Фарфоровый чайник в небе

– Дорого они стоят?

– Бешеные деньги! – расширив глаза, сказала Эля. – Это же штучный товар, понимать надо! Сейчас он четыре куклы, которые увёз с собой, продаст заказчикам – пото́м съездит отдохнуть на какой-нибудь фешенебельный курорт и год-другой может здесь жить припеваючи, шиковать на полную катушку. Но он не шикует, а всё работает.

– А разговаривать они умеют? – спросил я Эльвиру, снова кивнув на кукол.

– Когда на зарядке, как сейчас, – точно нет! Я пробовала – не отвечают. А уж когда электрополе с них снимут, думаю, что да. Он же в них специальную программу вставляет – всякие-разные чипы: так что и кричат, и стонут, как захочешь, и разговаривают, сколько пожелаешь. – Она немного помолчала и добавила с усмешкой: – Неужели ты думаешь, что если бы эти куклы можно было трогать, я бы тебя сюда привела?

– Эти двое, – в свою очередь сказал я, кивнув на лысого пузана и дядьку рядом с ним, – какие-то слишком напряжённые в отличие от остальных…

– Ещё бы! – ответила Эльвира и снова рассмеялась: – Их оригиналы сейчас наверняка с охранниками ходят, а эти здесь голые и сирые на табуретках сидят!

Я всё ещё никак не мог прийти в себя от увиденного и пялился как сумасшедший в основном на голых баб.

– Ладно, – сказала Эля, – мне домой пора. Мы здесь работаем через сутки, так что завтра меня не будет, появлюсь только в четверг. Если следующую ночь тоже решишь спать здесь – готовь деньги, на халяву не прокатит.

– Конечно, отдам, не волнуйся, – ответил я. – А хочешь, оставайся со мной.

– Нет-нет, мне сегодня обязательно нужно домой, надо ещё до города доехать, а вот после следующей смены… Ты когда уезжаешь?

– Обратные билеты у меня на пятницу. Опять на прицепной вагон, – сказал я. – Нужно будет ещё что-то с документами решать. Кстати, в четверг меня здесь будут награждать как лауреата конкурса, – вспомнил я. – Будет как раз твоя смена, давай отпразднуем?

– Хорошо. С четверга на пятницу я смогу остаться.

Она положила на барную стойку ключ от двери и попрощалась:

– Будешь выходить – обязательно запирай дверь. Обязательно! И ни в коем случае никого сюда не приводи и ничего здесь не трогай! А то оба вляпаемся в историю. И – готовь деньги!

– Замётано! – ответил я, уже чувствуя, что опять валюсь с ног. – Хочешь коньячку на посошок?

– Нет, мне надо ещё до дому доехать. Ложись спать, у меня есть запасной ключ, я закрою.

Сказав это, Эля вышла и заперла за собой дверь.

Я подошёл к барной стойке, выпил рюмку коньяка и кое-как доковылял до дивана. Хотел было выключить свет, но, ещё раз взглянув на стоящих в углу как привидения кукол, передумал.

Уже засыпая, я не мог отделаться от ощущения, что голые женщины и мужчины продолжают пялиться на меня. Тогда я встал, задёрнул все шторы и расставил все ширмы. Но так было ещё неуютнее: мне всё мерещилось, что куклы вот-вот сами сорвут все занавеси и набросятся на меня.

Я опять поднялся и снова открыл все шторы и сложил ширмы. Так под неусыпными взглядами десяти биороботов обоего пола я наконец-то провалился в тяжёлый сон.

Всю ночь мне снились кошмары. Урки, опаивающие меня в поезде водкой и с приставленным к горлу ножом шарящие по моим карманам. Тараканов, хватающий за лобки одновременно Чулкову и женщину, похожую на Водянову. Влад Покров, занимающийся сексом с оленями. Поддонов, голый и пьяный, с крыши отеля грозящий кукишами московскому Кремлю. И, наконец, сам я, лежащий в Мавзолее вместо Ленина, и шагающие надо мной строем все десять кукол обоего пола с эрегированными членами и разверзнутыми влагалищами! И вот проходящая надо мной Kendra Lust вдруг приостановилась и со всего маху плюхнулась на меня. Во мне будто что-то хрустнуло, и я проснулся.

«Денег нет, но вы держитесь»

Утром вставал я довольно тяжело, но несколько лучше, чем мог ожидать. Куклы по-прежнему были все на своих местах, и Kendra Lust, по-видимому, наяву на меня всё-таки не садилась.

Я принял душ, умылся. На барной стойке по-прежнему стояла початая бутылка коньяка и остатки фруктов. Я выпил рюмку, закусил долькой лимона и грушей, собрал жалкие остатки денег, взял ключ и отправился на завтрак. Заперев дверь, поднялся по полулестнице на второй этаж комплекса и проделал долгий путь от макушки до основания ствола «Древа Хитрово».

В ресторане я увидел завтракающих за одним столом Влада Покрова со своей как всегда эффектной коллегой и Евгения Витольдовича Тараканова, но без помощницы.

– Где ваша очаровательная спутница? – спросил я его.

– Она сегодня решила пропустить мероприятия форума, отдыхает в гостинице, где мы поселились неподалёку, – потупив глаза ответил Тараканов. – А у меня сегодня запланировано выступление на одном из мероприятий.

Завтрак их был очень обилен, так как они по-прежнему расплачивались спонсорскими картами. У меня же деньги почти кончились, так что мне пришлось довольствоваться лишь омлетом, парой бутербродов и чашкой чая – это всё, на что у меня хватило.

– Вчера вы были очень фамильярны с красавицей, похожей на Наталью Водянову. Ваша помощница могла обидеться, – решил поддеть я Тараканова.

– Это не ваше дело, – резко ответил он.

– Скорее обиделся спутник «Водяновой», – поддержал меня на этот раз Влад Покров. – Он вас, кажется, вчера немножко помутузил, Евгений Витольдович?

– Вы, журналисты, любите всегда всё приврать! – ещё больше озлился Тараканов. – Вот вы, товарищ Скромный, вчера и панельную дискуссию пытались повернуть не в ту сторону! И сегодня с самого утра наводите инсинуации на чиновников!

– В какую – не в ту? – обиделся я. – Орловские коллеги поймали представителя власти на откровенной безграмотности и вчера просто напомнили об этом. Так о каких же горизонтах доверия с прессой можно было говорить, когда одна из сторон – в данном случае власть – изначально играет краплёными картами?

– Это могла быть не безграмотность, а простая ошибка! – сказал мне Тараканов. – Какой-нибудь малообразованный референт написал губернатору глупый текст, а тот его озвучил. Только и всего.

– У меня тогда к вам два вопроса, – вцепился я в Евгения Витольдовича. – Первый: если необразованный помощник написал губернатору глупый текст, то зачем умный губернатор принародно озвучил эту ахинею? Значит, он и сам не умнее своего глупого помощника. И второй: а кто брал на работу этого малообразованного референта? Ответьте!

Тараканов на минуту задумался, икнул и произнёс:

– Меня самого на работу брали потому, что у меня большой опыт и хорошие объективки. Но я вчера говорил в своём выступлении и сегодня готов повторить, что журналисты, критикуя ошибки других, не должны ставить себя над ситуацией, выше всех. Вы что ли, Игорь, безгрешны и никогда не ошибались?

– Конечно, ошибался, и не раз, – ответил я и поведал собеседникам следующую историю.

Как-то раз в американском Ванкувере, что в штате Вашингтон на самом северо-западе Америки, мне довелось освещать торжества, посвящённые семидесятилетию перелёта Валерия Чкалова через Северный полюс. Туда по этому случаю с родины лётчика приехала внушительная нижегородская делегация. Торжества в честь юбилея перелёта Чкалова, Байдукова и Белякова через полюс в США приурочили к национальному празднику – Дню независимости. В тот день все американцы от мала до велика высыпали на улицы на праздничные шествия. Так как времени на подготовку материалов у меня было мало, я воспользовался этим праздником, чтобы во время процессий насобирать у жителей Ванкувера и Портленда (в соседнем штате Орегон) различных семейных историй и воспоминаний о тех чкаловских мгновениях в Америке. В результате этих опросов в опубликованных мною статьях «Русский герой американского Ванкувера» появился следующий фрагмент:

«Многие ванкуверцы во время встреч делились со мной семейными историями, связанными с именем Чкалова. Очевидец прилёта Чкалова в Ванкувер в 1937-м году Том Гормли вспомнил, как он – тогда девятнадцатилетний парень – рванул на велосипеде на аэродром, услышав, что русские лётчики приземлились именно здесь:

– Это было грандиозное событие, – рассказал Том, – мы были изумлены, что ваши лётчики преодолели без посадки такое огромное расстояние. Даже сейчас, спустя семьдесят лет, Чкалов поражает нас силой духа, упорством и героизмом.

Другому ванкуверцу – Лайалу Брэдфору – Чкалов дорог ещё и тем, что именно во время того прилёта на аэродроме познакомились его будущие родители – мать с отцом. А ещё одна местная жительница Наташа Черкес рассказала, что именно её мама Надежда Семёновна была переводчицей у русских лётчиков во время их пребывания в Ванкувере».

Эти факты я не выдумал, их действительно рассказали мне сами жители Америки. Каково же было моё удивление, когда потом я узнал, что американцы, обсуждая мои статьи, писали в интернете: «Русская пресса ошиблась, мама Натальи Черкес не была переводчицей у экипажа. В день прилёта русских лётчиков у неё был назначен банальный визит к дантисту. Так что мама Наташи увидела их потом на параде и кричала им из толпы на русском языке: «Привет лётчикам из России!» Они заметили её и улыбнулись))».

– Да! – говорил я Тараканову с Покровом. – Это была действительно моя профессиональная ошибка. Но у меня не было ни малейшей возможности в чужой стране за короткое время скрупулёзно проверить эти поведанные мне самими американцами истории, и помощников у меня для этого тоже не было. И в одном из трёх приведённых мною фактов я, действительно, лажанулся, поверив людям на слово, и тем самым ввёл в заблуждение читателей. Я это признаю – получается, что я непреднамеренно соврал. Но зато я не выставлял себя откровенным идиотом, повторяющим или озвучивающим глупости, написанные недалёкими подчинёнными, как это делают сегодня некоторые облачённые властью чиновники. Я ошибся – и честно признался в этом, в отличие от тех, кто сплошь и рядом не хотят признавать свои ошибки и идут в несознанку до последнего! – стал заводиться я и, резко взглянув прямо в глаза Тараканову, неожиданно спросил его: – А где, кстати, сегодня ваша помощница, с которой вы приехали сюда работать в командировку за бюджетный счёт? Ска́жете, выступления вам пишет?

Тараканов, выронив вилку, смотрел на меня с открытым ртом. Но тут Влад Покров неожиданно для меня снова вступился за него и, как мне показалось, заодно и за свою эффектную коллегу:

– Ты ничего не понимаешь, Игорь, и смешал в одно мух с котлетами! – На его котлету в тарелке в этот момент действительно села муха. – Мы сюда приехали делиться опытом, а не ловлей блох заниматься. Ты знаешь, к примеру, что для народов Севера значит день кита или день моржа? Да откуда тебе это знать! А ты берёшься судить-рядить обо всём.

– А знаешь, как трудно соврать про Чкалова? – вконец разозлился я. – А я ведь даже стихи про него сочинил и прочитал в Ванкувере американцам!

Тут я встал со стула и, крутя перед всеми тремя своими сотрапезниками кулаком на согнутой на уровне пояса в локте руке, зычно продекламировал:

– Зрелища для нас важнее хлеба,

Нам дай гордость ощутить в груди –

Чкалов самолётом режет небо,

У него пропеллер впереди!

И вышел из ресторана совершенно разозлённым: «Вот, – думаю, – сидят, жируют здесь за деньги спонсоров и учат меня жить – меня, который ест за свои кровные, которых, кстати, у меня совсем не осталось… Это называется – “денег нет, но вы держитесь!”».

Тут я совсем расстроился, потому что за день промотал взятые в долг двенадцать тысяч, которые мне ещё придётся отдавать по приезду домой. А здесь уже жить не на что, и Тараканов с Покровом мне теперь точно взаймы не дадут…

И вот в таком настроении проходя мимо комнаты проката, я тупо уставился на расставленные там теннисные и бадминтонные ракетки, мячи и музыкальные инструменты. Скорее всего от безысходности меня вдруг посетила интересная мысль: увидев гитары, я отчего-то вспомнил Пашку Плана, поющего у вокзала в Ульяновске.

«А что, если…?» – подумал я, попросил у прокатчика выдать на моё имя гитару для репетиций (мне дали болгарский «Орфей»), немедленно вышел с ней из отеля, дождался ближайшего шаттла и снова отправился в Ульяновск.

Выручили Paul McCartney & Robert Smith

Пока ехал в автобусе, подстроил гитару. Вышел на набережной, где, как мне сказали вчера у вокзала местные шансонье, больше подают.

Народу в это время на набережной было немного, из музыкантов я и вовсе пока был один. Нашёл у скамейки пустую картонную коробку, поставил её перед собой и начал музицировать.

Памятуя, что нахожусь на родине Ленина, начал с песни «И вновь продолжается бой» – там, где дальше идёт «и сердцу тревожно в груди, и Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди». Никто из прохожих даже копейки не бросил, мне показалось, что на меня смотрели как на придурка.

Тогда я решил сменить репертуар и спел две песни из Юрия Антонова – «Море, море» и «Мечты сбываются». Пятеро прохожих насыпали мне в коробку немного мелочи и бросили пару бумажек – всего не более двухсот рублей.

«Полный провал моего безнадёжного предприятия, – с горечью подумал я. – Пора сматывать удочки, возвращаться в отель и униженно просить денег у Тараканова и Покрова».

И тут меня осенило! Пашка План зарабатывал здесь, исполняя песни протеста из «Гражданской обороны». А у меня были такие и свои, написанные в пору игры в ансамбле! Почему бы не попробовать? И я решил начать с «Детей горбатых», подражая экспрессивной манере Юрия Шевчука.

Игорь (Гоша) СКРОМНЫЙ исполняет свою песню «ДЕТИ ГОРБАТЫХ»

Снова на улицах гул – то ли смех, то ли плач.

Время стирает минуты – упрямый палач!

Ломится в окна назойливый шум площадей,

Негде укрыться от толп ненасытных людей.

Девочки, милые! Ой вы, красавицы!

Мы с вами связаны тысячью нитей!

В ваших глазах по ночам отражаемся,

Спаяны жаждой совместных открытий!

Мальчики, мальчики! Ой вы, хорошие!

С детства вас ждёт педагога рука,

Чтоб научить, кому хлопать в ладоши,

И дальше всю жизнь – от звонка до звонка.

Кто мы? Зачем мы? Нас не спросили,

За уши в мир без спроса втянули.

Нам подарили имя, фамилию,

Номер присвоили, в паспорт впихнули.

Нас приучали кивать головами

Мутным потокам начальственных слов,

Делая с детства тупыми рабами

Тех, кто согласны на долю рабов!

Наших отцов постигла расплата –

Жалкая участь разинутых ртов:

Были стройны – стали горбаты!

И наплодили новых горбов!

Стройтесь в колонны, Дети Горбатых!

Уши развесьте для ласковых слов!

Спины сильней качайте, ребята,

Крепкие спины – для новых горбов!

Незнакомая доселе ульяновцам песня была встречена доброжелательно: в коробку мне накидали сразу рублей пятьсот.

Я немного воспрял духом, но денег всё равно было до отчаянья мало. Но я решил продолжить «песни протеста», тем более у меня была ещё одна. Её я исполнил, подражая манере Peter Gabriel с присущими ему завываньями.

Игорь (Гоша) СКРОМНЫЙ исполняет свою песню «КСАНФУ»

Я смотрю на наёмную гвардию –

Васильки правосудия.

Вы – почти как швейцарцы

Или швейцары?

В бронежилетах танец с лопатами

«Эй, дубинушка, ухнем по головам!»

Домой, любовь моя!

Весна нас поманит ветвями деревьев,

Но осень будет стучать топорами.

И если сегодня назвали свиньёй,

То завтра начнут кормить желудями!

Старые праздники

В прорубях долгой зимы.

Где вы, проказники,

Узники русской тюрьмы?

Не пытайся попасть в струю –

Следи за назойливой мухой:

Там ажурная пена или липкая лента?

Эй, «космонавты», парни с лопатами,

Как нам забыть эту кровь на асфальте?

Домой, любовь моя!

Мы будем читать о спокойствии улиц,

Но это спокойствие станет цепями,

Ведь если сегодня назвали свиньёй,

То завтра начнут кормить желудями.

Я тоже умею играть в слова,

Но гораздо сложнее быть многостаночником.

Ты хочешь работать своим языком,

А чтоб я на тебя своим позвоночником?

Хватит спорить о жестах рук,

Два пальца в рот – и хлещи как попало!

Ты думал – случайность, но это не вдруг,

Ведь я так и метил на твоё покрывало!

Выпей море, Ксанф!

Вокруг меня стали собираться люди, некоторые даже аплодировали. В моей коробке прибавилось ещё тысячи полторы, значит – всего уже больше двух, но до желаемой суммы мне всё равно было ещё очень далеко.

Я решил немного передохнуть, тем более, что собственных «песен протеста» у меня больше не было. Сел на скамейку – люди вокруг меня стали расходиться. Долго петь я здесь не мог – мне нужно было, как я обещал Валентине Ивановне Матрёновой, вернуться в «Древо Хитрово» на вечер презентации регионов.

И тут мне помог случай.

Ко мне подошли курившие до этого в сторонке двое то ли англичан, то ли шотландцев – в общем, британцы. Оба были одеты в клетчатые твидовые пиджаки и клетчатые же брюки. Это явно были туристы с теплохода, и мне чрезвычайно повезло, что они были изрядно подшофе. Обоим было лет под шестьдесят, их дублёные лица были бордо́вы.

Первый, что повыше, спросил меня, могу ли я спеть ему «Yesterday» The Beatles? В своё время я разучил всего пять песен на английском, и одной из них была именно «Yesterday». Я с удовольствием спел её, стараясь до тонкостей во всём копировать Paul McCartney. Британец похлопал в ладоши, удовлетворённо причмокнул, достал из кармана и положил мне в коробку… сто евро одной бумажкой! Я немедленно схватил её и сунул в карман.

Другой, что потолще, желая не отставать от приятеля, попросил меня исполнить ему «The Love Cats» The Cure. Вы не поверите, но из пяти песен, которые я мог спеть по-английски, одной была именно эта: она нравилась всей нашей группе «Система шумоподавления», и именно с неё мы обычно начинали все наши репетиции, что называется, для разогрева. Это было самым невероятным во всей случившейся со мной истории: из огромнейшего многообразия англоязычных песен британские туристы попросили меня исполнить именно те, которые я знал. Кроме них в моём репертуаре были только ещё пара вещей из The Doors и «Rainbow Country» Bob Marley. Это было самое настоящее чудо!

Я с превеликим удовольствием спел ему «The Love Cats», стараясь во всём до тонкостей подражать Robert Smith. Второй британец также театрально похлопал мне и по примеру приятеля сунул в руку ещё одну купюру в сто евро. Я раскланялся, поблагодарил их, сгрёб из коробки рублёвые бумажки и немедленно пошёл прочь.

В ближайшем обменнике я поменял двести евро на рубли и сразу же почувствовал себя богатым настолько, насколько чувствует себя европеец в России.

Помня о том, что в «Древе Хитрово» для людей без спонсорских карт всё очень дорого, я зашёл в ближайшее кафе на набережной, и так как утром мой завтрак был довольно скромен, от пуза пообедал. Пока ел, наблюдал из окна, как на набережную подтянулся Пашка План. Но британских туристов он не заинтересовал, а местным жителям уже изрядно поднадоел.

После обеда я прогулялся по набережной, послушал ульяновских уличных музыкантов, самодовольно отметив для себя, что сколько сегодня заработал я – им не светит. Потом дождался ближайшего шаттла и вернулся в гостиницу на фестиваль, едва успев к уже начинавшейся презентации регионов.

И сердце словно маятник…

Уже на входе в отель Матрёнова встретила меня истошными воплями:

– Игорь, где вы прячетесь? Я вас полдня ищу – все нервы измотала! Вы забыли, что у нас сегодня презентация?

– Почему забыл? – оправдывался я. – Видите – гитару в прокате брал для репетиций. Не мог же я на ней играть в отеле во время конференций, поэтому и выходил на пленэр.

Валентина Ивановна немного успокоилась:

– Тогда пойдёмте – наши уже все в сборе, искали только вас.

Когда мы вошли в концертный зал, он действительно был уже на две трети полон. Нижегородцы сидели кучкой – редакторши газет и парни-информационщики были при параде, Матрёнова – одета как концертная дива, я на этом фоне выглядел обычным парнем с гитарой, но для нынешнего действа этот образ мне вполне подходил. Тараканов с помощницей были в официальных костюмах, но они в нашей презентации и не участвовали.

Я огляделся вокруг. Сразу бросилась в глаза красавица, похожая на Наталью Водянову, со своим одетым в золото важным дядькой. Увидел и большую группу представителей народов Севера во главе с Владом Покровом, помахал ему рукой – он ответил мне благосклонно.

Мы с коллегами ещё раз быстро проговорили сценарий нашего выступления, и презентация регионов началась.

Заключалась она в том, что каждый участвовавший в фестивале регион рассказывал о состоянии и жизни своей местной прессы, а затем шли музыкальные номера.

Наша очередь была пятой, и я изрядно разволновался, когда увидел, как солидно презентовал состояние медиа в своей республике Татарстан – господдержка местной прессы там была явно существеннее, чем в Нижегородской области, и как мощно с музыкальной точки зрения выступил Краснодарский край: мне показалось, что половина из вышедших на сцену тамошних журналистов по совместительству были солистами Кубанского казачьего хора или наоборот. Впрочем, у нас в России, куда ни ткни – кругом сплошные подставы да симулякры. Тем не менее выступление краснодарцев сопровождалось настоящими овациями.

Но вот пришла очередь нашей области, и мы всемером, кроме Тараканова и его секретарши, поднялись на сцену.

Надо отдать должное Валентине Ивановне Матрёновой – презентацию о состоянии прессы в регионе она провела профессионально и обстоятельно, представив общую медиа-карту наличия СМИ вплоть до каждого района области и сопровождая всё это многочисленными слайдами. Выглядело это солидно.

Затем началась музыкальная часть нашего выступления. Я с гитарой выдвинулся вперёд, и под мой аккомпанемент Матрёнова и три её подружки-редакторши исполнили «Сормовскую лирическую». Пели они очень душевно, и на словах «Но девушки краше, чем в Сормове нашем, ему никогда и нигде не найти» я, засмотревшись на сидевшую в зале красавицу, похожую на Наталью Водянову, подумал: как же прав был Евгений Долматовский, сочиняя эти стихи. Правда, тут же вспомнил, что настоящая Водянова – родом не из Сормова, а с Автозавода.

После наших дружных женщин на сцену вышли друзья-информационщики: они исполнили любимую песню нижегородских губернаторов Ивана Склярова и Валерия Шанцева «В Нижний Новгород – это значит домой» в стиле рэп с использованием губной гармошки. Получилось весьма нетрадиционно и очень даже недурственно. Во всяком случае, в зале хлопали.

Потом настала моя очередь, и я начал со своей песни «Волжский блюз», на которую в своё время снял видеоклип.

Игорь (Гоша) СКРОМНЫЙ исполняет свою песню «ВОЛЖСКИЙ БЛЮЗ»

Лучше в мире нету вида,

Чем из моего окна:

Пусть площадь Красную не видно,

Зато и Волга, и Ока,

Сливаясь вместе на просторе,

Утекают дальше в море,

А я любуюсь свысока,

Как отражают облака

Волга с Окою!

А ещё колокола

Поют в любое время года,

И золотятся купола

От заката до восхода,

И льётся дивный перезвон

С берегов со всех сторон

Над Волгой с Окою!

А когда растают льды,

Приплывают теплоходы,

Возникая из воды.

Им даже тесны эти воды!

И «Прощанием славянки»

Меня будят спозаранку

Над Волгой с Окою!

Ошалев от красоты такой,

Застыли намертво мосты

Между небом и водой,

Став частью этой красоты.

А как стемнеет вечерами

Загораются огнями

Волга с Окою!

Говорят, что в целом мире

Нет красивее России.

Не скажу за всю Россию,

Но на Стрелку брошу взгляд:

Мосты и купола, и теплоходы,

И огни горят –

И верно правду говорят,

Что в целом мире нет красивей,

Нет красивей, чем в России

Волга с Окою!

Зал встретил мою песню очень тепло – хлопали, свистели, кричали «бис».

У меня было, что спеть по этому случаю, и я исполнил ещё один свой шлягер о Нижнем Новгороде.

Игорь (Гоша) СКРОМНЫЙ исполняет свою песню «ЛУННЫМИ ДОРОГАМИ»

Лунными дорогами

Мы побежим с тобой в Весну.

Не смотри так строго

И не прячь веснушки на носу.

У Весны есть тайны,

И мы их ждём заранее,

И вовсе не случайно

Ходим на свидания

Весной!

Я иду по улицам,

Всматриваюсь в лица.

Что же в нашем городе

Конной нет милиции –

Лошади и пони

И фургоны разрисованы,

Можно без погони

Было б пьяных арестовывать

Весной!

А ты сказала: «Были б крылья,