Аромат волшебства. Книга первая

Элтэнно. Хранимая Звездой

Аромат волшебства. Книга первая

Пролог

«Собрал детей своих Творец и, взглядом отческим лаская, им свою волю объявил, к великой цели призывая. До их трепещущих сердец донёс он пламень любви чистой, и в своей вере безграничной ему ответили они согласием неколебимым. Иного быть и не могло. Тринадцать отпрысков послушных верны были отцу во всём и волей ведомы единой. Один из них лишь хмурым стал, и своим взглядом ястребиным оглядывал всё пьедестал, с которого сошёл Творец.

– Ну вот, свершится наконец. Я создал этот мир и вас и долго ждал бесценный час, когда смогу найти покой, – сказал он мягко, с теплотой. – Отныне бремя мир хранить с себя снимаю. Вам любить его доверю на века… А, чтобы всё наверняка, сольются ваши души с ним. Вы тел лишитесь, но ваш страх пусть не затмит сейчас ту власть, что обретёте вы взамен.

– Будь ты, отец, благословен.

Тринадцать братьев и сестёр, покорно встали на колени, в смирении ждали судьбу.

… И наблюдали ворожбу, ни с чем по жути несравнимой.

Весь мир стенал. Весь мир дрожал! Его трясло. Кричали люди. Хранитель мира тяжело снимал связующие узы. Но вот остались позади самые сложные мгновенья и, чтоб не допустить творенья смерть, свой взгляд он к детям обратил.

– Время настало, – объявил.

Тринадцать братьев и сестёр, утратив всякие сомненья, сами себя без сожаления в жертву послушно принесли. Тела истлели их мгновенно, а струны мира натянулись, вдруг зазвенели несравненно и… этим в мир покой внесли.

Как прежде небо ясным стало, земля как будто не тряслась.

– Какое чудное начало! – Творец воскликнул, рассмеясь. – О, как давно я ждал момента свой замысел осуществить. Я доказал, что прав был. Верно! Без помощи Творца хранить возможно мира равновесье.

– Так вот в чём дело.

– Как, ты жив? Что это вдруг за мракобесье? – глядя на сына пред собою не верил он своим глазам.

– Да, отче, жив. Я выжил. Сам. Не смог довериться всецело всему, что ты нам рассказал. Я допустил в чарах изъян и разумом остался волен. Моё сознание не тень того, кем был рождён.

– Тобою очень недоволен. Ты мне в измене уличён!

– Тогда кляни меня и дальше, ведь не прощу тебе обмана. Жаль не случилося мне раньше раскрыть в словах твоих дурмана! Ты погубил моих собратьев. Ты погубил моих сестёр! За это мир я твой разрушу!

Творец руки в бока упёр.

– Теперь ты мира жилы тянешь, теперь по силе мы равны, но зря ты думаешь наивно, что допущу я бед войны!

Он начал без предупрежденья свою атаку и врасплох застал того, кто не готов был к действиям таким поспешным. Сын ловко в клетку заключён. И, находя это потешным, Творец по кругу обошёл его. А после сжёг.

… Увы, но тот уж был бессмертен. Из пепла в самый краткий срок опять свирепо на него глядят знакомые глаза.

– Тьфу, пропасть! Знать твоя стезя навечно быть здесь заключённым. И даже больше. Разлучённым. Отныне ты один от всех. Твоё желанье не сольётся в хор памяти моих детей. Твой грех их сути не коснётся.

– Ещё посмотрим, о злодей! Не сам, так я найду другого, кто месть мою осуществит. Ты дух мой запер, но не волю.

– Кичись. Это тебе дозволю, – высокомерно произнёс кто благо миру всегда нёс, а после этот мир покинул.

Что стало с ним никто не знал, но Тёмный Маг, что заперт в клетке, тысячелетиями мечтал, чтобы мучительно тот сгинул…»

Человеческая кожа с письменами язычников,

найдена при обыске замка Арраур

в 37 году от Становления Закона Божия.

Уничтожена по причине ереси

Так бывает…

Любая история может начаться с этих прекрасных слов, потому что в бесконечном множестве вселенных бывает всё, что только может быть.

Хм, даже то, чего быть никак не может, порой случается.

Вот взять, к примеру, мир Тринадцати. Везде равновесие поддерживают хранители – могущественнейшие из магов, усилившие свои возможности благодаря симбиозу. Они творцы. Они создают миры, связывают себя с ними нитями творения, устраивают в мире всё под нужды его будущих обитателей. А затем эти самые обитатели своей верой в сего мага, иначе бога, насыщают его дополнительной энергией. Правило простое – чем сильнее вера, тем мощнее поток, что подпитывает хранителя.

Но мир Тринадцати другой. Его создатель некогда снял с себя бремя хранить его, и в обычном случае мир должен был разрушиться. И всё же этого не произошло. Несколько живых душ, обращённых в своего рода механизмы, начали поддерживать ход работы сердечника столь гладко, что равновесие этого мира не нарушается уже долгие века.

Истинное чудо! Оно достойно искреннего восхищения.

… Если не брать во внимание, что одна из сущностей сохранила своё сознание и тем всецело понимает, что является вечным рабом места, к которому так крепко привязана.

Эх, врагу не пожелаешь столь тяжёлой судьбы! Так не должно было произойти, но так случилось.

Однако есть примеры попроще и не менее необычные при этом. Да-да, правда есть!

Хотите о них узнать? Так вот, кстати в том же самом мире Тринадцати, однажды произошла удивительная история, которой никак не должно было быть. Я называю её прорехой в полотне времени. А почему?

Что же, это ты, мой дорогой читатель, узнаешь сам. Давай-давай, не стесняйся, бери меня за руку. Так тебе будет легче вчитаться в строки, что перенесут тебя далеко от твоего родного мира. Всего несколько печатных слов, и ты окажешься в совсем ином месте. В некой стране Ортланд, а именно в её столице с заковыристым названием Лоррендаум.

Там, на Ольховой улице, по которой в погожий день так часто прогуливаются одетые в викторианские костюмы чинные горожане, стоит особняк. А в башенке этого особняка уже не первый год как расположена лаборатория одного из лучших магов современности. Однако этой холодной мартовской ночью он преспокойно спит в своей спальне и с улыбкой обнимает любимую жену. В лаборатории его нет. Вместо него там шныряют два темноволосых мальчугана.

Но кто же они? И что они столь старательно ищут на полках?

Давайте приглядимся к ним внимательнее и узнаем всё из первых рук.

Часть

I

. Нет слаще любви матери

Глава 1

– Погодь, что ты сказал?

– Что сказал, то и сказал, – буркнул младший из братьев – Виктор, но всё же повторился с ответом. – Не уверен я.

– Как не уверен? Ты же сам говорил, что по этой книге можно жидкий огонь создать.

– Да, но я же его никогда не делал. Я не умею.

– Я тоже не умею и что? Всё теперь бросим, что ли? – сурово упёр руки в бока старший брат. Младший из-за этого насупился и нос рукавом утёр от обиды. Поэтому, глядя на него, пришлось более взрослому мальчугану смягчиться. – Вить, ну ты же лучше моего читаешь. Глянь в эту книгу ещё раз. Наверняка ж там сказано, что это за гадость такая «селитра».

Посмотрев на толстую книгу, Витенька разом погрустнел. После чего перевёл взгляд на стеллаж и с уверенностью в голосе выбрал банку, надпись на которой была совсем нечитаемой. На других некоторые закорючки хоть чем-то на знакомые буквы походили, а на этой нет.

– Виталь, вот это должно быть.

Мальчик, будучи всего пяти лет от роду, не смог самостоятельно дотянуться до полки, на которой стояла выкрашенная в синий цвет банка, а потому указал на понравившуюся ему вещицу пальцем. А затем, чтобы Витальке понятнее стало, начал подпрыгивать. Типа, ты давай, брат, иди сюда, подмоги мне. Но старший мальчик безо всяких прыжков понял, что от него требуется. Он уже большой был. На днях его с днём рождения поздравляли, и теперь он не мальчуган сопливый, а настоящий восьмилетний детина, которому легко привстать на цыпочки и стащить банку с полки. Правда, не ожидал он, что она такая тяжёлая будет и из‑за этого уронил. От падения крышка отвалилась от широкого горлышка. На пол посыпался серый невзрачный порошок, вскоре заискривший яркими голубыми искорками.

– Чего это оно? – растерянно почесал себя за ухом Виталька.

– Наверное, так и должно быть, – подумав, сообщил мозговитый Витька. – «Селитра» же она горючая. Как иначе нам из неё жидкий огонь сделать, а?

– Так огонь-то из неё делать хотели, а не чтобы она тут палила всё. Ты ж только глянь, вон уже пламя пляшет.

Искорки и правда перестали трепыхаться без дела. Они роем, словно игривые светлячки, сначала покатились по ковру, а там и разлетелись по лаборатории мага. Присели на парчовые шторы, затем юрко примостились на шёлковую обивку старинного кресла да… да разгорелись задорным синим огоньком.

Витенька испуганно захлопал длинными густыми ресницами.

«Влетит от отчима. Как есть влетит!» – горько думал он.

Виталик подумал о том же, не иначе, так как с чего ему тогда пихать младшего брата в бок и грозно требовать:

– Не стой столбом. Тушить давай скорее, пока никто не заметил!

Оба мальчугана, такие похожие – темноволосые и сероглазые, рьяно принялись за дело, но чем больше они старались, тем хуже становилось. А всё потому, что тряпками тушить пламя поначалу ребята не додумались. Они принялись топтать огонь как обычного ужа, но из-за этого огонь только к ним на одежду перекинулся. Едва друг с дружки пламя сбили. А там Витёк со стола большую колбу стащил и пахучей жидкостью из неё на кресло лить стал. Тут уж обивка и вовсе как факел вспыхнула. Запахало едкой гарью. На другую мебель огненные жадные языки набросились.

– Как же нам это его? – совсем растерялся Виталька, и губы поджал, чтобы не расплакаться.

– Маму позвать? – жалобно всхлипнул маленький Витя.

– Не, она с Грызнем спит. Он тоже проснётся и нас того… Загрызёт.

Дети переглянулись и от ужаса в глазах друг друга им стало ещё страшнее. Оба мальчика от испуга даже синхронно слюну сглотнули. Грызня они боялись изрядно.

Хм, Грызень.

… А кто такой Грызень?

Что же, да будет тебе известно, мой дорогой читатель, что «Грызнем» ребята прозвали своего отчима. А ещё он был тем самым магом, в лаборатории которого они селитру искали. Правда, тут стоит сказать, что кроме сих мальчуганов никто так этого мужчину не называл. При рождении он получил весьма поэтичное и в чём-то по‑королевски красивое имя – Людвиг Верфайер, виконт Даглицкий. А в народе имел большую популярность как Людвиг Пламенный. Всё потому, что он был магом огня, не так давно прославившимся на всё королевство Ортланд своими громкими подвигами. Причём магом огня он был уже четвёртым подряд в своём роду, и, стоит сказать, род у него был значимый, даже за пределами королевства Ортланд всем известный. Так что, не увлекись всерьёз такой важный человек сельской простушкой Марьей – юной вдовушкой, оставшейся при двоих сыновьях, так бы Витёк с Виталькой и жили в крохотной деревушке на окраине дремучего леса. Но судьба та ещё проказница. Вышло так, что израненный после сражения с драконом лорд Людвиг Верфайер прямиком на их кособокую избу выехал. Повезло ему, что на лошадь вскочить успел, а только потом сознание потерял. И хорошо, что кобыла не в глушь понесла, а навстречу к каким-никаким, а к людям вывела. После же, покуда сердобольная вдовушка мага выхаживала, он влюбился. Влюбился да вопреки своей благородной родне ещё и женился, не особо раздумывая над тем, что свою избранницу он знает всего ничего и самому ему только двадцать три года, да и то по зиме исполнится. И можно было бы сказать, что всё это удивительная сказка со счастливым концом, но не стало оно сказкой для мальчуганов. Пасынки лорда Верфайера лишь тяготили, из месяца в месяц терпение его заканчивалось. Оттого и прозвали они отчима Грызнем. Спасу им от него не было. Третий год уж пошёл, как мучаются! В сад чужой яблоки рвать не смей ходить. Жди, когда тебе слуги фрукты с рынка принесут. В доме не поиграй с задором, веди себя достойно. Одежду не пачкай, говори правильно, да ещё учись! И если Витьке грамота давалась, то старшему Виталику с превеликим трудом. Ему бы на улицу удрать, с ребятами поиграть, девчонок дразнить, с тарзанки на мосту сигать или драться. Но тут уж Грызень над душой стоит и грызёт, и грызёт, и грызёт противный! Всё совестит и чихвостит чего‑то. Чего ему только всё неймётся?

– Никак, – жалобно пропищал Витька и расплакался. – Никак, Виталь, нам самим не справиться.

Да, такой оплошности не скроешь. Пламя уже спалило шторы, даже перекинулось на стеллажи и потолочные балки. Виталька боязливо вжал голову в плечи и сам не знал, что теперь говорить и делать. Как оправдываться? Вроде всего-то дел – баночку одну опрокинул. А как результат лаборатория горит. Вся горит. Места живого в ней нету. Дым коромыслом.

– Пошли, – решительно ухватил он младшего брата за руку. – Пошли Грызня будить. Самим ничего нам не сделать.

Витька согласно кивнул, но далеко мальчики не ушли. Пламя давно гуляло возле двери, а потому раскалило её ручку. Дверь было не открыть, помещение никак не покинуть. Виталька даже гольфы с себя снял, попробовал с помощью них безопасно для себя ухватиться. А металл всё равно кожу жжёт! До волдырей обжёгся.

– А-а-а! На помощь! – закричал он тогда во весь голос, и младший брат принялся слёзно вторить.

– На помощь! На помощь!

Их крики словно взъярили пламя. Оно зашипело, затрещало, словно всамделишный дракон. Жар разогрел стеклянные и глиняные ёмкости так, что они стали лопаться. Осколки и черепки полетели во все стороны.

Куда бежать? Куда деваться?

Кое-как подобрались ребята к окну, но как с четвёртого этажа спрыгнешь? Хоть середина марта на дворе, снег лежит, но лаборатория отчима находится на самом верху дома, в своеобразной башенке. Прыгать отсюда только шею свернуть, ноги переломать.

– А-а-а! Помогите!

Дверь дёрнулась и послышалась громкая непристойная брань. Видимо, кто-то схватился за раскалённую ручку с той стороны. Наверное, больно ему было, вот и сорвался он на слова нехорошие. Виталику вот тоже было очень больно. Ладонь покраснела и покрылась волдырями. Поэтому он, когда за ручку хватался, тоже словечко непотребное ввернул. И ещё одно прямо сейчас. Это всё от страха, так как дверь внезапно испепелило и порог лаборатории переступил злющий Грызень. Из одежды на нём были одни белые кальсоны. Лицо, обрамлённое светлыми прядями волос, зверски искажал гнев. В ладонях шары яркие, как два солнца, сверкают. Хоть правда через окно сигай! Одно спасение, что из-за плеча его матушка показалась. Она с тревогой заглянула внутрь лаборатории и в очередной раз попыталась лучше прикрыться нежелающим достойно запахиваться халатиком. А после прижала руки к порядком округлившемуся животу.

Матушка она хорошая. Она в большую обиду не даст.

– Да что же это такое?! – неистово завопил маг, сверкая округлившимися от гнева глазами, и повёл головой из стороны в сторону, осматривая причинённый пасынками ущерб. При этом под его взглядом огонь утихал, будто его водой кто-то невидимый обильно гасил.

Виталька как увидел свободный проход, тут же ухватил Витьку за руку и рванул со всех ног. Он хотел промчаться мимо Грызня, юркнуть меж его ног в коридор и сбежать. Хоть вообще из дома сбежать, лишь бы его не ругали и не наказывали! Но не успелось. Не смоглось. Ловким движением отчим ухватил его за шиворот камзола и, подняв в воздух словно невесомого котёнка, с силой прижал к стене.

– Что это вы здесь учудить надумали?! Я ж запрещал вам ходить сюда!

– Милый, – робко попыталась вклиниться мать.

– Молчи, Мари! А ты, негодник, отвечай, когда я тебя спрашиваю. Зачем вы сюда пришли?!

– Мы… Мы, – от страха Виталик стал заикаться, а там и вовсе дар речи утратил, только мычать смог. Был бы младше, так вовсе заревел. Вон ровно так же, как Витька.

– Нет, это невыносимо. Просто невыносимо! – зло прокричал маг и, заметив, что из коридора начали показываться заспанные лица встревожившихся слуг, громко приказал им.

– А ну вон отсюда! Все по своим комнатам!

– И… и мы? – шёпотом сумел осведомиться Виталик. Ему казалось, что ещё секунда и он вывалится из своего камзольчика да позорно грохнется на пол.

– И вы. Оба. Чтоб через секунду вас здесь не видно было! Живо вон! – Грызень резко разжал хватку, отпуская мальчика, и после с неприкрытой яростью процедил сквозь стиснутые от гнева зубы. – Утром поговорю с вами.

Витальке бы по коридору к своей комнатке мчаться, но не удержался он и первым делом к матери испуганно прижался, тесня тем Витьку. Младший брат вовсю хлюпал носом, обхватывая мамку за раздавшийся живот, и та ласково его по голове гладила. Витальке тоже хотелось, чтобы его успокоили и приласкали. Хоть и восемь лет, а страшно из-за пожара так, что ноженьки едва держат. Сердце у мальчика гулко билось. Голова ни над чем думать не могла. Да и это Витька всегда посмышлёней был. Вон он, украдкой выглядывая из материнских объятий, первым сообразил пискнуть Грызню:

– Простите нас, Ваша милость. Простите.

Маг, видя, что его указание не исполняется должным образом, скрестил руки на груди и категорично потребовал:

– Мари, с твоими детьми всё в порядке. Отпусти их.

– Но они же перепугались так.

– Сейчас же отпусти их. Пусть уходят.

– У Виталия рука обожжена. Обработать надо.

– Либо они немедленно уйдут, либо я их прямо здесь и сейчас испепелю! – истерично завопил Людвиг Пламенный и начал обводить трясущейся рукой помещение. – Все мои труды. Столько записей, заметок, зелий, кристаллов. Реагентов, в конце концов! Годы жизни коту под хвост!

– Идите в комнату. Быстро, – шепнула мать, силком пододвигая детей к двери.

Виталик и Витёк не заставили себя долго уговаривать. Оба бросились прочь со всех ног. Правда вскоре остановились, со значением посмотрели друг на друга и в молчаливом согласии вернулись на цыпочках. Они затаились возле раскрытой двери, чтобы подслушать о чём там взрослые судачат.

– Как только можно всё так портить? – страдал Грызень. – Это же невозможно по неосторожности. Они намеренно жгли.

– Не могли они намеренно. Давай я к ним спущусь и всё узнаю?

– Да толку-то? – совсем расстроился маг. – Они тебе наговорят с три короба и как всегда невинными овечками останутся. Но я-то знаю. Намеренно, Мари. Намеренно! Вот, погляди.

– Что это? – не поняла женщина.

– Остатки книги, которой здесь быть не должно. Она в моём кабинете всегда лежала, а, значит, – маг выразительно поглядел на жену, – они туда прокрались и выкрали её с умыслом мою лабораторию поджечь… Врагу в дом таких агнцев малолетних не пожелаешь!

– Милый, они всего лишь дети. Где им такое лиходейство выдумать?

– Тогда зачем им книга по изготовлению магических бомб? Чего они поджигать и взрывать надумали, если не мне вредить? Королевский дворец сразу?

Подслушивающие мальчуганы тут же насупились и с недовольством переглянулись. У них мыслей таких отродясь не было. Им всего-то хотелось доказать уличной ребятне, что могут они костёр разжигать, капая на землю специальный раствор из бутылочки. Большая нужда детям похвастать была, что не просто так у них отчим сам Людвиг Пламенный. Ведь у тех родители кто? Обычные трудяги. А у них-то ого-го! Утереть нос они хотели, чтобы над ними не дразнились.

– Я понимаю, ты расстроен.

– Я не просто расстроен, Мари. Они живут под моей крышей два года и четыре месяца. Два года и четыре месяца я всецело исполняю взятые на себя обязательства и забочусь о них, как о собственных детях. А они на меня всё как на зверя лютого смотрят. Ненавидят. Обзываются за спиной. Козни строят!

– Им тяжело здесь. Недаром они так не хотели переезжать. Им привычнее вольная деревенская жизнь. Мне тоже иногда хочется убрать с глаз долой все красивые платья, надеть просторный сарафан и на рассвете пробежаться босиком по холодному, мокрому от росы лугу.

– Ты знаешь, что моя нынешняя должность не позволяет мне надолго покидать город. И ты знаешь, почему я на неё согласился. Отец отказал мне в содержании, а будучи семейным человеком играть в странствующего чародея я больше не могу. Теперь я мастер‑маг, преподаватель Академии магических наук и долгие годы это обстоятельство не изменится. Поэтому, раз уж твоим детям так нужны деревенские свободы, то всё, что я могу тебе предложить – отправить их далеко загород под присмотр какого‑либо доверенного лица.

Сердца мальчиков тревожно забились. Им действительно не нравилась столица, верно сказала мать. Но остаться вдали от единственной родной души? Нет! Витька даже испуганно захлопал ресницами, готовясь расплакаться.

– Ты же понимаешь, что для меня они мои дети. Моя плоть и кровь, – судя по всему, Мари подошла к мужу и обняла его. – Если бы моя сестра была жива, я бы ещё могла на какое-то время отправить их к ней. Но ты сам знаешь. Ей выпал жребий стать откупом для дракона, и… о, если бы только отряд, что ты вызвал на помощь, прибыл всего на один день раньше! Не проживи дракон этот день, понадобившийся им на дорогу, она была бы жива.

– Тише, Мари. Не плачь. Пожалуйста, только не плачь.

Женские всхлипы вскоре и правда стали потише.

– Прости, но я… я до сих пор не могу привыкнуть к жизни без неё. Мы всегда были не разлей вода.

– Иногда я тебе так завидую, – голос Грызня потеплел, стал звучать тихо, мягко и задумчиво. – Да и твоим мальчишкам завидую тоже. Я со своей сестрой никогда не был дружен. Может это потому, что она старше меня на целых семь лет? Семь лет большая разница, чтобы дети могли иметь общие забавы.

– Я уверена, вы ещё подружитесь.

– Не думаю. Ох, не думаю, – печально вздохнул маг и ещё более грустно проговорил, возвращаясь к прежней теме. – Ну вот что мне с этими нахалами делать? Кому скажи засмеют. У мастера пиромантии дети под чистую лабораторию спалили, а он всё проспал.

– Так не говори никому.

– Слуги разнесут. А не слуги, так рабочие. Здесь большой ремонт делать придётся.

– Что же мне тогда тебе посоветовать?

– А ничего не советуй. Сидеть на пепелище до самого утра да, сокрушаясь, на угольки смотреть занятие глупое. Пустое. Пошли тоже спать? Завтра разбираться буду, что тут произошло и почему.

– Только ты уж совсем строго их не наказывай. Они ведь наверняка нечаянно.

– Как говорил мне мой отец – за нечаянно бьют отчаянно.

Глава 2

Порка вышла и правда знатная. Грызень наказал лакею высечь пасынков так, что теперь мальчики даже сидеть толком не могли. Кроме того, противный маг оставил их не только без сладкого на две недели, но и на целый день без обеда и без ужина. Мать детей своих, конечно, пожалела. Тайком кувшинчик молока и хлеб принесла, но в остальном пожурила не меньше, да ещё заставила каждого покаянный стих десять раз кряду пересказать без заминочки. Длинный такой предлинный стих. А всё потому, что как только она услышала во сколько один ремонт лаборатории обойдётся (без закупки новых реагентов), так и всплеснула руками, обмирая. За такую сумму можно было всю её родную деревню купить и знатный дом в два яруса поставить. В общем, строго оба родителя с детьми обошлись. А те, ощущая свою вину, старательно вели себя тише воды, ниже травы. Даже Игната Тихонова – учителя, пришедшего давать им очередные уроки, слушали внимательно, не перебивали и не дразнились над ним. И всё же под вечер послушно лежать в кроватях им невмоготу стало. Голод не тётка. В животе всё бурлит. Есть хочется.

– Пошли на кухню? – не выдержал первым младший.

– Заметят коли что-то пропало, так и завтра без обеда останемся, – забоялся Виталик, но жадно сглотнул слюну. Перед его глазами промелькнули разные колбасы, сыр и жареная куриная нога.

– А мы совсем тихохонько. Ложечку сметанки, крошечку хлебушка. Я видел морковь Марыська с рынка принесла. Полную корзину. Морковки-то точно все поштучно считать не станут. Пошли погрызём? Лежать так сил уже никаких нет.

– Ну пошли, – решился Виталик и вытащил из щели меж половиц отмычку, выменянную с полгода назад у уличного парнишки Федюньки за красивую десертную ложку, намеренно стащенную во время обеда.

Без отмычки из комнаты выходить смысла не было. Миссис Анна Златова – вдова, служившая в доме экономкой, на ночь накрепко запирала не только кладовые и винный погреб, но и помещение кухни. Это была бдительная строгая женщина, которая могла справиться с большим штатом прислуги нежели был в её распоряжении сейчас. Однако, несмотря на то, что дом, в котором обитали Виталька и Витёк, был четырёхэтажным, это только им он казался огромным. Единственный сын графа Верфайера априори должен был обитать в особняке значительно больше.