Вторая половинка

Уже в сумерках вышли мы на полянку, посреди которой высилась… нет, избой это строение язык не поворачивался назвать, скорее барские хоромы. Удивляло лишь отсутствие частокола вокруг, да тишь царила здесь совершенно неестественная.

Окидываю взором разные постройки, и направляюсь к той, что скорей всего сеновалом является. А пушистая спутница опять тут как тут, словно из-под земли выросла, встала на пути, под ногами путается и как будто в сторону барских хором подталкивает.

− Да как же я туда полезу-то без приглашения? − упираюсь я, пытаясь хотя бы на месте остаться, под таким-то напором.

Время позднее, но спать-то ещё рано, а в хоромах свет не горит, значит, хозяева в отлучке, а челядь дрыхнет небось, прямо как в той поговорке: «Кот за порог, мыши в пляс». И тут вдруг я такая вся из себя красивая заявлюсь. Как представила сейчас свой видок: с нечёсаными космами, в плохоньких холщовых штанах да такой же бесформенной рубахе. Ей богу, только пугалом в огород, незваное зверьё отпугивать.

Вот только рыська отступать явно не собирается − ухватила меня за штанину да ка-а-ак потянет! Только треск бедной ткани и послышался. У меня от обиды аж слёзы на глаза навернулись. Ведь другой-то одежонки у меня нет, вот и как теперь такой оборванкой людям на глаза показаться? Да хоть бы и в хоромины эти постучаться, так ведь тут же поганой метлой погонят.

А эта усатая морда всё никак не успокоится. Одну штанину в клочья уже подрала, да за вторую принялась. И тут же вопрос возник: когда от штанов ничего не останется, что следующим станет? Ноги? Ой, мамочка, повезло мне со спутницей, ничего не скажешь. Делать нечего…

− Иду я, иду… − бормочу и нехотя топаю к дому.

На крыльцо взбиралась, как на эшафот. Видала я это ужасное место казни, ещё в те давние времена, как батька жив был. Так вот осуждённые, наверное, так же себя чувствуют, поднимаясь навстречу своей судьбе. Вот уж и последняя ступенька позади осталась.

Дверь, как ни странно, оказалась не заперта, и открылась тихо, беззвучно. А я аж дыхание затаила, вслушиваясь в царящие вокруг звуки. За спиной где-то филин ухает, а в доме тишина, словно и нет никого. Рыська же знай меня вперёд подталкивает. Вхожу, что ещё делать? Эта ж зверюга настырная, если решила, что надо войти, всё равно своего добьётся.

Благо зрение у меня со вчерашнего дня как обострилось, да так и осталось. Теперь ночью видно всё почти как днём, и вокруг, слава богам, действительно никого нет. Хотя…

− Э-эй! Есть тут кто? − кричу.

Не то, чтобы очень уж хотелось с кем-то встретиться, но лучше уж сразу получить от ворот поворот, нежели потом… В общем, в комплект ко всем прелестям жизни мне только воровства приписанного не хватало. Вот только как я ни надрывалась, никто навстречу так и не вышел. Чудны богачи! Такие хоромы без присмотра оставлять. А если б кто со злым умыслом влез? Могли же не просто обокрасть, но и спалить всё здесь.

А рыська знай себе шлёпает по просторному холлу, подошла к одной из дверей, привстала на задние лапы, передними дверь толкнув, та и отворилась. Пятнистая наглая морда по-хозяйски уселась в проходе и кивает мне, мол, иди сюда. Припомнив, что от штанов уже одни воспоминания остались, послушно шлёпаю к ней. И оказываюсь… в кухне.

Что странно − жарко здесь, словно только-только печь вытопили. Подхожу к оной… Ой! Ведь и вправду горячая! Значит, люди совсем недавно здесь были? Ох… не попасться бы. Этой рыжей-то что, сбежит и забудь, как звали, а я? За воровство в наказание − сутки у позорноого столба да двадцать плетей. Боль-то я, наверно, вытерпеть смогу, а вот позор…

Тем временем наглая рыжая кошачья морда взгромоздилась на один из стульев и по-хозяйски потянулась лапой к стоящей на столе масляной лампе.

− Э-э-э… Ты что творишь?! − выкрикнула я.

Пока я неслась ей навстречу, пытаясь остановить, в голове одна за одной пронеслись ужасные сцены: вот лампа падает… разбивается… масло брызгами летит во все стороны и вспыхивает от соприкосновения с раскалённой печью, а в этом безумии носится как живой факел глупая кошка… И вдруг…

Неожиданная яркая вспышка света заставила прикрыть ладонью глаза, так и не добравшись до невезучей проказницы, остановиться, затаив дыхание. Я не успела… Так грустно от этой мысли стало. Сквозь пальцы по-прежнему пробивается свет. И да, мне страшно смотреть, я боюсь увидеть ожившие кошмары из минувшего видения.

Что-то коснулось моей ноги, заставив вздрогнуть.

− Ур-р-р…

Что это… жива? А почему она спокойна-то? Кошки ж огня боятся, как и все животные… Хм… и свет какой-то подозрительно ровный, ни всполохов, ни треска от горения. Робко открываю глаза. Та-а-ак… Вдох. Выдох. Опять вдох. Спокойствие, Лея, ты не сошла с ума…

− Вот же демоны… − выдыхаю и кулём сползаю на ближайший стул.

А как бы вы отреагировали, если бы дикая лесная тварь, практически на ваших глазах, включила лампу с крайне редким и жутчайше дорогим магическим поджигом? С этим механизмом и я бы не скоро разобралась, а кошка…

Кошка тут же, стоило мне сесть, очутилась у меня на коленях и принялась урчать и ласкаться, будто обычный домашний котёнок.

− Больно уж ты умная, − робко поглаживая её за ушками, прошептала я.

В ответ рыська лишь забавно чихнула. Поумывалась немножко, соскользнула с колен и, подойдя к одному из шкафов, привстала на задние лапы, а передними машет в воздухе, словно просит − открой! И смотрит при этом поочерёдно то на шкаф, то на меня. Вот и куда деваться? Что там говорят про приручение диких животных? Бред это. Как есть − бред! Они сами вон кого хотят приручат.

За дверцей очутился магически поддерживаемый ледник. М-да… вот и как можно было бросить без присмотра домину, наполненную столь редкими и безумно дорогими вещами? Я даже не уверена, что у графа нашего в хозяйстве имеется хоть одна лампа с магическим поджигом, не говоря уж про ледник. И что-то мне подсказывает, что с печью тоже не всё так просто, небось в ней, если открыть, обнаружится горючий камень, один из тех немногих, что ещё в далёкой древности маги заговорили.

Не сказать, что в леднике нашим взорам предстало огромное разнообразие, но пара рябчиков, один курёнок и кой-какая рыба нашлись. Вот тут уже я поняла, что не в силах устоять перед соблазном. Рыбой меня не удивишь, чай на реке мельница стоит-то, а вот мясо у нас в доме испокон веков невидалью было, да и горяченького ой как хочется.

Достала добычу, выложила на стол. Окинула взглядом висящие неподалёку от печи кастрюли да сковороды. И тут осенило.

− Малыш, а ты-то что есть будешь? Тебе-то, наверное, сырое надобно?

Ой, как она опять на меня посмотрела! Вот честное слово, такой дурой себя ощутила под этим оценивающим взглядом, что от стыда под землю провалиться захотелось. Одно обидно: я так и не поняла, что это значило. То ли ей однозначно сырое подавай, то ли наоборот, она такое не ест… Нет, я однозначно дура. Ну откуда у лесного животного может появиться привычка к готовой пище? Хотя… умение включать свет, знание где что хранится и…

− Ты раньше жила здесь? − интересуюсь.

Да, глупо, наверное, но… Вот… Вот! Опять она кивнула! Мамочки… или я умом тронулась, или эта приблуда и вправду разумная. Лучше бы второе, конечно. Я слишком молода чтобы сходить с ума! У меня вся жизнь ещё впереди, можно сказать…

Хотя… на душе от этой новости легче стало. Вроде как в гостях. А что? Я же спасла её из той клети? Спасла. А долг, как известно, платежом красен.

На этой оптимистичной ноте я и принялась хозяйничать на чужой кухне, словно у себя дома. Стоило ли удивляться, что, поев моей стряпни, рыська поманила меня вглубь дома, и вскоре я очутилась в спальне. Одного взгляда на мягкую перину было достаточно, чтобы осчастливить моё измученное странствиями тело.

Вот только подойти к столь вожделенной кровати мне не позволили. Рыська упорно мешалась под ногами и толкала меня куда-то в сторону − за ширму. Здесь обнаружились заблаговременно кем-то наполненная ванна и смена белья. Чувство, словно я в сказку попала, − не отпускало.

И сны… эти сны ни капельки не напоминали всё виданное в моей прошлой жизни. Они были волшебны. И в этот раз я вновь была в замке, но каком-то другом. А рядом нет-нет, но показывался какой-то незнакомый мне мужчина. Один лишь взгляд в его голубые как летнее небо глаза заставлял моё сердце пропустить такт. Его присутствие лишало покоя. И, кажется… он отвечал мне взаимностью? Возможно ли такое? Ведь он… он прекрасен как бог, а его голос… бархатистый, обволакивающий сознание, сводил с ума словно. Он говорил с кем-то, а мне слышался зов, обещание чего-то ранее неизведанного.

И… я опять проснулась. Ощущение непривычного блаженства окутало всё тело, и даже глаза открывать было страшно. Вдруг всё это сон? А проснусь и… здравствуйте, суровые будни! Но явь оказалась не менее чудесной, нежели былые воспоминания.

Возле моей постели на полу стоял небольшой сундучок. Даже не сундучок, а так… шкатулочка. Ну и, конечно же, рядом сидела рыська. Моя сказочная фея в пушистом обличии требовательно ткнулась носиком в невесть откуда взявшийся предмет. Стоит ли говорить, что любопытство взяло верх над здравым смыслом, и я таки открыла ларчик. А там…

Проще сказать, чего там не было. А не было там ничего не драгоценного! Вот вроде бы краем сознания и понимаю: нельзя это трогать, хозяева особняка от такой наглости в восторг не придут, но как удержаться, если всё сверкает, переливается, манит к себе?

Бросилась к зеркалу, окинула свои нечёсаные лохмы критическим взглядом. Взяла гребень − расчесалась. Вот так-то уже лучше. Стою, примеряю. Кое-что и рыське на шею повесила. Та, судя по всему, осталась довольна. Но моя фея на этом не успокоилась, потянула меня к какой-то дверке. Открываю и… забываю, что нужно дышать. Думается мне, что таких шикарных нарядов нет даже у той герцогини, что Рена выкупила.

До полудня я беззаботно примеряла то одно платье, то другое, и что странно − все они словно на меня пошиты. Хотя приталенные, и крой сложный. А тка-ани-то каки-и-е… Вот увидел бы кто меня сейчас, ни за что бы не признал! Это не бесформенные рубища, в коих селянки ходят. Хотя нет… любой, кто хотя бы раз в глаза мне взглянул, никогда их уже не забудет.

И вдруг слышится мне топот конский да ржание из-за окна. Внутри всё вмиг похолодело. Ох… доигралась я. Вот сейчас ка-а-ак схватят…

Заметалась я по комнате, не зная − что делать?! Вокруг вещи разбросаны, кровать не прибрана, а я… я мало того, что в чужие вещи обрядилась, так ещё и драгоценностями обвешалась. Тут уж точно позорным столбом не отделаюсь. Как есть на плаху отправят.

Пытаюсь лихорадочно трясущимися руками расстегнуть хотя бы колье. Да какое там! А в это время слышу, как двери в дом открываются, и половицы под кем-то тяжёлым поскрипывают. Ох, доигралась я… Озираюсь по сторонам в поисках пути для бегства. На глаза мои обноски попали, да кошель с парочкой золотых. Нет, деньги я тут не оставлю. Стоимость похищенного они всё равно не покроют, а мне ой как пригодятся, если выберусь из этой передряги.

Схватила кошель, метнулась к окну. Миг, и только подол платья на ветру развевается да пятки сверкают. Бежала я долго. Выдохлась. Сердце из груди выскакивает. Легкие разорваться готовы. Дышу тяжело, с хрипотцой, и пить жутко хочется, а котомку-то свою с припасами я не прихватила. Вот и что теперь делать? Куда в таком виде податься? У меня ж даже плаща нет, чтоб прикрыться.

Наконец-то отдышавшись, первым делом сняв колье и кольца, забросила их в кошель. Так-то поспокойнее будет. А то не дай бог какому-нибудь лиходею на глаза попасться, мне совсем не улыбается из-за безделушек жизнью рисковать.

Рыська, кстати, тоже здесь оказалась. Интересно, чем ей хозяин вдруг не мил стал? В доме-то, судя по всему, с ней хорошо обходились, коль она всё внутри знает. Попыталась я с неё ожерелье стащить, так она мало того, что отскочила, так ещё и рыкнула угрожающе.

− Ладно, ладно… Не хочешь отдавать − не надо, − примирительно бормочу. − Вот и куда нам теперь податься? Ни плаща, чтоб накинуть и любопытные взоры не привлекать, ни котомки с провизией.

Не знаю, поняла ли меня в этот раз пушистая подстрекательница. Сидит себе, головой вертит, за бабочками наблюдая. Ну прямо сама невинность. И красивая, зараза, вот и как на неё обижаться?

Подошла я к зверюхе, потрепала дружески по холке, да пошла куда глаза глядят. Иду, никого не трогаю и вдруг слышу топот конских копыт. Бежать бы да куда? Я же, как на грех, на поляну вышла. А она, словно по заказу, − широ-о-окая-я-я… Ну а к ближнему краю бежать глупо − оттуда топот и раздаётся.

− Даниэла! − раздаётся со спины оклик.

А я так и замерла, боясь шелохнуться. Что-то будет сейчас, когда выяснят, что я вовсе не та, кого ищут? Вот уж и земля ощутимо под конскими ногами содрогается. Пришёл мой час, чего уж тянуть? Оборачиваюсь.

Глава 4 Куда ни кинь − всё клин

Все о принцах на белом коне мечтают, а мне императора подавай!

− Даниэла, куда же вы пропали? − произносит…

Упс… Это же тот красавец из моего последнего сна. И я стою, как распоследняя деревенская дурёха, и не могу оторваться от его глубоких, словно озёра, голубых глаз и жду. Жду, когда же этот слепец осознает, что перед ним вовсе не та, которую он ищет.

Но время идёт, и ничего не происходит. То есть не так. Голубоглазый спешился, подошёл ко мне, и внутри всё замерло: вот… ещё миг, и он осознает ошибку. Но вместо этого он легонько, кончиками пальцев, скользнул по моей щеке. И даже от столь невинного прикосновения внутри всё вспыхнуло, и ноги едва не подогнулись. Его взгляд проследил за движением собственных пальцев, немного сместился, на миг задерживаясь на моих губах. Это нехитрое действо всколыхнуло что-то в груди. Я поспешно опустила лицо, ощущая, как щёки заливает слишком красноречивый румянец.

− Вы… Вы моя королева, принцесса, − делая ещё один шаг навстречу, шепчет мужчина.

Хм… он, видать, ещё не определился, королева я для него или принцесса? Так и хочется закричать: «Глаза-то разуй! Я не та! Я другая…» Но от одной этой мысли так грустно становится. Вот как он сам не замечает очевидного? Прямо как зачарованный. Или это я околдована? А может всё это горячечный бред? Ну да. Чем же ещё это может быть? Я в шелках, в драгоценностях, почиваю на мягких перинах в напичканных магическими штучками хоромах, а на поляне – посреди леса встречаю прекрасного принца из ночных грёз. И кстати… на белом коне!

Ну и пусть это сон! Главное, чтобы он как можно дольше не заканчивался. Тут солнышко светит, небо ясное без единого облачка, и цвет его ни дать ни взять как глаза стоящего рядом красавца. Мне здесь нравится куда больше, чем в страшном ночном лесу, где туман тянет ко мне свои холодные лапы, скрывая в себе неведомые опасности…

− Прекрасный принц на белом коне, − с наиглупейшей улыбкой на лице шепчу я.

− Для вас готов быть даже конюхом на быке, − слегка приподняв бровь, улыбаясь, отвечает мой бред, а у меня от звуков его голоса дрожь по всему телу разливается. А потом… его лоб разрезает морщина, и голос неожиданно становится серьёзным и… властным? − Сегодня приём в честь прибытия послов из Илайра, вы обязаны на нём присутствовать. Иначе договор не будет подписан. Ваше положение обязывает вас быть более серьёзной.

Какой такой приём? Какие послы? Положение? Ещё и договор какой-то… Я-то тут при чём? И вообще, вот таким − серьёзным, он мне совершенно не нравится. Так и хочется взять какую-нибудь дубинку да и треснуть промеж глаз, чтоб мозги на место встали. Он что, совсем слепой? Не видит, с кем разговаривает? Где я, а где приёмы в честь неведомых послов?

− Даниэла! − его руки крепко вцепились в мои плечи и встряхнули моё вмиг показавшееся невесомым тельце. И это при моём-то росте! Хотя… этот красавчик выше почти на голову. Настоящий богатырь, только франтоватый слишком, по-моему. − Даниэла, вы… О боги! За что ж мне это?! Даниэла! ТЫ вообще меня слышишь?!

Ух ты… а мы уже на «ты» перешли? Нет, я, конечно же, не против и на «ты», и да − я не глухая, вот только временно дара речи лишилась после такой встряски, а в остальном – полный порядок! Какие-то неправильные сны мне снятся. И принцы в них тоже неправильные. Озабоченные какие-то. Вот только совсем не тем, чем полагалось бы озаботиться прекрасному принцу на белом коне при виде… а при виде кого, собственно? Я же даже не знаю − кем являюсь в этом сне. Имя − Даниэла. А дальше?

− Даниэла! − принц недоделанный вновь встряхнул мою ставшую абсолютно безвольной тушку.

У меня уже оскомина набилась от набора этих звуков. Я своё собственное имя за год столько раз не успеваю услышать, сколько за последние десять минут услышала это − «Даниэла!» Внутри всё закипело от гнева, и с языка почти сорвалось: «Я не Даниэла! Отвали!» И тут же, словно почувствовав мои мысли, на моей ноге осторо-о-ожно так, словно предупреждая, сомкнулись рыськины челюсти. «Ладно, ладно. Буду хоть чёртом в ступе, только ногу отпусти», − думаю, и… отпускает ведь! Ох, демоны… эта фея недоделанная ещё и мысли читает?

− Ур-р-р… − раздаётся снизу.

− Вы… демоны… не могу я так! Даниэла, если ты специально решила испытать моё терпение, то сейчас не самый подходящий случай, − выпалив всё это, мужчина, стараясь не смотреть на меня, присел на корточки и потянулся к рыси.

А та, недолго думая, прыгнула ему на шею. Нет, не с целью вцепиться зубами, она на полпути оказалась подхвачена на руки, и тут же принялась устраиваться поудобнее, отчётливо давая понять: «Это хорошее место. Я буду спать здесь. И ваше мнение меня не волнует!» Невозможно было не улыбнуться, глядя на столь умилительную картину. Вот только долго порадоваться жизни мне не дали.

− Где ваша лошадь? − вновь перешёл на «вы» мой бред.

Я лишь плечами пожала. А что? Не вру ведь. Много чего помню, но вот лошади точно не было. То есть, возможно, где-то она и была, но лично мне на глаза не попадалась.

Мужчина в ответ лишь глаза закатил, типа заметил на небе что-то ну-у-у о-о-очень интересное, и при этом физиономию состроил настолько сосредоточенную, можно подумать, вопросы государственной важности решает.

− Идёмте, Даниэла, − произносит, вручая возмущённую подобным обращением рыську. − Надеюсь, нас не увидят. Не хватало новых кривотолков при дворе.

Стоило на миг замешкаться, и этот мужлан так за руку дёрнул, что я едва не выронила свою пушистую фею. В итоге я и решила, что этот принц определённо не в моём вкусе. Нет, красив конечно, и голос ласкает слух, но хам и диктатор. А на кой мне такое сомнительное счастье во сне? В моей сказке должен быть другой принц: ласковый, нежный, обходительный.

Эх… избалуют меня эти сны, как потом искать вторую половинку, если в каждом встречном ничего, кроме разочарования, найти нельзя будет? В моей-то жизни даже таких как этот, принцев необузданных, и тех нет. Был вот Ренар, да и тот сплыл… к седовласой герцогине…

Рыська в ответ на мои мысли лишь боднула меня лобиком в щёку, словно утешая. А этот диктатор тем временем уже вскочил на коня, и меня, словно куль с мукой, перед собой буквально забросил. Я опять чуть свою пушистую подружку не выронила. И от злости едва не выпалила: «Вы всегда столь обходительны с ба… тьфу ты… с дамами?!» Чует моё сердце, надобно мне помалкивать, а то как брякну что-нибудь, вовек потом не отмоюсь от позора. Вроде ж пытаюсь на его лад говорить, но непривычно и всё тут.

Настроение как-то подпортилось. И небо уже не таким уж и голубым кажется, и солнышко как-то не слишком ласково греет. А этот… он… вообще ни под какие более или менее приличные слова в моём восприятии не попадает. Если озвучить то, что сейчас о нём думаю, по гроб жизни обидится. Но я ж не настолько глупа, чтобы нарываться на неприятности. Он меня везёт, он же и придерживает, а злить его − всё равно, что на дерево влезть да сук под собой пилить.

Ездить боком на коне, пытаясь не сверзиться и удержать прижавшуюся к тебе кошатину размером с волкодава-недоростка, и весом едва ли не с годовалого ребёнка, ещё то удовольствие. Куда мы ехали, я не смотрела, как-то не до того было. К тому моменту, как этот принц недоделанный соизволил слезть со своей зверюги копытной, у меня болело всё! Начиная от явно посиневшего мягкого места, и заканчивая шеей. А этот мужлан, спуская меня на землю, ещё и прижаться успел, не забыв при этом местами потискать. Я в ответ едва не зарычала.

− Леди Даниэла, надеюсь вы понимаете важность вашего присутствия, − отступив на шаг, вполне официально произнёс он, и тут же из-за угла показалось новое действующее лицо. Но мужчина сделал вид, что никого не заметил и продолжил: − И ведите себя подобающе с вашей новой игрушкой… − его голос буквально сочился ядом.

Вот и на что он намекает? Или ему моя киска не по нраву пришлась? Вроде бы мило держал её в руках, вот и что на него нашло? Додумать я не успела, рассмотрев, кто именно к нам приближается! При виде подобострастно склоняющегося в поклоне расфуфыренного Ренара, я поняла, что точно схожу с ума, и это всё бред.

− Даниэла… − по губам принца скользнула, должно быть, весьма обольстительная улыбка, но в этот раз, увы, она не подействовала. − У вас всего три часа на сборы, − слегка приподняв бровь, с некоторой ехидностью констатировал он и, неожиданно резко развернувшись, пошёл прочь.

Всего… Это ж ещё как посмотреть! Три часа… Нищему собраться − только подпоясаться. У меня ж ничего больше и нет. Или есть? А если и так, то… то за три часа… Я окинула взглядом огромный дворец. М-да уж, за это время я даже собственную комнату, если таковая здесь имеется, не найду.

− Леди, − послышался из-за спины голос Ренара, а у меня по старой привычке в груди всё сжалось.

Что-то часто у меня в последнее время сердечко барахлит, надо б тоже к знахарке наведаться. Вот только вторую половинку найду, императора с трона подвину, деньжат накоплю, и прям-таки сразу к знахарке и пойду.

А потом вспомнилось, что его выкупила какая-то престарелая вдовствующая герцогиня. Что теперь он мне никто, а для неё… Да лучше уж в кабаке работать, чем вот так продаться. Предатель! Гад, сволочь… И какая я тебе леди? Тоже ослеп и не видишь? Вы тут все околдованы, что ли?

Вот только всё это − мысли, пусть даже и грозящие вырваться наружу. «Лея, держи себя в руках!!!» Нацепив маску безразличия, поднимаю глаза, и как когда-то, тону в его зелёных омутах. «Лея, прекрати… он не твой!!!» − кричит сознание, а тело тянется навстречу к… некогда − единственному в моей жизни… к некогда − любимому мужчине.

− Вам нехорошо? − забота в его голосе заставляет всё внутри забурлить от гнева.

− Что вы, Ренар, − с трудом сдерживая подступающие слёзы, немного хрипловато отвечаю. − А катился бы ты к своей герцогине! − не выдерживаю.

И хотела уже броситься ко входу во дворец. Ан нет. Этот предатель зеленоглазый вцепился в мою руку аки клещ. И вдруг приходит безумная мысль: может, узнал меня и просто дурачится?

− Леди изволит шутить? − игриво сверкая очами, приглушённо шепчет, одновременно склоняясь ко мне, словно желая что-то сказать на ушко. И действительно, добавляет: − Я к вашим услугам… Хоть сейчас… − и звучит это так многообещающе, что у меня даже уши вспыхнули от смущения.

Его горячее дыхание обжигает шею. Ну подлец! Вот же змей искуситель… И что тут скажешь? Хоть злись, хоть не злись, а действует же! Внутри уже вовсю разгорается жар, по телу мурашки от невинного прикосновения к руке, ноги вот-вот подогнутся, и голова кругом идёт от одних только звуков его голоса. Руки так и тянутся в рот, в порыве погрызть ногти, но что-то внутри противится этому столь привычному действию, кричит: «Леди не пристало вести себя таким образом!»

Леди… леди… леди… Сколько же навалилось новостей на мою бедную головушку. Попробуй во всём разберись в этой суматохе! И… Сил на пререкания не осталось. Как-то вмиг навалилась слабость.

− Проводи меня в мою комнату, − тихо прошу.

− Комнату? − так же шёпотом, словно в этом слове кроется нечто слишком личное, переспрашивает с явным недоверием Рен.

− Что не так? − едва не рыкнула я.

− Обычно в императорской резиденции в вашу комнату вхожи лишь его императорское величество и леди Розалинда…

− О, боги… − вздыхаю я, и тут же меня осеняет: «Император! Здесь?! Сон или не сон. А может во сне мне и надо с этим самым императором счёты свести? И ведьма отвяжется?» − Веди уже, − добавив в голос высокомерия, приказываю, с потаённым удовольствием наблюдая, как этот предатель подчиняется.

− А…

− Ага! − обрываю совсем не подобающим моему положению образом. − Будь любезен − помолчи. Мне многое надо обдумать.

И дело не в том, что я пыталась сорвать на нём зло. Точнее не только в этом. Я никак не могла понять: сон это или же сказочная явь? Если сон, то где та грань, за которой он начался? Надо было подумать. Из головы не выходили слова того мужлана, что приволок меня сюда, словно куль с мукой, о трёх часах на сборы. Почему-то я не питала иллюзий на то, что это время удастся провести в гордом одиночестве, крутясь возле зеркала.