Амадзин

Тут я присел на стул и замер. Никто из родственников никогда не рассказывал мне о родителях. Эта тема была запретной. Собственно, даже то, что дед с бабушкой мне именно дед и бабушка, я узнал уже будучи в девятилетнем возрасте. Впрочем, от этого я не перестал считать их своими отцом и матерью. В конце концов, родители это те, кто родил, а папа с мамой те, кто воспитал. Но узнать, что к чему, иногда очень хотелось. И вот теперь завеса тайны приоткрывалась без моего вмешательства. У меня даже ладони вспотели.

– Это, конечно, был её выбор, но масла в огонь я подлила достаточно. Прости Оттан, что я, старая дура, не послушала тебя тогда, – обратилась Алада к деду, тот подошел и обнял её за плечи, бабуля склонила к нему голову и продолжила говорить. – Твой отец не отпустил Марину в одиночестве, они ушли рука об руку и пропали вместе. Прошло два десятилетия, как я лишилась дочери и зятя. Не хочу лишиться ещё и внука. Даже если ты добудешь артефакт, он не вернёт к жизни ни твоих родителей, ни былую славу народа гор. Мой тебе совет сыночек: закопай эту проклятую вещь и забудь.

– Давно… – дед приблизился вплотную и уселся напротив, внимательно глядя мне в глаза. – Ещё в прошлой жизни. Я до одури уговаривал своих детей не впутываться во все эти дворфские штучки, убеждал, доказывал, даже грозил. Но они всё равно ушли, оставив нам тебя. Все эти годы я смотрел, как ты растёшь, взрослеешь, становишься мужчиной и думал почему. Зачем они это сделали? Чего им не хватало? Денег? Власти? И постепенно заметил в тебе их искру, тебе не хватает того же.

Дед положил свои громадные ладони мне на плечи и добавил.

– Загляни в своё сердце и подумай. Хочешь ли ты работать в кузне до конца жизни или пока руки перестанут подымать молот? Хочешь ли водить караваны через перевал до старости, пока ноги перестанут слушаться? Может хочешь открыть лавку и продавать разную дребедень? А может тебе по нутру, что иное? Свист ледяного ветра в ушах, плечо верного товарища рядом, да острый клинок в руке? Не думай ни о родителях, ни тем более об этих зловредных гномах…

Тут он резко пригнулся и бабушкин подзатыльник пролетел над самой макушкой. Дед улыбнулся от уха до уха, легонько стукнул меня кулаком в грудину, так что я чуть вместе со стулом не улетел в угол и заговорщицки прошептал:

– Подумай о себе, чего сам-то хочешь. А отцовский наказ мой тебе такой: в одиночку не ходи, выпорю.

Честно говоря, совет деда мне сразу запал в душу. Как он начал про кузню, перевал и торговлю, так челюсть мою сразу и перекосило от оскомины. Единственное, что тянуло меня в горы всё это время – ощущение опасности и постоянное напряжение в предвкушении неожиданностей. Адреналин. Вот чувствовал же, что не стоит Брадли через горы вести, ничем хорошим это не закончится, а всё равно повёл. Такой уж я. Спокойная жизнь мне кажется пресной и скучной.

Старики застыли, ожидая моего решения. Аладу, правда, старой назвать язык не поворачивался. Она выглядела лет на тридцать, как и основная масса горских женщин. После тридцати (у горцев это считается совершеннолетием) понять сколько кому лет, практически невозможно. Вот дед – человек, и его восемьдесят написаны у него на лице глубокими морщинами, а чистокровному горцу Хларту, судя по таким же точно морщинам, лет триста. Если сравнивать людские мерки и мерки горцев, то они с дедом ровесники. Резво вскочив, я смахнул в мешок самородок и пнул своё имущество под лавку. Оглядел лица присутствующих, на которых застыл немой вопрос.

Нет. Не дождётесь вы моего решения, не так сразу. Может я и не чистокровный горец, но мозгу ближним вынести тоже люблю.

– Спасибо за советы. Пойду, пожалуй, на танцы, Мерик звал, – поклонился им как можно ниже, пусть знают, что я их уважаю и люблю, и выскочил на улицу.

На пороге заметил, как Алада таки отвешивает деду подзатыльник.

– А что? – возмутился тот, пожимая плечами. – Всё равно ведь пойдёт. Ты, можно подумать, не пошла бы.

– Иди наливки принеси, – закатила глаза бабушка и кивнула в сторону Хларта. – Дорогой гость не поен, не кормлен. Булаву ему в дышло.

Ночь встретила меня прохладой, приятно освежил морозный воздух, ворвавшийся в лёгкие. За домами слышалась весёлая мелодия. Вот каким-таким образом, Тарб умудряется из такой унылой штуки как волынка, извлекать такие задорные мотивы? Талантище.

Танцы – это у нас такой каменно-деревянный квадратный, не то сарай, не то барак. Молодёжь построила на отшибе, своими силами и из подручных материалов. Строили неумело, вкривь и вкось, но зато для себя. Часть стен из кривых брёвен, часть из кое-как выложенных камней. Крыша, вообще, непонятно из чего и непонятно как держится. Посреди барака кострище, многие приносили с собой дрова или уголь и разводили огонь для обогрева и освещения. В углу, обычно, усаживался кто-то умеющий играть на каком-нибудь инструменте и музицировал. Остальные либо танцевали, либо били музыканта, если он плохо играет, часто мнения разделялись и начинался спор плавно переходящий в кулачный бой – веселились в общем.

На моей памяти Тарба не трогали ни разу. Даже если он умудрялся сфальшивить, то так менял звучание мелодии, что казалось, будто так и было задумано. Да и бить его, если видел хоть одну потасовку с его участием, боязно.

Но даже если музыкант играл виртуозно, но на танцах оказывалось пару бутылок ягодной наливки, а оказывалось постоянно, то к концу мероприятия, всё равно, возникала драка. Девчонки участвовали в ней наравне с парнями, синяки и ссадины у нас редкость, я даже не знаю, как нужно стукнуть горца, чтобы у него синяк появился. Использование же подручных средств запрещалось, только кулаки, на того кто хватал камень или палку сразу наваливались скопом.

Бились на танцах все и со всеми, иногда делились на команды, но если команда побеждала разборки частенько продолжались уже среди её членов. Куча мала, короче. После побоища, над павшими товарищами, обычно, возвышалось две-три покачивающиеся фигуры – пьяные победители. Они начинали подымать пострадавших и приводить их в чувства, а потом все наобнимавшись и насмеявшись расходились по домам. Вот и вся радость современной молодёжи.

Тарб всегда оказывался в числе победителей. Силища в нём невероятная и это при маленьком, даже по меркам горцев, росте. Мне он едва достаёт до груди, но когда однажды мы завязались с ним толкаться, я обнаружил, что толкать Тарба то же самое, что биться о каменную стену – бессмысленный процесс. Он ещё и обоими руками пользуется с одинаковой сноровкой. Что в правой меч – левой щит, что наоборот, а то и в обе руки по щиту.

О! Это, вообще, отдельная история. Перехватили мы как-то отряд снежников. Иногда из-за горной гряды покрытой вечными снегами приходят воинственные недомерки, желающие грабить и убивать. Худые, низкорослые и серокожие создания, отдалённо напоминающие человека кое-как закутанного в шкуры. Кровожадные и воинственные, но жутко трусливые. Раньше-то они через Сталагор не могли пробиться, а как столица пала, так и повадились пробираться через Живые горы к деревне.

Вернее, к самой деревне они так ни разу за мою жизнь и не дошли. Кто-то из проводников обязательно обнаруживал их заранее. Горы это вам не степь, там где я смогу целый караван за день провести, снежники целую неделю кругами бродят, пути ищут. За это время я успею домой сбегать, народ собрать и назад вернуться.

Помню, как тогда я первый раз обнаружил отряд снежников, всю ночь в Горнар бежал, запыхался. Залетаю в кузню к деду, с выпученными глазами взахлёб рассказываю о неприятеле, трясусь. Он только бровью повёл и не отрываясь от наковальни спокойно говорит:

– Погоди-ка сын. Это что же, МНЕ с разной шелупонью разбираться? Позови пару товарищей понадёжней и порешайте вопрос.

– Так их же двадцать!

– Да хоть сорок – это же снежники, – сказал, как сплюнул Оттан. – Иди давай, не мешай деду.

И отмахнулся, мол не царское это дело, глупостями заниматься. Было мне тогда лет четырнадцать вроде. Позвал я с собой Мерика и Тарба – на тот момент ближайших товарищей.

К обеду следующего дня нашли мы отряд снежников. Напали. В первые секунды с непривычки страшновато было, но неприятель возможности горцев знал не понаслышке и быстро обратился в бегство. Шли значит убивать и грабить, а встретили трёх юнцов по дороге и сразу бежать – вот в чём смысл такого похода, где логика? Барсы горные и те умнее, могут в одиночку на караван напасть, но унюхав коренного жителя гор, сразу прячутся. А эти? Дернуло их загнать себя в тупик – впереди и вокруг скала стеной, а сзади мы трое напираем. Вот только подход к врагам оказался узким, едва кто-то один протиснется.

Сработало правило загнанного в угол пса. Недомерки копьями ощерились, в одиночку к ним не сунешься – заклюют, а вместе не протиснуться. Пат. Стоим друг на друга через проход зыркаем.

– Дай щит Тан, – Тарб требовательно протянул ко мне руку.

– Зачем тебе два?

– Покажу.

Тарб взял в каждую руку по круглому щиту, закрывающему бойца от пояса до плеча, разбежался, присел и кувырком проскользнул к снежникам. Его мгновенно окружили, засыпав градом ударов. Образовалась свалка. Особо настойчивые с разбегу пытались запрыгнуть Тарбу на спину, но тот держался на ногах, иногда приседая, иногда чуть смещаясь в сторону и быстро менял положение и наклон щитов, толкался ими, крутил.

Когда основная масса снежников отвлеклась, мы с Мериком по очереди проскочили в проход и устроили в тупике кровопролитную сечу. Поскольку свой щит я отдал Тарбу, взял в левую руку ледоруб, на всякий случай, после этого я его и стал иногда называть черепоколом.

Когда с врагами было покончено, осмотрелись. Мы с Мериком – тяжело дышащие, потные, забрызганные кровью, в порезах и ссадинах, с прогнутыми в некоторых места наплечниками и наручами. Тарб держит два щита измочаленных в хлам. На тяжёлом латном доспехе ни единой царапины.

– Вы чего, в первый раз что ли?

– Ага, – потупился я.

– Так предупреждать надо, придурки. – Тарб невозмутимо бросил разбитые щиты в кучу. – Собираем всё железное и ходу назад, а то скоро темнеть начнёт.

***

– По возвращении Алада окинула меня скептичным взглядом.

– Мойся, переоденься, зайди в кухню ссадины обработаю, – это одновременно были и ругань за содеянное, и выражение материнской заботы, и гордость за взросление.

С тех пор Тарб, Мерик и я стали закадычными друзьями, в смысле, на танцах начинали драться между собой, только если оказывались последними «выжившими». Да и то, Тарб, как старший, всегда чуть-чуть поддавался. Что правда, это никогда нам с Мериком не помогало.

А ещё я понял, что со щитом возиться не моё. Горец я только на четверть и сил у меня меньше чем у товарищей. Зато я проворнее, мне легче увернуться, чем удар держать. Теперь пользуюсь коротким и лёгким мечом, выкованным так, что его и метнуть можно при случае, а от щита я и вовсе отказался, с ледорубом в левой руке бьюсь.

Звуки волынки стихли. Послышалось бульканье выливающейся из бутылки ягодной наливки. Я переступил порог барака и сразу наткнулся на Мерика.

– Явился, – ухватил он меня за куртку. – Давай на улицу, разговор есть.

А сам направился вглубь барака. Я развернулся и опять переступил через порог, только теперь в обратном направлении. Сходил, называется, на танцы. Через минуту появились Тарб и тащивший его за рукав Мерик. Зацепили меня и уволокли за угол. В бараке кто-то неумело заиграл на волынке, Тарб угрожающе дёрнулся, порываясь вернуться.

– Стой! – ухватил его за плечо Мерик. – Ну его, а то сейчас завяжется надолго, давай после.

Тарб уныло вздохнул, но остановился, скорчив самую свою угрюмую рожу, как же, от любимой забавы оторвали, изверги. Останется теперь бедолага, что тронул чужую волынку без отбитой почки и вывихнутой руки – непорядок, как ни крути.

– То, что я вам сейчас расскажу, секретно, – таинственно начал Мерик. – Тан, помнишь месяца три назад, у поста поле образовалось? Его ещё потом снегом замело немного, ну ровное такое, как лысина тролля?

С чего бы? Это же не я там, только вчера, у трупа из рук реликвию выковыривал и битый час в трещине провисел. В слух я, конечно, ограничился коротким:

– Ну.

– А откуда оно взялось, помнишь?

– Вылезло из громадной пропасти.

– Правильно. До меня дошли достоверные слухи, что поле покрылось длинными глубокими трещинами, – заговорщицки затараторил Мерик.

Достоверные слухи до него дошли? Как это, интересно, СЛУХИ могут быть достоверными? Впрочем, информация у друга верная, это я уже на собственной шкуре проверил.

– Понимаете, что это значит? – задорно распахнув глазища, чуть не заорал Мерик.

– Что? – через губу выдавил Тарб, не разделяя радости товарища, а недовольно косясь в сторону входа в барак, где продолжалось издевательство над волынкой.

– Вот удивляюсь я тебе друг, Тарб, – всплеснул руками Мерик. – Ты добытчик, отец у тебя добытчик, дед вообще, в Сталагоре был главой гильдии добытчиков, а ты не понимаешь простейших вещей.

Тарб упёр руки в бока и развернулся к Мерику. Сейчас начнётся… Нужно срочно отвлекать, а то разговор до утра затянется.

– Значит, – похлопал я по плечам обоих друзей. – Поле поднялось из глубинных пород и есть большая вероятность найти в появившихся трещинах руды.

– Правильно! Спешить надо, пока другие не прознали.

– А знаете в чём разница между добытчиком и проводником? – не в тему выдал Тарб. – В том, что я за час вырублю больше породы, чем вы оба за день.

Началоооось. Ох уж эти вредные гномы, бррр, пардон, горцы. Могут на пустом месте спорить столько, что жилу уже и найдут, и разработают, и захоронят, какие-нибудь другие горцы, а эти двое всё ещё будут тут стоять и друг другу в грудь пальцами тыкать. И это ещё лучшие друзья, в другом случае уже бы драка завязалась. Хотя, это как раз и плохо, что друзья – драка занимает от силы десять минут, после чего спорщики отряхиваются и за тридцать секунд решают все дела полюбовно, а спор друзей это надолго.

Тут меня осенило, я же забыл пометить найденную жилу. В таких случаях возле находки устанавливается красный флажок на длинной ножке. Пишешь на флажке своё имя и никто и пальцем ничего не тронет, даже если сам ты добывать руду не будешь, а забросишь за ненадобностью. К частной собственности у горцев отношение серьёзное и уважительное. В Горнаре и замков-то ни у кого нет, тут их исключительно людям на заказ делают.

Меня так самородок обрадовал, что про флажок я начисто забыл, а когда самородок ещё и не медным оказался, то и жила из головы вылетела.

Парни, между тем, перешли на повышенные тона. Началось перечисление физических недостатков друг друга. Теперь их уже не остановить, если вмешаюсь, сразу припомнят, что я горец только на четверть и моё дело помалкивать, когда старшие разговаривают, разве что…

– А если я жилу забыл пометить, но в трещине возле неё мои крюки вбиты? – на лицах спорщиков резко вспыхнуло задумчивое выражение, ни что так не отвлекает горцев от спора как мысли о возможных прибылях или убытках.

– Крюки личные? С клеймом? – по-деловому поинтересовался Тарб.

– Какая жила? В какой трещине? А ты же вроде клиента повёл. А ты по какой тропе его водил? А почему так быстро вернулся? Ты что потерял клиента?

– С клеймом, – еле-еле удалось втиснуть слово между вопросами Мерика.

– Тогда проблем нет, – отмахнулся Тарб. – Если кто жилу найдёт, можешь смело права заявлять – отдадут, но только то, что уже добыли, возвращать не будут.

– Можно оплатить услуги добычи, – задумчиво добавил Мерик. – Тогда добытое твоё.

– Ты ещё сторгуйся задним числом – цену заломят, – возразил Тарб.

– Надо со старейшиной посоветоваться.

– Не нужно ни с кем советоваться, – покачал я головой. – Мы же всё равно туда собрались. Думаю, никто ещё там ничего не нашел. Все проводники в Нарагор с караванами ушли, а это дней шесть-семь, добытчики там вообще не ходят, так что всё наше. А конкретно эту жилу жертвую в общую копилку нашей будущей компании – будем считать, что одну уже нашли.

– Лунное серебро? – с надеждой спросил Мерик.

– Ага и мирфиловые россыпи, – передразнил я. – Обычный малахит.

– Пропасть глубокая была, ну из которой поле вылезло, – Мерик прикусил ноготь на мизинце. – Большая вероятность, что серебро найдём.

Мы с Тарбом посмотрели на друга с сочувствием. Мерик с детства разбогатеть мечтал. Все его предки купцами были, да после войны обнищали. Квеизакотл без раздумий вывез всё до чего смог дотянуться, а до чего не смог, то было безвозвратно погребено под развалинами Сталагора.

Мерику не хватало малости – стартового капитала. Он был совершенно уверен, что если тот появится, всё остальное – дело техники. В принципе, зная Мерика с детства, любой бы не сомневался, что купец из него получится отличный. Ни разу, не покидавший пределы гор парень, свободно ориентировался в ценах прилегавших долин, черпая информацию исключительно из обрывков разговоров караванщиков. Торговаться с ним, вообще, никто не брался, предпочитая сразу отдавать товар по самой низкой цене. Торговаться с Мериком приблизительно то же самое, что толкаться с Тарбом, только в конце окажется, что ты ещё и должен.

Не смотря на изобилие в Живых горах разнообразной руды, умения мастеров и кузнецов, богачей у нас не водится. Добыча любых полезных ископаемых на землях королевства ведётся исключительно в пользу короны. Корона же и определяет цену по которой принимается руда. Более того, оплачивается только двадцать процентов добытого, остальное считается оплатой разрешения на добычу.

У кузнецов дела не лучше. Из мирфила ковать запрещено вовсе, лунное серебро – только для королевских заказов типа обеспечения гвардии, для себя ковать слишком дорого. Из остального, пожалуйста, куйте сколько угодно, НО лучшие мастера постоянно заняты заказами короны и платят за них (если платят вообще) гроши. Можно отказаться, но тогда плавильням (по-тихому конечно) запретят продавать тебе металл. Вроде как и свобода выбора и поделать ничего нельзя. В общем, прижал Квеизакотл горцев к ногтю по самое: «не балуйся» , только и хватает, что на еду да одежду.

За простые ископаемые – малахит, например, платят мало. Лучше его сразу добытчикам продать за часть доли. Сырой мирфил принимается короной безвозмездно. Определить цену невозможно, поскольку он, по сути, бесценен, поэтому (как бы смешно это не звучало) забирают его даром. Лунное серебро единственная руда на которой можно хорошо заработать. Обычная цена в долинах, один к одному с золотом, нам же перепадёт только двадцать процентов, но это тоже неплохо. Осталось только найти и добыть – чепуха в общем.

Вот Мерик и бегает проводником, пытается лунное серебро найти и вырваться в караванщики. Из-за этих попыток он и ногу в прошлом году сломал. Мерик один из немногих кто понял и принял мысль: «нечего горцам больше в горах делать, не оставят их в покое потомки Квеизакотла». Он и невесту себе среди людей надумал искать, оттого и отец с ним уже три года не разговаривает.

– Да найдём мы твоё серебро друг. – Стукнул его по плечу Тарб. – Два лучших проводника в поиск идут, если оно там есть обязательно найдём.

– Тогда по домам и встречаемся на рассвете.

– Ага. – Кивнул Тарб зло прищурившись. – Щассс, тока волынку заберу.

Втроём мы ворвались в барак и сразу ринулись в угол откуда исходили звуки мучительной агонии семейства кошек. Тарб с ходу пробил прямой в лоб неумелому музыканту отчего тот впечатался в стену и плавно съехал на пол. Подхватив волынку приятель волком оглянулся на собравшихся. Возражений от публики не поступило. Да и кому могут нравится визгливые крики дерущихся котов? Угол тотчас был занят молодым парнем с гуслями, нерадивого волынщика оттащили на предусмотренный в таких случаях тюфяк и танцы продолжились.

Мы же с друзьями, коротко распрощавшись, разошлись по домам спать, завтра трудный день.

Глава 3

Утром, собирая вещи, я задумчиво повертел в руках самородок. Брать его с собой? С одной стороны охота показать парням, с другой – лишний вес. Для работы на жиле нужна кирка, лопата, корзина, одевающаяся на спину, подвесной полок для удобства работы в трещинах, верёвки, крюки – всё это в горах не валяется, нужно с собой тащить. Плюс еда и запасная одежда, палатка, плащ… Да, ну его… Спрятал в подпол, пусть лежит. Уже у порога опомнился. Совсем у меня соображение отбило последнее время. Взять и оставить в доме родичей штуку за которую без разговоров могут башку открутить. Маловероятно, что кто-то в чужой подпол заглянет, но если вдруг такое случится… Бррр. Я мотнул головой отгоняя неприятные мысли, вынул из схрона самородок и засунул поглубже в мешок. Не такой уж он и тяжёлый, лишние полтора килограмма погоды не сделают.

Горцы, даже если изрядно набираются, не болтливы, особенно это касается чужих ушей, но половина жителей посёлка приезжие. Незнакомые лица мелькают и исчезают с такой скоростью, что не всех упомнишь. Десятая часть, постоянно сменяющихся, гостей Горнара агенты охранки. Они ничем не выделяются, ведут себя как обычные караванщики или путешественники и при этом умудряются услышать и увидеть всё, что происходит вокруг.

Говорят, что у квезийской охранки есть специально обученные маги – слухачи способные подслушать разговор, ведущийся за закрытыми дверями. Говорят, есть и такие, что даже видят сквозь стены. Много чего говорят про охранку королевства, но одно я знаю точно – если кто-то находит жилу – это всегда становится известно короне. Если кто-то затевает смуту – это становится известно короне. Как? Это уже другой вопрос, но лучше лишний раз поберечься.

Погода на улице оказалась тихой и морозной. Поскрипывал под ногами выпавший за ночь снег тонким слоем покрывший округу. Солнце ещё не показалось, лишь восток заметно посветлел. Парни уже ждали меня у верхних ворот. Поприветствовали недовольно, ещё бы, минуты на три я припозднился, хорошо хоть нотаций читать не стали. Выстроились гуськом и потопали, на ходу перекидывая друг другу конец страховочной верёвки. Я впереди, поскольку лучше меня в горах только пушистики ориентируются, Тарб последним, поскольку если я всё же провалюсь и утяну за собой Мерика, Тарб нас обоих легко удержит и вытащит.

Минут пять мы шли, когда прямо передо мной раздался натужный кашель. Серый валун у края тропы зашевелился и откинув капюшон меховой накидки обнажил морщинистое лицо Хларта. Я убрал руку с рукояти клинка. Нервы шалят. Мы, можно сказать, ещё в городе, а я уже за меч хватаюсь.

– Далеко собрались? – захрипел амадзин.

– По делу, – насупился Мерик.

Тарб склонил голову и легонько стукнул себя кулаком в грудь. Тьфу ты, похоже, только я да Мерик не в курсе кем является Хларт на самом деле. Обидно.

– Провожу вас, – поднялся дядька и протянул руку в которую я тут же кинул конец верёвки.

– Да мы и сами с… – начал Мерик.

– Усохни сопля, – рыкнул амадзин и бодро зашагал впереди отряда.

Видя, что я и Тарб не возражаем, Мерик пожал плечами и побрёл следом. Тропу Хларт знает отлично, не удивлюсь, если лучше меня. Под ноги пару раз за всю дорогу глянул. Вечером остановился именно там где я и сам планировал, вынул из мешка четырёхместную палатку, бросил на камни и скрылся в сгущающихся сумерках. Наверное обход стоянки задумал, а может по нужде, за день мы ни разу не остановились. Словом, и то никто не обмолвился. Вернулся амадзин когда палатка уже была установлена, а мы устроились внутри, раскладывая на холстине немудрёный ужин.

– Что по нашему делу надумал, племянник?

– Пока ничего.

– Я своего совета не меняю, но если надумаешь вопреки ему поступить, то этих с собой

возьмёшь? – кивнул Хларт на парней.

– Их.

– Лучше тогда ребят заранее в дело посвятить может подскажут тебе чего. Дружеский

совет он дорого стоит.

– Как окончательно надумаю, так и посвящу.

– Дело твоё, – согласился амадзин. – Давайте-ка парни спать.

Ночью я проснулся от холода. Несмотря на то, что лежал между товарищами замёрз напрочь. Липкий, непонятный сон из головы резко вылетел, оставив после себя ощущение тяжести в теле. Будто не кровью и мышцами я набит, а остывшей сталью. Постаравшись никого не разбудить я выскользнул из палатки и подставил лицо порывам ледяного ветра, но вместо замёрзнуть ещё больше, наоборот согрелся. Странно. Рядом на корточки опустился Хларт, вздохнул, собрал ладонью снег и уставился в темноту.

– Почему Сталагор пал? – шепотом поинтересовался я. – Твои дворфы за секунды волкогона простыми палками за тысячу шагов утыкали, а вас было двадцать, амадзинов. Как же вы проиграли?

– Алада не рассказывала разве?

– Только, что предал вас Квеизакотл, обманул.

– Верно, но не только поэтому. Ты ведь считаешь мы великими воинами были? – усмехнулся Хларт и сам ответил на свой вопрос. – Не так всё. Не были амадзины воинами. Думаешь, я Тать ковал врагов бить? Нет. Охотничий это дротик. На зверя я его готовил и дворфы мои, а был их всего десяток, пушнину и мясо для Сталагора добывали. Другом моим лучшим Барат Молот был. И не черепа вражеские он молотом крошил, а лучшие вещи на полуострове ковал. Вот у него дворфов четыре хирда было (хирд – сотня), потому как даже из-за моря к нам торговый люд тянулся за доспехами, оружием и прочей дребеденью. Старак Резец мог даже с алмаза стружку снимать, по изумрудам как по дереву резал, а чем ты думаешь, Танар Быстрая Кирка занимался?