Орешек с горчицей

Дурочка

Орешек № 6

Нам всегда будет казаться, что где-то и у кого-то лучше. Но если и меняться местами, то только с самой счастливой

и принимающей версией себя.

Тем летом мне было четырнадцать и была я дурочка.

Это когда ты кажешься себе самой умной.

Я стряхивала с ушей лапшу про «в молодости все хорошенькие, естественность – лучшее украшение девушки» и старательно подводила глаза черным фломастером. Потом штукатурила лицо тональником «Балет» и от души бетонировала волосы лаком.

– Опять намутолилась! – неслось мне вслед от мамы, но я уже топала по лестнице вниз, чтобы поскорее оказаться на улице. И там снова убедиться: миром правит красота. Только это совсем не твоя история.

Возвращалась домой, включала телевизор, а там, конечно, она. Из любой рекламы. Клаудиа Шиффер. Я закрывала глаза и мечтала поменяться с ней телом. Потому что тогда мир упадет к ногам и закрутится вокруг меня.

Глаза все равно приходилось открыть, и, как всегда, чуда не происходило. Я оставалась собой, серой мышкой. Глаза серые, и волосы русенькие. И нос картохой.

Ну может с телом еще как-то можно жить, но лицо. Совсем не Шиффер.

Через много лет я общалась с ним. Когда мне было четырнадцать, ему было чуть за двадцать, и он недавно вернулся из армии. Он работал неподалеку от нашего дома и был моим тайным поклонником. Тем летом он часто смотрел мне вслед, безумно расстраиваясь, какая я хорошенькая, и какая же я, блин, молодая. Статью могут влепить.

Мы ходили по одному маршруту, он плелся за несколько метров позади и прикидывал, сколько лет ему еще ждать, пока я вырасту. Почему-то он не замечал в упор, что я не Шиффер.

Не дождался.

И было еще много раз, когда я хотела поменяться своим телом с какой-нибудь красоткой. Например, когда мне было восемнадцать, а жопка выросла размером с тазик. А в моду пришли узкие брючки. И мой тазик совсем не органично в этих брючках смотрелся. И приходилось либо питаться одной травой, чтобы соответствовать, либо … тазик.

Или, когда я заработала себе проблемы с желудком и ничего не могла есть. И мне надо было сделать фото на документы, а на снимке отображалась почему-то черепушка от скелета, с грустными глазницами. И сочувствующие знакомые старательно пытались меня накормить, как бы между прочим намекая, что я чересчур стройна.

А сейчас? Хочу ли я поменяться телом с кем-нибудь сейчас?

Вот здесь бы и написать гордое «нет». Ну нет же, нет! Я же вся такая самодостаточная, себя люблю и принимаю. Но я хочу. Обратно, туда. В мои четырнадцать. Ну ладно, хорошо, не четырнадцать. Пусть двадцать. И даже пусть жопка будет как тазик. Но это же молодость.

Не надо моделей, не надо Шиффер. Никаких мисс вселенная не надо. Вот туда хочу, обратно, в свое. Только мозги и опыт сегодняшние с собой забрать.

Спуститься с лестницы вниз, выйти на улицу. И сказать себе:

– Ну ты и дууурочка. Вот же он, мир. Целый мир у твоих ног.

В голове пузырьки. Кока кола

Орешек № 7

Бывают такие штуки бесполезные. Всего и несут – дурацкую радость и пустоту в голове. Но иногда именно это и нужно. Обнулить свои мыслебродилки. Порою, чтобы подняться, не хватает самой малости – легких пузырьков и беспечных эмоций.

В моем далеком детстве колой и близко не пахло. Зато отлично пахло Дюшесом, Тархуном, Колокольчиком и моим любимым «Буратино».

Железные крышечки снимались открывашкой и в нос ударяло дурманящее шипение. С бульканьем наполнялся стакан. Пена. Холодная, колючая. Пьешь, газы щекочут нос, а из глаз слезы. Счастья, видимо.

Создателю газированной воды нужно поставить памятник, хотя может уже?

Сейчас я не нахожу той самой воды, но летом очень уважаю колу. За пузырьки и щекотание в носу. Моих детей не удивишь шоколадками, и сдачу в магазине они потратят с большим удовольствием на какой-нибудь шипучий напиток. Я не разбираюсь, что сейчас продают, но они отслеживают новинки. Регулярно в доме появляются всевозможные холодные чаи с новыми вкусами.

Все это ужасно вредно, но…Для меня они атрибут детского счастья.

Я помню летний жаркий день. Мне лет девять. Я обожала читать, и затерла до дыр все, что было в местной библиотеке.

В тот день кроме очередной порции книг, которые я несла оттуда, у меня с собой были в кармане пара мятых денежных бумажек. И я точно знала, что в соседний магазин завезли булочки с помадкой. Такие знаете, по шесть штук вместе склеенные, а сверху

Белая.

Тягучая.

Липкая.

Толстая.

Сахарная глазурь.

И разумеется, запивать эти булочки стоило непременно водой «Колокольчик».

И вот я несу все это богатство домой, рисую картину, как я сейчас буду читать свои книги, вприкуску со всем вот этим. Предвкушение, ммм. Ничто не могло его испортить.

Кроме глупейшего досадного обстоятельства. Уже в подъезде я поняла, что забыла ключи от дома.

И вот сижу я на грязных ступеньках в подъезде. Книги вот. Булочки вот. А газировку не откроешь. Радости нет. Вроде, ну вот оно все для счастья, в руках. Но, маленькая досадная мелочь. Обиднооо.

Это я сейчас такая вся мудрая. Надо радоваться тому что есть, да мы и из лимона сделаем лимонад. И вообще, ерунда какая.

Но, возьмем другой пример. Допустим, свидание твоей мечты с девушкой. Что для этого надо? Какие условия? Какой антураж? Париж с Эйфелевой башней? Белоснежная яхта? Ресторан у моря? Воздушный шар?

Да нее, сейчас скажут все. Для идеального свидания нужен ты, девушка и ваша обоюдная симпатия плюс настроение. То есть, вы оба должны хотеть друг с другом встречаться. А там все остальное вокруг – это уже мишура. С милым рай и в шалаше, и это правда.

Но если теперь сюда добавить какую-нибудь мелочь. К примеру, представь, что ты съел перед этим просроченный пирожок. Или полкило немытых слив. На несколько часов тебе будет точно не до девушки, хоть с Эйфелевой башней, хоть без.

Но вы люди взрослые, и вы перенесете свидание. Оно все равно состоится, пусть не сейчас. Просто вы знаете, что хоть и позже, но встретитесь.

А я сидела тогда на ступеньках, рассматривала мух в окне и думала. Меня к тому времени уже покусали философы, возможно из библиотечного архива. Я думала, как несправедлив мир. Я думала, почему я такая растеряха. День плохой, все плохо. Думала, что не могу пойти даже гулять, ведь не брошу же я чужие книги возле порога, а с собой таскать тяжело. И еще я думала, почему читать сейчас, в подъезде на коленках, не хочется? Я была очень глупеньким философом, и могла расстроиться из-за такой ерунды. Ведь подождать то надо всего какой-нибудь час. Вернется отец с работы, откроются двери.

Нальется газировка в стакан, пузырьки ударят в голову. И обнулят все твои печали. И недофилософа внутреннего тоже обнулят.

Так и произошло.

***

Я недавно загуглила, кто же ее придумал, газировку. И знаете, что мне выдала Википедия?

За чудесный напиток мы обязаны британцу Джозефу Присли. Это он ее придумал в 1767 году, и запатентовал, в 1833 году в США. Был он химиком, открыл свойства диоксида углерода.

Но самое забавное знаете что? Был он еще богословом и философом.

И тогда я поняла, почему я так люблю газировку. И откуда в ее пузырьках столько волшебства.

Порция

Орешек № 8

Нам всем отсыпано житейских благ и мудрости в разном количестве. И это только наша ответственность, как мы ими распорядимся. Но приумножать хорошее в себе и уменьшать лишнее всегда в наших силах.

На свадьбе жениху с невестой каравай несут. Откусывают. Невеста скромненько с краешку, а жених половину оттяпал. Гости галдят, смеются, а я думаю – не у всех же рот, как у Джулии Робертс. Что за несправедливость. Руками рви тогда, руками, дуреха. Борись за счастье.

В лагере в столовой вкусное пюре. Повар тетя Люба бухает его черпаком на тарелку. Раз ложка, раз ложка. Я всегда поражалась, как она на глаз точно может отмерять. Глаз алмаз, рука набита.

Пюре вкуснейшее, но я наедаюсь половиной порции. Однажды я попробовала вякнуть, что мне достаточно одного черпака, но тетя Люба большая высокая не услышала мой писк и вторая ложка хряпнулась обычным облаком в тарелку.

А за соседним столиком сидит Егор. Егор младше меня на год, а выше на полторы головы. Длинный и худой. У него очень быстро растущий организм. Я стала отдавать Егору свои полпорции. Ему как раз не хватало.

Порция – это много или мало?

Я прихожу в магазин и прошу мне взвесить маринованные крылышки.

– Сколько? – грозно вопрошает продавец. На словах «сколько» я всегда тушуюсь. У меня объемно-весовой кретинизм, мне сложно понять, допустим, в пакете один килограмм яблок или четыре. Поэтому я всегда руками в воздухе показываю – мне «вот столько».

Не всех продавцов устраивает. Устраивает торговца в ларьке «Овощи фрукты». На мои «вот столько» руками он своими ручищами начинает радостно грести фрукты тоннами.

– Все, все, хватит! – с ужасом говорю я, но начинать говорить надо было пару тонн назад. Потому что радостный торговец еще три раза переспрашивает: «Столько? Хватит?» и продолжает грести яблоки экскаваторным ковшом. Потом отгребает обратно, ведь мешок яблок мне точно не унести, но отгребает всегда более мелким совочком.

В следующий раз я отвечаю в граммах, а не в растопыренных ладошках.

А тут, где крылышки, женщине явно не улыбается отгребать назад. Ее не устраивают мои жесты для глухонемых.

– Сколько? – настойчиво вопрошает она и сводит брови. Брови сходятся не домиком, а домом правосудия районной администрации.

– Полкило, – тороплюсь сказать я хоть что-то. Примериваюсь – мало, много?

– Ну добавьте еще чуть-чуть.

У людей разные порции. Аппетиты разные. И укусы тоже разные. И это не всегда про еду. Про запросы и ожидания то же самое.

– Что это? – двумя пальцами брезгливо вертит бокал женщина с ярко-красным маникюром.

Это – пятнышко на бокале. Я бы, честно, не заметила. Ресторан полон сверкающих приборов, шикарных люстр и меня они ослепляют. Не до пальчиков.

Но женщина морщит нос и зовет официанта. Замените.

А я фотографирую мясо краба и тоже зову официанта. Мне еще. Краба. И вина.

Ну и там, где отвешивают человекам способностей – там тоже свои порции. Мне вот наглости недовесили. Уверенности в себе. И в груди объема.

Беда у них там с глазомером. Их бы к повару тете Любе на стажировку. Всем бы всего было поровну.

Пюс

Орешек № 9

– Мама, что такое пюс?

– Пюс? Я не знаю такое слово. Откуда ты взял?

– У папы в машине, когда едем, по радио поют «Европа Пюююс»

Саша, 3 года

***

В жизни бывают очевидные минусы и неопровержимые плюсы.

Но бывают такие … недоплюсы. Их точно можно назвать как раз-таки вот этим словом «пюс». Они кажутся, на первый взгляд, нелепыми, но из них точно можно собирать несомненную пользу.

Бывает, ты собираешься ехать в другой город на машине, и за три часа до отъезда она у тебя ломается, и ты уже совсем собрался расстроиться, а потом такой «Мама дорогая, так это же как мне повезло, что в дороге не навернулся».

Или, очень не хочется идти на какое-то мероприятие, и тут с утра бах – а у тебя температура, кости ломит и хвост отваливается. И ты вроде и помираешь, и тут же «Е-е-е, не нужно придумывать отмазки».

Плюс? Ну такой себе. Пюс, одним словом.

И я вот что-то задумалась, а ведь моя жизнь явно состоит из сплошных пюсов.

Однажды мне надо было расстаться с парнем, давно. Я не знала, как ему об этом сказать, и понимала, что любая причина будет звучать глупо и неубедительно. Меня мандражило и я два выходных дня проходила с трагическим лицом и скребущими кошками на душе.

И вдруг с утра в понедельник я получила от него смс, в котором он писал, что надо временно заморозить отношения, и это конечно временно, но очень-очень надо. Короче, написал такую ахинею, что мне было бы лично стыдно такое лепить, а ему вот нормально. Ну мужики, у них всегда все проще.

И вот я в ритме румбы с телефоном танцую полчаса, с души камень слетел.

А потом такая «Стоооп. А чего это он? Получается, это он меня послал, так отвратительно вежливо и неправдоподобно?»

Ну и, разумеется, обиделась, написала вслед стопятьсот гневных посланий, и пожалела, что не имею физической возможности долбануть калиткой, как я умею.

И очень сильно постаралась, чтобы он чувствовал себя виноватым. Ибо нефиг.

Поэтому, пюсы – они такие, они мне даже больше нравятся. Всегда можно повернуть под тем углом, под каким это нужно сейчас. Скребущуюся черную кошку найти в темной комнате нереально, так нарисуем белую.

И даже странно, что не я первая придумала такое нужное слово.

Лаборант

Орешек № 10

Не важно кто ты, главное, чтобы то, что ты делаешь, приносило пользу. Иногда это может быть польза для других, иногда польза в том, что ты радуешь самого себя. В любом случае любовь к жизни и своему делу – важная составляющая маленького большого счастья.

Когда ты маленький, то жизнь удивительна. Она шокирует тебя чередой бесконечных открытий. То вдруг выяснится, что облака из воздуха и ни фига ты на них не проедешь, будь хоть лошадкой, хоть ежом. То окажется, что сто – это не самое большое число в мире.

То узнаешь, что твои, как бы это, ну, в общем, все то, что получается после похода на горшок – оно может быть кому-то интересно в поликлинике. И там ждут от тебя это самое в стеклянной баночке.

Мы стояли с мамой в очереди к женщине в белом халате. Было забавно. Ребенок я был странный, всяких там уколов и кровь из пальца не боялась. Очередь из взрослых людей меня невероятно веселила. Ведь все несли с собой (как же это смешно, мама!) какашки.

Взрослые скучные, да еще и зануды. Почему-то мама на меня цыкала и хихикать не разрешала.

Но еще у меня была старшая сестра, благодаря которой эрудиция возрастала со скоростью света и в этот же день был выдан подробный расклад, для чего это все. Оказалось, что по нашим вот этим штукам можно узнать, болеешь ты или здоров. Это, конечно, любопытно, но тогда же я приняла решение, что ни-ког-да не буду работать на такой работе. Это же надо, рассматривать в пробирках чужое добро!

Прошло немного лет, я училась в классе третьем. А меня тогда жизнь немножко помотала по больничным стационарам. Смартфонов-интернетов не было. Да что там, телевизор-то был один на все отделение. Поэтому, за две-три недели пребывания в больничных стенах мы успевали изучить все, что внутри этих стен находилось. И людей, и надписи на потолке, и разные больничные штуковины.

Счастливчикам перепадали колбочки от пилюль и силиконовые трубки от капельниц. Из них можно было делать поделки, ну кто умел, конечно. А тем, кто не умел, просто можно было играть в докторов и операции.

Однажды соседка по палате принесла трофеи, которым позавидовали все местные пациенты. Какие-то пробирки, колбы и разные стеклышки. Соседка была ужасно взрослая, лет ей было целых четырнадцать. Видимо поэтому ей доверили такое богатство, которое вообще-то детям не дают, так как стекло, режущее и все такое. Она на нас, малышню, шикнула и милостиво разрешила только посмотреть, руками не трогать.

На вопрос “откуда и почему” выяснилось, что у нее тетя – врач-лаборант. А на мое предложение «Давай сходим к твоей тете в лабораторию и посмотрим, как она работает. Ну че ты, ты же племянница, тебе точно разрешат», девочка важно ответила, что туда не пускают. Никого. Потому что там все очень строго и стерильно. И это очень важно, соблюдать чистоту и никого не допускать близко. Как в операционную. Потому что от того, как и что наколдуют лаборанты, будет поставлен правильный диагноз. И нас вылечат.

И это было сказано так, что для меня стало абсолютно понятно: лаборант – самый важный человек в этих стенах.

И через несколько дней у меня взяли кровь. И доктор приходил на обход. А я все время помнила о том, что где-то там через несколько коридоров отсюда есть врач-лаборант. И если он хорошо выполнит свою работу, то возможно уже завтра меня выпишут. В том, что я здорова, я не сомневалась. Меня же две недели лечили, чувствовала я себя прекрасно. Но вот эти бумажки у врача на столе, анализы. От них зависело все.

По коридорам ходил персонал. Врачи, медсестры. Заведующий поликлиникой. Санитары, уборщики. Кухонные работники. В каждом белом халате мог идти лаборант. Только я не знала его в лицо. Доктора знала, медсестер знала. А его нет. И от этого непростая профессия казалась еще загадочнее и значительнее.

И на следующий день меня выписали. Разрешили еще две недели пропустить школу. Я рисовала в тетради ручкой ученых-биологов с пробирками и колбами, колдующих над разными веществами и проводящих какие-нибудь наичудеснейшие опыты. И, конечно, играла в доктора. И в лаборанта.

Потом я еще выросла и стала понимать, что никто не важнее. Все важны. Просто у каждого своя задача. Но на любом участке, где бы ты не находился, какое бы звено не занимал, от тебя может зависеть многое.

И, может, где-то есть кто-то, кто без твоей работы прямо сейчас не может жить. И потому ее надо выполнять качественно. Кем бы ты ни был. Даже если мало кто знает тебя в лицо.

Стерильность

Орешек № 11

Чтобы написать новое – надо стереть старое. Но совсем и навсегда стереть не получится. Твой опыт – богатство. Оставляй на страницах жизни только те записи, которые будешь перечитывать с радостью и удовольствием.

Бывает, на фуршет приходишь. Стол накрыт торжественно. Красота, что притронуться боязно.

Никто и не притрагивается. Все ждут, пока кто-нибудь другой на красоту не посягнет.

Ну а там уж и остальные налетают. Ведь там, где уже кто-то наследил, пройти не страшно.

В школе уборщица со шваброй – жуткое воспоминание. Вот ты опоздал и по свежевымытому полу да в уличных ботинках с прилипшей октябрьской грязью хотел прошмыгнуть в кабинет, по-тихому.

– УУУУ хулиганье, – несется грозное сзади.

Только не оглядывайся! Там хмурая баба Нюра с мокрой тряпкой. Но не так страшна баба Нюра, как опустить глаза на этот дивный чистый пол, посреди которого отпечатались следы. Твои следы. Только твои. Больше ничьих нет.

И вселенское чувство вины заполняет тебя изнутри, поднимаясь от желудка до самой макушки. Как жить-то теперь после этого? Как жить? Такая чистота была. А ты, как вандал, взял и наследил.

Дома так же. Чаще всего, правда, дома «бардачок». Я его не люблю, но надолго сохранять порядок не получается. Но, если ты пришел и там чистота чистая, то и проходить страшно. Слишком свеж еще образ бабы Нюры.

А если ты уже тут тапки скинул, тут рубашку на стул, то вроде можно расслабиться. Мне даже понятны мужчины с носками на полу. Раскидал – считай пометил. Мое, я дома, отдыхаем.

Я все детство была близорукая. Очки мне выписали в третьем классе. Потом они с минус полтора скатились до минус четыре. И с минус четыре я и проживала лучшие годы своей жизни, старшие классы и студенчество. И очки я, в основном, не носила. Мне было стремно быть очкариком.

Кроме того, что можно не здороваться с тем, с кем не хочешь, и у тебя для этого всегда есть весомый аргумент «яжслепая», есть еще один плюс у близорукости. Ты не замечаешь грязь. Даже когда она у тебя дома.

Очки я носила очень редко, поэтому было всегда мне чисто. А потом я вышла замуж, и муж мне подарил операцию на глаза. И я стала видеть без очков. Слишком много видеть.

Грязь выскакивала на меня изо всех углов и злобно хихикала. Пыль появлялась быстрее, чем я заканчивала ее протирать, и на полу вырастали горы мусора. Это же каков масштаб, жить много лет в иллюзии чистоты, а потом хопа и в один момент прозреть.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.