Ход Вивисектора

Влетев на палубу и кивнув капитану, которого Дион уже видел до этого, парень спустился в трюм. Тотчас на него устремились несколько пар глаз, в которых отражались эмоции, варьирующиеся от злобы и негодования до безразличия и лёгкой неприязни. Лишь его брат поглядел на него без всякой явной мысли. Взгляд Нокта был рассеян, будто юноша смотрел в пустоту.

– Ну, наконец-то! – первая возвестила Асити, подчеркнув общее чувство собравшихся. – Я думала, ты решил остаться в городе! Конечно, кому же захочется спускаться на землю, когда есть дворец. Правда?

– Правда, – совершенно наивно, не ощутив злой насмешки, ответил Дион. Тут можно было ждать смеха, грубых шуток, оскорблений, но внезапно все застыли в удивлении. Даже Асити, ожидавшая хоть какого-то отпора, словно парализованная, замолкла.

– Что вы его слушаете?! Он вышел от Фреома, где его, наверняка, мучили нравоучениями, он бежал до корабля и, видимо, вымотался. Не придавайте его глупостям большого значения, – вдруг, как ни в чём не бывало, рассмеялся Нокт, с неподдельной веселостью разглядывая фаратри. Те долго сидели, словно окаменев, но позже пришли в себя и, действительно, позабыли о неосторожном ответе Диона. Смех Нокта развеял их внутренний гнев.

Почувствовав, что тучи прошли стороной, русоволосый юноша сел рядом с братом; его сумка стояла здесь же.

Когда корабль поднялся в воздух и начал отчаливать от пристани, разговор в трюме завязался снова. На этот раз это была пустая болтовня, разжигаемая преимущественно Асити и ещё несколькими фаратри, которыми она негласно руководила. В это время, когда множество голосов превратили внутренность корабля в грохочущую утробу, Нокт, обращаясь к Диону, сказал:

«Я помог тебе, но дальше этого делать я не смогу. Если будешь глупить, тебя не спасёт даже Фреом. Ты фаратри, а значит, и веди себя подобающе. Ты понял?»

В ответ Дион повернулся к брату и едва заметно улыбнулся, будто говоря, что его наставления бессмысленны.

Русоволосый юноша давно понял, что его жизнь не соответствует нормам жизни крылатого народа, что он, рождённый на небе, как и все, тем не менее, отличается от собратьев, хотя и не желает этого. Одиночество, ореол которого уже как два года окружил парня, приносил ему боль, но боль эта была болью развивающейся души, становящейся сильнее от трудностей, преподносимых внешним миром. Никто в окружении Диона не видел этого роста, а сам юноша принимал его за недуг, а оттого боялся.

Оглядев брата, Нокт махнул рукой и отвернулся. К нему вернулась задумчивость, и туманный образ снова начал всплывать на задворках сознания.

Корабль отчалил от пристани и теперь медленно спускался, мелькая среди облачных крепостей. Ещё пара часов и он окажется на земле и выпустит из своей утробы двадцать молодых птах, чей жизненный путь только что начался всерьёз. Каждый из фаратри, сидящих в трюме, ощущал это весьма остро. Наверное, оттого и разговор их был весел и непринуждён, ведь перед лицом страшных трудностей разумным существам свойственно искать убежища в пустых и лёгких мыслях.

Асити Крадл продолжала смеяться, и её смеху вторили остальные…

Эта девушка, обладающая выдающейся внешностью и острым языком, была негласным лидером фаратри, сразу после Нокта. Её прельщала власть, пусть и невидимая, она питала непомерное самолюбие и заставляла девушку всеми способами сохранять её. Был ли это смех, или серьёзные речи, задорный нрав или философская задумчивость – для Асити подходили любые методы. Один раз решив, что она достойна высшего положения, Крадл медленно, но верно начала продвигаться вверх. Это было заметно на занятиях в Академии, тренировках, беседах, словом, везде, где могло быть целесообразно. В лёгких намёках, повиновении, приятных подобострастных улыбках и прочем явно сквозил единый честолюбивый мотив. Но так Асити обращалась лишь с теми, кто был ей полезен, к иным она относилась иначе.

Неизвестно почему, с раннего детства Крадл решила, что олицетворяет идеал, пусть не абсолютное совершенство, но что-то очень близкое к нему. Сыграл ли в этом роль тот факт, что Асити была единственным ребёнком в семье, или сказался природный нарциссизм, но суть в том, что девушка считала себя существом особенным и даже привилегированным (назовём это так). Потому, тех, кто не мог ей помочь или же просто отличался от неё, Асити искренне презирала. Все, кто в её затуманенном разуме назывался «ненорма», по представлению девушки были достойны лишь надменной жалости.

Разумеется, открыто по этому поводу Асити не высказывалась, ведь это могло помешать продвижению по пути к заветной цели. Но взамен скрытности, все её действия строго коррелировали с принятыми установками, что как нельзя лучше разоблачало внутренний мир Крадл.

2 глава – Плеорим

День был в разгаре. Солнце висело в зените, вдавливая в землю самую малую тень, а облака, двигаясь в танце, понятном лишь им, погружали целые острова земли в полумрак.

Деревья шумели на ветру, и опушка хвойного леса, будто толпа людей навеселе, раскачивались из стороны в сторону. Их крепкие стволы источали аромат сырости и смолы. Птицы копошились в ветвях, непрестанно раздавался их щебет, и у самой земли, в цветах и жёлтых травах, жужжали мелкие насекомые. На первый взгляд, более крупных животных здесь не было, но стоило лишь войти в лоно леса и погулять под его сводами, чтобы понять всю бессмысленность поверхностного анализа.

В траве и на песчаных тропинках грелись ящерицы, где было более влажно, обитали наземные лягушки, в глубине леса паслись олени, а на деревьях помимо птиц жили белки и бурундуки. Каждая деталь этих мест – леса и соседней, рядом лежащей равнины Кастарнид, из земли которой в некоторых местах выпирали каменные пики – говорила о нетронутости цивилизацией. Рядом не было ни одного людского поселения, песчаные тропы по краям заросли травой, и естественный хаос, именуемый природным балансом, правил здесь почти безраздельно. Единственное, что напоминало о присутствии фаратри – гигантская тень от небесной столицы, то и дело наплывающая на землю, и несколько заброшенных шахт, входы в которые чёрными дырами зияли среди редких каменных глыб.

Корабль приземлился посредине душистого луга, примяв днищем желтые и зелёные травы. Рой насекомых – комаров, мушек, бабочек и пестрянок – немедленно взвился в воздух и окружил металлическую машину.

После посадки прошла минута. Затем ещё одна и ещё.

Всё оставалось неизменным, будто корабль оказался на земле просто так, без причины. Слабый ветерок продолжал покачивать ветви деревьев, птицы по-прежнему пели, а солнце жгло землю, нагревая воздух и заставляя тенелюбивых животных забираться в тёмные закоулки подземных пещер. Так продолжалось около десяти минут, но вот на палубе раздались шаги и непродолжительная возня. Затем зазвучали голоса: одни из них были наполнены восторгом, другие – подозрительностью и недовольством.

Наконец, с борта корабля выдвинулся неширокий трап, и молодые фаратри, облачённые в самые разные одежды, начали спускаться. Для каждого из них (кроме Диона) это было впервые, и реакция их была бурной. Кто-то улыбался и разговаривал, кто-то задумчиво брёл, рассматривая новый мир, кто-то ворчал, чувствуя, как сумки тянут его к земле.

Первым по неписаному правилу шёл Нокт, за ним следовали остальные. Дион двигался в хвосте, силясь описать самому себе испытываемые в данный миг чувства.

«Ну, чтож, – думал он, – С одной стороны, всё здесь по-прежнему прекрасно. Ничуть не хуже, чем в парках, впрочем, в людских поселениях не так хорошо. А с другой – есть в этой ситуации что-то тревожное, неестественное. Что нам делать здесь? Мы толпа, конечно, мы выживем, но…» – на этом «но» мысль юноши оборвалась и осталась незавершённой. Всю дорогу, пока Нокт выбирал место для ночлега, Дион пытался понять, что же скрывается там, за гранью оборванного размышления. В итоге, когда группа, превратившись из колонны в разронянную толпу, подчиняющуюся лишь порывам молодости, проходила рядом с каменными глыбами, Дион понял причину своих сомнений.

«Страх, – сказал он себе, – Неясный, но весьма ощутимый страх». На этом его терзания кончились – все остановились.

– Вот, – сказал Нокт, указывая ладонью на песчаную поляну, скрытую в тени гигантского, обтёсанного ветром, валуна. – Здесь мы построим наш первый лагерь. Все согласны?

– Да, – отозвался фаратри, имя которого было Энен. – Неплохо. На могилу похоже.

– Кто бы сомневался, – рассмеялась Асити. – Чтобы Энену что-то понравилось, нужно чтобы небо утонуло в огне, и твердь земная провалилась в бездну!

– Глупости говоришь, – отозвался осмеянный юноша. – Только дуракам всё нравится! Разумные думают, прежде чем делать.

– Я подумал, – усмехнулся Нокт, ища глазами в толпе брата. – Здесь мы будем защищены от ветра, дождя и от надоедливых насекомых.

– И змеи не заползут в наши жилища. Их больше привлекает тень, – на этот раз вставила какая-то девица, длинные волосы которой были заплетены в тонкие косички.

– Брось, – усмехнулся Энен, чувствуя, как серые перья на его крыльях треплет легкий ветерок.

Это было приятное чувство, и юноша вскоре перестал возражать, препоручив споры более активной Асити. Девушка тоже возражала недолго, все её доводы разбивались об аргументы Нокта. В итоге было решено – делать привал у гигантского валуна.

– Итак, сейчас главное, как можно скорее соорудить временное жилище. Идите в лес и наберите веток, камней и мха. Из них мы будем строить наш небольшой город, – встав в центре песчаной площадки так, чтобы его видели, распорядился Нокт. Теперь фаратри слушали его внимательно, и никому не приходило в голову спорить.

– Все всё поняли? – через минуту закончив инструкцию, спросил юноша. Ответом послужили кивки и одобрительный гул. Вскоре фаратри удалились по направлению к лесной опушке и, оказавшись среди деревьев, трав и кустарников, разбрелись в разные стороны.

Первое время они, действительно, имели право работать сообща, чтобы привыкнуть к новому месту. Однако позже, по прошествии двух месяцев жизни на земле, небесные существа должны были расстаться, построить дома в отдалении друг от друга и действовать самостоятельно. Таковы были правила испытания, и хотя за ними никто не следил, каждый из фаратри строго следовал им.

Когда все разошлись, Нокт, оставшийся один у валуна, принялся за планировку жилых мест. Рядом с камнем, огромным настолько, что одну из его сторон можно было сделать внутренней стеной для некоторых шалашей, Нокт начал расчерчивать на песке жилые зоны, попутно их подписывая. Каждому из фаратри он отвёл равную площадь, не забыв и о себе и внутреннем дворике. Закончив, юноша хотел было тоже пойти в лес за строительными материалами, но вдруг передумал и сел на песок. Вновь перед ним пронёсся невнятный образ, и парень вздрогнул. Мотнув головой, чтобы прогнать видение, он напряжённо вздохнул.

Его мысли по-прежнему крутились вокруг устройства новой жизни, и это помогло ему сохранить самообладание.

Нокт принадлежал к числу людей практичных, то есть обладающих качествами, полезными в жизни. Вместе с этим у него было то, что называлось чутьём или проницательностью, ставящей его выше остальных практиков, полагающихся на сухие факты. Несмотря на это, он, как и многие из его породы, боялся необъяснимого, не верил в мистику и всюду искал рациональное объяснение. Это помогало ему порой доходить в размышлениях, к которым он был склонен, до весьма интересных заключений. Правда, их он предпочитал держать при себе.

Многие из них касались власти, ведь почти все в небесном городе – политики и жители – были уверены, что он станет новым правителем, и Нокт не возражал. Не удивительно, что именно его народ прочил на место дяди. Ещё бы! Юноша был старшим племянником Фреома – молодой и сильный, с ясной головой и деловой хваткой. Кроме того, в этой душе с остальными вполне положительными чертами уживалась строптивость, которая, если не возведена в абсолют, способна привлекать.

Не отрицая всеобщего мнения, но внешне выражая пренебрежительность к власти, Нокт пытался выглядеть независимым. Однако, каждое его слово и действие настолько изобличало полную готовность сесть на трон, что в итоге все начали относиться к поведению юноши, как к «ломанию молодой недотроги». Такой исход взбесил Нокта, его тщеславие было задето, но ничего менять он не стал. Гордость взяла верх, и парень продолжал играть избранную роль, пусть и фальшиво.

Живя и вращаясь в высших кругах, в цепи размышлений черноволосый фаратри вскоре коснулся мыслью и брата, который пусть ничего не говорил прилюдно о своём отношении к власти, но периодически доказывал поступками, что трон для него подобен чумной гробнице.

Горожане говорили о нём со страхом, люди на земле боготворили. Они не забыли его первое пришествие и вспоминали о нём, едва сдерживая восторг. Когда же речь касалась любви Диона к смертной женщине, даже самые крепкие сердца порой обливались слезами. Все знали эту историю, и если на небесах она вселяла ужас, то на земле производила эффект лекарства.

Стоит отметить, что «людской вопрос» стоял во время повествования весьма остро. Мир между небом и землёй держался около века, однако у Дэма не было уверенности в том, что люди не начнут сопротивляться. В этом случае Дион с его человеколюбием мог послужить гарантом спокойствия и процветания двух соседствующих рас. Нокт понимал это, и оттого иногда смотрел на наивное поведение брата, как на самую продуманную хитрость. В душе черноволосого фаратри порой просыпалась злоба. Гнев и честолюбие, приправленные практичностью и чутьём – страшное сочетание, особенно если им обладает человек с нечестивыми мыслями. Временами, идя у них на поводу, Нокт был близок к подлости, но всегда успевал остановиться, напоминая себе, что младший брат ещё совсем дитя и драться с ним за трон, всё равно, что рушить детские грёзы о волшебных краях.

И хотя могло показаться, что в Дионе Нокт видел соперника и наивного глупца, это было не так. Черноволосый фаратри относился к брату с теплом родного человека. Когда этого требовала ситуация, он помогал ему, а в остальное время безмолвно находился рядом.

Удивительно, но идеи братьев в чём-то соприкасались. Нокт тоже не видел ничего ужасного в любви к людям, даже наоборот – называл её полезною. Правда, по его разумению, эта польза состояла только в политическом равновесии, а не в совершенном равноправии человека и фаратри. Дион же не задумывался об общественном значении его поступков, а отдавался людям всем сердцем, забывая о небесной жизни, её суете, наслаждениях и праздности.

Солнце медленно сходило с наивысшей точки. Прошёл час с того момента, когда фаратри ушли в лес. Вскоре они начали возвращаться.

Первым в лагерь вернулся Дион, неся в руках и в одном мешке так много палок, веток и мха, что Нокт, оторванный от размышлений, сначала не разглядел брата за всем этим. Когда строительные материалы рухнули на песок, и черноволосый юноша увидел Диона, он рассмеялся.

– Зачем ты принёс столько? Дворец решил отстроить? Здесь не хватает только булыжников для закладки фундамента! – весело восклицал Нокт.

– Булыжников? – удивлённо переспросил Дион. – Я совершенно о них забыл. Мне вернуться?

– Я же смеюсь над тобой, – не переставая улыбаться, его брат покачал головой. – Ты притащил так много веток, что я думаю, тебе одному будет многовато!

– Здесь не всё моё, – ответил Дион, разглядывая на песке зоны жилых мест. – Я заметил, что ты остался и принёс веток для тебя.

– Я думаю, и так найдётся много охотников, – склонившись над принесённой кучей, ответил Нокт. Он осматривал ветки, мох и находил их весьма хорошими для постройки крыши и покрытия постели. Оглянувшись на валун в центре песчаной площади, черноволосый фаратри представил общий вид конструкции и остался доволен. Толстые палки можно было воткнуть в песок и образовать наружные стены. От них перекинуть более гибкие ветви к поверхности валуна и закрыть крышу листьями. Всё это нарисовалось в воображении Нокта так ясно, что он даже едва заметно улыбнулся. Дион подошёл к камню и сел рядом, расправив крылья и подставив их солнцу.

– Ты представляешь, как мы будем здесь жить? – вдруг спросил черноволосый фаратри, оглянувшись. Его брат кивнул.

– Хорошо. Просто не хочу, чтобы ты был помехой, – вдруг строго, с оттенком злобы, бросил Нокт. Дион про себя усмехнулся. Он знал, что к нему относятся пренебрежительно, и оттого придумывают всевозможные оскорбления, маскируя их под заботу об общем деле.

– Я слышу это сегодня уже третий раз, но не думал, что и ты будешь среди этих глупцов. Они слепы, раз не видят, что на земле я чувствую себя гораздо лучше, чем в городе, – сощурившись и с наслаждением разминая крылья, чуть слышно проговорил Дион.

– Быть может, мы правы? Или ты, действительно, виноват в том, что о тебе думают в подобном духе, – отозвался он.

– Как бы там ни было, жестокость задевает меня. Я понимаю, что в этом ваша цель и состоит, но несправедливость подобна болезни, и вы больны.

– Раз так, то можешь возвращаться назад. Слушай, когда говорят правду и помалкивай, – внезапно разозлившись, громко произнёс Нокт. Сейчас в его душе вновь схлестнулись противоречивые чувства: тщеславие порождало гнев, но голос разума подсказывал, остановиться. Грубость уже сорвалась с уст фаратри, и тот стыдливо замолк. Внезапный порыв был ужасен.

– Я буду молчать. Извини, – кротко промолвил Дион, встав с места. – Я сказал это, потому что от тебя такие слова, причиняют боль. Остальные мне безразличны.

– Выбирай место для жилья, – вдруг отозвался Нокт, потупившись.

– Но ведь ты всё уже распределил, – удивлённо молвил Дион.

– Плевать. Выбирай…

– Нокт…

– Я сказал, выбирай. Это просто: оглядись и найди место, где бы тебе хотелось жить следующие два месяца.

– Неважно, – быстро ответил Дион, будто увидев, что Нокт, борется с собой. Его брат закрыл глаза. Туманный образ, словно бельмо, мелькал в глазах. Немедленно развернувшись, парень прошептал:

«Хорошо, как хочешь. Я сам выберу для тебя место, только прошу, не думай, что я буду отвечать за тебя!»

– Кажется, для этого я не подавал поводов, – заметил Дион, одновременно умилённый и задетый новой грубостью брата.

Вскоре в лагерь вернулись остальные. После недолгого совещания было принято решение устроить охоту на оленей завтра днём, сегодня же – заняться постройкой шалашей. Каждый из двадцати фаратри уже обзавёлся строительными материалами, теперь крылатым существам предстояло лишь занять места и начать постройку. Нокт изложил своё видение будущего устройства лагеря, и, выдержав лёгкую корректировку, его идеи были утверждены как обязательный план. Работа закипела.

Сначала каждый приступил к постройке стен. Некоторые особенно практичные фаратри, в числе которых был и Нокт, порекомендовали обмазать уже установленные опоры глиной, чтобы сделать их устойчивее. Так и сделали. Шаг за шагом, час за часом, на пустынном месте у валуна выросло целое поселение, состоящее из маленьких домиков, поместиться в одном из которых могли двое фаратри с прижатыми к спине крыльями.

Когда работа была завершена, солнце уже склонялось к горизонту, и тень от самого маленького камушка вытягивалась в длинную полосу. Нокт оглядывал общий результат и не видел причин для недовольства. Даже Дион, который прежде не отличался в практических делах, сейчас соорудил свой дом вполне сносно.

Походив между только что возведёнными шалашами, черноволосый фаратри, наконец, произнёс фразу, знаменуемую финал первых суток на земле:

«Трудовой день завершён».

Пусть это прозвучало слишком надуманно, то есть так показалось почти всем, но Нокт сказал это без какой-либо возвышенной интонации, а напротив – просто и спокойно, как говорят о совершившемся факте.

– А сейчас начинается разгульная ночь! – вдруг вставила Асити, и Нокт покривился, словно от зубной боли.

– Поясни, – потребовал он, предчувствуя, что в голове девушки созрела мысль, скорее всего, глупая и дерзкая.

– О, поглядите на нашего лидера! Он уже готов съесть меня за одно неосторожное слово. Под фразой «разгульная ночь» я подразумевала небольшие посиделки вокруг костра, и не более того. Надеюсь, ты не запретишь нам поговорить, пошутить, посмеяться, в конце концов. Мы не можем быть такими, как Дион, который чувствует себя прекрасно и в гордом одиночестве. Нет! Мы не такие зануды! – вскричала Асити, в продолжение своих слов поглядывая то на Нокта, то на остальных. Дион стоял в стороне и спокойно слушал. Когда девушка замолчала, он ответил:

«Так вышло, что на этот год все мы скованы одной цепью. За это время я думаю, вы узнаете меня лучше. Ты, Асити, судишь обо мне понаслышке, а оттого порой говоришь обидные слова. Чтобы ты поняла меня, сегодня я присоединюсь к вашим, как ты выразилась, посиделкам».

– Вот и отлично! – воскликнула девушка.

На этом собрание кончилось. Асити пошла в свой шалаш, остальные фаратри, образовав небольшие группы, разошлись на несколько метров от валуна.

– Будь осторожен сегодня, – вдруг промолвил Нокт, разглядев в глазах Асити не только внезапную весёлость, но и искру злого умысла, которая при правильном обращении могла погубить кого угодно. Дион взглянул на брата и ничего не ответил. Его занимали такие же мысли, но в отличие от Нокта, русоволосый юноша не испытывал страха.

«Будь, что будет», – мысленно проговорил он.

Тем временем, на помрачневшем небе зажглись россыпи белых звёзд. Ветерок, который дул сегодня, вскоре исчез. Полевые травы, в некоторых местах достигая невероятной длины, неподвижными стенами окружили поселение фаратри. Луна, бывшая днём лишь белесым призраком, теперь сияла среди звёзд.

Где-то в лесу иногда ухал филин, и в одиночестве чиркала неизвестная упорная птичка…

Костёр развели уже в темноте. Груда сухих веток, за день нагретых солнцем, теперь трещала и искрилась, подпитывая оранжевые языки пламени. Прошло четверть часа, и вокруг снова начали собираться фаратри, которые нынешним утром стояли на площади города Дэма в белых плащах.

Разговор завязался сам собой, со временем.

Слова, закручиваясь в незамысловатые фразы, перелетали с одних уст на другие, поддерживая приятную атмосферу. Говорили обо всём: о годе испытаний, трудностях жизни и завтрашней охоте. Последняя тема в продолжение вечера стала пользоваться особенной популярностью. Все знали, запасов, привезённых с собой, хватит всего на пару дней, а значит, добывать пищу самостоятельно нужно начинать как можно раньше.

Юноши готовились продемонстрировать свои охотничьи навыки, девушки не отставали и тоже рассчитывали принести в свои домики отличную добычу.

– Не знаю, кто будет первым, но, во всяком случае, я обгоню тебя, Нокт, можешь не сомневаться! – вдруг воскликнул широкоплечий парень с короткими курчавыми волосами. Его звали Наил.

– Если тебе так принципиально, можешь забирать себе первого оленя. Я заберу первого кабана, – усмехнулся Нокт.

– Поглядим, – вдруг помрачнев, отозвался курчавый.

Все засмеялись. Наконец, из шалаша вышла припозднившаяся Асити, одетая максимально развязно. Думаю, нет смысла описывать её одеяние. Читатель с богатым воображением в наше время повсеместной пошлости может без особого труда всё представить сам. Итак, она вышла, босая подошла к костру и расправила бурые крылья.

– Все в сборе, – весело заметила Асити, садясь на песок рядом с Ноктом, теперь разглядывавшим пламя костра. – Я так и знала, что опоздаю. Ну, ничего! Я здесь, и можно начинать!

– Что начинать? – спросил Нокт. Его предчувствие посылало тревожные сигналы.

– Разумеется, знакомство! Моё знакомство с твоим братом. Как оказалось, я его совершенно не знаю, а вроде вижу каждый день уже как десять лет! Это надо исправлять! – рассмеялась Асити. В её безобидных словах, приправленных весёлостью, не было ничего ужасного, однако Нокт явно услышал следующее:

«Я покажу всем, каков твой братец! И не вздумай мне мешать, иначе я оспорю и твои негласные права!»

Будто увидев воскресшего покойника, черноволосый юноша со страхом взглянул на девушку.

– Пожалуй, начнём! – деловито промолвила Асити и уселась в общий круг так, чтобы быть напротив Диона.

– Каждый из нас знает, о твоей привязанности к людям. Но никто не подозревает, почему ты их так любишь. Может быть, расскажешь? – с невинным выражением лица спросила девушка, сделав знак рукой, чтобы все замолчали. Черноволосый юноша огляделся, будто растерявшись, но через секунду заговорил вполне уверенно.

– Они не хуже нас. Как бы вас это ни возмущало, но человек стоит не ниже фаратри, нет. Его развитие идёт параллельно нашему, и так было всегда. Я же уверен, что в некоторых аспектах люди нас даже обгоняют…

– Смелое заявление, – вдруг не выдержала Асити, однако спохватившись, замолчала, чтобы дать Диону договорить. Но тот более не проронил ни слова.