Собор у моря

Кроме того, ему предписано не давать и не делать Жоане ничего, что подтолкнуло бы ее к смерти. Все это должно быть обеспечено, прежде чем супруга будет передана Понсу».

Понс выполнил предписание викария, и тот отдал ему Жоану. Он пристроил к своему дому комнатушку два с половиной метра на метр двадцать, выкопал яму, чтобы женщина могла оправляться, и прорубил окно, через которое Жоанет, появившийся на свет через девять месяцев после суда и не признанный Понсом, давал себя гладить по голове. Заточив на всю жизнь свою юную супругу, Понс успокоился.

– Отец, – прошептал Арнау, – какой была моя мать, почему вы со мной никогда не говорите о ней?

«Что тебе рассказать, сынок? Что она потеряла девственность под одним подвыпившим сеньором? Что она превратилась в публичную женщину в замке феодала Льоренса де Бельеры?» – с горечью думал Бернат.

– Твоей матери, – ответил он, – не повезло в жизни. Она была несчастным человеком.

Бернат услышал, как Арнау тяжело вздохнул, прежде чем заговорить снова.

– Она меня любила? – спросил мальчик глухим голосом.

– Не успела. Умерла при родах.

– Хабиба меня любила.

– Я тебя тоже люблю.

– Но вы мне не мать. Даже у Жоанета есть мать, которая гладит его по голове.

– Не у всех детей есть… – начал было Бернат.

«Мать всех христиан!» Слова священника всплыли в его памяти.

– О чем вы говорите, отец?

– У тебя есть мать. Разумеется, у тебя она есть, – сказал Бернат, заметив, что ребенок немного успокоился. – Всем детям, которые остаются без матери, как ты, Бог дает другую – Деву Марию.

– А где эта Мария?

– Дева Мария, – поправил его Бернат. – Она на небе.

Арнау некоторое время помолчал и после паузы спросил:

– А зачем нужна мать, которая на небе? Она не приласкает меня и не поиграет со мной, не поцелует меня, не…

– Она все сделает. – Бернат отчетливо припомнил объяснения, которые давал ему отец, когда он сам задавал подобные вопросы. – Она посылает птиц, чтобы они приласкали тебя. Когда ты заметишь птиц, передай с ними привет своей матери, и ты увидишь, как они полетят высоко в небо, чтобы выполнить твою просьбу. Потом они расскажут об этом друг другу, и одна из птиц станет щебетать и весело кружиться над тобой.

– Но я не понимаю птичьего языка.

– Ты научишься понимать его.

– И я никогда не встречусь с ней?..

– Нет… нет, никогда. Но ты сможешь увидеть ее в некоторых храмах и даже поговорить с ней через птиц или в этих же храмах. Она будет отвечать тебе по ночам, когда ты будешь спать. Она будет любить тебя и осыплет ласками больше, чем любая мать, которая находится рядом…

– Больше, чем Хабиба?

– Гораздо больше.

– А этой ночью? – спросил мальчик. – Сегодня я не разговаривал с ней.

– Не переживай, я сделал это за тебя. Постарайся заснуть, и ты увидишь ее.

8

Новые друзья встречались каждый день и вместе бегали к морю, чтобы посмотреть на корабли. Иногда они бродили по улицам Барселоны. Каждый раз, когда в саду звучали голоса Жозефа, Жениса или Маргариды Пуч, Жоанет видел, как его друг поднимал глаза к небу, как будто выискивал что-то витающее в облаках.

– На что ты смотришь? – смеясь, спросил его однажды Жоанет.

– Ни на что, – коротко ответил Арнау.

Его друг захохотал еще громче, и Арнау снова посмотрел на небо.

– Может, залезем на дерево? – спросил Жоанет, думая, что внимание друга привлекали ветки.

– Нет, – отказался Арнау, выискивая взглядом птицу, с которой можно было передать привет матери.

– Почему ты не хочешь залезть на дерево? Тогда мы сможем увидеть много чего…

Но Арнау не слушал приятеля. Что он мог сказать Деве Марии? Что вообще говорят матерям? Жоанет ничего не говорил своей, он только слушал ее, отвечал на ее вопросы и кивал в ответ, но мог слышать ее голос и ощущать ее ласку, подумал Арнау.

– Может, все-таки залезем? – снова предложил малыш.

– Нет! – крикнул Арнау, стараясь стереть улыбку с губ Жоанета. – У тебя есть мать, которая тебя любит, и тебе не нужно подглядывать за матерями других!

– Но ведь у тебя ее нет, – ответил Жоанет. – Если мы залезем…

«Как я тебя люблю!» – эти слова часто говорили своей матери дети Гиамоны. «Птичка, скажи это моей маме, – мысленно умолял Арнау, увидев, как птица полетела ввысь. – Скажи ей, как я ее люблю».

– Ну что, давай? – настаивал Жоанет, уже держась одной рукой за нижние ветки.

– Нет. Не хочу.

Жоанет отошел от дерева и вопросительно посмотрел на своего товарища.

– У меня тоже есть мама, – сказал вдруг Арнау.

– Новая?

Арнау растерялся:

– Не знаю. Ее зовут Дева Мария.

– Дева Мария? А кто это?

– Она есть в некоторых храмах. Я знаю, что они, – продолжил он, показывая рукой на забор, – ходили в церковь, а меня не брали.

– Я знаю, где находится церковь, – сказал Жоанет и, увидев, как расширились глаза Арнау, добавил: – Если хочешь, я отведу тебя. В самую большую церковь в Барселоне!

Жоанет, как всегда, выбежал, не дожидаясь, когда ему ответят, но Арнау сразу бросился за ним и быстро догнал.

Они помчались в сторону улицы Бокерия, обошли еврейский квартал по улице Бисбе и оказались у собора.

– Ты думаешь, что здесь, внутри, есть Дева Мария? – спросил Арнау, недоверчиво глядя на малыша.

Затем он посмотрел на кучу лесов, возвышавшихся над незаконченными стенами, и проводил взглядом большой камень, который с трудом поднимали несколько работников, таща его через блок.

– Ну конечно же, – убежденно ответил ему Жоанет. – Это же церковь.

– Это не церковь! – услышали они за спиной чей-то голос.

Мальчики повернулись и увидели грубого на вид мужчину, который держал в руках молоток и долото.

– Это – собор, – заявил он, гордясь, что работает помощником скульптора. – Никогда не путайте его с церковью.

Арнау гневно посмотрел на Жоанета.

– А где церковь? – спросил Жоанет мужчину, когда тот уже отвернулся от них.

– Вон там, – ответил он, показывая долотом на ту же улицу, по которой они пришли сюда, – на площади Сант-Жауме.

Мальчики бегом вернулись на площадь Сант-Жауме, где обнаружили небольшое строение – не такое, как остальные, а с бесчисленными рельефными изображениями, высеченными на фронтоне двери, и маленькой парадной лестницей. Дети не стали медлить и поспешили зайти внутрь. Здесь было темно и прохладно, но, прежде чем глаза друзей привыкли к полумраку, чьи-то сильные руки схватили их за плечи и спустили с лестницы так, что оба упали на землю.

– Мне уже надоело говорить, чтобы вы не бегали по церкви Святого Жауме!

Арнау и Жоанет посмотрели друг на друга.

Церковь Святого Жауме!

Значит, это тоже не церковь Девы Марии. В глазах детей читалось явное разочарование.

Когда священник ушел, они поднялись. В тот же миг их окружили шестеро мальчишек, босоногих, в лохмотьях и таких же грязных, как Жоанет.

– У него очень скверный характер, – произнес один из них, кивнув в сторону церкви.

– Если хотите, мы можем сказать, как войти в церковь, чтобы никто вас не заметил, – вступил в разговор другой и добавил: – Но потом сами выпутывайтесь. Если вас поймают.

– Нет, мы туда не пойдем, – ответил Арнау. – Вы знаете, где есть другая церковь?

– Вас ни в какую не пустят, – заявил третий.

– А это уже наше дело, – дерзко произнес Жоанет.

– Слышишь, малявка! – засмеялся самый старший из всех, направляясь к Жоанету. Он был в два раза выше Жоанета, и Арнау не на шутку испугался за своего друга. – Все, что происходит на этой площади, – наше дело, понял? – сказал паренек, толкая малыша.

Жоанет уже изготовился было наброситься на своего обидчика, но в этот миг что-то происходящее на другом краю площади отвлекло внимание всей ватаги.

– Еврей! – крикнул один из оборванцев.

Вся компания тут же повернулась в сторону другого мальчика, на груди которого ярким пятном выделялся желтый кружок. Тот бросился наутек, как только заметил, что ему угрожает опасность. Маленький еврей сумел добежать до ворот своего квартала, и ватаге не удалось догнать его. Мальчишки остановились у входа ни с чем. Рядом с Арнау и Жоанетом остался только маленький худышка, еще меньше, чем Жоанет, в его глазах застыл страх, оттого что он сейчас собирался пойти наперекор главарю своей ватаги, но все же он произнес:

– Вон там, за церковью Святого Жауме, – показал он им, – есть еще одна церковь. Бегите, пока Пау, – добавил он, кивая головой в сторону мальчишек, которые снова направились к ним, – не вернется и не отыграется на вас. Он всегда сердится, когда еврею удается сбежать от него.

Арнау потянул Жоанета, приготовившегося к схватке и смело ожидавшего этого Пау. Однако, увидев, что уличные бродяжки приближаются с угрожающими рожами, Жоанет дрогнул…

Они мчались вниз по улице в сторону моря, пока не сообразили, что Пау со своими друзьями, вероятно, снова занялся евреями, проходившими через площадь. Убедившись, что их больше не преследуют, они пошли обычным шагом. Едва мальчики миновали улицу, которая протянулась от площади Сант-Жауме, как перед ними возник храм. Они остановились у его подножия, и Жоанет глазами указал в сторону двери.

– Подождем, – спокойно произнес Арнау.

В этот миг из церкви вышла пожилая женщина и стала медленно спускаться по ступенькам. Арнау не раздумывая бросился к ней.

– Сударыня, – спросил он, когда она ступила на мостовую, – что это за церковь?

– Святого Михаила, – на ходу ответила женщина.

Арнау вздохнул. Теперь – святой Михаил…

– А где еще другая церковь? – вмешался Жоанет, увидев, как помрачнело лицо товарища.

– В конце этой улицы.

– А что это за церковь? – осведомился малыш, привлекая внимание женщины к себе.

– Церковь Святых Жуста и Пасто́ра. А почему это вас так интересует?

Дети не ответили и, опустив головы, пошли прочь от женщины, которая продолжала смотреть на них.

– Все церкви мужские! – с горечью воскликнул Арнау. – Нужно найти женскую церковь. Наверняка там будет Дева Мария.

Жоанет продолжал идти, о чем-то думая.

– Я знаю одно место… – вымолвил он наконец. – Это женская церковь. Она находится в самом конце городской стены, рядом с морем. Ее называют… – Жоанет силился вспомнить, – церковь Святой Клары.

– Но это тоже не Святая Дева.

– Но зато женщина. Значит, твоя мать будет где-то рядом с ней.

Они спустились по улице Сьютат до Морских ворот и оказались у древнеримской городской стены, возле замка Регомир, откуда начиналась дорога к монастырю Святой Клары. Этот монастырь закрывал собой новую городскую стену в ее восточной части, расположенной у самого моря. Обогнув замок Регомир, мальчики повернули налево и двигались вперед, пока не достигли Морской улицы, протянувшейся от площади Блат до церкви Святой Марии у Моря. Здесь улица расходилась на несколько маленьких улочек, которые параллельно друг другу вели к морю. Затем, пройдя через площадь Борн и площадь Льюль, дети вышли на улицу Санта-Клара и вскоре добрались до одноименного монастыря.

Несмотря на горячее желание поскорее найти церковь, оба не устояли перед тем, чтобы задержаться у лавок ювелиров, расположенных по обеим сторонам Морской улицы.

Барселона была богатым, процветающим городом, и подтверждением этому служили многочисленные дорогостоящие предметы, выставленные в этих лавках: серебряная посуда, кувшины и стаканы из драгоценных металлов, инкрустированные драгоценными камнями ожерелья, браслеты и кольца, сверкавшие в лучах летнего солнца, дорогие ремни, бесконечное количество произведений искусства. Арнау и Жоанет словно зачарованные смотрели на всю эту роскошь, пока хозяева не отгоняли их – иногда криками, а порой и подзатыльниками.

Убегая от подмастерья одного из ювелиров, они и добрались до улицы Санта-Клара, справа от которой было маленькое кладбище, большая усыпальница, а слева – какая-то церковь.

– Святая Клара… – начал было Жоанет, но внезапно замолчал.

Это… это было грандиозно!

– Как они это сделали? – спросил Арнау и тоже замолчал, разинув рот.

Перед ними вздымалась церковь, величественная и прочная, значительная и суровая, как будто сплющенная, без окошек; ее стены казались невероятно толстыми. Вокруг церкви все было вычищено и разровнено. Ее окружало бесконечное количество столбиков, вбитых в землю и соединенных веревками, так что они образовывали геометрические фигуры.

По окружности церкви стояли десять шестнадцатиметровых колонн из белоснежного камня, который был отчетливо виден сквозь леса, окружавшие их.

Деревянные помосты, опиравшиеся на заднюю часть церкви, вздымались и вздымались вверх, как огромные ступеньки. Несмотря на то что они стояли довольно далеко, Арнау пришлось задрать голову, чтобы разглядеть последние помосты, которые находились гораздо выше колонн.

– Пойдем, – потянул его Жоанет, когда ему надоело смотреть на опасную суету рабочих, бегающих по прогибавшимся мосткам. – Не сомневайся, есть еще один собор.

– Это не собор, – услышали они чей-то голос у себя за спиной.

Арнау и Жоанет быстро переглянулись и, повернувшись, уставились на крепкого, покрытого потом мужчину с огромным камнем на плечах.

«А что же это?» – вертелось на языке у Жоанета, но он промолчал.

– За собор платят богатые горожане и город, а это – церковь, которая будет красивее и значительнее собора, потому что ее строит народ.

Мужчина даже не остановился. Тяжелая ноша словно подталкивала его вперед, и он только улыбнулся им на ходу.

Оба мальчика прошли за ним до боковой стороны церкви, расположенной рядом с другим кладбищем, малой усыпальницей.

– Помочь? – спросил Арнау.

Мужчина глубоко вдохнул, прежде чем повернуться, и, улыбнувшись, ответил:

– Спасибо, малец, я сам.

Наконец мужчина согнулся и сбросил камень на землю. Дети во все глаза смотрели на него, и Жоанет, подойдя к камню, попытался сдвинуть его, но не смог.

Мужчина рассмеялся.

– Если это не собор, – вмешался Арнау, указывая на высокие восьмигранные колонны, – то что тогда?

– Это новая церковь, которую воздвигает квартал Рибера в знак благодарности и преклонения перед Богородицей, Девой…

– Девой Марией? – выкрикнул Арнау, широко раскрыв глаза.

– Конечно, малец, – ответил мужчина, повернувшись к нему. – Дева Мария, Богородица…

– А… а где находится Дева Мария? – снова спросил Арнау, не отрывая взгляда от церкви.

– Там, внутри этой церкви. Когда мы ее закончим, это будет самая красивая церковь, какой у Девы прежде никогда не было.

Внутри церкви!

Арнау даже не стал дальше слушать.

Там была его Святая Дева!

Внезапно какой-то шум заставил их поднять головы: стая птиц взлетела с самого верхнего помоста.

9

Квартал Рибера, где строилась церковь в честь Девы Марии, вырос как пригород Барселоны, которая была окружена и укреплена древнеримскими стенами во времена Каролингов. В самом начале это был простой квартал рыбаков, портовых грузчиков и прочих людей низкого сословия. Уже тогда там построили маленькую церковь, известную под названием Святая Мария на Песках. Она располагалась в том месте, где в 303 году, по некоторым сведениям, была замучена святая Эулалия. Церквушка Святой Марии на Песках получила это название, потому что была воздвигнута на морском берегу Барселоны, но наслоения земли, которые сделали порт города непригодным к использованию, отдаляли церковь от моря, и она постепенно утратила свое изначальное наименование. Через какое-то время она стала известна как церковь Святой Марии у Моря, потому что, хотя береговая линия и отошла от нее, люди, которых кормило море, продолжали почитать морскую стихию.

Прошли годы, место для церквушки очистилось от песков, и город стал осваивать земли за крепостными стенами, чтобы обеспечить пространство для растущего населения Барселоны, которому уже было тесно в пределах римской стены. Из трех границ Барселоны была выбрана восточная, через которую шло движение из порта в город. Именно здесь, на Морской улице, и поселились ювелиры. Другим улицам дали названия исходя из того, кто жил и работал там: менялы, торговцы хлопком, мясники и пекари, виноторговцы и сыроделы, шляпники, оружейники и множество других ремесленников.

Здесь также была альондига, гостиница, где останавливались чужеземные купцы, приехавшие в город, и строилась площадь Борн, расположившаяся сразу за церковью Святой Марии, – здесь проходили рыцарские турниры и состязания.

Но не только богатых ремесленников привлекал квартал Рибера; знать тоже переезжала сюда. Это произошло с легкой руки предводителя дворянства Гильема Рамона де Монкады, которому граф Барселоны Рамон Беренгер IV отдал соборные земли. Здесь и появилась улица, носившая его имя: она выходила на площадь Борн, рядом с церковью Святой Марии у Моря, и вскоре на ней были воздвигнуты большие и роскошные дома.

Когда квартал Рибера превратился в богатое и процветающее место, древняя романская церковь, куда приходили поклониться своей покровительнице рыбаки и прочие жившие на побережье люди, стала тесной. К тому же разбогатевшим и знатным прихожанам она казалась слишком бедной.

Все средства барселонской Церкви и королевского двора направлялись исключительно на строительство городского собора, однако прихожане церкви Святой Марии у Моря, богатые и бедные, объединенные почитанием Святой Девы, не отступили от своей благородной цели и, несмотря на отсутствие официальной поддержки, с помощью недавно назначенного архидьякона Морской епархии Берната Льюля ходатайствовали перед церковными властями о позволении воздвигнуть то, что им бы хотелось. Верующие мечтали о самом большом монументе Деве Марии.

И они добились своего.

Церковь Святой Марии у Моря начала строиться людьми и для людей, которые и заложили первый камень. Он находился в том самом месте, где должен был стоять главный алтарь, на котором, в отличие от храмов, возводившихся при поддержке властей, был высечен герб прихода – символ того, кем она строилась и кому принадлежала, то есть единственно и исключительно прихожанам: богатым, пожертвовавшим свои деньги, и неимущим, вложившим свой труд. Когда заложили первый камень, было решено, что группа прихожан и старшин города, названная «Двадцать пять», должна будет собираться каждый год во главе с ректором прихода, чтобы в присутствии нотариуса передавать ему ключи от церкви на текущий год.

Арнау посмотрел на мужчину, который принес камень. Все еще потный, тяжело дышащий, он улыбался, глядя на строительство.

– А можно ее увидеть? – осведомился Арнау.

– Деву Марию? – уточнил мужчина, доброжелательно глядя на мальчугана.

«А если детям не разрешено входить одним в церковь? – подумал Арнау. – Если они должны это делать с родителями?»

Он вспомнил слова священника из церкви Святого Жауме. Но мужчина, продолжая улыбаться, сказал:

– Разумеется. Святая Дева будет очень рада, что такие дети, как вы, пришли к ней.

Арнау засмеялся. Зря он переживал!

Посмотрев на Жоанета, мальчик спросил:

– Пойдем?

– Эх! – воскликнул мужчина. – Жаль, но я должен идти работать.

Он взглянул на рабочих, которые тесали камень.

– Анхель! – крикнул он двенадцатилетнему мальчику, который подбежал к ним. – Сходи с этими детьми в церковь. Скажи священнику, что они хотят посмотреть на Святую Деву.

Мужчина повернулся к Арнау, погладил его по голове и ушел в сторону моря.

Арнау и Жоанет остались с Анхелем, и, когда он на них посмотрел, оба потупились.

– Вы хотите увидеть Святую Деву? – поинтересовался Анхель.

Арнау утвердительно кивнул.

– Ты… ее знаешь?

– Конечно, – засмеялся Анхель. – Это – Святая Дева у Моря… Моя Святая Дева. Мой отец – лодочник! – добавил он с гордостью. – Пойдемте!

Оба мальчика пошли за ним к входу в церковь: Жоанет – с широко раскрытыми глазами, Арнау – опустив голову.

– У тебя есть мать? – спросил внезапно Арнау.

– Да, конечно, – бросил Анхель, не останавливаясь.

Идя за ним, Арнау посмотрел на Жоанета и улыбнулся. Они вошли в церковь Святой Марии и остановились, привыкая к темноте.

Пахло воском и ладаном. Арнау сравнил высокие и стройные колонны, которые высились снаружи, с внутренними – низкими, квадратными и толстыми. Единственный свет, проникавший сюда через несколько узких окон, вытянутых и глубоко посаженных в массивные стены здания, оставлял на полу желтые прямоугольники. Повсюду: на потолке, на стенах, в нишах – были корабли. Одни – уже тщательно обработанные, другие – незаконченные.

– Пойдемте, – шепнул им Анхель.

Когда они шли к алтарю, Жоанет увидел нескольких человек, стоящих на коленях, прямо на полу, которых они поначалу даже не заметили. Проходя мимо них и услышав шепот, дети приостановились.

– Что они делают? – спросил Жоанет, склонившись к уху Арнау.

– Молятся, – ответил тот.

Его тетя Гиамона, возвратясь из церкви со своими детьми, тоже заставляла его молиться на коленях в спальне перед распятием.

Когда они оказались перед алтарем, к ним подошел худощавый священник. Жоанет притих, спрятавшись за Арнау.

– Что привело вас сюда? – тихо спросил святой отец, глядя на детей.

Затем он протянул руку Анхелю, перед которой подросток с почтением склонился.

– Эти двое, отче, хотят видеть Святую Деву, – пояснил Анхель.

Когда священник повернулся к Арнау, мальчик увидел, как заблестели в темноте его глаза.

– Вот она, – торжественно произнес кюре, указывая на алтарь.

Арнау проследил за рукой святого отца и увидел маленькую хрупкую женскую фигуру, высеченную из камня. На правой руке у нее сидел младенец, а у ее ног стоял деревянный корабль. Арнау пристально разглядывал спокойные черты лица…

Его мама!

– Как вас зовут? – спросил священник.

– Арнау Эстаньол, – ответил мальчик.

– Жоан, но меня называют Жоанет, – представился его товарищ.

– А фамилия?

Улыбка мгновенно слетела с лица Жоанета.

Он не знал своей фамилии.

Его мать сказала, что он не должен пользоваться фамилией котельщика Понса, который, узнав об этом, может сильно разозлиться. Но фамилию матери он тоже не имел права носить. Жоанет никогда не должен был никому называть свою фамилию. Зачем священнику знать ее? Но кюре продолжал пристально смотреть на мальчугана.

– Такая же, как и у него, – наконец вымолвил Жоанет, – Эстаньол.

Арнау повернулся к нему и по умоляющему взгляду малыша понял, что тот просит не выдавать его.

– Так вы братья?

– Д-да… – только и смог пробормотать Жоанет с молчаливого согласия Арнау.

– Молитвы знаете?

– Конечно, – ответил Арнау.

– А я еще нет, – признался Жоанет.

– Пусть тебя научит старший брат, – сказал священник. – Вы можете помолиться Святой Деве. А ты, Анхель, иди со мной, я хочу, чтобы ты кое-что передал своему мастеру. Здесь несколько камней…

Голос священника становился все тише, по мере того как он и Анхель удалялись.

Дети остались у алтаря.

– Нужно будет молиться на коленях? – шепотом спросил Жоанет.

Арнау повернулся к тем людям, на которых указывал малыш, и, когда тот уже направился к подставкам для колен с подушками из красного шелка, удержал его за руку.

– Люди стоят на полу, – шепнул он ему, кивнув в сторону прихожан, – и все же они молятся.

– А ты что будешь делать?

– Я не буду молиться. Я поговорю с мамой. Ты же не становишься на колени, когда разговариваешь со своей мамой, правда?

Жоанет растерянно посмотрел на него. Нет, он не становится…

– Но священник не сказал нам, что мы можем поговорить с ней, – заметил малыш, – он сказал только, что мы должны помолиться.

– Не вздумай сказать что-нибудь священнику, – предупредил его Арнау. – Если ты это сделаешь, я открою, что ты… соврал и что ты никакой мне не брат.

Жоанет встал рядом с Арнау и принялся рассматривать многочисленные корабли, которые украшали церковь. Ему очень хотелось иметь один из таких кораблей! Он спросил себя: могут ли они плавать?..

Конечно могут; если бы не могли, зачем же их было вырезать? Он был бы не против спустить один из этих кораблей на море.

Арнау же не сводил пристального взгляда с каменной фигуры. Что он мог сказать сейчас? Ей ведь передали привет птицы? Он говорил им, что любит ее, говорил это много раз…

– Мой отец рассказывал, что, хотя Хабиба была мавританкой, она все равно всегда со мной. Но я не могу никому сказать про это, потому что люди говорят, что мавры не попадают на небо, – пробормотал мальчик.

Арнау продолжал внимательно смотреть на Деву Марию. Каменную фигуру окружали десятки зажженных свечей, от которых дрожал воздух.

– Хабиба с тобой? Она была очень доброй. Она ни в чем не виновата. Это все Маргарида, – шептал Арнау. – Если ты увидишь Хабибу, скажи ей, что я ее тоже люблю. Ты ведь не обидишься, что я ее люблю, хоть она и мавританка, не правда ли?