Соль земли. Люди, ради которых стоит узнать Россию. Второй сезон

Писатели Василий Авченко и Андрей Рубанов

У нас действительно есть традиция, о ней мало кто знает. В последний день фестиваля мы набираем воду из океана в литровую бутылку и оставляем ее в офисе PrimaMedia во Владивостоке. Такая вот осязаемая точка в конце.

– Спустя 3 «ЛиТРа», перед четвертым, вспомните вещи из серии «когда что-то пошло не так». Если кто-то вслед за вами решит сделать свой фестиваль, к чему ему надо быть готовым?

– Пойти не так может все что угодно: от каверзной, резко переменчивой погоды во Владивостоке до внезапной отмены приезда ключевого гостя. Про то, какие коррективы внес коронавирус, я даже говорить не буду. Так что, если вы решите сделать свой фестиваль, будьте готовы поседеть и получить предынфарктное состояние как минимум.

– Самый большой страх в любом творческом проекте, на мой взгляд, что получится скучно. Литературный фестиваль – это все-таки не кинофестиваль. Как вы делаете «ЛиТР» нескучным?

– Мы проводим массу мероприятий, рассчитанных на разные возрасты и интересы. Филологические лекции и литературные квесты, концерты рэперов и кинопремьеры по книгам участников «ЛиТРа».

Безусловно на фестивале мы обсуждаем и серьезные, я бы даже сказал, глобальные вопросы. Например, одной из главных тем в прошлом году стала историческая память и культурные коды жителей Дальнего Востока, попытка ответить на вопрос, кто такие дальневосточники. Не секрет, что отток жителей с Дальнего Востока – это давняя и серьезная головная боль, и вопрос, как этот отток остановить, в том числе и вопрос проводимой культурной политики.

Скучно на «ЛиТРе» не бывает, всякий находит тему по себе. Вообще, это событие не только для владивостокцев. Ко мне подходили люди из Якутии, Забайкалья, Сахалина и Хабаровского края, которые говорили, что приехали специально на фестиваль. Это дорогого стоит.

Я бы вообще взял на себя смелость сказать, что дальневосточники – одни из самых читающих и пишущих людей в России. Мне иногда кажется, что если на улице любого тамошнего города остановить прохожего, то он непременно пишет прозу или стихи, ну, или художник по крайней мере.

Если серьезно, я могу с уверенностью говорить о писательском даре дальневосточников, поскольку являюсь еще инициатором и куратором премии им. В. К. Арсеньева и последние три года читаю много литературы о Дальнем Востоке, которую присылают со всей нашей страны, но большую часть все же – с наших тихоокеанских берегов. Эта премия, кстати, одно из трех литературных направлений развития макрорегиона, которые я задумал во время своего вынужденного бездействия. Третьим проектом должна стать крупная писательская резиденция на Дальнем Востоке, над чем я сейчас и работаю.

– Кто и что будет на «ЛиТРе» в этот раз – 22—25 сентября?

– Одной из ключевых тем станет творчество военного востоковеда, этнографа, автора повести «Дерсу Узала» и других замечательных книг, открывших нам Дальний Восток, Владимира Клавдиевича Арсеньева. В сентябре 2022 года исполнится 150 лет со дня его рождения. Я уже говорил, что этот юбилей должен отмечаться в государственном масштабе, стать общероссийским событием. Вот мы и начинаем эстафету на той земле, которая стала для петербуржца Арсеньева вторым домом.

Будет много интересного: от «литературных поездов» по городам Приморья до поэтических слэмов, от мастер-классов ведущих писателей России до обсуждения молодежной литературы Китая с ее авторами.

Традиционно в фестивале примут участие литераторы из стран Азиатско-Тихоокеанского региона, а в этот раз мы пригласили еще и писателей из стран Европы, где существуют русские диаспоры, – Германии, Болгарии, Словении.

Из наших мэтров будут Роман Сенчин, Герман Садулаев, Андрей Геласимов, Алексей Варламов, Андрей Рубанов, Сергей Лукьяненко. Кстати, Лукьяненко выступит на фестивале не только в привычном амплуа писателя-фантаста, но и как знаток гастрономии – приготовит свое коронное блюдо, которое смогут попробовать все желающие на гастро-вечере.

Приедут хорошие поэты: Максим Замшев, Александр Пелевин, Максим Жуков, Олег Демидов. Будет богатая детская программа с участием Аси Петровой и Игоря Малышева, издательский марафон с главредами ведущих издательств, таких как «Городец», «Молодая Гвардия», «Альпина Паблишер». Много чего будет, приезжайте посмотреть и поучаствовать.

– А какая она вообще, современная тихоокеанская литература России?

– Она так же разнообразна, как и территории, где она пишется. Если посмотреть на карту Дальневосточного федерального округа, то вы увидите, что верхней границей этот округ упирается в Ледовитый океан, а от южной границы уже рукой подать до субтропиков. Если смотреть горизонтально, то от Байкала с Якутией и до Чукотки с Курилами природа, климат и ландшафт до такой степени разные, как будто все это на разных материках. И литература такая же разнообразная – как по тематике, так и по форме и содержанию. Что объединяет ее? Это литература фронтира, литература путешественников и первооткрывателей. В генетическом коде жителей этой территории – стремление идти в неизведанное во всех направлениях – бизнесе, политике и литературе, конечно. Есть в дальневосточной литературе и героика, и патетика, но и авантюризм, и бунтарство есть.

– Вопрос, который мы задавали вашему товарищу Василию Авченко в первом сезоне «Соли земли»: зачем обычному москвичу, ростовчанину, рязанцу стоит не съездить два-три раза в Турцию, а хотя бы однажды в жизни поехать во Владивосток?

– Не только во Владивосток, я бы расширил географию вопроса, зачем стоит ехать на Дальний Восток? За эмоциями. Мы живем нашу жизнь эмоциями и ради эмоций: любовь, ненависть, привязанность, тоска, радость и так далее. А ничто не дает большего эмоционального всплеска, чем новое: новые люди, новые земли, новые горизонты – неизвестное, манящее. Дальний Восток дает такой взрыв эмоций, который оставляет глубочайший след в вашем внутреннем мире, меняет вас. Вот за этим и надо ехать на Дальний Восток – за новым «я».

– Другой герой «Соли земли», писатель Андрей Рубанов, сказал в интервью после третьего «ЛиТРа»: «Думаю, сейчас это лучший литературный фестиваль России». Вам как «родителю» сложно, конечно, оценивать детище в таких категориях, но вы можете сказать, чем он отличен от других?

– Мне очень лестно было услышать это от Рубанова, такая оценка – большая честь. Фестиваль «ЛиТР» отличается тем, что он не только оживляет литературный ландшафт и дает возможность встретиться читателю и писателю, но и ведет к прямым действиям. Это рождение новых спектаклей, как в случае с постановкой на сцене произведений Дмитрия Данилова и Юрия Полякова. Это съемки новых фильмов: Сергей Лукьяненко, считайте, подарил права на экранизацию (продал за 1 рубль) своих «Осенних визитов», и на следующем «ЛиТРе», в 2020-м, мы уже смотрели первый эпизод сериала. Это и встреча Авченко и Рубанова, которые решили сделать «совместку» и так же через год презентовали свою книгу «Штормовое предупреждение»… Еще раз подчеркну, это фестиваль прямого действия, конкретный.

В общем, задуманное в 2017 году на больничной койке воплощается в жизнь, и эти старания, бессонные ночи и вытягивание жил стоили того, что происходит.

автор Андрей Бережной/фото PrimaMedia, архив героя

Сергей Пускепалис: «Мой театр старше Штатов на 26 лет. Можете себе представить?»

Известный актер и режиссер – о своем месте силы

Кинокритики пишут, у Пускепалиса есть то, что называется strong screen presence – мощное присутствие на экране. Рос на Чукотке, срочную служил на Северном флоте. Сегодня, будучи одним из самых востребованных артистов страны, может позволить себе не быть москвичом: живет в Ярославле, где руководит театром драмы им. Ф. Волкова.

– В сериале «Шифр» ваш герой, подполковник МУРа, спрашивает у нового сотрудника, чей он сын: «Родители – это всегда очень важно». В вашем характере, воспитании, привычках, что от папы-литовца, а что от мамы-болгарки?

– Ну, я рецептами поделиться не могу, потому что сам не знаю, из чего этот борщ сварен. Как говорил мой мастер, Петр Наумович Фоменко, «вскрытие покажет».

– Но вы разделяете, какое качество вам перешло от папы, какое от мамы?

– Это разделять бессмысленно. Это целая песня: из чего же сделаны наши мальчишки. В песне у поэта были какие-то соображения по этому поводу, а по поводу меня все еще только предстоит понять. Это совокупность всего, я думаю. Очень удачная совокупность для меня, раз она находит такой отклик у людей. И я очень этому рад. Но как тут можно алгеброй эту гармонию-то поверять, уж извините за нескромность и за то, что привел пушкинский текст.

Сергей Пускепалис

– Это верно, что вы с 4 до 14 лет жили на Чукотке?

– Совершенно верно. Там пошел в школу и до 8-го класса доучился, и все это было в поселке Билибино Чукотского автономного округа.

– Я читала, что на съемочной площадке «Как я провел этим летом» там же, на Чукотке, вы учили коллег, как себя вести при встрече с белым медведем.

– Ну-у, я не учил, я просто делился воспоминаниями и тем, что мне рассказывал отец. А как-то вести себя с ним… Веди-не веди, спрятаться от него негде. Вы для него вкусный обед. Или ужин, как придется. Ну, если только он не передумает.

– Что, никакого спасения? А прикинуться мертвым или громко закричать? С бурым медведем, вроде, работает.

– (Смеется.) Нет, никому неизвестно, что лучше делать при встрече с белым медведем. Он же самый блестящий хищник! Лучше не встречаться с ним – вот единственный совет.

– Что самое тяжелое и непривычное для человека с материка на Чукотке?

– Там холодно, и привыкнуть к этому невозможно, кто бы что ни говорил. Все равно организм отмораживается. Холодно, все время холодно. И всего только два времени суток: зимой – ночь, летом – день. А вот вечер-утро – этого там не очень много. Зато зимой, ночью, северное сияние прекрасное. И когда все время ночь, то смотри-обсмотрись. Круглыми сутками.

– А вы чувствуете, что Чукотка на вас повлияла? Ну, ведь не самое обычное детство.

– Мне кажется, я себя чувствовал немножко в привилегированном положении относительно материковых людей. Те, кто жил тогда на Чукотке, они были как будто избранные, не каждый туда попадал по работе, не каждый там проводил свое детство. Поэтому я себя чувствовал, как бы сказать… на голову выше остальных ребят.

Во-вторых, конечно, на Чукотке все – настоящие люди. Друзья моего отца – геологи, летчики, водители… Но в то же время были и одиночки-золотоискатели – люди, сбившиеся с пути. Их называли бичи. Но они тоже были настоящие. Это люди, которые не смогли уехать на материк и выживали странным образом. Но вообще все, что там происходило, было достаточно серьезно.

– Одноклассники уже на материке часто расспрашивали вас о Чукотке?

– Да нет, в то время было много других интересных вещей, которые нас, детей, занимали куда больше. Это было просто внутреннее такое понимание: как будто ты уже знаешь жизнь не понаслышке, а они все еще малыши.

– Вы еще и три года отслужили на Северном флоте. Как назывался ваш корабль? И чем вы там занимались?

– Эсминец «Московский комсомолец». Я был секретчиком.

– А что на флоте было самым трудным?

– Срок службы. Три этих длинных года.

– Вы сами решили пойти на флот?

– Нет, в моем случае все решило прекрасное здоровье. Забрали туда, вот и все.

– Ваше сегодняшнее место силы – старейший театр страны, вы худрук Российского академического театра имени Федора Волкова в Ярославле. Он работает, страшно сказать, с 1750 года. Если бы речь шла о храме, то сказали бы «место настолько намоленное»… А о театре, интересно, как говорят в таком случае?

– Нахоженное, наверное. Мы в этом году открыли 272-й сезон, это, конечно, о многом говорит. Серьезная дата, ответственная. Вы себе представляете? 272-й сезон! США только через 26 лет появились как государство.

– Невероятно, конечно.

– А родился театр благодаря энергии Федора Григорьевича Волкова, который совершенно неожиданно в этом месте… Хотя нет, ожидаемо – до этого Димитрий Ростовский из Ростова Великого закончил здесь писать «Книгу жития святых», по его пьесам играл театр семинарии. Так что вся эта территория готовила некий общественный институт в виде театра.

Волков был светоч нашей культуры, он до конца еще не осознан. Мы сейчас выпустили о нем книгу-исследование, она есть у нас на сайте, если кому интересно. Его театр был событием, и при этом он приносил хорошую прибыль. На один только спектакль приходили до тысячи зрителей. Представьте себе! Это не любительское какое-то действо на 20—30 человек.

– Как выглядел его театр?

– Это был большой амбар по принципу театра «Глобус» в Лондоне. Все думают, что он был деревянный, но нет, каменный…

И ведь Волков наряду с другими нашими гениями Лермонтовым, Пушкиным тоже очень рано ушел. Совершив головокружительную карьеру, он умер в 34 года. Страшно поверить. Всем кажется, что это какой-то умудренный, старый человек, а нет… И сама его личность была очень глубокая, емкая, противоречивая. Он был нелюдим, хотя, с другой стороны, очень коммуникабелен. Глубочайшего образования, немецкий и итальянский языки знал как родные. Сам вырезал деревянный алтарь для церкви Николы Надеина – и алтарь, и церковь в Ярославе сохранились. Его дело и стало точкой отсчета общедоступного профессионального театра.

– То есть он в Российской империи был первым?

– Да, и он так и называется – Первый русский театр.

– Но ведь тогда люди чаще ходили в балаганы.

– Не совсем так. Были придворные театры, были театры крепостные. Они принадлежали знатным людям, а актерами были крепостные. Туда билеты не покупались. Это были клубы – места развлечений, свидетельства превосходства. А это был театр для всех, куда могли ходить и купцы, и ремесленники.

– А сейчас ярославцы насколько активно ходят в театр?

– А какие у вас варианты ответов?

– Ну, «на премьерах битком», «залы пустуют», «ходят только на комедии».

– Ну да, вы перечислили все ужасы регионального театра, которые иногда присутствуют на местах, но мы театр федеральный. В позапрошлом году президент присвоил нам статус особо ценного объекта культурного наследия народов Российской Федерации. Так, на секундочку. А к тому же Ярославль – столица Золотого кольца. Поэтому к нам приходят не только ярославцы – приезжают иностранцы, люди из столицы, из разных регионов. Можно сказать, мы по праву претендуем на роль Большого театра, но только в Ярославле. Потому что приехать сюда и не сходить в театр – это все равно, что ты не был в Ярославле.

– Что еще удивительно, вы, насколько я знаю, живете в Железноводске в Ставрополье.

– Я прописан в Железноводске и бываю там часто, но живу сейчас в Ярославле.

– И каково это – бывать в Железноводске, руководить театром в Ярославле, сниматься в Москве? Как вы успеваете? Сколько времени проводите в дороге?

– Много. Для меня это привычное время жизни – находиться в дороге. Вот сейчас с вами разговариваю – тоже еду, из Ярославля в Москву.

– Спрошу про кино. Вы всегда играете положительных героев. Это ваша позиция или просто злодеев не предлагают?

– Ну, почему. Вот «Сибирь мон амур» – я там играю такого зловредного полковника, непростого, скажем, характера. Потом есть фильм «Холодные берега» – там я играю человека, свернувшего с истинного пути. Ну, а в принципе, мне, наверное, предлагают то, что видят во мне режиссеры. Они, читая сценарий, понимают, кто наиболее точно попадает на эту роль.

– Но вам бы хотелось сыграть более характерного героя?

– А у меня, знаете, нет таких творческих амбиций. Даже такого понятия нет – «хотелось бы сыграть». Этот инстинкт отсутствует.

– Потому что вы, прежде всего, режиссер?

– Да. А «хотелось бы сыграть» – это друзья предлагают. Я отвечаю согласием, когда понимаю, что мне интересно и я смогу. А сам – нет.

– Но вы и отказываетесь иногда, особенно от участия в зарубежных картинах (хотя и сыграли в «Черном море» с Джудом Лоу). Кому отказывали?

– Я не знаю фамилий, я знаю сюжеты, ознакомившись с которыми, я понимал, что они, скажем так, не совсем точно отражают жизнь моей родины. Поэтому не нашел в себе сил и возможности поучаствовать в этих проектах.

Сергей Пускепалис и Марьяна Спивак, кадр из сериала «Шифр»

– Это снова русские, которые не похожи на русских?

– Да-да, ну, как обычно. «Клюква».

– Когда вы играете космонавта в сериале «Частица Вселенной» или сыщика в «Шифре» и «Крике совы», вам важно узнать что-то об их работе? Вы консультируетесь с профи?

– Я не консультируюсь, меня консультируют. То есть это не частная инициатива, ведется подготовка, есть люди-консультанты.

– Что такого удивительного и нестандартного вы, например, узнали о работе космонавта?

– Там удивительно и нестандартно все. От начала прихода в отряд космонавтов до завершения карьеры. И вся дальнейшая жизнь. Вот все в космонавте непривычно для обычного человека.

– Почему именно «завершения карьеры»?

– Ну, потому что не может принять космонавт, что он больше никогда не попадет за те пределы, где, кроме него и его товарищей, никого не было. Была такая возможность заглянуть туда, куда без технического гения нельзя заглянуть – и нет.

– А такое понятие как бесконечность вы как можете объяснить? Вот всегда было интересно.

– Бесконечность – это Бог.

– Ну, это верующим только можно так объяснить.

– Ну, пусть верят!

– А в работе сыщика что такого особенного?

– Я не знаю… И они не сдаются. Я пытаюсь быть убедительным в этом образе. Ну, если получается, здорово. Даже находясь на съемках, понимаешь, что это очень тяжелая профессия, психологически и физически. И люди, которые этим занимаются, настоящие сыщики, у меня вызывают огромное уважение. В то же время эта работа часто деформирует людей, таких случаев много. И это тоже нужно понимать.

– Сейчас много фильмов в России снимают о спортивных и военных победах из нашего прошлого. Это воспитание патриотизма, и это нужно. Но если не про войну и не про прошлое, о чем вы бы сами хотели снять фильм из нашего настоящего?

– Вы сейчас говорите про мой режиссерский портфель? Я так не могу сказать, мне надо понимать место действия, кто бы участвовал в этом. А абстрактное понимание… Я бы хотел снять фильм про добро. Про победу добра над злом. Вот про это.

автор Ольга Майдельман/ фото архив героя

Как активист-колясочник стал большим начальником

Александр Востриков парализован вот уже 16 лет. Три года назад его позвали на госслужбу

36-летний Александр Востриков считает, что вряд ли его история уникальна. Но мы, честно сказать, не знаем других таких случаев в России, когда почти полностью парализованный человек стал бы крупным чиновником.

Колясочник Востриков на общественных началах добивался того, чтобы его родной Орел становился более комфортным для инвалидов. А 3 года назад ему предложили пост замруководителя департамента соцзащиты Орловской области.

– Расскажите о своей травме. Что с вами произошло?

– 2005 год, лето, я окончил 3-й курс Бауманки, и мы с друзьями поехали купаться на пруд в Подмосковье. День, как день, ничего такого не было сверхъестественного, никаких знаков. И дно в этом месте песчаное, ни коряг, ни камней – ничего. Я нырял «щучкой» с берега. Ударился головой. Сломал четвертый шейный позвонок. Друзья меня вытащили, я сознание не терял, вызвали «скорую». Вот так все и получилось. Не очень удачно. Или наоборот – удачно. Как посмотреть.

Александр Востриков

– Что было дальше? Как долго длилась реабилитация?

– Дальше был полный паралич и активная реабилитация в течение двух лет. Я был и в московском «Преодолении», и в крымском городе Саки, везде, где только можно. А потом пришло понимание, что радикально уже ничего не изменится. Вот чего достиг за эти два года, так все и останется. И надо что-то делать дальше. Не на пенсию же жить. Кисти, пальцы не работают, но в какой-то степени руками двигать я могу. В локтях руки сгибаются, но сам разогнуть их я уже не могу.

– А на клавиатуре сами печатаете?

Мы разговариваем по видеосвязи. Александр поворачивает камеру телефона так, что я вижу его правую кисть. Ребром ладони с полусогнутыми неподвижными пальцами он стучит по клавиатуре ноутбука.

– Ловко!

– Приспособился. Клавиатура с большим тачпадом, это вместо мышки. Вот так и шлепаю. Левая рука плюс-минус также работает. В любом случае рядом есть помощник, который, если надо, придет, поправит меня в кресле, поможет одеться, чаю нальет. Я езжу в электроколяске, но, если нужно бордюр преодолеть, по пандусу заехать, помощник рядом. На машине тоже он меня возит.

– А как сейчас выглядит ваша реабилитация, как вы себя поддерживаете?

– С этим как раз большие сложности. Реабилитация ушла даже не на второй, а на пятнадцатый какой-то план. Раз в год стараюсь ездить в «Преодоление», массажи делаю периодически. На этом, к сожалению, все и заканчивается. Возможно, надо пересмотреть ритм жизни, свои приоритеты. Чуть позже. Пока так.

– Чего вам больше всего не хватает из прежней жизни?

– А мне всего хватает. Там было одно, тут другое. Если человек оптимист, то его в какие обстоятельства не окуни, он везде найдет плюсы и выгоды. Это как в компьютерной игре: первый уровень прошел, дальше второй – все то же самое, но чуть сложнее. Цели-то в жизни не поменялись. Надо было получать независимость, создавать семью.

У меня ведь осознания нет до сих пор. И, надеюсь, не будет. Потому что, если начать думать «вот, все плохо, раньше я бегал, а теперь не бегаю и, может, уже никогда не побегу», то легко впасть в полнейшее уныние. А на самом деле просто изменились пути достижения целей, просто независимость стала чуть дороже стоить. Подстраиваемся, двигаемся дальше. В рамках того, что имеем.

– Вам снятся сны, как вы бегаете?

– Только такие и снятся, с коляской не снятся вообще. Но я не очень люблю сны, они мешают отдыхать. Лучше так: провалился – проснулся.

– После травмы учебу в Бауманке пришлось оставить?

– Моей специализацией были «нетрадиционные возобновляемые источники энергии». Это ветроэлектростанции, солнечные батареи и так далее. К сожалению, там не было заочного или дистанционного обучения, поэтому, да, эту учебу пришлось оставить. В итоге я окончил Московский авиационный институт по специальности «менеджмент», учился дистанционно, ездил в Москву на сессии.

Учеба – это такой процесс, который должен быть непрерывным. Курсы, тренинги нужно проходить постоянно. Зачем набивать собственные шишки, когда можно учиться на чужих? Сейчас я учусь в РАНХиГС по специальности «госуправление», диплом через год.

– Пока люди сами не столкнутся с этой проблемой, они обычно не обращают внимания на то, насколько их город не приспособлен для перемещения на коляске. Каким вам в этом смысле показался Орел 16 лет назад?

– Знаете, пока еще не было места, куда бы я не смог попасть. Люди всегда помогут. Но город у нас «веселый»: настоящая полоса препятствий. Я же поэтому и решил заниматься общественной деятельностью. Понял, что надо пользоваться положением. Я на коляске? Значит, буду выходить в город на коляске. Новости о том, как у нас все плохо, конечно, рейтинговые, но моя цель была все-таки в другом. Орел надо было адаптировать, поэтому я начал сотрудничество с администрацией. Подрядчики делают ремонт улицы? Я приезжал. Говорил, как надо. Тут спасибо администрации, они были не против, им, наоборот, это тоже было интересно, потому что они, может быть, и хотели сделать город доступным, но не знали, как. А тут появился такой оптимист, который готов рассказать, как все должно быть. Категорически не люблю негативные высказывания. Люди, которые заперты в своих домах, и так знают, что им на коляске и туда не добраться, и сюда не попасть. Давайте мы будем говорить о том, куда добраться можно? Давайте расскажем, что там доступно и классно? Вот это будет новость, это будет интересно! Люди потихонечку начали выходить, поняли, что мир не заканчивается стенами их квартиры.