взгляд весенних глаз, распахнувшихся шире обычного.

– Всё ещё не понимаю, как всё это связано со мной, – возясь с заварочным чайником, сказала Таша, невзначай отдавив «братцу» ногу. Норманам, ещё шестнадцать лет назад избравшим сторону правящего короля, определённо лучше было не знать о бунтарских взглядах её рыцарей.