Последние звёзды уничтоженного мира

– Хотя знаешь, нет. Устроим не один разгрузочный день, а целую неделю! Отправимся туда, куда ты только скажешь. Я не поеду домой в этом году. Хочу провести лето с тобой. Может быть, нам удастся съездить на море. Будем купаться в тёплой морской воде, пить холодные напитки, есть мороженое. Это будет самое прекрасное лето за все мои тридцать лет. Я постараюсь сделать его таким и для тебя.

Снова молчание. Тяжёлый комок поднялся от самой груди и остановился поперёк горла. Глаза застелила пелена из слёз и вскоре две большие капли скатились по лицу мужчины и упали на белые простыни. Он быстро вытер мокрые дорожки дрожащей рукой и посмотрел в окно. Чувствительные глаза резко отреагировали на дневной свет болью. Голубое чистое небо было ярким, но Пётр видел его серым. Как и всё, что было вокруг. Даже эти прекрасные камелии на тумбе ничем не отличались от неба.

Дальше Пётр сидел в палате молча. Он боялся поднимать опухшие глаза на сливающуюся со стенами этой комнаты девушку. Розовый цвет привлёк внимание мужчины, и тогда он понял, что совсем забыл купить что-то своей Лолите. Той, из-за которой он стал таким, какой есть: общительным, в хорошей форме и влюблённым. Она подарила ему столько разных эмоций, которые сжигали своей насыщенностью те, что были в прошлых неудачных отношениях. Это прекрасное создание украсило собой блеклый мир, в котором Пётр ни раз разочаровывался. Именно Лолита вывернула всё наизнанку и дала второй шанс жизни мужчины. А что он? Оступился. И так глупо. Он же знал, что они собирались ехать к озеру. Знал, что пьяные студенты непредсказуемее бури. Он мог их остановить! Но он ушёл. ОН! ОН! ОН!

Рука сама сжала тёмно-русые локоны. Ещё немного морального самобичевания, и голова Петра осталась бы без клока волос, но вовремя вернувшаяся Мэрит, остановила неизбежное. В руках женщина держала бумажный стаканчик с кофе. Садиться на место она не стала и подошла к приоткрытому окну. Пётр краем глаза взглянул на неё. Собранные в низкий хвост волосы на затылке уже седели и их белые нити блестели на солнце больше остальных. Уставшие глаза глубокого синего цвета начинали потухать. С каждым годом они становились всё более тусклыми, и мужчина иногда задавался вопросом: неужели яркие фиалковые глаза Лолиты тоже когда-нибудь потеряют свою насыщенность? Ответ, конечно, был очевидный, но Пётр даже не хотел принимать это неизбежное. Её глаза для него всегда будут самыми прекрасными.

– Как думаешь, как скоро она проснётся? – неизвестно кого спросила Мэрит, смотря сквозь всё перед ней, – И есть ли шанс…

– Не стоит думать о чём-то плохом, – сразу прервал Пётр, понимая, что мать Лолиты уже начала загонять себя в самые тёмные уголки воображения, – Люди и не из такого выпутывались. А Лолита точно не сдастся. Но мы тоже должны верить в неё. В её силу. Наша любовь…

– Ты рассказываешь мне сказку, Пётр?

– С чего бы это?

– Любовь спасает только в сказках. Как бы грубо это не звучало. Я многое видела в жизни и почему-то ни разу не встречала случаи, когда любовь спасала людей. Всё, что угодно, но не любовь.

– Мне вас жаль, – вдруг рыкнул мужчина, смотря на женщину исподлобья, – Лично я знаю много подобных историй. И этот случай, – он посмотрел на Лолиту, – будет вам показательным уроком.

Мэрит Босстром ничего не ответила самоуверенному мужчине, а только одарила его брезгливым взглядом. Ей нравился Пётр, но иногда его слова казались ей чем-то нереальным, приправленным блёстками и конфетти, и гримаса брезгливости сама возникала на её лице. То, что он учился на психолога многое объясняло, и спорить с мужчиной было слишком энергозатратным действием, что для Мэрит, что для Кайо. Сначала они пытались донести до парня своей дочери свою «правду» на некоторые вещи, но спустя несколько горячих разговоров, забросили бесполезное дело.

Вскоре пришёл отчим Лолиты, и Пётр решил оставить родителей с дочерью, договорившись о том, что они будут навещать девушку поочерёдно. Для них это было шансом отдохнуть, а для Петра побыть наедине с Лолитой, подумать о произошедшем и постараться с помощью разговоров вывести девушку из комы. Если одни сутки он находился с Лолитой, то вторые нужно было куда-то распределить. Пётр прекрасно понимал, что находится наедине с собой сейчас нельзя, иначе депрессия накроет своей вязкой волной и выбраться из неё самостоятельно будет сложно. Пусть он и проделывал это ни один раз. Поэтому мужчина решил устроится на подработку. Как раз его звали в психологический центр на полставки, пока он не закончит университет. Так он убьёт двух зайцев одним выстрелом: заработает денег на непредвиденные ситуации (о которых он боялся подумать) и отвлечётся от собственных мыслей.

– Вот оно как, – сказал директор этого самого центра, когда Пётр пришёл к нему, – Конечно, мы с радостью возьмём тебя. Мне же нужно выплатить свой долг.

Мужчина по-дружески подмигнул Пётру, сидевшему на стуле перед ним. Роберт Нильсен часто заглядывал в университет, где обучался Пётр, на факультет психологии, чтобы найти хорошие кадры в свой центр. И когда он услышал выступление Павлова, то сразу понял, что хочет видеть его своим работником. Он не стал терять времени и сразу познакомился со смышлёным студентом и рассказал всё, что думал. Пётр не стал ничего заранее говорить Роберту, но такие связи были необходимы. Ещё студентом Павлов помогал Нильсену и его сотрудникам. Ничего сверхъестественного он не делал, но его рвение к своему делу нравилось директору. И в благодарность за помощь, Роберт и согласился взять его на полставки к себе. Пётр надеялся, что не придётся работать во время учёбы, но сейчас поменял своё решение.

– У нас как раз есть люди, которым бы не помешала твоя помощь, – Нильсен достал из верхнего ящика стола несколько дел и бросил перед студентом, – Отец одной девочки обратился к нам. Они недавно попали в аварию, и девочка перестала разговаривать после того, как узнала о смерти матери. Никаких эмоций, никаких слов. Ничего. Работа будет сложная, но лёгких, к сожалению, в таком деле нет.

Пётр взял стопку бумаг в руки и застыл, держа фотографию пациентки перед собой. Во второй машине…

– Пётр, – позвал его директор, – Ты в порядке?

– Да, всё нормально. Я позвоню им и назначу встречу.

– Отлично. Ключи от кабинета тебе дадут, когда придёшь на сеанс. Если будут вопросы, заходи.

На ватных ногах мужчина вышел из здания. Он ещё раз взглянул на лицо, смотрящее на него сквозь время. У Петра не было сомнений в том, что это именно та девочка, которая сидела на заднем сидении второй машины у озера Согнсванн. Он хотел хотя бы на некоторое время забыть про это, но видимо, ничего не оставалось, кроме как встать грудью вперёд к этой проблеме. Если он не сможет от неё сбежать, то будет достойно сражаться с ней.

3

Лолита не приходила в сознание около двух месяцев. Дни Петра превращались в зацикленную плёнку, которую лучше бы зажевало. Родители пострадавшей девушки уже открыто разговаривали о том, чтобы отключить её от аппарата искусственной вентиляции лёгких. Мешал только юный психолог, воздействуя на них своими громкими словами, так как другие на них не действовали.

– Если вы это сделаете, то на ваших руках будет кровь ДВУХ людей! – кричал уже от бессилия Пётр, не стесняясь главного врача рядом.

– Не неси чушь, Пётр, – злобно отвечал Кайо, сжимая руку жены, – Она будет инвалидом, если проснётся. Нужно ли такое ей самой?

– Дайте хоть шанс!

Мэрит тогда взглянула на него с такой грустью в глазах и с таким сожалением, что всё внутри психолога рухнуло. Это был тот самый раз, когда он почувствовал свою беспомощность. Злость куда-то пропала, как сахар растворяясь в горячем от спора воздухе. В этот день нужно было проводить сеанс с юной Беатрис Стейро, но Пётр не знал, что делать с собой, не говоря уже о ком-то другом. Когда холодный ветер пробудил мужчину от гипноза, он понял, что работу выполнять нужно, несмотря на все свои внутренние невзгоды.

И сейчас, сидя напротив маленькой девочки двенадцати лет, Пётр понял, что поступил правильно. Он сможет решить свои проблемы самостоятельно, а Беатрис нет. Она же не виновата в том, что сейчас происходит у него внутри? В какой-то степени даже Пётр виновен в том, что та авария произошла. Если бы…

Психолог покачал головой в разные стороны, вытряхивая все эти мысли из головы. Сколько бы он ни пытался прекратить винить себя, неизведанная нереальная часть тела ныла только при одном воспоминании о том дне. Габриэль все два месяца не общался с ним, хоть и вышел из больницы почти сразу. Как и говорила та женщина из скорой, он отделался только переломами рёбер. Ребекка вышла совсем недавно. Несколько дней назад, если Петру не изменяла память. Но она не разговаривала даже с родственниками, как и Беатрис. Нельзя было точно сказать, останется ли она в Осло или же вернётся обратно в Германию. Была бы возможность, то, может быть, Пётр бы тоже…

– Ты сделала то, что я тебя просил? – мягким голосом спросил мужчина, что было большим усилием для него.

Карие глаза взглянули на него. Беатрис имела такую необычную способность, как быстро хлопать своими длинными густыми ресничками, и очаровательно стрелять глазками в разные стороны. Она выглядела, как испуганный маленький зверёк, которого загнали в ловушку. Но когда она понимала о чём идёт речь, тихий смешок разносился по маленькому кабинету. Рядом с белым креслом, на котором обычно сидела девочка, стоял розовый рюкзак с большим количеством брелоков на бегунке. Из него Беатрис достала папку, набитую рисунками и разными поделками, которые они стали делать по совету Петра. Раньше девочка очень любила играть на фортепиано, но после смерти матери прикасаться к чёрно-белым клавишам она не могла. Пётр понимал это. Этот предмет ассоциировался с умершей матерью и стоило найти другое развлечение для ребёнка. Этим развлечением стало рисование.

В самом начале рисунки содержали много красных и чёрных оттенков, что было тревожным звоночком. Никаких точных фигур, только абстрактные каракули. Пётр даже подумал, что такие рисунки можно выставить на аукцион современного искусства. Ведь в них так много эмоций и скрытого смысла. За этим же гонятся все эти люди, посещающие подобные мероприятия?

Спустя два месяца результат был виден на лицо. Даже в прямом смысле. Юная Стейро стала показывать свои эмоции и вести диалог. Не так, как раньше, без умолка, но это тоже было достижением.

– Что ты нарисовала?

– Мы с папой ходили в зоопарк и там были львы и жирафы, – тыкала девочка на нарисованных животных своими пальчиками, – У меня не было жёлтого, поэтому лев у меня получился не такой, какой был там. Теперь он розовый.

– Я думаю, что он выглядит даже лучше с таким окрасом, – подбодрил Пётр, – Очень необычно. Кого вы видели там ещё?

Беатрис немного подумала и воскликнула:

– Голубей!

Психолог задумался, а потом громко рассмеялся. Да, голубей можно увидеть только в зоопарке. Удивительные дети. Мужчина долго не мог убрать улыбку с лица после такого заявления.

– Тебе нравятся голуби?

– Мы, – замялась она, – всегда кормили голубей с мамой, когда ходили гулять в парк.

Кареглазая девочка стала медленно превращаться в тень. На её детском лбу появлялись морщинки, а в уголках глаз застыли кристаллики слёз.

– Беатрис, – Пётр положил свою большую руку на руку девочки и посмотрел в её глаза, – Настало время поговорить, как взрослые люди. Давай так, я поделюсь с тобой своими мыслями, а ты своими. Можешь говорить мне всё, что захочешь. И делать, что хочешь. Я не буду тебя держать.

Она молчала. Её рот слегка приоткрылся и краткое: «Не хочу» вырвалось из недр её грудной клетки, как рык того самого нарисованного льва. Психолог понимающе покачал головой и взял с тумбы лист со своими записями.

– Это задания на четверг. На другой стороне я написал задания для твоего папы, поэтому вам двоим нужно постараться. Проследи, чтобы он всё выполнял хорошо!

Пётр коснулся холодного кончика носа Беатрис, и она улыбнулась. Её увлекали все задания, которые давал ей психолог и с огромной радостью выполняла их. Беатрис всегда была занята, поэтому времени на то, чтобы думать не было. Главное, найти оптимальное количество заданий, чтобы не перегрузить ребёнка и ещё больше не вогнать его в депрессию. Когда-то Пётр согрешил таким неразумным действием, но повезло, что на тот момент он лечил себя.

– Я всё сделаю! – пообещала девочка, складывая всё в рюкзак.

После сеанса, когда в центре все расходились по домам, Пётр столкнулся в коридоре с Робертом. На его фоне студент выглядел, как единственная грозовая туча на чистом небе. Даже белая джинсовая куртка не могла затмить светящееся лицо директора. Заметив своего сотрудника, Нильсен своим громким голосом позвал его. Пётр зажал ключи в кулаке и с округлившимися глазами повернулся к мужчине.

– Испугался? – с улыбкой во все тридцать два зуба спросил Роберт, – Как всё прошло?

– Бывало и лучше, но прогресс есть, – ответил психолог на второй вопрос.

– Ты домой?

– Ага.

– Давай подвезу. Нам всё равно по пути.

– Я хотел бы прогу..

– Пошли! Я хочу с тобой поговорить.

После последней фразы Пётр грубо ругнулся про себя. Скорее из-за такого стечения обстоятельств, а не конкретно на Роберта Нильсена. Почему это всё должно было произойти именно сегодня? Именно так?

Машина директора психологического центра блестела так, словно её облили маслом. Но чёрный цвет был действительно чёрным. Возможно, эта машина не знает, что такое пыль, не говоря уже о грязи. Роберт с задорным свистом сел за водительское место, ожидая своего пассажира. Павлов запрыгнул внутрь и сразу почувствовал запах спелых яблок. Воображение уже само нарисовало целую корзину красных плодов, которые только сняли с мощных веток дерева. Осталось только протянуть руку к яблокам и откусить, чувствуя уже на зубах сладкий сок.

– Что там у тебя случилось? – спросил Нильсен студента, пока тот был в руках своего воображения.

– Ничего особенного. Беатрис просто нужно время, чтобы она могла довериться мне, поэтому…

– Я не про это, – поменял тон мужчина, нахмурив брови, – Про Лолиту.

Некоторое время Пётр не мог ничего ответить. Он смотрел на директора, на его уложенные гелем смоляные волосы, светлую куртку с расстёгнутыми карманами, чёрные глаза, которые иногда казались пустыми. Он смотрел и не мог понять, что этот мужчина спрашивал у него. Говорил ли он вообще на его языке? Как же сильно наш мозг может шутить над нами.

– Не понимаю…

– Я работаю в психологическом центре. Через меня прошло столько людей, что я вижу их насквозь. Эти два месяца, пока ты работаешь с нами, твоё состояние было обеспокоенным, но сегодня ты будто в мумию превратился. Вряд ли ты стал таким только из-за Беатрис. Поэтому могу предположить, что что-то случилось с Лолитой.

Ну да, Пётр совершенно забыл, что здесь психолог не только он. Пассажирское сидение превратилось в кресло в кабинете у психолога, где пациентом был он. Теперь он понимал, что чувствовала его кареглазая девочка, когда её попросили рассказать всё, что она чувствует. Это было чертовски сложно. Хотя бы потому, что тебе приходится рассказывать это самому себе. Признаваться в тех вещах, которые ты держал под замками, как ящик Пандоры. Павлов поник и тяжело вздохнул.

– Кое-что есть, – признался мужчина, – И может быть, вы что-то мне подскажите.

Нильсен довольно кивнул головой, ожидая таких слов. Естественно, он не стал бы давить на своего работника, если бы тот отказался излагать свои мысли. Пётр всё держал в себе и редко разговаривал с кем-то на откровенные темы. Роберт это видел и понимал пагубность такой ситуации. Ему нужен был тот человек, который выслушает его, иначе Пётр мог бы замкнуться в себе. Это не сыграло бы на руку ни Роберту Нильсену, как его работодателю, ни ему самому, как личности.

За прозрачными стёклами, наличие которых можно было подтвердить только прикоснувшись к ним, во всю разгорался красный закат. Широкие линии уходящего солнца сливались с небесным разноцветием, не доходя до высоких зданий, населявших Осло. В окнах квартир отражалось небо, и дневное светило иногда протягивало свои святящиеся руки в голубые глаза Петра, отчего он постоянно хмурился.

– С каждым днём состояние Лолиты ухудшается, – Павлов проводил рукой по шраму на щеке и смотрел на себя в зеркало, – Врач сказал, что пока она находилась в коме, у неё случилось кровоизлияние в мозг. В сочетании с переломом позвоночника это… почти жизнь овоща. Родители хотят отключить её от ИВЛ, чтобы…

– Не мучать её, – продолжил Роберт, когда голос Петра осип, – И себя.

– Да. Я не могу позволить случится подобному. Она должна сама решить. Если Лолита скажет мне об этом решении, которое она примет самостоятельно, то…

Он замолчал, не зная, что говорить дальше. Сейчас он мог только отрицать подобные обстоятельства. Ему не хотелось даже думать о том, что такое может произойти.

– Тебе не кажется, что это эгоистично?

– Что именно?

– Твоё желание вернуть Лолиту к жизни несмотря на то, что она почти со стопроцентной вероятностью будет инвалидом? Или что ещё хуже, как ты сказал, овощем?

– Она не будет…

– Она серьёзно пострадала. Твоя уверенность меня удивляет, скорее всего, как и родителей твоей девушки. Подумай об этом с другой стороны: с её. Поставь себя на её место и подумай, хотел бы ты продолжать свою жизнь в парализованном состоянии, сидя на шее своих родственников?

Нильсен кинул вопросительный взгляд на пассажира и снова уставился на дорогу. Пётр множество раз представлял себе подобное. Со своей первой аварии. Он воображал себе, что находится в таком состоянии, когда костлявая рука Смерти уже перетягивает его на свою сторону. И один раз даже протянул ей свою. В мыслях, конечно же. Но Пётр понимал, что не хотел бы быть обузой для своих родителей и каждый день видеть их угасающие взгляды на протяжении всего времени, что он будет сидеть на коляске. Конечно, можно подумать, что со временем все привыкнут, но… Пётр любит себя винить во всём. Не самая лучшая его черта характера.

Сделав определённые выводы, Павлов тяжело вздохнул, давая немой ответ на вопросы директора. Тот сразу его понял и сжал губы в тонкую линию.

– Не все готовы брать на себя подобный груз, понимаешь? И нельзя винить в этом людей. Если родители Лолиты сделали подобный вывод, это не значит, что они её не любят. Я даже думаю, что им это решение не далось так легко, как ты можешь подумать.

– И что мне? Принять это? Сдаться и настраивать себя на то, что она скоро умрёт? Что я останусь без неё?

– У меня есть хороший друг в этой больнице. Я могу поговорить с ним. Последнее слово всё равно идёт за врачами, как странно бы это не было. Если мне удастся его убедить в том, что в отключении аппарата ИВЛ нет необходимости, то Лолита останется жива.

В сердце юного психолога защемило, и приятная волна прошла по всему телу, расслабляя напряжённые мышцы. Слова Нильсена зажгли в Петре новую надежду, и почему-то после них он точно поверил, что Лолита проснётся. Обязательно проснётся! Он хотел расплакаться от облегчения, но солёный комок застыл в горле, отчего мужчина не мог ничего сказать. Только в конце поездки мягкое «спасибо» вылетело из уст Павлова. В этом слове не было столько эмоций, как в сияющих молодых глазах этого парня, на которого Роберт мог наконец-то посмотреть с прежней улыбкой. Чёрный автомобиль скрылся за многоэтажками города, и Пётр весь оставшийся вечер представлял, как фиалковые глаза вновь посмотрят на него.

4

Кайо и Мэрит выслушали Петра и уже около десяти минут стояли молча. В этот раз студент говорил всё спокойно и уверенно. Слова вылетали так легко, что родители Лолиты слушали его, будто околдованные. Чары подействовали благодаря утренней репетиции у зеркала в ванной комнате. Пётр никогда раньше так не делал, но решил, что этот случай требует серьёзной подготовки, которые дали свои плоды. Седеющая женщина громко вздохнула, давая понять окружающим, что слова мужчины не очень ей нравились.

– Доктор сказал, что есть шанс на то, что с ней всё будет в порядке, – продолжил Пётр, – Я буду за ней ухаживать, когда она проснётся. И если Лолита сама решит, что не может так жить дальше, то я позабочусь о её желании.

– Лучше сделать это, пока она БЕЗ сознания, – вставил своё слово глава семейства, стрельнув карими глазами, как стрелами, которые Павлов сразу ощутил.

– Один шанс. Почему вы так упорно пытаетесь игнорировать его?

– Потому что мы видели это, – уже с грустью начал своё откровение Кайо, – Мой отец умирал также. После инсульта он превратился в клетку с маленькой обезьянкой внутри. Его разум был заперт в его же теле, и я даже не знаю, было ли ему больно делать какие-то элементарные вещи? Дышать? Сидеть? Он молчал и смотрел своими намокшими от слёз глазами. Признаюсь, он был обузой для нашей семьи. С каждым днём он слышал всё больше ссор из-за него, хотя он ничего не делал. Вообще ничего. Просто сидел и ждал своего часа. Только повзрослев я стал понимать, что ему было не легче, чем нам. Именно поэтому я не хочу, чтобы подобное повторилось.

Мэрит Босстром сверлила ошарашенного Петра уставшим взглядом, передавая короткое послание: «Теперь-то тебе всё понятно? Поменял своё мнение?». Но даже подобная история не разрушила крепкую стену веры Павлова.

– Мне очень жаль, – искренне сказал он, – Но нельзя всё мерять по одному случаю.

Кайо закатил глаза и резко встал со своего места, чуть не уронив стул.

– Да сколько можно тебе повторять, чтобы до тебя дошло?!Мы только испортим ей жизнь! Ты изверг, если хочешь этого!

Женщина держала мужа за тонкую ткань рубашки, считая, что это удержит его от внезапного приступа злости и желания выразить свою агрессию. Пётр спокойно сидел на месте, разглядывая округлившиеся, налитые кровью глазные яблоки. Он, как и отчим Лолиты, сжимал кулаки до белых пятен на коже, но старался держать всё внутри. Устроить драку в коридоре больницы, где и без этого всегда происходит что-то не очень приятное, не лучшее решение. А что если сама Лолита видит это всё, находясь в бестелесной оболочке? Юный мужчина думал о чём угодно, стараясь пропускать мимо ушей оскорбительные слова Кайо. Но тот и не собирался останавливаться.

– Как ты мог не уследить за ней?! Если ты так рвёшься спасти её сейчас, то почему не спас тогда?!

– Именно поэтому, – ответил Пётр и перед глазами растекались кровавые пятна на чёрном кожаном кресле и блестящей панели салона машины, – Именно потому, что не смог спасти её тогда.

Глава семейства Босстром остыл после этих слов, но не убирал гневную гримасу с лица. Психолог почувствовал, как в груди образуется острый камень, рвущий мышцы горла. От боли к глазам подступали такие же острые кристаллики слёз. Пётр подскочил со скамьи и бросился к выходу. По пути его встречали образы Лолиты, Стефана и Селмы. Они стояли у стен, провожая убегающего мужчину сочувствующими и одновременно осуждающими взглядами. Их лица были изуродованы кровью и раскрытыми черепными коробками. Только Лолита почти не отличалась от обычной себя. Она старалась остановить убегающего Петра, но её неосязаемые тонкие пальцы не могли ни за что ухватиться. Павлов ощущал на своей спине, как тонкие прохладные потоки воздуха касаются его. Он не хотел никого видеть. Никого!

Вывалившись на улицу, где ветер сразу заморозил мокрое от слёз лицо Петра, мужчина громко и жадно задышал. В стенах этой больницы был отравленный воздух, как и вся атмосфера. Павлов схватился за живот, сдерживая дрожь. Воздух в лёгких клокотал, перед глазами всё становилось в чёрную точку, будто сломался старый телевизор. Психолог прижался к стене и медленно сполз по ней к холодным плитам. Он уставился на пустое голубое небо, читая про себя стихотворение.

«Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…».

– Мне понравилась ваша речь, – Лолита стояла перед ним в день его первого выступления, и её фиалковые глаза смотрели куда-то вглубь Петра, словно выискивая что-то, – Всё очень понятно и не заумно, как любят некоторые.

«Оттого что лес – моя колыбель, и могила лес…».

– Я всегда рассказываю о себе и хочу услышать что-нибудь о тебе, – в тот день Лолита сама пригласила его прогуляться и всю прогулку загадочно улыбалась, – Расскажи откуда ты?

«Оттого что я на земле стою –лишь одной ногой,

Оттого что я о тебе спою – как никто другой…».

– Хм, – фиалковые глаза сузились, и Лолита о чём-то задумалась, – Я могу тебе кое-что предложить. Как насчёт того, чтобы вместе тренироваться? По одиночке это скучное занятие. Думаю, вдвоём было бы веселее.

«Я тебя отвоюю у всех времён, у всех ночей,

У всех золотых знамён, у всех мечей…».

– Мои друзья пригласили нас к себе, – девушка сидела перед зеркалом, рассматривая себя с разных сторон, – Да, НАС. Поэтому ничего не знаю, мы идём вдвоём. Развеемся, отдохнём. Знакомства никогда лишними не будут.