Отморозок Чан

В этот момент в свет фонаря ворвалась совершенно жуткая тварь: рожа вроде человеческая, а вроде и нет, словно разорвана по вертикали, а внутри хуй знает что… Слизь какая-то, и ещё.. Глаза! Огромные совершенно белые глаза, без век! Тварь заполнила собой весь тоннель и, внезапно остановившись, вытянула ко мне свои руки – почти человеческие, если не считать того, что ни хуя человеческого в них нет. Если бы осьминог трахнул человека, именно с такими руками родился бы их ребёнок… Хотя нет – надо, чтобы человека ещё и паук перед этим трахнул. Сука, что за мразь-то такая?

Я стал отбиваться свободной рукой от его жутких конечностей и в это время смог-таки справиться со своей кобурой. Вынув ствол, направил его на эту неведомую жуткую хуйню и начал судорожно давить на спусковой крючок – я так торопился захуячить это чудовище, что выстрелы моего пистолета были похожи на автоматную очередь. Брызги крови попали мне в глаза. Я зажмурился, затем попытался проморгаться. Ни хуя не вижу…

Я ослеп! Сука, я ослеп! Вокруг меня темнота! Только, блять, не это! Только, блять, не сейчас! Что это? Свет? Вух! Да я же просто фонарик выплюнул! Быстро подняв его, я стряхнул с фонарика какие-то склизкие ошмётки.

Из-за пороховых газов почти ничего не видно, дышать тоже нечем, а в ушах звенит так, словно рядом со мной взорвалась ядерная бомба. Наконец дым немного рассеялся, и я смог разглядеть его… Или её… Да похуй, я не биолог, но одно могу сказать с большой уверенностью: неведомое существо, по ходу, сдохло. На всякий случай я поменял магазин в пистолете, а затем протянул руку и потрогал неведомую тварь. Тёплая. Но как узнать, дохлая она или просто спит?

Спит? Охуенное время, чтобы вздремнуть! Может, она в отключке – типа сознание потеряла? Надо попробовать нащупать пульс.

Когда мне наконец наскучило облапывать эту склизкую хуету, я признал, что неспособен понять, действительно ли у неё отсутствует пульс или же я просто не знаю, где его можно прощупать.

Ладно, пока будем считать, что жуткая хуёвина сдохла. А что делать дальше? Надо как-то вытащить эту тварь отсюда, потому что её дохлая туша загородила мне проход… Хотя нет – сначала вылезу назад, отдышусь немного, а потом залезу вновь и попытаюсь выволочь эту херь.

Я начал сдавать назад, на всякий случай выставив перед собой пистолет (мало ли, этот плод любви человека с пауком и осьминогом очнётся).

Внезапно я упёрся во что-то ногами и чуть не высрал сердце: неужели его друг пришёл на крики товарища, чтобы помочь меня захуярить?.. Но почти в тот же миг я взял себя в руки – мои подошвы явно упёрлись во что-то твёрдое, а эта хуйня мягкая и слизкая, как говно облучённого. К тому же, будь у меня за спиной монстр, он бы уже ел меня, а не терпел, пока его по мерзкой роже елозят грязными сапогами. Так что, думаю, мои ноги упёрлись в стену… Но как такое возможно? Завал – вот как! Злоебучий тоннель завалило. Видимо, я не услышал этого из-за выстрелов и звона в ушах. Ну просто заебись!

На всякий случай, в надежде на то, что затор всё-таки поддастся, я ещё несколько раз лягнулся ногами, как олень. Хотя почему «как» – я и есть ёбаный «олень»: угораздило меня, блять, позариться на обосранную снарягу того обосранного сталкера!

Ладно, сделанного не воротишь… Итак, что мы имеем? Сзади завал. Спереди дохлый (предположительно) мутант. Интересная ситуация…

Короче, вариант у меня всего один: ещё метров тридцать толкать дохлого (спящего) мутанта, до самого выхода из этого жуткого, тесного лаза.

Да уж, денёк что надо! Я немного прополз вперёд и посветил фонарём на дохлую тварь – фу, блять, только сейчас заметил, как она смердит! Словно гнилую собаку сварили, смешали с дерьмом и на два часа оставили под палящим солнцем.

Итак, с чего начать? Надо проверить, точно ли он сдох… Я взял пистолет за казённую часть и ёбнул им тварь по тошнотворной роже. Кажется, ей похуй.

Ладно, давай по-другому – я перекинул пистолет в левую руку, достал нож и воткнул твари в башку.

Да! Она определённо дохлая!

Я с облегчением выдохнул, убрал пистолет в кобуру, а нож в ножны, упёрся руками в тварь, а ногами – в стены и что есть силы попытался протолкнуть тварь дальше по лазу. Но ни хуя не вышло. После нескольких попыток я понял, что эта поебота каким-то одной ей ведомым образом зафиксировала себя в проходе…

«Это очень плохо…» – произнёс я и крепко задумался.

Минут через пять (а может, и через сорок, – хуй его знает) в моей голове созрел новый план: разделаю эту тварь ножом и вытолкну из лаза по кускам или же пролезу прямо сквозь неё – как пойдёт.

Я снова достал нож и подполз к твари. Потом несколько минут думал, с какой стороны начать её пилить. Наконец, решившись, ухватил под ту часть, которая, по-видимому, является подбородком, потянул на себя и вонзил нож в открывшуюся моему взгляду шею.

Кровь фонтаном ударила меня в лицо (неужто у неё до сих пор сердце бьётся?). Подождав, пока кровь перестанет фонтанировать, я начал пилить шею. Поначалу дело спорилось – мясо твари было податливое, – но потом я упёрся в позвоночник, который пилил минут двадцать…

«Он что, блять, из стали у неё был?» – обливаясь пóтом, пробурчал я, когда оторвал наконец-то башку.

Протиснул голову твари сбоку от себя и отпихнул назад, вглубь лаза. Что дальше? Передо мной лежали бесформенная куча обтянутого мерзкой кожей мяса, две клешни и дырка от башки с торчащим обрубком позвоночника.

Хуй его знает, с какой стороны подступиться к этому дерьму! Я решил сильно не думать (так и ёбнуться недолго) и принялся хаотично отрезать от твари кусок за куском.

Спустя минут сорок я был весь мокрый от пота и крови. В ушах звенело – то ли до сих пор от выстрелов, то ли я был готов потерять сознание из-за недостатка кислорода (чёрные пятна в глазах указывали как раз на второе). Я бил ножом как попало и забрался в эту тварь уже по самый пояс. Со всех сторон меня сдавило смердящими внутренностями неведомой хуеты. Сложнее всего оказалось разломать рёбра, но, когда я с ними покончил, дело осталось за малым.

Наконец сквозь тушу я увидел тьму – продолжение лаза с обратной стороны твари. Воодушевлённый, начал работать активнее. Приятный ветерок обдувал моё лицо, словно пытаясь приободрить. Я остановился и с наслаждением сделал несколько глубоких вдохов. Похуй, что одновременно со свежим воздухом в нос мне бил тошнотворный смрад внутренностей твари!

Немного отдышавшись, я снова принялся за работу: бей, пили, бей, пили, бей, пили, снова и снова, снова и снова… И вот наконец я преодолел тошнотворное тело твари – слизкий, словно червь в коровьих кишках. Слава тебе, блять, Господи!..

Дальше я полз по узкому лазу так, словно это было моим любимым занятием. Хуй его знает: может быть, я даже улыбался. И неожиданно упёрся в стену…

Слава богу, она оказалась металлической… Я толкнул стальной лист рукой – он подался вперёд и с грохотом упал.

Наконец я вылез в тоннель метро. Насквозь мокрый, смердящий, как сдохшая две недели назад лошадь, донельзя охуевший, но абсолютно счастливый: я не замурован в тоннеле, я жив, и это охуенно!

Глава третья. Где живет спаситель

Я шёл по тоннелю уже достаточно давно. Далеко впереди уже был виден тусклый свет – через пару минут буду на «Пиратской». После тесного лаза идти было одно удовольствие: стены не трутся о плечи, яйца не трутся об землю, заебись. Жизнь снова налаживается. Сейчас бы похавать, и вообще была бы сказка. А знаете что? Хер с ним, с компасом – продам этот вонючий пульт на «Пиратской» за пару сотен и куплю какого-нибудь точива.

Наконец, я дошёл до источника света. Им оказалась левая фара проржавевшего электропоезда – он стоял, загораживая собой проход на станцию. Пространство между поездом и стенами тоннеля завалено мешками, под поездом – завал из кирпичей. Пройти дальше можно, походу, только через окно, и то, только если с него сетку металлическую уберут.

Да, ребята замуровались как следует, а вот охрана тут, походу, не особо бдительная…

– Эй долбоёбы! – крикнул я, решив помочь нерадивым погранцам проснуться. – А ну подъём! Враг у ворот!

Через несколько мгновений из оконного проёма поезда, прямо в мою улыбающуюся рожу, ударил луч фонаря.

– Ты, фраер, совсем охуел?! – раздался из окна возмущённый голос. – Ты чё проход попутал? Цирк в другой стороне, «Вася»! Уёбывай, пока рожей пулю не словил!

– Мамка твоя «Вася», – отмахнулся я, щурясь от яркого света. – Открывай, блять, ворота!

Фонарик задергался из стороны в сторону, началась возня, затем что-то скрипнуло, и металлическая сетка упала, открывая проход.

Как я и говорил: «Пиратская» – очень опасная станция, тут нужно себя вести максимально деликатно.

– Лестницу хуй спущу, – буркнул голос из темноты. – На руках подтянешься, «шерсть» охуевшая.

На секунду меня посетило желание крикнуть: «Лови гранату!», но быстро справился с собой – не стоит усугублять и без того напряжённую обстановочку. Ухватившись за проём, я подтянулся и заполз в тесную кабину поезда. Тут не было никого, кроме молодого рыжего уёбка с автоматом, одетого в синий рабочий комбинезон. Ебало, кстати, заспанное – так и знал, что спит на посту, гнида.

– Ох ты ж ёбаный свет! Что с тобой приключилось-то?? – скривился рыжий уёбок, плотно закрыв рот и нос рукой. – Смердишь ещё хуже, чем выглядишь… Ты это, слышь, дядь, я тебя в таком виде на станцию не пропущу. Без обид. Ты ж, блять, заразу какую принёс, по-любому.

– Да не нервничай, малой, всё нормально, – успокоил рыжего уёбка я. – Нет на свете такой заразы, которую на станцию ещё не принесла твоя мамка…

– Ты это, слышь! За базаром следи! Хорош мамку мою поминать! Умерла она – уёбок явно напрягся. Сжал автомат свой так, что костяшки побелели.

Ладно, я же в некотором смысле психолог, сейчас разрулим:

Я резко выбросил кулак ему в ебло. От удара рыжего уёбка мотнуло назад, и он влепился башкой о перегородку кабины. Не тратя времени даром, я выбил из его рук автомат, затем схватил одной рукой за шею, а другой выхватил обрез из набедренной кобуры и направил в испуганную рожу.

– Ты чё, петух наблатыканный, хамить удумал?! – взревел я, изобразив суровое ебало.

– Да ты чего, дядь!? Я не хамил! Ты же сам начал! Чего сразу драться-то? Я тут спал просто, никого не трогал… – затараторил испуганный ублюдок.

– Не понял – ты что сейчас мне сказать пытаешься? – злобно сощурился я. – Что я, пришёл к тебе, унижал тебя, оскорблял, а ты весь такой хороший, так получается?!

Я сделал максимально суровое ебало и придвинул его в упор к роже рыжего ублюдка. Глаза пацана округлились от ужаса.

– Нет-нет! Я… Я ничего такого не говорил! Мужик, ну бля… Ну успокойся! Убери свою пушку, а? Нахуй ты заводишься?

– Ах ты залупа ты конская… – я стал трясти рукой с обрезом, изображая нервную дрожь. – Ты ещё и насмехаешься надо мной, щегол?! Думаешь, мне слабо курок спустить? ЗА ЛОХА МЕНЯ ДЕРЖЕШЬ, ТВАРЬ!?

– ПРОСТИ МЕНЯ!!! – завопил уёбок. – НУ ПОЖАЛУЙСТА! НУ БРАТАН! НУ ИЗВИНИ!!!

– Думаешь, я весь в кровище и кишках, потому что для меня человека убить большая моральная проблема?! – Я со страшной силой вжал ему в рожу дуло обреза (точнее два дула) и скривил максимально яростное и безумное ебало. – СМОТРИ, ГНИДА, НАСКОЛЬКО Я ЛЮБЛЮ УБИВАТЬ!!!

– НЕЕЕТ!!! – отчаянно завопил уёбок.

Я нажал на спусковой крючок. Раздался щелчок, в тот же момент рожу рыжего ублюдка озарила гримаса осознания того факта, что ему пиздец, и.... И нихуя, разумеется – ствол-то не заряжен, последние два патрона я истратил на «Достоевской».

Я опустил ствол и громко рассмеялся. Господи боже, как же сильно я смеялся… Я смеялся так, что слёзы лились водопадом, смеялся долго – очень долго. Наконец, я посмотрел на рыжего уебка, сквозь застланные слезами глаза: лицо его выражало крайнюю степень смятения.

– Вот блять…Сука… Видел бы ты свою рожу…– давясь от смеха заговорил я – «Нет, нет, я ничего такого не говорил! Простите, пожалуйста! Неет!». Ну ты и ссыкун, конечно… Ствол то не заряженный!

Посмеявшись ещё секунд двадцать, я резко убрал улыбку с лица, стер слёзы, спрятал охуенный обрез обратно в кобуру, оттолкнул пиздюка в сторону со словами «съебал с дороги», и козырной походкой вышел из кабины.

В вагоне было пусто. Сиденья скручены, всё пространство заставлено коробками и ящиками, окна закрашены белой краской, из освещения лишь одна масляная лампа. Я не спеша прошёл через весь вагон, по-хозяйски заглянув в пару коробок, в которых оказались какие-то тряпки, и вышел на станцию через дальнюю дверь, занавешенную вонючим шерстяным одеялом. В глаза мне ударил свет.

Нихуя себе, да у них тут электрическое освещение – живут на широкую ногу…

На станции было гораздо светлее, чем на «Достоевской», потому как некоторые лампы на потолке были запитаны от генератора. Надо заметить, что так транжирить топливо мало кто может себе позволить – больно дорогое удовольствие. Походу у местных на поверхности солидный схрон, ну или у кого-то важного сегодня свадьба.

Из «недвижимости» на «Пиратской» были не только деревянные сараи, но и более солидные металлические сооружения и даже парочка двухэтажных домов из кирпича, а в центре зала возвышалась самая здоровенная постройка, упирающаяся в потолок. Кстати, обычно в самых здоровенных зданиях устраивают клубы отдыха или кабаки, а где кабаки – там и торговцы, и значит, я знаю куда мне надо попасть…

Я не спеша двинулся через станцию, подмечая курятники, свинарники, грядки под светодиодным освещением, было на станции даже несколько коров. Да и люди не выглядели бедными: хорошо одеты, по большей части упитанные, лица довольные, ценные вещи, которых тут хватает, хранят на виду – значит воровство тут редкость… Да и охрана ходит тут и там: вооружены хорошо, в основном крепкие мужики, не то что рыжий пиздюк в поезде (видать, ставят на тот пост только бесполезных желторотых щеглов).

Короче, или мне про эту станцию нагло пиздели или тут власть сменилась. Я был уверен, что тут у них отвязный бандитский притон, но нет – живут неплохо и явно как люди, а не как шакалы. Может и зря я пиздюка того прессанул… Хотя, вообще-то похер – нечего на посту спать и впускать кого попало, не посоветовавшись со старшими – вдруг я асоциальный элемент какой, для людей опасный.

Пока я шёл через станцию, люди удивлённо оборачивались на меня. Хотя, их лица скорее выражали отвращение, нежели удивление. Уверен, выгляжу я хуёво, а воняю ещё хуже. Надо срочно найти, где помыться и почистить тряпки, пока служители порядка не выкинули меня из этого приятного места.

Ускорив шаг и озираясь по сторонам, я дошёл до большой постройки в центре станции. Я оказался прав – на стене у двери чёрной краской было написано: «Бар», и чуть ниже «Рынок». Двойное попадание.

Прямо у входа сидел совсем маленький пацан лет десяти, наверное, и тощий как спичка. Сидит с вытянутой рукой – бездомный значит, на паперти. Когда я приблизился, пацан поднял на меня голодные, умоляющие глаза и робко протянул руку, безмолвно прося побаловать монеткой.

– Пошёл на хуй, – грубо буркнул я, оттолкнул руку и вошёл в дверь.

Я попал в небольшую тускло освещённую комнату с низким потолком. По краям комнаты стояло два длинных стола, заваленных всякой хернёй: консервы, шмотки, мясо, патроны, даже пара самодельных стволов. С противоположной стороны комнаты была ещё одна деревянная дверь, на которой было выцарапано слово «Бар». Стены, пол и потолок комнаты были обшиты коричневым линолеумом, который вспучился и обвис везде, где только можно – в общем, охуенный ремонт – не те ли молодчики мастырили, которым лаз через «Николаевскую» рыть доверили?

В помещении не было никого кроме меня и торговца – жирного мужика в растянутом свитере. Увидев меня в дверном проеме, жирный торговец начал было радостно улыбаться, но как только мерзкий запах достиг его ноздрей, сразу сменил улыбку на презрительную мину.

– Торгуешь? – сухо спросил я.

– Торгую, – сухо ответил он.

Я достал из кармана пульт.

– Короче, у меня был очень хуёвый день, – начал я.

– Я заметил, – скривился торговец, смерив меня взглядом.

– Я не про это, – махнул рукой я. – кровь на моей одежде – дело обычное. Не понравилось мне, недавно, как один жирный хуй со мной базарит, надменно так, по-охуевшему, вот я его пополам и разорвал…

– Я так рад вас видеть! Не хотите ли чего-нибудь купить, или, быть может, продать? – жирдяй натянул самую дружелюбную улыбку, какую только был способен изобразить.

– А вот, кстати, хотел бы, – кивнул я. – Я только что с поверхности вернулся, попал там в серьёзную передрягу – еле ноги унёс. Всю снаряду бандитам оставил, но пульт свой любимый прихватить успел. Охуенное, высокотехнологичное устройство: универсальный, настраивается под любую технику, и телик любой берёт и магнитолу, батарейки новые, сам ставил. Короче, хуй бы продавать стал – сам пользуюсь, но делать нечего – бабки нужны. За сколько возьмешь?

Жирдяй взял пульт и долго вертел его в руках, внимательно изучая… Слишком долго. Ещё секунда и я дал бы ему в ебло, чтобы ускорить мыслительный процесс, но жирный торговец, словно услышал мои мысли:

– Точно универсальный? – с недоверием спросил он.

– Обижаешь! – я выхватил у него из рук пульт и стал показывать на разные кнопки:

– Вот тут зажимаешь и направляешь на телек, потом вот сюда жмешь, а потом уже

сюда, ну и всё! Я на «Советской» проверял на трех ящиках – пульт пашет как положено… А знаешь что? Не надо мне на слово верить! Давай к твоему ящику сразу подключим, где он тут у тебя?

Ясен хуй, телевизора тут не было, и это сразу ясно любому, у кого есть глаза. Также ясно, что пульт этот нихуя не универсальный. А еще ясно, что кнопки, в которые я тыкал, хуй знает, что делают, но точно не настраивают этот пульт на работу с разными телевизорами. Я даже не уверен, что он от телика вообще. Короче, вся надежда на то, что этот пидор куда менее искушенный торговец чем те, кто работают на «Торговой» или «Караванной».

– Так, а сюда ты зачем пришёл? – спросил жирдяй с недоверием. – Ты ж неместный, вроде. Чего на «Советской» не продал?

– Да я и не собирался продавать, чем ты слушаешь, вообще? Говорю же: себе взял. А к вам на станцию пришёл друга навестить – Андрюху «Сапёра», может знаешь? Думал он мне денег одолжит, чтобы до дома добраться, а его как назло не оказалось – говорят на поверхность ушёл. Вот и приходится выкручиваться…

Торговец снова взял пульт и принялся изучать с удвоенной силой, периодически поднимая недоверчивый взгляд на меня… Изучает падла, проверить игрушку не на чем, ну или в падлу заморачиваться, а универсальный пульт охота – за него штуки две можно выручить спокойно. В пультах он сечёт мало, вот и смотрит всё на рожу мою: пиздабола вычисляет.

– Триста рублей дам. Нормально? – наконец выдал он.

Ха! Рыбка клюнула! Пора вытягивать:

– Да ты охуел что ли? – возмутился я. – Увидел человека в безвыходном положении и воспользоваться решил, мразь!?

– Ладно, ладно! – поднял руки он. – Шестьсот?

– За шестьсот батарейки уступить могу, а за пульт минимум штука!

– Семьсот?

– Восемьсот, плюс комбез какой-нибудь потеплей, и помыться мне оформишь.

– Семьсот и все, что ты перечислил.

Я сделал вид, что крепко задумался, хотя на самом деле находился в финальной стадии заключения лучшей сделки в моей жизни (не считая случаев, когда я забирал вещи под угрозой расправы), так как цена этому пульту – две сотки максимум, да и то, если он работает, в чем я сильно сомневаюсь.

– Эх! – наконец махнул рукой я. – Ладно! В другой ситуации послал бы тебя нахер, но положение у меня безвыходное… По рукам!

Торговец, тоже явно довольный сделкой, подобрал мне комбез, и подсказал как дойти до помывочной, добавив на неё ещё десять рублей сверх оговоренной суммы.

Помывочные тут были самые обычные: деревянные надстройки у платформы, с установленными поверх бочками. Особо в них не понежишься – вода ледяная, но сейчас я был готов мыться даже в луже. В общем, через полчаса я вышел из помывочной чистый и довольный. Старый комбез я брезгливо выбросил на пути – отстирать его уже не получится, так пусть хоть крыс от станции отпугивает. Теперь на мне был надет чистый зелёный комбинезон, мои любимые тактические сапоги, которые я смог отмыть, ремень с набедренной кобурой, в которой отдыхал обрез, оперативная кобура, в которой висел «Дядя Толя», и чёрная разгрузка, которая всё же немного пованивала, но не выбрасывать же такую ценную вещь.

Ещё немного подумав о своём потрясающем внешнем виде, я закатал рукава, чтобы все видели мои солидные армейские часы и охуенные накачанные предплечья, поставив тем самым точку в создании образа идеального мужика.

Ну, теперь в бар! Жрать хочу – умираю.

У бара меня встретил маленький попрошайка с грустными глазами. Он снова протянул ко мне свою тощую руку… В тот раз я был груб с ним, потому что у меня не было ни денег, ни еды, чтобы помочь ему, но в этот раз мне будет нечем оправдаться перед своей совестью. Я остановился рядом с ним, вынул из кармана пачку купюр и пересчитал. Несчастный взгляд мальчика излучал неуверенную надежду…

– Пошёл нахуй! – грубо буркнул я и собирался было уйти, но тут приметил у мальца торчащую из кармана купюру. – Это что у тебя тут! Ух ты, червонец! А ну давай сюда! Дай сюда, сказал! То-то же! Маловат ты ещё для карманных денег! А теперь съебался отсюда! И чтобы не видел тебя у этого бара, сидишь тут, людям своей бедностью настроение портишь!

Бар мало чем отличался от помещения, в котором обитал торговец: тесная комната, тоже мрачная, тоже обшитая ебучим линолеумом. Из отличий тут были: барная стойка, сколоченная из грубых необработанных досок. За ней стоит какая-то жируха, похожая на торговца, видимо его дочка, с ней разговаривает какая-то тощая пизда, видимо официантка. В помещении восемь пластиковых столов и по три пластиковых стула вокруг каждого из них. Стулья и столы разных цветов и форм, покрыты толстым слоем почерневшего жира или хуй знает, что это вообще. Короче, тут не мешало бы прибраться, причём от души. Хотя, в данном случае, проще сжечь этот бар к ебеням.

Кроме меня в помещении ещё пять человек: четыре щуплых мужика, явно «крестьяне» и один малой шкет, лет двадцати, изучающий какие-то записи в тетрадке. Рядом с ним большой походный рюкзак, а на ногах просто охуительные военные ботинки – я бы убил за такие, бля буду.

Я прошёл к ближайшему столу и сел. У официантки, видимо, выработался инстинкт за годы работы, и она, услышав скрип стула за незанятым столом, резко обернулась и пошла ко мне, оборвав свой разговор с жирухой.

– Что будете заказывать? – улыбнулась она.

Ей было лет тридцать, если очень внимательно приглядеться, а при беглом взгляде казалось, что все семьдесят – явно бухает с пяти лет и столько же времени ебётся за деньги с кем попало.

– Чай. Горячий. Без сахара. И чего-нибудь похавать. Пару порций.

– Есть макароны с тушёнкой или рис с…

– Да мне похуй, – оборвал её я. – Неси, что хочешь. Только чай сразу. Пить охота.

Она ушла. Краем глаза я приметил, что пиздюк в охуенных ботинках пялится на меня. Хрен с ним, может пидор какой – тогда я не могу его винить: будь я пидором и увидь такого роскошного селезня, как я сам – тоже бы пялился.

Через минуту официантка принесла чай, а ещё через две меня наконец заебало, что малой в охуенных ботинках сверлит меня взглядом:

– Тебе чё надо, малой? – громко спросил я, не поворачиваясь к нему.

Малой дернулся от неожиданности и зашебуршил взглядом по бару, ища то ли выход, то ли ответ на мой вопрос. Затем он встал, сгреб тетрадь, запихал в карман, схватил рюкзак и быстро подошёл ко мне.

– У меня дело есть. Мне помощь нужна…

– Пошёл на хуй, – оборвал его я.

Что-то я в последнее время люблю слать всех нахуй.

– Я заплачу! У меня есть… – начал уламывать малой.

– Я сказал, пошёл на хуй, – оборвал его я.

– Пять тысяч… – всё же закончил он.

– Садись, – передумал я и ногой подтолкнул к нему стул.

– Меня Артём зовут, – представился малец и протянул мне руку.

– Заебись, – сказал я и поднял взгляд на официантку, которая в этот момент принесла две тарелки. – Сколько с меня?

– Два по шестьдесят и два по десять. Всё вместе сто шестьдесят.

– Охуенно у тебя с математикой, как посмотрю… – буркнул я, принимая тарелки. – Пиздюк заплатит.

Пиздюк выпучил глаза, но быстро собрался с мыслями, понял, что к чему и достал деньги из кармана. Когда официантка ушла, он продолжил говорить. Я тем временем принялся за еду: походу история будет длинная…

– Я сам с «Пушкинской». У нас беда на станции. Уже несколько десятков людей пропало. Все думают, что это бандиты, а я знаю, что чудища это. Я сам их видел! Но никто мне не верит – смеются. А я вот знаю, что с нашей станции можно на спальную ветку попасть, ту которую открыть не успели, до войны еще. Все думают, что нет такой ветки, что выдумки все это, а мне про неё Сергей рассказал. А он сталкер бывалый. Ему бы поверили. Только вот и его похитили…