Мокрый мир

– Духоловка, – ответил Нэй, механически поглаживая Вийона по холке, – я читал в бестиарии Дардона и Гвиди. Ловушка для духов. Ее использовали, чтобы приручить или усмирить неупокоенные души.

– А для чего ее использовал рыбак?

– Возможно, – сказал Нэй, вытаскивая шпагу из ножен, – рыбак ничего не знал о раковине. Но именно она не давала его жертвам уйти с атолла. Привязывала к этому месту.

Зазевавшаяся Лита вздрогнула, заметив, что призраки подошли вплотную. Теперь они стояли вокруг. Землистые, осклизлые, разбухшие под водой. Истерзанная крюком плоть отворялась рытвинами. У некоторых были обглоданы кости. Иных жарили на костре.

– Уничтожь, – простонал Джорди Каллен. – Отпусти нас.

У него не было глаз, но изъеденное лицо выражало мольбу.

Лита перевела для Нэя с языка мертвых.

В искривленных каналах журчали ручьи.

Нэй ударил по кораллу сапогом, намереваясь скинуть его с обрыва. Шершавый ствол накренился. Жемчужина тьмы пульсировала в раковине.

А в пустых глазницах Джорди Каллена пульсировало предвкушение.

– Еще, – прошелестели мертвецы. Они льнули к живым, обдавая запахом разложения.

Лита отстранилась, не желая прикасаться к эфемерным силуэтам.

Нэй пнул опять. Коралл зашатался, готовый выпасть из гнезда, как гнилой зуб из десны.

Тьма окуривала духоловку. Тьма гуляла по лицам капитанов и матросов. Они улыбались, демонстрируя черные резцы.

– Постой, – выдохнула Лита.

Нэй оглянулся, озадаченный, с занесенной над кораллом ногой.

Лита смотрела на ухмыляющегося алчно Джорди Каллена. Всматривалась в его глазницы, как в иллюминаторы. И узрела, будто мигом спала пелена.

Внутри вычищенных дыр бушевал шторм. Волны накатывали друг на друга, но это была не вода. Увиденная Литой Река состояла из черных и гладких угрей. Они ползали и копошились там, в преисподней черепной коробки. Миллиарды извивающихся рыб. Мрак был соткан из длинных тел. Он жаждал вылиться наружу, в наш мир, и пожрать все: лживый штиль, ясное небо, Реки и сушу.

Мрак использовал плененные души, чтобы убрать последнюю преграду на пути. Зло, прикованное к атоллу. Отравившее рыбака и смотрителя абсолютное зло.

– Стой! – воскликнула Лита.

Она не почувствовала, как Нэй снял слезинку с ее щеки.

И таращилась на Джорди Каллена, который больше не притворялся Джорди Калленом. Лица призраков оплыли и вытянулись, из распахнувшихся пастей лезли угри, точно языки, лакающие воздух, облизывающие прозрачные рыбьи зубы мертвецов.

– Еще одна ловушка, – проговорил Нэй, мрачнея. Он понял, как близок был к пропасти. – Духоловка удерживала не только жертв кораблекрушений. Те, кто установил ее, стреножили демонов, царивших на рифах.

– И мы почти освободили их. – Лита дрожала.

– Если бы ты не догадалась… – Нэй не стал развивать мысль. Обхватив ладонями колючую раковину, он возвращал алтарь в горизонтальное положение. Призраки рычали и выли, когти полосовали пустоту. Угри вылезали изо ртов, разрывая связки, ломая челюсти, откидывая пустые головы мертвецов за спины, как капюшоны. Но духоловка не позволяла им причинить вред живым, и все, на что они были способны, – взывать к Лите, просить ее остаться с ними навсегда, стать новым рыбаком и удить рыбу; тут хороший клев, говорили они, хороший улов.

Они царапали камни и кричали вслед уходящим по склону людям:

– Выпустите нас, выпустите, выпустите!

* * *

Чтобы подсластить новость о смене курса, Нэй разрешил экипажу отдохнуть. Полная луна бороздила великую реку небес, освещала глиняного рулевого. Лита подлатала голема.

Команда когга сократилась до двух человек: Сынка и черного матроса с раненой рукой. Речники пили на камбузе ром, плескали под ноги тягучий напиток, чтобы он смочил доски – поминали ушедших. Сынок подливал Лите и не сводил с нее влюбленных глаз. Нэй не сомневался, что эта девица постоит за себя в компании мужчин.

Запершись, он медленно разделся.

«Каллен» шел на запад.

В голове Нэя хранилась карта, принесенная из храма Чрева Кита. Карта, которую дал ему мертвый, занявший тело Литы Уильям Близнец.

Когг шел к острову железных повозок, работающих от молний.

И Нэй не знал, кто из пассажиров судна вернется в Полис живым.

Настороженный Вийон наблюдал за хозяином. Ныли ссадины. Стихи из книги никак не усваивались.

Через час угрюмой борьбы с поэтическими строками в дверь постучали. Нэй потянул за нить прозрачности и увидел покачивающуюся Литу. Захмелевшую, вздернувшую носик, подбоченившуюся.

– Не прикидывайся спящим! – заголосила она. – Ты ведь наврал, да? Маринк не посылал тебя к северным рекам? Ты изначально планировал продлить маршрут?

Нэй молчал, и Лита, поколотив дверь ножкой, удалилась.

Ему было горько оттого, что не он, не его фамильяр, а какая-то плебейка встала меж миром живых и вечно кипящей Рекой по ту сторону.

Гордость… чертова гордыня, на которую вечно указывал учитель.

– Ты должен моему отцу целый флот! – Голос Литы доносился из висящего на бимсе амулета. Раковину смотрителя Нэй забрал себе, а второй опрометчиво поделился с девицей. – Чтоб тебя кракены сожрали!

«Цыц!» – Нэй стрельнул пальцем в тут же заглохшую спираль.

Когг скрипел на волнах.

Нэй думал о тонкой стене меж мирами и о тьме снаружи всего.

Три нити сплелись воедино.

Подложив подушку под голову, Нэй глядел на появившуюся в углу тюльпу.

Созданная им девушка сидела смирно и безропотно улыбалась, а медовые волосы ниспадали на плечи и белую шею.

Такой – покладистой и покорной – Лита нравилась ему гораздо сильнее.

3. Гром и молнии

Нэй вошел без стука.

В каюте висел тяжелый запах. Тело девушки сражалось с болезнью, сражалось и проигрывало.

Лита слегла на пятый день пути к острову, расположение которого Нэй выведал у призрака Уильяма Близнеца. В полуобморочном состоянии, охваченная жаром, Лита жаловалась на боль в груди. Кашляла – сухо, нехорошо.

Нэй смочил над тазом суконку водой из кувшина, присел рядом с койкой и обтер лицо и шею девушки. Красных пятен стало больше, особенно на шее, которую словно охватил широкий алый ошейник. Лита слабо поморщилась, дрогнули воспаленные веки. Она посмотрела на тряпицу.

– Платье мое испортил? – Облизала посиневшие губы. – Не прощу.

– Пить хочешь? – спросил Нэй.

– Пить… – прохрипела Лита. Резко, горячо. Нэй ощутил это лицом.

Он дал ей теплой воды с лимонным соком. Пока она пила, приподнявшись на локте, отказавшись от его помощи, Нэй смотрел на ее перепутанные, растрепанные волосы, затем на скачущие по переборке тени. Под подволоком раскачивались фонари. Вийон забрался на стол и настороженно наблюдал за больной.

В легких Литы поселилась скверна, и колдун был бессилен перед пожирающим девушку недугом. Магические нити тянулись к энергетическим эманациям человека, страху, отчаянию, боли, питались этими грубыми выделениями, гаввахом, но не могли проникнуть глубже, подлатать, исправить. Любое воздействие на человеческое тело было поверхностным: наложить печать молчания, отвести взгляд, сменить личину. Игра с воздухом, фата-морганами и отражениями внешнего мира.

– Это все она… – Лита уронила голову на мокрую подушку, – эта сучья духоловка на островах… накликала…

– Отдохни.

– Только этим и занимаюсь. – Она сипло рассмеялась, закашлялась. Вийон съежился: от этих сухих раскатов длинная шея ласки будто укорачивалась. – Что, не нравлюсь тебе… такой?

Нэй смочил и выжал суконку, скрутил валиком и приложил к горячему лбу Литы.

– Не боишься… подцепить проклятие мертвецов? – спросила она, ее взгляд затуманился.

– Нет никакого проклятия, – сказал Нэй.

Он вспомнил об Аэде Немеде, придворном колдуне, лекаре и травнике. Перед мысленным взором возник широкий разрез рта Немеда, усаженный звериными зубами, раздавленный нос и зеленовато-мшистая кожа. Аэд Немед пускал больным кровь, ставил банки, которые вызывали подкожные кровотечения, боготворил пиявок… «Неужели все настолько плохо, – подумал Нэй, – что я готов поверить в силу кровопускания?» Нет, не готов. И не поверит, потому что видел, к чему приводит подобная «медицина». Зато не отрицал целебной силы природных лекарств – в этом Немед был искушен. Настои из трав, соцветий, меда, древесной коры…

Нэй прогнал зубастое зеленоватое лицо Немеда. Даже сумей он связаться с травником, на судне не осталось ничего, кроме сухарей, гороха и лаймов. Ах да, еще гниющее дерево и водоросли.

– Холодно, – сказала Лита.

Нэй накрыл девушку третьим одеялом. Убрал таз и кувшин под койку, чтобы не катались по каюте во время качки. Не знал, что еще сделать, поэтому развернулся и отворил дверь. Вийон забрался на плечо колдуна.

– Как… – донеслось из-под одеял. Нэй замер. – Как ты стал… погонщиком кракенов?

Голос Литы дрожал.

– Хитрая рыба… мы хитрая рыба… плюх…

Похоже, девушка бредила.

Нэй обернулся. Верхняя половина влажного бледного лица, отечные скулы, грязные волосы – не волосы, а распущенный на швабру канат. Он отвел взгляд и наткнулся на свое отражение в крошечном зеркале комода, увеличил магическим взглядом. Смуглая сухая кожа, запущенная щетина, которая уже могла называться бородой. Он редко отпускал бороду: она росла клочками, то ли из-за старых ран, то ли из-за крови неизвестного мужчины, которая смешалась с кровью матери Нэя и теперь текла по венам придворного колдуна.

Нэй вернулся к койке, снял с переборки речную раковину с узором темно-красной спирали и положил рядом с подушкой.

А потом вышел из каюты.

* * *

Еще одна беспокойная ночь, проведенная за секстантом и визитами в смердящую болезнью каюту девушки.

Холодное солнце медленно поднималось за тучами. Матросы возились с такелажем и рангоутом. Голем вел судно намеченным Нэем маршрутом. Когг жаловался на своем деревянном языке. Нэй поднялся на палубу и поднял зрительную трубу. Подчиняясь безмолвному приказу, Сынок вскарабкался в «воронье гнездо».

Нэй опустил трубу, прошелся до кормы судна и снова повернул к носу. Жевал кусок лайма, не чувствуя кислоты.

Прошел час.

– Земля! – донеслось из «вороньего гнезда».

По правому борту показался размытый силуэт острова, который они едва не проскочили.

Вдоль утесистых стен из воды поднимались высокие колонны, металлические, как показалось Нэю через окуляр зрительной трубы. Столько металла! Они были слишком тонкие, чтобы служить маяками, но Нэй не сомневался: колонны смотрят, наблюдают. Или наблюдали. Не поэтому ли Союз Островов, в который входил Полис, ничего не знал об острове?

Скалы, куда ни глянь – одни скалы. Остров будто висел над Рекой на каменных ладонях. Первый взгляд на остров разочаровал Нэя. «Что тебя испугало, учитель? Скалы и исполинские мачты в коросте соли? Повозки на прирученных молниях?» Нэй усмехнулся: Уильям Близнец умер до первых опытов с электричеством, начало которым положило изобретение «шумной банки» (серебряные и цинковые пластины в солевом растворе).

– Ищем проход! – крикнул Нэй и повел «Каллен» к острову.

* * *

Сердитые волны разбивались о подводные скалы, образуя пенный пояс. Нэй не находил в этой бурлящей массе вход в залив. Заснеженный берег фьорда казался недоступным.

– Опасные места! – крикнул Сынок. Судя по голосу, матрос держался из последних сил.

Сынок и Ндиди, единственный из выживших черных матросов, хватались за обледеневшие снасти (что вовсе не облегчало жизнь команде, как и обледеневшая палуба и рангоут), работая за пятерых. Путь вокруг скалистого острова и шквальный ветер вымотали поредевшую команду. Матросы заслужили щедрое вознаграждение – если, конечно, им суждено вернуться из северной воды в то место, которое они называли домом.

Волны сталкивались, клокотали, вздымались и низвергались вниз.

– Уж как водится, – вполголоса сказал Нэй.

Мысленными командами, отдаваемыми голему, Нэй вел когг вдоль грозных утесов, укрытых серой пеной, выискивая способ одолеть течение и ветер. «Каллена» несло на скалы. Ледяная вода катилась через палубу. Нэй кутался в меховую куртку – в пути их настигла зима. Лицо онемело от беспрестанных порывов ветра.

Держась за зубчатое ограждение форкастля, Нэй наблюдал за ходом судна. Парус раздулся, как брюхо шар-рыбы. Налетевший шквал едва не положил «Каллен» на левый борт. Нэй откинул мокрый меховой капюшон и обратил лицо к черным кипящим тучам. «Творец Рек, удержи нас на волнах гнева своего».

Судно влекло на рифы. Нэй смотрел. Нэй ждал. Нэй бессловесно управлял големом, румпелем. «Каллен» попал в мощное отличное течение. Стал отдаляться от каменных клыков, защищающих вход в бухту.

Тучи полили дождем, и капризный ветер переменился, утих на четверть, еще на одну, и вскоре Нэй нашел безопасный проход во фьорд. Если бы экипаж «Каллена» был более многочисленным и не измотанным до предела, Нэй услышал бы громогласное матросское «ура».

Снова пошел снег.

* * *

В глубине бухты ждала спокойная вода. Вдоль берега безымянного острова лежала узкая лента припая. Неподвижный речной лед примерз к отвесным скалам. У западной оконечности фьорда, в гранитной тени, стоял огромный корабль. До этого он был скрыт от экипажа «Каллена» рифами.

Нэй смотрел на корабль в зрительную трубу. Корабль ли это? Металлический гигант напоминал птичий череп, приплюснутый, с длинным клювом. Угловатые формы сбивали с толку. Остроконечная носовая часть расширялась к пирамидальной надстройке, над которой дыбилась конструкция из труб и антенн. За узким рядком прямоугольных иллюминаторов угадывалось помещение, откуда управляли этой стальной громадой. Палуба, от надстройки до кормы, – просторная площадка без леерного ограждения. И ни одной мачты, ни одной спасательной шлюпки. Шлюпки могли прятаться внутри угловатого корпуса; отсутствие мачт объяснить было труднее – разве что независимостью корабля от ветра. Нэй вспомнил, что сказал Уильям Близнец после возвращения с острова: «Они победили природу». Это говорил страх учителя.

Нэй прикинул размер гиганта: футов пятьсот в длину, не меньше. Он не понимал, как столь необычный, будто перевернутый, корпус, который сужался над ватерлинией, мог держаться на воде.

По поверхностям корабля скользили снежные струи. Сквозь снег и корку льда проступали черные пятна. Копоть и гарь. Похоже, на корабле был пожар. Поэтому он брошен и кажется мертвым?

Нэй нацелил зрительную трубу на остров.

Заднюю часть залива окружал полукруг гранитных скал. Каменная масса казалась монолитной, делающей остров неприступным, но, когда «Каллен» подошел ближе, за гигантским безмачтовым кораблем открылась короткая пристань, похожая на оледенелый язык, вывалившийся из широкой расщелины в скалах.

В незнакомом фарватере «Каллен» двигался малым ходом, под зарифленными парусами. Бросая лот, Ндиди промерял глубины перед форштевнем.

Нэй повел судно к кромке припая – лед добрался до третьего ряда свай, на которых лежал причал; остальные сваи, те, что были на глубине, немного повело в сторону. Как и высокие металлические колонны – близнецы колонн, прорастающих из речного дна вдоль острова. Или этот наклон был заложен изначально? Расположение мачт повторяло изгиб фьорда, и оставалось только догадываться об их предназначении.

Под днищем когга захрустел свежий лед. «Каллен» пришвартовался к причалу.

* * *

Куда все подевалось? Блеск задорных глазищ? Припухлость искусанных губ? Щедрая полнота грудей?

Девушку затягивало в небытие, и это небытие не было пустым, его населяли мертвецы. Лита знала об этом, как никто другой, видела во сне и наяву.

Она перестала кашлять, затихла. Нэй посмотрел на платок: в коричневатой мокроте появились прожилки крови. Литу бил озноб. Вчера, проснувшись, она долго смотрела на него бессмысленным взглядом, узнала не сразу. А во время беседы потеряла сознание.

– Трудно… дышать… болит… – Она говорила прерывисто, тихо, с закрытыми глазами.

– Я найду лекарство, – сказал Нэй. – Скоро вернусь.

Она кивнула. А может, и нет: ее телом управляла артритная рука лихорадки.

Нэй вернулся в свою каюту. Сложил в парусиновый мешок скудные припасы, переговорную раковину, пузыри с магическими жидкостями, магазины к пистолету, перевязал бечевкой.

Ласка наблюдала за сборами. Нэй заглянул в черные бусинки глаз Вийона.

Она умирает, – сказал дух.

– Но еще не умерла, – ответил колдун. – Останься с ней. Сделай так, чтобы она дождалась моего возвращения. Отдай ей все, если понадобится.

Зверек моргнул.

– Ты сделаешь это?

Я останусь.

Нэй потрепал Вийона по загривку.

– Скажи честно. Остаешься, потому что не любишь снег?

Вийон не ответил.

* * *

Нэй поймал себя на том, что не хочет отвлекаться на мысли о Сынке, крутящемся у койки Литы, поэтому уход за больной поручил Ндиди. Косые мрачные взгляды Сынка утвердили в правильности принятого решения. Нэй передал черному матросу переговорную раковину Литы.

– При малейшей опасности уходите в открытую реку.

Ндиди кивнул. Правую кисть матроса, освежеванную безумным рыбаком у Косматого маяка, покрывала твердая корка, красная, в бесчисленных трещинах; не рука – обломок застывшей лавы.

Сынок стоял у спуска в трюм и смотрел на колдуна двумя лицами: правой половиной, угрюмой и неподвижной, и левой – вздернутой вверх, будто смеющейся.

Нэй почесал Вийона за ушами и опустил на мерзлые доски палубы. Зверек оставался его глазами и ушами на борту «Каллена»; а кулаками – голем (хотя Нэй сомневался, сможет ли управлять глиняным помощником на большом расстоянии).

Закинув на спину мешок, Нэй спустился по трапу на обледенелый причал. Шпага похлопывала по бедру. Пистолет он спрятал под куртку.

Обрывистые склоны расщелины заслонили звездное небо. Дорога между скалами вывела наверх, на голую заснеженную равнину. Ветер, почти незаметный у пристани, косо мел снег к краю скал.

Нэй пошел вперед, отворачиваясь от ветра. Следом за ним, освещая путь, тихо ползла льдистая луна.

* * *

Сквозь облака глядел мутный глаз солнца. Холмистая равнина дымилась снежной пылью. Поземка свистела по буграм, на завьюженном горизонте проступил темный лес.

Нэй прятал в капюшон исхлестанное лицо. Обошел невысокий холм, присел, отвернувшись от летящего снега, достал флягу с водой, растопил заклинанием, медленно отпил. Затем слезящимися глазами вгляделся в сторону леса. Там, над высокими черными деревьями, поднялось и погасло тусклое свечение. Громыхнуло.

Нэй продолжил путь.

Упал в снег, услышав далекий стук. Стреляли долго, без остановок, не из пистолета или револьвера. Грубое эхо разносилось между холмами. Стихло, остался лишь свист ветра. Нэй сел и с усилием снял правый сапог. Раскатал до колена сбившийся носок, затянул подвязки. Ступня заметно распухла от мороза.

Встал на колени, поднялся. Двинулся к лесу. Повсюду вихрился, мчался куда-то снег. Нэй старался не думать, что ждет его впереди. Путешествие к острову превратилось не в поиск ответов – в поиск спасения для Литы. Чуда, неведомого колдовства.

Он шел, глядя в стелющийся под ногами снег. Заметил белый холмик. Приблизился, догадываясь, что увидит. Из-под снега торчали ноги: пятнистые штаны, черные сапоги. Мертвец лежал навзничь, голову и тело замело, носы сапог смотрели в низкое серое небо. Ветер гудел в подступившем лесу.

Одеревенелыми руками Нэй раскопал мертвеца. Человек погиб от пулевых ран: вырванные из куртки клоки, перебитый ремень, расколотое лицо. Нэй попытался перевернуть убитого, но тот примерз кровью к земле. Колдун пошарил сапогом в снегу и наткнулся на странный мушкет с потертым прикладом и ствольной накладкой. Он видел похожий лишь однажды – проржавелый до дыр, безнадежный, а позже нашел ему имя – автомат – на страницах манускрипта, магический дубль которого снял в потопленном городе. Восстановленное огнестрельное оружие Прежнего мира было редкостью. Нэй проверил карманы мертвеца, нашел два изогнутых магазина и спрятал вместе с автоматом в мешок.

Спустя какое-то время наткнулся на еще один труп, тоже в пятнистой куртке и штанах, но без оружия. Мертвец лежал с раскинутыми руками, по которым проехало что-то тяжелое, раздробило, вдавило в красную землю. Снег заметал глубокую колею. Лицо мертвого бога – Уильям Близнец однажды, одурманенный винными парами, назвал жителей острова богами – было белым, маленьким, собранным вокруг тонкого, как лезвие, носа, на глаза налипли шляпки снежных грибов.

С другой стороны леса, который оказался плотной полосой деревьев, донесся захлебывающийся рокот. Пригибаясь, на полусогнутых ногах Нэй побежал между деревьями. Присел, когда увидел движение.

В низине за лесной полосой что-то искрило и дымило. Крытая металлическая повозка на больших колесах без спиц, чем-то похожая на таранную «черепаху». Боевой транспорт местных, понял Нэй. По гладкому боку «черепахи» сновали голубые змейки электричества. Из пробоины в крыше валил густой черный дым. С наветренной стороны успел нарасти небольшой сугроб.

Вдалеке раздавались звуки выстрелов, трескуче гремело.

Нэй спустился в низину, обошел подбитую повозку слева, не приближаясь, напряженно вглядываясь в метель. Он чувствовал себя беззащитным, открытым для невидимых глаз, но кокон невидимости на снежном ветру скорее привлек бы внимание, чем спрятал.

На вершину дальнего холма выползла черная «черепаха» с башней, из которой торчал короткий ствол, расширяющийся на конце. Башню украшало изображение какой-то огненной птицы. Высыпали маленькие человеческие фигурки, побежали и скоро пропали за снегом. Из ствола «черепахи» выстрелила ярко-синяя с белой сердцевиной молния, ударила в соседний холм. Нэй не мог разобрать, достигла ли молния какой-либо цели. «Черепаха» покатилась в белых клубах, взвихренных большими колесами. Глаза Нэя неотступно следили за военной повозкой, пока та не скрылась из виду.

Нэй пошел в противоположную сторону. Он давно продрог до костей, но только сейчас пробудил кристалл, висящий на груди под одеждами, позволил магическому теплу разлиться по телу. Благодарно ускорилась кровь, оттаяли ресницы. Нэй побежал огромными прыжками.

* * *

Сгустившуюся темноту перестали освещать вспышки инферно, адского пламени, смолк лязг металлических «черепах» и гулкий треск выстрелов. Утихла земля под ногами. Сражение осталось позади.

Нэй брел на мутный огонек, проступивший в дыму поземки. Кристалл остыл, и колдун снова не чувствовал пальцев ног, которыми шевелил в сапогах. Закончилась вода, он натолкал во флягу снега и растопил. От голода урчало в животе.

Белая метель кутала приземистый длинный дом с плоской крышей, с которой летели в ночь подхваченные лунным светом хлопья снега.

Что делать, если в доме окажутся лишь мертвецы? Что, если он найдет живых, которые примут его за врага? (За кого еще они должны его принять?) Он убьет всех и пойдет дальше? Куда?

Его ждет Лита. Он должен договориться с богами, попросить о помощи. Те, кто преуспел в совершенствовании оружия, скорее всего, преуспели и в другом, например в медицине.

Нэй стиснул челюсти и пошел навстречу ветру, на свет одинокого окна. Ступал медленно. У ветра были звериные когти. Нэй прихватил кулаком меховой капюшон. Строение надвинулось, укрыло его от царапающих порывов. В капюшоне клубился пар дыхания, в бороде колдуна тонко звенели льдинки.

Нэй остановился напротив крыльца. Распустил нить заклятия прозрачности. Лучше всего оно работало с дверями – четкие контуры, тонкие доски. Но сейчас… Нэй отпустил нить – не знал, из какого материала сделана дверь.

Снег порошил узкий подоконник под прямоугольником холодного желтоватого света. В окне мелькнула серая тень. Морозный узор исказил очертания.

Нэй шагнул к двери, собираясь постучать, но его остановил голос Вийона. Тихий, размытый каким-то шумом. Нэй замер и, сжав виски, прислушался. Услышал в голове писк, несколько невнятных слов… Связь оборвалась.

Нэй потянулся к Вийону – и не нашел его.

Тогда он отступил от крыльца, обошел справа, присел и достал переговорную раковину. Зашептал в устье. Ндиди не отвечал. Оставалось надеяться, что виной тому метель и расстояние.

Чертыхаясь – цитируя Литу, – колдун поднялся на крыльцо. Он попросит помощи у здешних обитателей. Или возьмет то, что ему нужно, силой. И сразу вернется на когг. Вторая, текущая за чертогом жизни Река не унесет душу Литы. Не сегодня.

«Да ты прикипел к ней, старик!» Нэй изолировался от мысли без всякого колдовства. Не время анализировать свои чувства, пока рядом рокочет стальная и пороховая смерть.

Костяшки забарабанили о странное серое полотно. Нэй отступил, готовый при малейшей опасности натянуть нити. Пальцы плясали у кобуры. Дверь отворилась, оплескав желтизной цвета тех пахучих фруктов, что выращивал в теплице Юн Гай. Узкий световой клинок разрезал ступени. В прямоугольнике… Нэй изумленно моргнул.