Красная башня

– Тут брать нечего. Ползи обратно.

– Я все-таки попытаюсь.

– Ну, как знаешь.

Девица выкинула сигариллу и захлопнула окно. Иван полез дальше.

Крыша пассажа была сложным сооружением с крутыми скатами, перепадами высоты и торчащими там и сям кирпичными дымоходами.

Иван вскарабкался повыше, перебегая от трубы к трубе. Перелез на соседний сегмент, куда была перекинута простая деревянная лестница, и подобрался к низкому выступу с застекленными чердачными окнами. Судя по обстановке на чердаке, там ничего не изменилось.

Иван постучал по стеклу костяшками пальцев. Спустя минуту постучал еще раз, сильнее, так, что стекло задребезжало.

В окне появилось морщинистое лицо, с всклокоченной седой бородой и вытаращенными глазами.

– Добрый день, профессор, – сказал Иван. – Давно не виделись.

***

– Мог бы позвонить хоть раз, – проворчал Садовский, смахивая с дубового стола в ведро объедки и одноразовую посуду.

– Извини, Палыч. Как посеял тогда твой телефон, так и с концами. А потом все завертелось, закрутилось.

– Ага. Знаю, чего у тебя закрутилось. Науку похерил, стал щелкопером. Или как вас сейчас называют? Журнаглисты?

– Журнашлюхи. Но я и оттуда ушел. Уже давно.

– Говорил тебе, бери тему, а я помогу с материалами. Сейчас бы уже доктором был.

– Не судьба.

Иван оглядел профессорское пристанище.

Чердак был заставлен книжными стеллажами и шкафами, где сквозь стекло виднелись архивные коробки. Длинный стол тянулся от одного окна до другого. На одном конце он был письменный, с ворохом бумаг и настольной лампой. На другом – обеденный, с тарелками, стаканами и хлебницей. Все было так, как раньше, разве что шкафов, книг и бумаг прибавилось. Да борода у профессора была уже не темная и аккуратно постриженная, а пегая и торчала во все стороны. Садовский был облачен в замызганный халат, на котором виднелись следы от многочисленных возлияний.

– Думал, по телефону поговорить, – сказал Иван. – Позвонил в деканат. Ну и… Пришлось сюда заявиться. Извини.

Садовский подозрительно прищурился.

– И что тебе сказали в деканате?

– Что-то про больницу, куда тебя забрали прямо с лекции. Как здоровье, кстати?

Садовский крякнул.

– Отлично здоровье. Приврали, как всегда.

– Что, не было больницы? А почему тогда…

Садовский засуетился, опустив голову, взял чайник, плеснул воды в стакан.

– Палыч, – сказал Иван, внимательно за ним наблюдая. – Только не говори, что опять какой-нибудь первокурснице под юбку залез. Тебя же предупреждали.

– А тебе-то что? – огрызнулся старик. – Ты свалил и будь здоров. Предупреждали они. Может, это была любовь всей жизни? А они со своими инструкциями… Э-эх!

Он достал из холодильника бутылку водки.

– Будешь?

– То есть не было больницы.

– Была. Забирали. Не с лекции, но почти, – он разлил водку по стаканам. – Ладно. Дела минувшие. Вряд ли ты сюда проведать старика заявился. Говори, зачем пожаловал.

Иван раскрыл папку и бухнул ее на стол.

– Адрес электронной почты. У меня стойкое впечатление, что он старый и я его видел, еще тогда, аспирантом. Кому он мог принадлежать?

Садовский нацепил очки и вгляделся.

– Ну, то что после «собаки», это точно новое. Наверное, они как всегда провели конкурс на самую дебильную аббревиатуру.

– Я про начало.

– KIR? – старик нахмурился. – Не припомню такой почты. Может какой-нибудь античник своего любимого царя в адрес засунул?

– Или кафедра истории религии?

– Не было такой кафедры. Была религия и культура. А к чему все эти глупые вопросы? Напиши письмо, пусть ответят, кто такие.

– Нельзя туда письма писать, Палыч. Это уголовное расследование.

– Чего?! – Садовский вытаращил глаза поверх очков.

– Уголовное расследование. Я, Палыч, теперь частный детектив.

– Ох ты, говна пирога. Частный детектив. Все по профессиям, значит, скачешь. А потом куда? В шахтеры? Извини, парень, не знаю я никакого Кира. Не помогу.

Садовский перелистнул страницу.

– А это что?

Фотография тайнописи на груди убитого гастарбайтера была настолько четкой, что выжженные символы казались выпуклыми.

Садовский медленно поднял голову.

– Откуда это у тебя?

– Ты знаешь, что здесь написано?

– Что написано не знаю… Но шифрование, надо сказать, презабавное.

– Есть еще два образца, – сказал Иван и достал смартфон.

Садовский долго сидел, сличая знаки на идоле, гастарбайтере и в книге. Потом вскочил, схватил стремянку и полез на стеллаж. Достал оттуда увесистый том и раскрыл его на середине.

– Вот! – торжественно провозгласил он, указав на похожие символы, набранные в таблице убористым шрифтом. – Здесь было применено двойное шифрование. И использованы сразу два алфавита. Греческие буквы в византийском варианте и древнепермский полуустав. Очень заковыристая штука. Даже не припомню, чтобы я такое прежде видел.

– Ты сможешь это расшифровать?

Садовский посмотрел на него укоризненно.

– Чему я тебя учил десять лет, бестолочь? Чтобы разгадать шифр, нужен ключ. У тебя есть ключ?

– Нет.

Садовский развел руками.

– Тогда ты можешь хоть до посинения буквы подставлять. Ничего не получится, – он снова водрузил очки на нос и склонился над бумажками и смартфоном, бормоча: – Но какая же интересная штука…

– Палыч, ты на трупы смотришь, – сказал Иван.

– Что? – вскинулся тот. – Да-да. Конечно. На трупы… – он показал на экран смартфона. – А это не трупы. Это какая-то книга. Ключ может быть в книге. Где она?

– В том-то и проблема, – сказал Иван. – Книги нет. Попала к каким-то сектантам, и они ее спрятали.

Он пролистнул экран к фотографии с загадкой.

Садовский долго вглядывался в четверостишье и лицо его вытягивалось.

– В красной башне книгу найдешь, – задумчиво повторил он. – Слушай, Ваня. Я, кажется, знаю, где эта твоя красная башня.

Глава 9. Больница

– Совсем с ума сбрендила?

Маша сгорбившись сидела за компьютером и рылась в ведомственном архиве.

Усманов бросил на ее стол блокнот.

– Может ты ему и материалы дела в клювике принесла?

Маша криво усмехнулась.

Усманов со стоном рухнул в кресло.

– Только не это. Двести восемьдесят пятая. Злоупотребление. С отягчающими.

– Он не убийца, – глухо сказала она, не отрываясь от экрана. – И его никто не исключал из следственной группы. Поэтому никакого злоупотребления. Чушь не неси.

Усманов схватился за голову.

– Да какое исключал, о чем ты? После того, как он сбежал, ордер – дело пары часов.

– Вот когда будет ордер, тогда и посмотрим. А пока только ты у нас злоупотребляешь. Без ордера с мигалками гражданского крутить приехал.

Усманов беззвучно выругался.

– Что он тебе наплел? Что пообещал? Что дочь найдет? И ты, дура, поверила?

– Заткнись, – Маша холодно сверкнула глазами.

На столе ожил коммутатор.

– Мария, – задребезжал из динамика голос Воеводина, – Артема не видела?

– Он здесь, – процедила она.

– Бегом ко мне. Оба. Новости есть.

***

На полутораметровом экране виднелось красно-бурое месиво, и Маша поморщилась, когда догадалась, что это. В центре торчало белое пятно обрубленного позвоночника.

– Голову ему отпилили, – сказал Воеводин. – Чем-то вроде большого ножа с зубьями.

– Скорее всего вот этим, – добавил судмедэксперт, и кадр сменился. – Швейцарский саперный тесак образца середины 19 века. У него очень характерный рез, а в ране нашли химические следы старой золингеновской стали. Так что, либо он, либо старая подделка.

Тесак напоминал короткий прямой меч с витой рукояткой. Одна кромка была зубчатой.

– Очень распространенное пехотное оружие того времени, – добавил судмедэксперт. – Их до сих пор много в антикварных магазинах.

Воеводин указал пальцем на одного из оперов.

– Займись. Магазины наверняка закрыты, выйди на владельцев. Понятно, что могли привезти откуда угодно, но вдруг повезет найти покупателя.

Опер кивнул.

– Руки второго пострадавшего отрублены тем же оружием, – добавил судмедэксперт. – Кроме того, на тканях и того, и другого есть следы плесени и красной керамики.

– Керамики? – нахмурился Усманов.

– Да, если говорить точно. Но на 90% это пыль от старых керамических кирпичей. Из которых строили дома сто лет назад. Что касается плесени, то это стандартный плесневый грибок. Обычно встречается в нежилых или заброшенных помещениях.

– Оба потерпевших, – подытожил Воеводин, – убиты одним оружием в одном месте, и уже потом доставлены туда, где их нашли. Ищем старый дом, подвал, чердак.

– Таких сотни в центре, – сказал Усманов.

– Вот сотни и обследуем.

– Есть еще кое-что, – сказал судмедэксперт. – Знаки на теле второго потерпевшего нанесены минимум через шесть часов после смерти. Смерть наступила около полуночи, знаки выжжены в районе шести утра. На сожженной коже под знаками найдена пыльца растений с откоса. То есть знаки наносились не там, где убивали, а там, куда принесли.

Наступило молчание.

– Понимаете, что это нелогично? – спросил Воеводин. – Какой смысл ждать так долго? Да еще и рисковать. Вдруг кто увидит?

– Может, убивал один, а знаки наносил другой? – предположила Маша.

Воеводин нахмурился.

– Кто-то ходит за убийцей и стряпает из трупов арт-объекты? Слишком сложная конструкция.

– Зато в духе хипстеров, – хмыкнул Усманов. – Меня другой вопрос волнует. Когда Политова будем брать? И где искать?

– Политов не причем, – отрезал Воеводин.

– Как не причем? – опешил Усманов. – А волчья голова? А вызов на место преступления?

– По вызову еще надо разобраться, кто его вызвал. А насчет всего остального… Егорьев, докладывай, – Воеводин кивнул второму оперу.

– Да, – Егорьев вскочил. – Я проверил алиби Политова. – Он щелкнул пультом, и картинка поменялась.

Это была ночная съемка с камеры наблюдения. Вход в магазин, газон вдоль фасада, дерево, несколько скамеек, урна, забитая мусором под завязку.

На асфальте в обнимку с урной сидел человек. Расстояние было небольшое, так что узнать его не составляло никакого труда.

– Это магазин «Магнит» рядом с его домом, – сказал Егорьев. – В ночь убийства Саши Белого. Политов сперва сидел вон на той скамейке под деревом. Потом переместился к урне и заснул. – Он поставил на перемотку. – И сидел так почти до шести утра. Железобетонное алиби.

Сквозь мельтешение было видно, что человек рядом с урной за всю ночь даже не пошевелился. Потом, когда рассвело, с трудом встал на карачки, поднялся и, пошатываясь, убрел прочь.

– Пьяный ублюдок, – пробормотала Маша.

– Еще я заказал сравнительный анализ найденной у Политова скульптуры волчьей головы, – продолжил Егорьев. – Ничего общего с идолом, кроме отдаленного сходства. Идол сделан филигранно, большим мастером. А у Политова топорная работа.

– Так что, – сказал Воеводин, – Политов не наш убийца. Но найти его надо. Мне нужно заключение по символам на идоле и теле второй жертвы. Не хотелось бы искать нового эксперта. Артем, ты все равно собирался заняться его поисками. Так что, продолжай.

– Я бы лучше занялся чем-то более актуальным, – буркнул Усманов. – Например, поисками убийцы.

– Я найду Политова, – Маша подняла руку. – Мне это будет проще сделать.

Усманов зло прищурился, но промолчал.

– Короче, – сказал один из оперов, – мы опять у разбитого корыта, без подозреваемых и зацепок.

– Не совсем, – возразил Воеводин, достал из ящика толстенную папку с бумагами и бухнул ее на стол. – Раз гражданина Политова мы больше не подозреваем, будем отрабатывать его версию. Организация. Тайное сообщество с невнятными целями и неизвестными персоналиями. Здесь, – он хлопнул ладонью по папке, – старое дело. Сейчас устроим небольшой перерыв. Потом займемся воспоминаниями.

***

Здание управления изобиловало лестницами, поворотами и кривыми коридорами. Поэтому никто не заметил, как один из вышедших отстал, свернул к черной лестнице и поднялся на последний этаж, к закрытой двери. Здесь было темно, редко бывали люди и не было прослушки.

Человек затих, подождал с минуту. Потом достал телефон.

После долгих гудков трубку сняли, но ничего не сказали.

– Алло, – прошептал человек. – Слышите? Вы просили позвонить, если будет что интересное.

В трубке продолжали молчать.

– Алло, – человек еще больше снизил голос. – Начальник следственной группы распорядился заняться интересующей вас темой.

Молчание.

– Слышите?

В трубке щелкнуло, и раздались короткие гудки.

***

У Садовского был древний лупоглазый «мерседес», купленный еще в те времена, когда немолодой, но импозантный профессор любил ходить по ночным клубам и подвозить девок. Теперь машина воняла затхлостью и старым куревом, сиденье было провалено, а движок безбожно троил.

– Ты главное на спинку осторожно дави, – предупредил Садовский, – а то она складывается непроизвольно.

Путь лежал через полгорода, по дворам, промзонам и частному сектору. Садовский избегал больших дорог, и Иван подумал, что у него проблема с правами.

Когда они приехали, было уже темно.

Впереди виднелся длинный бетонный забор, обклеенный объявлениями и исписанный граффити. Над забором нависали ветви деревьев. Вокруг был очередной частный сектор с редкими вкраплениями панельных хрущовок.

– Что это? – спросил Иван, кивнув на забор.

– Больница, – буркнул Садовский и вылез из машины. – Пойдем. Здесь проход рядом.

Проходом оказалась дыра в заборе, судя по рваным краям, проделанная неофициально.

– Ходи осторожно, говори тише, – прошептал Садовский. – Территория хоть и открытая, но… своеобразная. Не надо, чтобы нас здесь ночью видели.

За забором скрывалось обширное пространство, заросшее кустами и деревьями. Кое-где виднелись отдельно стоящие малоэтажные домики.

– Не похоже на больницу, – сказал Иван.

Садовский, не ответив, быстро пошел по узкой тропинке вдоль забора. Где-то лаяли собаки. В ближайшем домике зажглось окно.

Они миновали заброшенный сарай, и Садовский обернулся.

– Можно пройти напрямик, но там открытая местность, могут увидеть. Лучше обойти по кругу и выйти с другой стороны.

Иван пожал плечами.

Домики представляли собой двухэтажные старые строения с палисадниками и аккуратными оградками. Рядом с одним из подъездов горел фонарь, и висела какая-то табличка. Иван присмотрелся, после чего догнал убежавшего вперед Садовского.

– Палыч! – прошипел он. – Это не просто больница! Это психбольница!

– Ну, – неопределенно отреагировал тот, продолжая вышагивать. – Какая разница? Тоже лечебное учреждение.

Иван замер, пораженный внезапной догадкой.

– Только не говори, что ты здесь лежал.

Садовский остановился.

– Лежал, и что? Меня тогда эта мокрощелка до нервного срыва довела. Со всех сторон подставила. Я чуть было ее зубами не загрыз. Знал бы ты эту змею подколодную.

Иван покачал головой.

– Эх, Палыч. Доцент ты питерский. Она хоть жива осталась, первокурсница твоя?

– Да что ей будет. И не первокурсница она была вовсе. Курс третий что ли. Уже забыл, слава богу. Сейчас небось какой-нибудь пост в администрации занимает. Умение ходить по трупам у нее было в крови. Пойдем дальше, нечего здесь торчать.

Они углубились в заросли ивняка. Тропинка заметно вела под уклон. Впереди что-то еле слышно журчало, то ли ручей, то ли вода, льющаяся из труб.

– Зря ты, Ваня, психушками брезгуешь, – повернулся вдруг Садовский. – Как можно сектами заниматься, если психбольницы стороной обходить?

– Я их не обхожу, – сказал Иван. – Если надо, психиатров опрашиваю. Архивы у них опять же интересные. Но до этой больницы я еще ни разу не добирался.

– Архивы… Я не про архивы. Здесь полежать надо, подлечиться. Побыть в шкуре пациента. Только так можно понять, как устроен мозг сектантов. Особенно тех, за которыми идет остальное стадо.

– Прости, Палыч, но насчет полежать-подлечиться я все-таки пас.

Они вынырнули из зарослей.

Впереди было длинное полуразрушенное здание. Сквозь давно выбитые окна виднелись рухнувшие перекрытия.

– Этот корпус закрыли лет двадцать назад, – прошептал Садовский. – С тех пор он служит источником легенд. Чего только не рассказывают про это место. Например, вон там, на втором этаже, где сейчас ни пола, ни потолка не осталось, повесилась школьница. От неразделенной любви. Иногда по ночам там сами собой зажигаются свечи. Ну, и привидение, конечно, временами попадается, куда ж без него.

Иван хмыкнул. Дом действительно выглядел жутковато.

– Далеко еще?

– Почти пришли, – сказал Садовский и завернул за угол. – Вот она.

Башня стояла на заросшей травой поляне. В лунном свете она казалась не красной, а черной. Издалека она выглядела целой и невредимой, и только черные провалы выбитых дверей и окон говорили о том, что она давно заброшена. На плоской крыше виднелись осыпавшиеся зубья и росли корявые деревья. Окна третьего, последнего этажа были круглыми и напоминали глаза чудовища.

Какой-то шорох послышался сзади, и Иван обернулся.

В окне второго этажа заброшенного корпуса белела призрачная фигура.

Она смотрела на него.

Глава 10. Башня

– Черт! Палыч! Это еще кто?!

Садовский аж подскочил от испуга.

– Ты что орешь!

Иван пятился спиной, рыская глазами по окнам заброшенного корпуса.

Никого не было. Окна все также зияли черной пустотой.

– Извини. Кажется, привиделось. Что-то белое. В одном из окон.

– Игра света, – пояснил Садовский. – Там из стен всякая требуха торчит, пакля, тряпки. Свет от Луны, наверное, упал как-нибудь.

Иван мотнул головой и отвернулся. Разрушенный дом смотрел ему в спину черными дырами окон.

Они перебежали через дорожку и скрылись в тени ближайших к башне деревьев.

– Почему ты решил, что это именно та самая красная башня? – спросил Иван.

– У тебя в материалах говорится, что книгу спрятали унибаптисты. Это старая протестантская секта 90х. Когда их накрыли, то у большинства диагностировали шизофрению напополам с психозом и манией преследования. И поместили как раз сюда.

– Так ты их знал?

– Нет. Я лежал спустя десять лет. За это время кто-то из них умер, кто-то сбежал. Только рассказы остались. Их было человек десять. Любопытные были персонажи. Они не говорили. Вообще. Ни между собой, ни с врачами. Что-то вроде обета молчания. И не писали. Общались пиктограммами, рисунками. Если хотели есть, рисовали тарелку с супом. Или кусок жареного мяса. Если что-то болело, рисовали орущего от боли человека и крупно тот орган, который болит. Рисовать они умели. Их лидер, помнится, был каким-то заслуженным художником. Я видел их работы. Жуткое впечатление.

– Почему?

– Представь талантливого живописца классической школы. У которого не все в порядке с головой. Что-то вроде Гойи с его «Сатурном, пожирающим детей». Представил?

– Ну.

– Теперь умножь безумие раз в десять.

– Извини, Палыч. У меня плохо с воображением. Но смысл я уловил. Что делать будем?

– Искать.

Садовский махнул рукой и мелкими шажками побежал к башне.

Трава вокруг была густая, по колено. Кое-где попадался низкий кустарник. Под ногами хрустели ветки.

Башня заслонила небо, и только тогда Иван понял, что она довольно высокая.

Садовский нырнул в арку входа и прошипел:

– Быстрее!

Иван прошмыгнул мимо и огляделся.

Луна пробивалась сквозь круглые окна, и в ее тусклых лучах плавали пылинки. Иван достал смартфон и включил фонарик.

Здесь было пусто. Не было ни перекрытий, ни лестниц, ничего. Только на уровне второго этажа торчала из стены деревянная балка. Далеко наверху можно было разглядеть железную крышу с ребрами жесткости и заклепками.

– Снаружи она напоминала какую-то часовню, – разочарованно сказал он.

Садовский хохотнул.

– Это была водонапорная башня. Таких в начале прошлого века тысячами строили. В стиле «модерн». Теперь их мало сохранилось.

– Здесь ничего нет. Даже искать негде.

Иван прошелся по земляному замусоренному полу. Среди пустых бутылок, битого стекла и использованной туалетной бумаги валялись сломанные шприцы.

– Подожди, – сказал Садовский и подошел к стене. – Это еще не все.

Стены башни были исписаны наркоманскими тегами, какими-то значками и простыми непотребными надписями.

– Здесь где-то должно быть указание, – пробормотал Садовский, водя по кирпичам чуть ли не носом. – Да. Кажется, вот оно.

Он шагнул к противоположному выходу и спрыгнул в траву.

Иван присмотрелся к стене, ничего интересного не увидел и выбрался из башни следом.

Садовский сидел на карачках рядом со стеной и шарил в траве руками.

– Здесь раньше была баня пристроена. После войны ее снесли. Но кое-что осталось. Помоги мне.

Иван нагнулся.

Из травы торчала массивная ржавая рукоятка.

– Берем и тянем, – сказал Садовский.

Иван сжал железо. Резкая боль пронзила пальцы.

– Только осторожно! – вдруг вспомнил Садовский.

– Поздно, – Иван поднял руку к свету и облизал кровоточащие пальцы.

– Там кромка острая. Надо через рукав.

Иван вытянул рукав куртки и снова взялся за рукоятку.

Громоздкий железный люк скрипнул и поднялся вместе с толстенным слоем травянистой земли. В открывшейся дыре виднелись уходящие вниз кирпичные ступени. Пахло сыростью и плесенью.

– Подвал, – сказал Садовский. – Мало, кто о нем знает. Я – знаю.

***

– Голову не расшиби. Тут балка торчит.

Смартфон вспыхнул мертвенным светом.

Подвал оказался довольно большим квадратным помещением с низким сводчатым потолком и кирпичными колоннами. Здесь ничего не было, даже мусора. Только по углам были навалены кучи давно слежавшейся породы. Видимо, когда-то подвал использовали в качестве хранилища для угля.

– Вуаля! – провозгласил Садовский. – Добро пожаловать в местный унибаптистский музей.

Все стены были изрисованы черно-белыми рисунками, которые на первый взгляд казались нагромождением несвязанных между собой отдельных деталей. Приглядевшись, Иван понял, что имел в виду профессор, когда говорил о жутком впечатлении.

Фантазия у художников была явно инфернальная.

Здесь были чудища с гигантскими пастями вместо голов, пожирающие друг друга одинаковые люди, адский бык, разбивающий копытом голову ребенка, скелет, взвешивающий на весах чьи-то внутренности, жирная голая баба с растущими из промежности щупальцами. Рисунков было по паре десятков с лишним на каждой стене, и ни один из них не повторялся. Пространство между ними было заполнено каким-то знаками, больше всего напоминающими шумерскую клинопись.

– Теперь я понимаю, зачем этих унибаптистов сюда упекли, – сказал Иван. – На месте врачей я бы их не выпускал из резиновых комнат.

– В жизни они были довольно безобидны, – сказал Садовский.

– Это какой-то вернисаж имени Ганса Гигера. Им в голливуд была прямая дорога, монстров рисовать. Что мы здесь делаем?

– Старожилы рассказывали, что унибаптисты создали в этом подвале тайник и спрятали что-то ценное.

– Тут ничего нет. Прятать негде. Разве что в кучах закопали.

– Это было бы слишком просто. Рисунки – код, подсказка для поисков. Если их разгадать, поймем где тайник.

– Скорее всего, соврали твои старожилы. Выпили пару лишних таблеток и придумали.

– Может быть. А может и нет. Я целый год потратил на то, чтобы разгадать код, но тогда у меня ничего не получилось.

– Санитары помешали?

– Смейся, смейся.

– Хочешь сказать, тогда за год не получилось, а сейчас за ночь получится?

– Именно. С этим кодом, как с шифром. Чтобы разгадать, нужен ключ. Тогда у меня не было ключа. Теперь есть.

– Удивительное совпадение, Палыч. И откуда он взялся?

– Ты принес.

Иван глянул на профессора, как на психа.

– То четверостишье о красной башне, – сказал Садовский. – Это и есть ключ.

Иван огляделся, рассматривая жуткое психиатрическое творчество.

– А подробнее?

– Сам подумай. Ты уже нашел кровь и боль, когда открывал люк.

– Кстати, хорошо, что напомнил. У тебя наверняка водка есть. Продезинфицировать надо. А то подхвачу столбняк от вас, психов.

Садовский достал плоскую флягу.

– Теперь мы на второй стадии. Нужно искать знаки небес.

– Сложно найти знаки небес, сидя в подвале, – сказал Иван, поливая пальцы водкой.

– Как раз наоборот. Знаки небес тут, на стенах. Присмотрись. Меня сегодня как током ударило, когда понял. Ведь они просто скрыли их среди массы лишних фигур. Никогда бы не догадался, что здесь только часть рисунков имеет значение, а остальные – просто отвлекают.