Полная версия
Возвратный тоталитаризм. Том 2
20
Популярность Дзержинского объясняется последовательной практикой «очеловечивания», «гуманизации», «утепления» его образа фанатичного и жестокого руководителя ВЧК, борца с детской беспризорностью, созданного уже после его смерти советской пропагандой, кинематографом и вошедшего в школьные учебники и популярную литературу. Поэтому отношение к нему всегда было позитивным, симпатию высказывали 45 %, но к 2017 году доля таких мнений сократилась до 16 %, правда, показатели антипатии не изменились. Это указывает на устойчивую, хотя и незначительную величину группы людей, более или менее знакомых с литературой о деятельности репрессивных органов большевистской власти.
21
Доля симпатизирующих и сочувствующих Николаю II выросла с 4 % в 1989 году до 17–18 % уже в конце 1990-х годов, и одновременно снизилось выражение презрения и антипатии, характерные для всего советского времени (табл. 122.2–123.2). Этот эффект следует отнести не только к его прославлению РПЦ (в 2000 году царь был причислен к лику святых и признан мучеником и страстотерпцем), но и к изменению отношения к императорской фамилии российских властей. Еще во времена правления Ельцина власть и церковь начали пытаться установить преемственность постсоветской России с дореволюционной, «найти в этом национальную идею». О Колчаке снят художественный фильм, получивший весьма одобрительный отзывы и хорошую зрительскую аудиторию. В центре фильма были годы Первой мировой и Гражданской войны, хотя Колчак стал известен до этого, прежде всего как океанограф и полярный исследователь, а также как удачный флотоводец, военный и морской министр. То, что такое отношение к антибольшевистским деятелям не случайность, а отражение определенных сдвигов в общественном сознании, происходящих в ходе поисков новой легитимности российской власти, подтверждают и данные опроса 2005 года, свидетельствующие о росте позитивного отношения к генералу Деникину – одному из организаторов Белого движения, рисуемого советскими пропагандистами, писателями, кинорежиссерами в самых черных красках. См.: Общественное мнение – 2005. С. 181. Табл. 23.47.
22
Из немногочисленных новейших работ или дискуссий о фигуре Ленина можно привести монографию: Котеленец Е. А. Битва за Ленина. Новейшие исследования и дискуссии. М.: АИРО-XXI, 2017.
23
«Ленин – гриб» – телевизионный сюжет-мистификация, подготовленный музыкантом Сергеем Курехиным и журналистом Сергеем Шолоховым и впервые показанный в январе 1991 года в телевизионной передаче «Пятое колесо» по ленинградскому телевидению.
24
О роли научного сообщества: «В новейшей историографии революции констатируется общее недоверие к теории, стремление уклониться от решения общих вопросов <…> В результате в современной российской историографии мы имеем постоянный “конфликт интерпретаций”: доказательное знание подменяется идеологическими схемами интерпретаций <…> эта историография не предлагает новой методологии, во многих отношениях остается в плену старых советских стереотипов, воспроизводя их с помощью иного понятийного инструментария» (Медушевский А. Н. Политическая история русской революции. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2017. С 12–14). «Автор убедился <…> в консерватизме и практической нереформируемости российской академической бюрократии» (Там же. С. 27).
25
Левада Ю. А. Ищем человека… С. 248.
26
Арендт Х. О революции. М.: Европа, 2011. Следуя за Арендт, мы можем (должны) рассматривать революцию как разрушение самодержавия или как освобождение от старого порядка (первый период) и как точку отсчета или основание нового общественного порядка (второй период). Проблемы возникают как раз в связи с вопросами «свободы», поскольку установившийся после революции порядок меньше всего может трактоваться как свобода. Сами основатели советского государства говорили не о свободе, а о диктатуре как условии строительства нового государственного порядка, в рамках которого уже затем могло формироваться и выращиваться принципиально новое общество.
27
Статья написана в 2017 году. В данной статье представлены результаты социологических исследований, проводившихся с 1989 по 2017 год коллективом «Левада-Центра». Все приводимые ниже данные опросов общественного мнения получены по общенациональным репрезентативным выборкам, отражающим структуру российского населения по основным социально-демографическим характеристикам (пол, возраст, образование, этнический состав, типы поселений, занятость и т. п.). Все опросы, касающиеся данной тематики – отношения к Сталину, репрессиям и тому подобные проводились в порядке собственной инициативы «Левада-Центра» (не были заказными) и финансировались из его собственных средств. Распределения приводятся в процентах к числу опрошенных.
28
Пример такого рода – выступление Путина на заседании Совета Безопасности в октябре 2012 года. Он заявил: «Нужно совершить такой же мощный комплексный прорыв в модернизации оборонных отраслей, как это было в 30-е годы прошлого века» (URL: www.gazeta.ru/politics/2012/08/31_a_4747493.shtml; см. также: URL:.http://globalconflict.ru/analytics/5276-putin-xochet-modernizaciyu-kak-u-stalina).
29
Д. Гросс подчеркивал, что мифы – это объективации воззрений и верований группы; они не могут быть ни истинными, ни ложными (поэтому их нельзя опровергнуть), а также быть представленными в детализированном виде (разделенными на части), их назначение быть значимыми, быть образами действия (action-images). См.: Gross D. Myth and Symbol in Georges Sorel // Political Symbolism in Modern Europe. N.Y; L.: Transaction, 1982. P. 104–105.
30
Группы с более или менее определенными взглядами и позициями распределились примерно по третям: 34 % считают, что «избавилась», против 34 % тех, кто полагает пока еще «преодолевает» или «никогда не преодолеет», и 32 % тех, кто считает это «не нужным» или отказывается от ответа.
31
В последние годы государственная политика в отношении прошлого стала открыто делать упор на эклектическом соединении самых разных лозунгов и символов национального, имперского величия, объединяя в одном ряду Сталина и православных иерархов, князя Владимира и Ивана Грозного, советских полководцев и белых генералов, антипольскую риторику (изгнание поляков из Москвы в 1612 году, поход Красной Армии 1920 года на Варшаву) и войну на Кавказе и т. п.
32
Основательную критику пропагандистских и массовых мифов о Сталине см.: Орешкин Д. Б. Джугафилия. М.: Мысль, 2019.
33
Открытый вопрос, то есть опрашиваемые люди сами называли те или иные фигуры, а не выбирали, как это делается во многих случаях, из предлагаемого социологами списка.
34
Для сравнения: Махно и Керенский – по 19 %, Колчак – 22 %, Троцкий и Николай II – по 10 %, Ленин – 5 %, Дзержинский – 4 % и т. п. Среди тех революционеров, кто, напротив, вызывал «симпатию», первые позиции занимали: Ленин – 67 %, Дзержинский – 45 %, Бухарин – 21 %, Троцкий – 15 %, Махно – 8 % и лишь затем Сталин – около 8 %.
35
Основной тон в позитивных установках по отношению к Сталину можно описать как «уважение» (но не «восхищение» и не «человеческую симпатию», что говорит об отсутствие важнейших ценностно-эмоциональных признаков «харизматичности» в его нынешнем образе). Типичная реакция неосталинистов сегодня находит выражение не в официальной прессе или на телевидении, а в социальных сетях. См., например: Правда о Сталине и его Советской эпохе. Иосиф Сталин назван самым великим человеком в мире. 25.02.2017. URL: https://vk.com/wall154448564_3226.
36
См.: Гудков Л. Д. Миф о Сталине и проблема «стабильности» посттоталитарного режима // Гудков Л. Д. Абортивная модернизация. С. 491–503; Его же. Историческое бессилие // Новая газета 04.04.2008; Его же. Безответственность власти // Ведомости. 30.09.2009.; Его же. Мы ему не братья и не сестры. А он нам не отец // Новая газета. 23.05.2011; Его же. Дефицит легитимности путинского режима: Игры со Сталиным // Società totalitarie e transizione alla democrazia. Saggi in memoria di Viktor Zaslavsky. Bologna: Il Mulino, 2011. P. 431–456.
37
«Этот термин в 1950-е годы получил условное, эвфемистическое, а на деле – фальшивое значение: тоталитарный режим – это куда сложнее и страшнее, чем славословие Сталину. А нас на 10 лет заняли обсуждением вопроса, кто был виноват, Сталин или Ленин?» (Левада Ю. А. Это было уникальное историческое явление // Шестидесятники. М.: Фонд «Либеральная миссия», 2007. С. 39. URL: https://liberal.ru/wp-content/uploads/legacy/files/articles/1966/60-desyatniki.pdf).
38
Как раз за ним последовало поколение, период социализации которого пришелся на брежневский застой с его тихой реабилитацией Сталина, окончательным отказом от коммунистической идеологии и утверждением русского или имперского национализма как идеологического суррогата прежней тоталитарной миссионерской идеологии – поколение нынешнего руководства страны (Путина, Иванова, Сечина, Сердюкова и др.).
39
Соотношение допускающих повторение массовых репрессий и не верящих в такой сценарий политического развития страны составляет сегодня 1:2 (24 к 51 % при 25 % «затруднившихся с ответом»). Большинство россиян в действительности не хотят знать ничего как о сталинской, так и о последующей советской эпохе, хотя декларативно говорят об обратном. Доля собственного чтения (книг, журналов, художественных сочинений, воспоминаний, относящихся к сталинскому времени) в структуре массового чтения сократилась за двадцать лет с 58 до 26 % (при том, что читать вообще стали гораздо реже, число «нечитателей» за этот период выросло втрое – с 20 до почти 60 %).
40
См. главу «Время и история в сознании россиян»: Наст. изд. Т. 1. С. 622–809. Следуя этой же линии, внутри Русской православной церкви не затихают разговоры о возможности церковной канонизации Сталина.
41
Опросы молодежи, касающиеся качества преподавания в школе, в том числе преподавания истории, свидетельствуют о том, что на уроках истории в наших школах много узнать о сталинском времени и тем более о массовых репрессиях нельзя. От 75 до 80 % опрошенных данной категории заявили, что они не получили об этом никаких знаний или получили «слишком мало» (июль 2005 года, N = 2000). Более поздние опросы уже всего населения подтверждают эти данные: в 2011 году 72 % заявили, что о сталинских репрессиях они имеют «самое общее представление» и знают, по их словам, «мало», 12 % вообще ничего не знают. Однако это не мешает основной массе (80 %) быть довольным качеством обучения истории, теми знаниями, которые они или их дети получили в школе (2008 год). Другими словами, существует равновесие между запросами на знание истории страны и предложением, обеспечивающим разгрузку от «ненужных вопросов и напряжений».
42
Телевидение стало основным источником сведений о том времени, доля кинематографа, которая была очень значительной в позднесоветское время, резко сократилась. На телевидение сегодня приходится около трети получаемых сведений и представлений о тоталитаризме. Каково качество этих сведений, вопрос для дискуссий.
43
Вслед за новыми, «правильными» учебниками истории государственное телевидение – основной инструмент путинской пропаганды – стало показывать бесконечные сериалы о тайнах кремлевской жизни, интригах и заговорах в ближайшем окружении диктатора, его душевных терзаниях и «религиозных исканиях» (например, «Сталин. Live», шедший в 2007–2010 годах), пропагандистские ток-шоу, например «Имя России», в котором Сталин показан как главный символ величия России, синоним национальной славы. Эти передачи продолжили тематику и даже жанровые особенности появившейся еще в 1990-е годы обширной тривиальной литературы о нем, его привычках и вкусах, его окружении и любовницах, где Сталин подан то как национальный гений и вождь, спасающий Россию от фашизма или иностранного влияния, в том числе еврейского заговора, то, напротив, в качестве тайного маньяка, конспиратора, одержимого идеей тотального могущества и личной власти, инициатора тайных интриг и пр. Сами по себе подобная литература и телепередачи могли и могут быть апологетическими, разоблачительными или развлекательными, даже стебными, продолжающими жанровую линию анекдотов 1970–1980-х годов, как это представлено, например, в «6 кадрах», но во всех случаях они не затрагивают структуру и суть стереотипа: изображения Сталина всегда носят крайне жесткий характер – маршальский мундир с большими звездами на золотых погонах, грузинский акцент и трубка выполняют все функции, которых требует эта роль. Эта маска сама по себе несет все латентные, подразумеваемые смыслы, которые делают визуальной и ощутимой «харизму» вождя, отделенного невидимым барьером мифа от обычных людей и даже своего окружения. (Если бы это было нужно для каких-то целей, то режиссеры заставляли бы идти Сталина в сортир или в ванну исключительно в мундире и при Звезде героя СССР). Важно, что даже при самой плоской сюжетной ситуации, этот персонаж входит в кадр в ореоле страшного знания о нем и его эпохе. Конечно, масштабы распространения подобной продукции ограничены периферийной в социальном и культурном плане средой, в которой доживают остатки прежних мифов. Но именно эта среда и является складом, где хранятся элементы подобных мифов. Такого рода книги и передачи могут быть внешне даже как бы антисталинскими или с большими включениями фактического материала о репрессиях, однако, в конечном счете интерпретация Сталина в них будет близка к позиции, сформированной ЦК КПСС вскоре после доклада Хрущева на ХХ съезде и остающейся неизменной до сих пор: Сталин виновен в незаконных репрессиях («перегибах»), но лишь подобными средствами можно было создать такую великую сверхдержаву, как СССР.
44
«Общество потребления» – это не «средний класс» в западном смысле слова, с которым у нас обычно путают это явление. Гратификации российского потребителя гораздо слабее связаны с условиями признания индивидуальных достижений, с индивидуалистической этикой, чем в западных обществах (следует учитывать само различие институциональных систем, задающих признание и смысл труда). Российская рыночная экономика остается сильнейшим образом зависимой от власти, в ней огромное значение приобретают распределения административной ренты и коррупционных ресурсов, деформирующих общественный смысл «достижения». Потребление в сегодняшней России теснейшим образом связано с демонстрацией статуса, социального престижа как выражением социальной ценности индивида, то есть с «подсознанием» дефицитарного социалистического общества. «Общество» как апеллятивная инстанция здесь, в отличие от среднего класса в странах завершенной модернизации, сохраняет свой адаптивный и зависимый (по отношению к политической системе) характер. Поэтому верхний уровень коллективных ценностей, комплексов представлений, символов не связан с ценностями частной жизни и существования, не зависит от них и остается государственно-патерналистским и предельно консервативным.
45
Одна моя знакомая рассказывала о своем приятеле, между прочим, кинорежиссере, который на просмотре фильма «Страсти Христовы» Мела Гибсона во время сцены в Гефсиманском саду наклонился и спросил ее: «А чего он так парится? Что происходит?».
46
«Каждый период обычно находит свое “оправдание” в отрицании предшествующего правления и расправах с его элитарными структурами. Функции отсутствующей традиции (как элемента легализации и поддержки существующего порядка) восполняются квазиисторической мифологией» ([Левада Ю. А.] Введение. Элитарные структуры в постсоветской ситуации // Гудков Л. Д., Дубин Б. В., Левада Ю. А. Проблема «элиты» в сегодняшней России. М.: Мысль, 2007. С. 5). Ранее кто-то из русских философов уподобил этот феномен русской истории «луковице»: исторический слой снимался при очередном катаклизме и уходил один за другим, не меняя строения всего целого.
47
Mitscherlich A., Mitscherlich M. Die Unfähigkeit zu trauern. München: Piper, 1967.
48
Огромную работу ведет негосударственное издательство РОССПЭН, выпускающее многотомную (свыше 220 книг) серию работ отечественных и зарубежных историков и политологов «История сталинизма» (за последние годы вышло несколько десятков книг), но тираж этих работ обычно не превышает 1000–2000 экземпляров, они дороги, а потому малодоступны для преподавателей школ и университетов, особенно в провинции, где уровень жизни в два-три раза ниже, чем в Москве.