Бочка. Рассказы, сатира и Юмор

– Готовы, Дормидонт Афанасьевич. Листовки каждый день кидаем. В местной газете каждый день про вас пишем. Плакаты … только сегодня сняли. Ваше лицо орет в каждом доме из каждой розетки.

– Это хорошо, – ответил глава села и опять переключил внимание на Веру. – В общем, так. Я тебя записываю в свои оппоненты. И ты завтра избираешься со мной. Поняла.

– Да делайте чего хотите. Надоели уже. Все. Пошла я, – проговорила уборщица и вышла из кабинета.

– Ну вот и все, Гюзель, – потирая ладони, томно сказал Дормидонт. – Мой соперник – уборщица Вера. Кстати. А где народ? Надо выступить перед ним. Программу рассказать. Поехали к народу.

– Поехали! Дормидонт Афанасьевич. Я знаю куда. Сегодня они все там. У бочки.

– Где? Где?

– Да у бочки. У бочки.

–У бочки… – мечтательно проговорил глава села и зажмурился, как кот на сметану.

То, что народ уже много времени собирается у вкопанной в землю до середины бочки, Дормидонт не знал. Да и не представлял себе такого. А сейчас, подъехав к этому месту, даже немного удивился. Чисто. Дети по траве бегают. Скамейки вкопаны. Дедушки сидят, в домино играют. Водку никто не пьет. Бочка с квасом стоит. Поют под гармошку у елок. Интересно. И почему ему об этом никто не сказал? Непорядок. Он же глава. Да и он же приказал эту емкость… Да-а-а. Он приказал ее сюда свалить. У Веркиного дома. А тут вот как. Ладно. После выборов наведу здесь порядок. Всех разгоню. Площадь для гулянок есть. А то занялись самодеятельностью.

Народ, увидев, что к их месту отдыха подъехал глава, отложили каждый свое занятие и стали ждать, когда он выйдет из машины.

– Привет! – поздоровался Афанасьич, с интересом оглядывая доселе неизвестное ему место.

– Привет! Здравствуйте! Здравствуйте! Привет! – послышалось со всех сторон.

– Вижу, хорошо тут вам?

– Правильно видите. Хорошо, – раздался чей-то голос.

– А коль хорошо, то слушайте меня, зачем я к вам приехал! – заорал во всю силу легких Дормидонт и, взглянув на шофера, приказал ему: – А ну-ка подними меня на эту бочку. Я как с броневика им речь толкну. – Шофер тотчас исполнил просьбу шефа и помог ему взобраться на злополучный сосуд. – Ну что? Все видите меня?

– Все! Все! – раздались голоса.

– Ну коль все, то слушайте…

И заговорил. Про тяжелую политическую ситуацию. Про демократию. Про финский сыр и турецкие яблоки. Про недостроенный мост. Грязную речку. И нехватку средств, чтобы улучшить дорогу. Раздал, сколько мог, обещаний. Даже чуть больше. Поругал своих заместителей, пообещав всех после выборов уволить. И сказал, что детская площадка скоро будет. Впрочем, как и стадион. А под конец своей бесконечной речи глаголил ошеломленному народу, что соперник его по выборам – она. Уборщица Верка. И он приглашает всех, впрочем, как всегда, голосовать за него.

И народ, кивнув, все как один поклялись сделать то, что он требует. Нет. Просит.

Спустившись с легендарной бочки, Дормидонт Афанасьевич помахал народу рукой. Погладил железный, набитый цементом сосуд. Сел в машину. И поехал. Чтобы завтра, как всегда. Победить. И не иначе.

***

А назавтра были выборы.

И, к удивлению вахтера Павла, за Дормидонта Афанасьевича проголосовало ровно два человека – он и сам Дормидонт. А остальные отдали свои голоса за человека, которого звали Вера. И за веру в будущее. Нонсенс. Но это правда.

Плач ЯрославныА

Сатирический рассказ

Начальнику Следственного Комитета, господину

Лоншакову Г.В.

От… бывшего главы ТПРУУ, а

ныне временно задержанного

по непонятным для него причинам,

гражданина Пудинга Я.А.

Заявление

Прошение

Послание

Добрый день многоуважаемый господин начальник!

С первых строк моего, начертанного вам от самого сердца, от самых позитивных уголков моей честнейшей, добропорядочной души послания хочу сказать… и признаться. Признаться, во всем. Без обиняков и торга. Потому что только очищение своей моей евойной нашей – да-да, нашей – совести. Будет способствовать установлению истины в этом загадочном и темном деле (к которому я имею самое незначительное отношение).

Начну с азов. Да-да, с азов. Не с того миллиарда, который я, по вашему утверждению, присвоил, а с азов. С тех, которые способствовали появлению этого странного во всех отношениях дела.

Для начала я хочу попросить у вас извинения. Я еще много буду просить у вас извинений на страничках моего послания, но всему свой черед.

Это извинение включает в себя некоторые моменты правильного правописания этого послания. А то. Не обращайте внимания на ошибки в словах. Потому что и я, имеющий два, нет – три высших образования, способен на волне нервенных чувств и тревоги совершать их.

А также не обращайте внимания на некоторые капельки, упавшие на мое письмо. Это скупые мужские слезы оболганного, обманутого, брошенного всеми замечательного человека, коим являюсь я, брызгают из моих синих глаз.

Но вы прекрасный человек и отличнейший профессионал своего нелегкого дела – я это понял, когда вы отвергнули те грязные деньги, которые предлагал вам мой бестолковый, невоспитанный адвокат, приблизивший тем самым свое увольнение – разберетесь до мельчайших деталей и не осудите мои эмоции. Ведь я перед вами как перед Творцом. Нагой и чистый.

Господин следователь! Извините меня, что я не называю вас, как вы рекомендовали мне, гражданином. На такие инсинуации у меня не поворачивается язык. Для меня сейчас вы господин. И прошу вас забыть тот нелепый случай, когда я позволил себе схватить вас за лацкан вашей форменной одежды. Это было с моей стороны не очень корректно. Но и меня можно понять, господин следователь. Я находился в то время в гостях у своей второй мамы. Любимой тещи. В ее новом пятиэтажном особняке. И я, по своему недоразумению, принял вас и всю вашу прекрасную команду числом пятьдесят человек за обыкновенных бандитов.

Ну а как же еще? Я – депутат, глава, руководитель и просто любящий сын своих родителей – как мог отнестись к этому внезапному вторжению на участок моей тещи? Да-да. Я делаю акцент на том, что ваши изумительные и во всем послушные подчиненные случайно зашли, но не ко мне.

Я не имею таких хором. И отказываюсь их иметь в будущем. Потому что я должен быть рядом со своим любящим меня народом. Для которого я живу и работаю без устали, до потери своего сознания.

И не слушайте тещу. Мою вторую маму. Что это якобы я ей купил этот дом. Нет! Это она! Копила. Копила. И купила. Так как всю свою жизнь трудилась на одном замечательном предприятии. Уборщицей. А так как мы все знаем чудную оплату этих трудов, то все и свершилось.

Но меня опять отнесло чуть-чуть в сторону, господин следователь. А я хотел с азов. И вот они – азы. Желаю признаться во всем. Как на духу. Как перед иконой. С азов, значит. Но не с того миллиарда, который, по вашему разумению, я присвоил. Нет. И еще раз нет. Со школы хочу начать. Со своей школы.

Школа меня недоглядела. Во всем виновата школа. И я утверждаю со всей ответственностью и пониманием, что если б школа и учителя уделили мне максимум своего внимания, то я бы сейчас сидел не перед вами, оболганный и обманутый, а работал бы не менее честно на каком-нибудь заводе. Слесарем. Или токарем.

А сейчас мне, по вине наших учителей и наставников, приходится сидеть и, плача, писать вам свои послания. Нисколько не пытаясь размягчить ваше твердое геройское сердце.

Но признаюсь. Да. И я совершал ошибки. И виноват перед вами. Благороднейшим человеком. Особенно тогда, когда съел свою явку с повинной, сидя у вас за столом. Не запив ничем. И не понятый вами.

А что мне было делать? Когда вы объявили меру моего наказания. Тут не только бумаги признательные съешь, тут и чернила выпьешь.

А зачем мне это? Но я все-таки хочу признаться вам в некотором моменте ваших подозрений. Но это не касается того миллиарда, о котором мы, то есть вы, хотите меня подозревать.

Находясь в темнице сырой, я понял, что только признание облегчит мою участь. И я признаюсь.

Да. Это я подписал бумагу, которая являлась актом приемки детской площадки. Но я только подписал ее и все. Так же как я только подписывал и про дороги, и про реки, и про поля.

Почему я должен был видеть эту площадку? Это должны были видеть они: мой главный снабженец, мой заместитель. Строители. Секретарша Людочка. Вторая секретарша Верочка. Да много их там, всех и не перечислишь.

Да и причем здесь площадка? Да, не видел! Потом увидел, что нет ее там. Не разобрался по запарке дел. Но я же детям сразу же карусель построил. Потом. И пусть она платная, но могут ли разве родители, любящие своим кровинушек, пожалеть какие-то пятьсот рублей для этого милого развлечения? Я уверен, что нет!

И еще я уверен в следующем. Построю еще много каруселей. Только успевай считать.

Но и это не главное. Одно из ваших обвинений ко мне состоит в том, что в сарае моей матушки на третьем этаже вы нашли двадцать два мешка из-под картошки, доверху набитые банкнотами. На сумму… О-о-о. Язык не поворачивается назвать эту сумму. Да и не знаю я, сколько там хранили денег проклятые расхитители нашей собственности.

Почему не знаю? Так это ж не мое. Ни на миг. И я даже уверен, что мне их подкинули, чтобы дискредитировать в глазах нашей уважаемой общественности.

Также, как и сто пятьдесят наручных золотых часов с бриллиантами. Эти часы вообще попали ко мне крайне случайно. Сейчас объясню вам.

Я коллекционер. Коллекционирую старые-старые будильники. Все это знают. И вот какая незадача. Мои сотрудники, включая всех руководителей подведомственных мне предприятий, а также все, кто как-то… кто любит меня и уважает, словно сговорились. И стали преподносить мне в подарок, хоть я и сильно противился этому, эти треклятые часы. И ни на какие наши уговоры переменить свое отсталое видение на мои привычки и хобби на них не влияло. Поэтому я уже устал их убеждать и складывал эти презренные цацки в одну большую кучу. Чтобы при первой возможности избавиться от них навсегда. Вынести на помойку.

А тут и вы. И, крепко подумав, я решил для себя, что вы именно тот человек, с которым я могу разделить свою страсть и любовь к старым-старым будильникам. И ни на миг, не сомневаясь в вашей порядочности, я хочу вам громко и трезво сказать: да заберите их себе, уважаемый господин следователь! Эти ненавистные мне часы! Они мне не нужны. И не нужны были всегда! И продолжайте милое моему сердцу дело. Коллекционируя их. Будильники. Это ничто по сравнению с тем, что мне приходится сейчас переживать.

Но я опять ушел от азов.

Школу мы, значит, осудили и обсудили. Теперь институт.

Вот вы говорите, многоуважаемый господин следователь, три судимости у меня. Да. Есть. Но во всем этом виноват институт. Недоглядел. Вот если б у нас все были такие, как вы. Дотошные. Человеколюбивые. То, поверьте мне, я бы учился в институте с прилежанием и усердием. А так… приходилось зарабатывать себе на хлеб. Пусть не очень честно. Но жить-то надо было как-то. Вот со второго курса и забрали.

Еще повезло – ненадолго забрали. Тетя Маша – соседка – судьей была. Судила. Она была мне как мама. Жалела всегда. Недотепу.

Доучился я уже там. В том месте, где… учат таких разгильдяев, как я. Нечаянно преступивших закон.

И остальные два образования я заочно получил. Но учился честно. Рьяно. Когда следующие два срока сидел.

Но и это не имеет никакого отношения к тому миллиарду, который я, по вашему разумению, присвоил для личных нужд. Никакого. И не слушайте вы этого паразита – главного моего снабженца. Он, Иуда, все придумал от безысходности и неотвратимости наказания. И он сливает на меня всю эту выдуманную им злую, лживую неправду.

Это он все договора заключал. Посмотрите бумаги. Там моих подписей нет.

Да-да. Все бумаги гляньте! И на строительство космодрома. И на благоустройство леса. Парк с него делать хотели. И на возведение пяти, нет – шести мостов через наш широчайший ручей. Сейчас, правда высохший чуть-чуть. Но знаете, как он разливается по весне? Рычит и буянит, как Днепр. Ой, простите – Ниагара.

Бывал я там. Видел. Но дело не в Ниагаре.

Извините, отвлекся.

Дело в том, что я все равно сильно-сильно уверен в том, что вы, благороднейшей души человек, разберетесь в этом лживом поклепе на меня и отсеете зерно от плевел. И что правда восторжествует.

А по поводу обвинения меня во всех всевозможных взятках, которые я якобы брал, скажу, что это все бред. Если все сложить вместе, то у меня должен быть не миллиард, а триллион. А вы же видели, причем не один, а с понятыми, что у меня ничего нет. И я гол как соко́л. У меня нет ничего. Я нищий, как церковная крыса. Простите. Нервы.

А тот маленький домик в шесть этажей – это не мой. Это мамин и папин. Папа у меня колхозник бывший. Поэтому им туда деньги в картофельных мешках и подкинули. Чтоб запутать следствие.

А особняк в Испании – это точно не мой. Это Феди. Соседа. Он там и живет.

Ладно. Не буду перечислять всего того, что не мое. Вы же, господин следователь, уверены в искренности моих слов. И я в этом не сомневаюсь. Я так в этом уверен, что аж плакать хочется. Что я и делаю. Вы же самый достойный начальник, занимающий свое место.

Ну да ладно. О главном хочу сказать. И признаться все-таки во всем.

Да, пусть меня не осудят добрые люди. Хочу смотреть им в глаза достойно. Хочу идти по улице, и чтобы в спину пальцем не тыкали. А руку жали мне. И называли другом.

Взял я! Да-да. Взял я подарок и не оформил его, как полагается по всем нашим законам. Преподнесли мне на мой юбилей, будь он неладен, бритвенный прибор за пятнадцать тысяч наших полновесных рублей.

Вы видели его. У мамы. В доме. Он в комнатушке конюха лежал. На окне.

Вы еще спросили не про прибор, а про конюха. И я вам правдиво рассказал, что лошади эти – забава внучка любимого.

Ему, правда, сейчас только два года, но он уже точно знает, что всех лошадей он приобретает для будущего колхоза, который раскинет свои просторы на этих землях.

И когда вы сказали, что орловские рысаки не очень-то приспособлены пахать нашу дорогую землицу, то сынок вам объяснил, что внучок еще по малости лет не очень разбирается в породах. И когда подрастет, то обновит табун.

И про землю я скривил душой. Но теперь, признаюсь. И требую к себе наказания.

Есть у меня земля в собственности. Есть. Размером два на два. На нашем частном кладбище. И уговорил меня взять эту землю в подарок, будь он неладен, хозяин этого погоста. Вы уж разберитесь с ним, уважаемый следователь. На каком основании он арендовал эту землю на девяносто девять лет под сеяние гороха. А организовал на нем это дело. Частное… кладбище.

Кругом враги.

А также хочу ответить на ваш крайне правильный вопрос. Где миллиард?

Отвечу честно – не знаю.

Да был бы у меня миллиард, я бы не задумываясь раздал его всем бедным и нуждающимся! В приюты детские, больницы разные. Храм бы построил, а не супермаркет и не рынок автомобильный. Да-да. Не супермаркет. И не рынок. А церкву.

И если злые языки набрались наглости утверждать, что вся торговля в нашей области моя, то это все враки!

Неужели я, честнейший человечище, мог бы позволить себе все приватизировать? Нет, нет, и еще раз нет! А как же остальные? Прекрасные наши люди. Разве они не имеют права? Имеют. Вот мой сынок им рынок и построил. Торгуйте! Богатейте! А то, что там цены на аренду зашкаливают… так это вложения отбить надо. Потом все устаканиться.

Вот надо, и спросить у народа. Для которого я всегда честно и без отдыха трудился. Чья правда?

Кстати. Этот народ и собрал мне некоторые средства на адвокатишку, который приносил вам какие-то деньги, якобы от меня. Злыдень. И почему оплата адвокату равняется бюджету нашего дорогого района, я отвечу вам, не таясь. Как на духу. Народ любимый не рассчитал свои силы и уважения ко мне. Поэтому чуть переборщил с деньгами.

Но я даю слово, что я верну им все. До копейки. Когда вы, твердый поборник морали и благородный человек, отпустите меня домой. Будучи уверенным в том, что я по первому зову предстану перед вашими глазами и глазами наших судей для наказания за свою безалаберность.

И не слушайте злых людей, которые вливают в ваши нежные, чуткие уши информацию, что куплены уже, дескать, билеты на самолет с серебристым крылом и готовы мы к отлету с нашей дорогой моему сердцу земли.

А тех подонков, которых вы поймали за их нечистые руки – моего бухгалтера и обоих моих заместителей, клевещущих на меня, стараясь подорвать мое хрустальное реноме своими высказываниями, не отпускайте! Пусть они сполна хлебнут ту чашу дерьма, которую наша жизнь выставила перед ними.

А я же перед вами чист и светел, аки ангел. Любящий и трепещущий за свой милый народ.

Жду и надеюсь на правильное решение, которое вы сегодня же примете. Отпустите меня домой, разнесчастного такого.

P.S. Попросите «цирика», чтобы на хату крабов принес на завтрак. Утомился «положняк хавать». И «дихловоса» балончик – клопы надоели. Стадами бегают по шконке. Исчесался весь.

ВАЗ 2101 (копейка)

Юмористический рассказ

"Ох-ох- ох! Вот только и остается теперь что охать и ахать. Да спрашивать не пойми кого. Кто ж вы паразиты? И зачем вы эту крышку от люка уволокли? Теперь по вашей вине стою теперь тут. С колесом отвалившимся, да с рамой, треснувшей! Да с тобой беседую. Кстати, а ты то кто? И сюда то как попал?

Да вижу, вижу, что иностранец. Вон блестишь весь, и колеса красивые, всесезонные. Морда правда твоя помята. Ну это и не удивительно. Из салона за километр каким-то пойлом несет, иноземным, да закуской, правда нашей, но тоже хорошей.

И не оправдывайся. Сюда где мы стоим зря не привозят. Я тоже думал в шиномонтаж поволокут, ан нет, сюда, на штрафстоянку. На въезде прочитал. Удивился даже.

Кстати! Забыл тебе представиться. Жигули я. Копейка. За что меня сюда? Да ни за что. В люк влетел. Крышку видимо в металлолом уволокли, или поставить забыли. Не знаю. А чайник, который сегодня во мне сидел, сопляк, не рассчитал скорости, и въехал колесом в яму. А башкой в стекло. Видишь треснувшее оно. Да и у тебя тоже. Вижу. Ну а когда доблестные смотрящие за правилами приехали, оказалось, что у моего лихача нет ничего. Ни прав. Ни денег. Ни совести. Да и лет мало. Поэтому и сюда.

Думаю, ненадолго. Зачем меня здесь держать? Денег за меня много не возьмешь. Мы нынче не модные. Теперь вы бал правите. Финансовый. Иностранцы.

А помню, как много лет назад пригнали меня с завода. Красивую! Зеленую! Да не про возраст я, а про цвет. Впрочем, по годам я тоже зеленый был.

Ну в общем пригнали меня с завода к.... Как, как ты сказал? К хозяину? Ну ты и кусок железа. К хозяину! Запомни, чудовище иноземное! Это мы хозяева! мы! А не они! хотя они, кто в нас сидит, считают иначе. Но не думают о том, что не мы на них молимся, а они на нас. Холят, лелеют, и оберегают. Чтобы обладать нами, многие из них готовы нарушить все заповеди. И нарушают их. А мы заставляем их это делать. Мы настаиваем, чтобы нас содержали в чистоте и порядке. Чтобы заправляли лучшим топливом. Чтобы раз в год возили к лучшим механикам. И вообще… наслаждались общением с нами. А еще.... Впрочем что еще? Ладно… Пропустим это.

В общем пригнали меня зеленого с завода… К моему первому шоферюге. Радости было!

Я вообще во дворе первый был. Чего не веришь? Правду говорю! Первый! Это сейчас во двор только на вертолете приземлиться можно. А раньше нет. И скорая могла заехать, тьфу, тьфу. И пожарка. Стояло пару мотоциклетов, и все. И я встал. Но не на газон, как вы сейчас. И не на детскую площадку. Что моргаешь? Да, да. На площадках дети играли.

А встал на дороге, что вдоль дома. И проблем не было, сначала. Потом появились. Кричать стали. Мол с колясками не пройти, да детишкам не поиграть. Не побегать. Пришлось гараж строить. Ну и.... Подожди, подожди! Идут чего-то сюда. Эти. В погонах. Во! Встали! Слышишь, чего говорят? БМВ ты, оказывается. Знал? Вижу. Знал. А водила твой… У-у-у какой он. Судья, оказывается. Местный. А то что он пьяный за руль сел, это простительно. Это нервы. От справедливой и бескорыстной работы. И то что бабушку на пешеходном переходе зацепил, не считается. И за морду, твою битую водила семерки заплатит. Нет. Не заплатит. Не сможет уже. В общем спас тебя твой водила от неприятностей. Заберут тебя отсюда скоро. Домой. Чудовище иноземное.

Чего дальше было? У меня спрашиваешь? Дальше гараж построили. Деньги были. У меня мой шоферюга не хухры-мухры был. Мясник! Или официант! Путаюсь я. С торговлей был связан. Точно знаю. Чего, чего? Ворюга? Во ты урод! Да у нас машину любой мог купить. Ну у кого деньги были. Мясники там, моряки. На севере кто работал. А остальные? Остальным не к чему было. Да и мало нас было. На всех не хватало. Поэтому на автобусах да на метро ездили. Да, да! А за хлебом пешком ходили. В общем… Тихо, тихо! Чего-то работяга местный крадется! Ну и рожа! Синяя какая-то! Фу! Ой! А чего это он сказал, что колеса у тебя лишние? Их же четыре всего? Где лишние? А вон и друган его идет. Кирпичи зачем-то несет.

Ладно пусть они суетятся с тобой, а я продолжу свой рассказ. Чего говоришь? Разувают тебя? Ну а что ты хотел? Чтоб меня разули? Да моими колесами хоть вагон нагрузи и попробуй отдай бесплатно. Устанешь. А твои то. Сказочные.

Чем воняют работяги? Рассолом огуречным? А ты чего хотел? Чтобы Пакой Раббаной? терпи. Скоро уже.

Что спрашиваешь, у всех ли такие ведра были как я? нет. Не у всех! Руководство и прочие большие люди, ездили на черных машинах. "Волгами" назывались. Прекрасные автомобили. Мой тоже хотел купить. Денег не хватило. У кого хватило? Да были хорошие люди. С носами большими. Вот те на "Волгах" ездили. Это чуть позже, когда вас поволокли из-за моря, "Волги" ушли в небытие. А так их было много. Такси. И у носатых.

Правда у нас был сосед с нормальным лицом, но тоже черную машину имел. Работал где-то на кладбище. Видно клад нашел и купил. Потом у него машину какие-то ребята забрали, а его там, на работе, кажется и закопали. За долги похоже. Не знаю правда за какие? Он же клад нашел. Ну и ладно....

А этот малолетка что в люк въехал, моего первого водилы внук. Любимый. Он меня без разрешения взял. Ты же знаешь какая теперь молодежь? Во, во! Безголовая! Или наглая! Не все, не все! Но много! Этот такой! Слушать ничего не хочет!

Вон у меня за домом дорога, так они там гонки устраивают, как в формуле один. И в центр все метят доехать. Ничего не бояться. А чего им трястись? У них мамы и папы… простые служащие. ну как это? Вспомнил! Ведущие… слово иноземное… менеджеры. Где спрашиваешь менеджеры? Да газом торгуют и колбасой. Ливерной. В общем работа тяжелая. Пусть хоть дети этой тяжести не ощущают. А дети и не ощущают. На всех и вся плюют.

Во! Ты уже на кирпичах стоишь! Как памятник! Ой! Нелегко им твои колеса нести. Все! За дом занесли. Слушай иноземец! А ведь этот, в погонах с окна то видел все. За занавеску спрятался. О! Идет! Головой качает! На кирпичи смотрит. Чего-то говорит. Не слышу. Наверное, говорит, что найдет их, ворюг. А чего их искать? Вон стоят. Курят. У двери.

Все! Ушел! Да вижу, вижу. Дворники снял. Ну тебе сейчас они и не нужны. Куда поедешь то? Без колес? С мордой битой? А он дома их, наверное, на телевизор прицепит. Зачем? Слюни стирать. Мой, когда телик посмотрит, всегда сидит плюется. На пол да на стекла.

Ну да! Раньше я тебе говорю проще было. На весь город три машины. Ладно, ладно. Вру. Четыре! Да бензин копейки. А сейчас, я слыхал, солярка дороже ракетного топлива стоит. Почему так? Не пойму. Мне правда все равно теперь. Я мало езжу. Рулевой чаще болеет сейчас. Стареет.

О-па! А это кажется к тебе подъезжают. Красивая машина. Ой! А народу сколько! Вот этих двоих я видел. Ты тоже? Ну да! Они их страховой компании. А мужик вот этот? В шляпе. Судья твой? Нет говоришь. Друг семьи. Понятно! А девчонка? Ну что из-за руля вылезла. Любимая дочка любимого папы? Где, где учиться? В Лондоне? Там и живет? Отцу то как плохо. Один дома. Если б не работа и не друг семьи, то дело "труба".

Ладно! Подожди! Видишь в погонах подошел! Совещаются. Я сейчас послушаю и скажу тебе все.

Ага! Ага! Что ж ты меня обманул? Чудовище немецкое. Я все слышал, о чем они говорили. Слушай и ты! Машина! Судья то уже третий день в больнице. С головой чего-то у него. Ударился в троллейбусе. Когда на работу ехал. И вообще. Ты не его машина. А тети евойной. Ей правда 85 лет. но не беда. Кто ж пенсионеру запретит машину покупать? Вот оттуда, с деревни, тебя лиходеи и угнали. А нашли тебя уже на кирпичах. Пьяного. Тьфу! С пьяным прохожим. В салоне. Да позабыли у него данные взять. А теперь не знают, как быть. Знает этот. В шляпе. Он уже сколько-то отсчитал.