Исповедь сумеречного беглеца

Yako Darrell

Исповедь сумеречного беглеца

Глава 1. Начало

Я никогда в жизни так не дрожал от холода и напряжения. Мерзкий, мелко моросящий, холодный дождь шел вторые сутки. Мое отяжелевшее от набухшей амуниции тело двигалось по привычке, короткими и рваными перебежками по опавшим и гниющим листьям этого незнакомого мне леса.

Ну почему незнакомого, это я врал сам себе. Три месяца подготовки к операции, изучение снимков спутников, карт, разведданных и еще черт знает чего, и вот тебе результат я машинально, почти уверенно ориентируюсь на местности в тревожных сумерках быстро умирающего дня.

Мне сегодня двадцать девять лет, скоро тридцать, через каких-то два чертовых месяца.

Дожить бы! Капитан спецназа своей отчаянной и ветряной, как девчонка, молодой страны, Вячеслав Буре, но это в прошлом.

Меня вырвали две недели назад, как розу в подарок в полуденный зной из насыщенного грунта разнузданной, беззаботной, холостяцкой жизни полной любви и неги, сунули подарочком в кабинет к начальнику внешней разведки Девочкину Олегу Евгеньевичу, пятидесяти двух лет отроду, и рассмотрев и пообщавшись, выкинули ненужной вещью сюда, в этот жуткий пролесок, морозить тараканов, не считаясь с моими желаниями и предпочтениями.

Все происходящее сейчас кажется мне сном. Хотя в своих снах, в последнее время, я почему-то постоянно становлюсь стариком и живу какой-то серой, незаметной и унылой жизнью. Эх, да, раньше были сны, которые были моей реальностью. Солнце, море, горячий, обжигающий ступни песок пляжа. Я флиртую с малознакомыми мне девчонками, целуюсь с ними в тени пальм под яркими звездами, купаюсь голышом в теплых водах Атлантики и отрываюсь безудержно в звенящих кабаках на волшебных Карибах.

А сейчас наяву, я, бросил свое уставшее от монотонного бега тело и мысленно рассматриваю его со стороны. В этот момент на меня смотрит звериным взглядом незнакомое мне лицо, обтянутое тонкой, сухой, пергаментной кожей, забрызганное грязью и терпким, липким потом.

Это явно не я, а совершенно другой человек, завернутый, как прошлогодняя новогодняя конфета, в порванный и мокрый камуфляж, со сверлящими темноту безумно дикими глазами.

Он прищурено рассматривает ускользающие тени ноябрьского вечера, бежит или медленно ползет по жидкой вонючей грязи, вскакивает, пропадает в низкорослых кустарниках, исчезает в тени вековых деревьев и снова бежит, и ползет.

Мне кажется, я его возможно видел, или был с ним знаком. Нет, это просто совпадение, вызванное острым ощущением догоняющей тебя неизбежности.

Сумерки быстро сгущаются. Тяжелый осенний холод медленно неуклонно давит и заползает в мое порванное о колючие заросли дикой акации тело, дрожащее мелкой, до стука в ушах, рассыпчатой свинцовой дробью.

Я как молодой одинокий волк, тяжело и прерывиста дыша, монотонно и тихо ухожу от погони. Я сейчас живу в сумерках на окраинах моего сознания, растянутого в бесконечном времени, которое исчезает за горизонтом событий, но почему-то неуклонно возвращается, взывая воспаленный разум к бдительности.

Они гонятся за мной уже третий день, но пока безуспешно. Я хорошо обучен и умею уходить от любой погони, мотивирован смертью и поэтому сейчас готов убивать. Время, проведенное в армии, создало из меня дикого зверя. Долгими днями и ночами меня тренировали быть незаметным, руками рвать на кровавые куски мяса чужую плоть.

Я умею вгрызаться в незащищенное горло острыми клыками зубов, вырывать нежную сонную артерию жертвы и бездушно смотреть, как жизнь неизбежно покидает тело, еще бьющееся еще в острых конвульсиях неотвратимой смерти.

Эти гребаные гоблины, навалились на меня всей своей сворой. Я их сорвал с цепей. Они держали их в теплых домах и кроватях подземелья и, теперь. Эта стая, воя от ужаса и сбившись в затравленный рой, гонятся за мной по этому почерневшему от времени лесу.

Их разбудил взрыв и безумный огонь, которые ворвались ярким пламенем в спящую тишину военного склада и разметали его ко всем чертям, на все четыре стороны. Пожар жадно и неумело пожирал все живое и не живое вокруг. Огонь оседлал постройки частично уцелевших складов и сумеречное сонное небо.

Он освещал окрестности своими пугливыми искрами и словно смеясь, отражался в каплях едкого осеннего дождя. Это было моим заданием и веселым днем рождения моего безумия, благословлённого одной многоцелевой миниатюрной миной и двумя килограммами пластической взрывчатки С4.

А сейчас, иногда, вдалеке, слышались визг и лай служебных и охотничьих собак, гортанные крики военных и полицейских, негромкие переклички охотников и еще сдавленные расстоянием голоса черт его знает кого. там, за линией горизонта, словно стая бешеных шакалов, натужно выли серены, оповещая округу незамысловатыми тяжелыми переливами, медленно затухающими в глубине ночи.

Они еще далеко. Сердце колотится нервными прыжками. Внезапно, с разгона, оно ударяет в верхнюю часть грудной клетки, которая разорвана в кровь дикими когтями озлобленных веток, разрывает ребра, пытается вырваться наружу, чтобы посмотреть в мои слезящиеся от ветра и помертвевшие от усталости глаза.

Мне надо найти какую-нибудь расщелину, рытвину, не знаю что. Я ищу, мне надо согреться, надо поспать и черт с ним, будь что будет потом.

Эта куча высохшего валежника в глубине оврага и холодный ручей полный заледеневшей ноябрьской воды станут моим убежищем на сегодня. Максимум на час, нет лучше на два. Я молча скукожился от зыбкого холода и раздеваюсь догола, кого стесняться.

Отложив разгрузку и оружие на валежник, медленно отжимаю одежду, натягиваю ее на замерзшее тело, приправленное запахом хвои и тягучей грязи. Мой любимый и дорогой «Зиг Зауэр», пистолет всех веков и народов, как говорил мой наставник в учебном центре. И только на тебя у меня сейчас вся надежда. Он молчит и тихо греется в моих руках. Я влюбленно прячу его и как ребёнка заботливо прижимаю к груди.

Мое временное жилье из колючего валежника, который пахнет перезрелым и заплесневевшим запахом хвои старой ели. Ели, сосны, ели. Да, точно, я не ел ничего последние двадцать шесть часов. Не об этом, надо думать не об этом. Не стесняйся обхватить себя руками и попробуй согреться и заснуть.

– Командир, подъем, тревога! Кэп, проснись.

«Какая на хрен тревога, это у кого такое чувство юмора». Какая тревога спи, давай!

Мне уже тепло, нега постепенно проникает в тело, убеждая его, что только она является его властелином. Мокрый и пресыщенный влагой воздух постепенно исчезает из моего сознания. Дождь, когда-то мерзкий и ненасытный, теперь шуршит по скрученным листьям.

Он осторожно, исподтишка падает тяжелыми каплями на дымящийся паром камуфляж и растекается вместе со сном, убаюкивая мое помутневшее от усталости сознание.

Тишина. А вот и тихая «кроличья нора».

Глава 2. Не все всегда становится явью.

Она своим криком «Кей-Кей» сверлила мне мозг выклёвывала, разрывала, вытаскивала из моей черепной коробки его по кусочку, как плоть личинки жука короеда. Эта обнаглевшая тварь сейчас сидела на ветке валежника и практически орала мне в ухо.

Это была довольно большая птица, крупнее дрозда. В окраске ее оперения бросались в глаза. Яркий рыжий хвост и черно-бурая шапочка. Она чем-то напомнила мне синицу: постоянно перепрыгивала с ветки на ветку, долбила клювом пойманную добычу– личинку короеда, зажав ее умело пальцами своих ног и при этом сопровождая свои бессмысленные действия разнообразным щебетанием.

Увидев, что я проснулся, она беспардонно и бесшумно перелетела на низкорослую сосну, и словно дразня меня распустила веером свой рыжий хвост.

Вот сейчас она мне точно напомнила мою ревнивую подругу Сабину, которая даже не знала где я нахожусь в данный момент. Она думала, что я ее бросил в очередной раз. И подлец улетел на Карибы тусоваться с местной красавицей Паулой и тремя ее двоюродными сестрами или подругами. Но как же она именно сейчас ошибалась!

Дай бог ей здоровья, этой гнусной птице. Если бы не она, все для меня закончилось, наверное, сейчас и скорее всего очень печально. Но теперь у меня появился шанс, который я, скорее всего, нет, точно я его не упущу.

Они тихо стояли на краю оврага всматривались через приборы ночного видения в темноту сырого леса. Четыре черные бархатные тени, затянутые в легко узнаваемую экипировку

Лимесовского спецназа. Они поочередно снимали и протирали свои бинокли ночного видения. Но эти игрушки теперь им мало помогали и были просто бесполезны, а сейчас просто они им мешали, как и вся та куча стрелкового хлама, которым они были обвешены до зубов. В сумерках «ночники» как мертвому припарки.

На грязном фоне наступающего утра выделялись своим особым видом две снайперские винтовки Республики Голем укутанные как малые дети в модный теперь модульный камуфляж. Итак, это были две группы снайперского прикрытия на основных направления моего отхода.

Они не должны были ни под каким предлогом собираться. Я не думаю, что они заблудились, им было просто насрать на приказы своих отцов командиров. Однако именно сейчас я стал для них самой большой ошибкой их жизни.

Еще в школе спецназа мы пересекались с бойцами снайперских групп. Это были хорошо подготовленные для стрельбы ребята, но только для стрельбы. Они никогда особо не выделялись высокоуровневой подготовкой для ближнего рукопашного, особенно ножевого боя.

Да и зачем им это было надо. Когда ты с расстояния в километр можешь уложить три выстрела из пяти во врага за две секунды. Ты даришь своей жертве непрошенный подарок.

Ты властелин времени, ты его владелец. Оно для тебя замедляется ударами твоего сердца, которые ты считаешь, от начала первого выстрела до конца третьего.

Тот, на которого ты охотишься, может думать, что он еще жив. Но он уже мертв, просто ты об этом знаешь, а он нет. Он не догадывается, что третья последняя, контрольная пуля войдет в него аккурат еще до падения его бренного тела на землю. Ты Бог, от трех точных выстрелов еще никто и никогда не выживал.

И вот эти ангелы Ада собрались здесь на моей заповедной территории все вместе что бы исполнить свое предназначение и отслужить свою черную мессу за упокой моей души, но это мы еще посмотрим.

Утренние сумерки и густой туман, собравшиеся вместе на дне оврага так укутали окрестности, своим пуховым одеяло, что это лесное волшебство полностью скрыло и меня и кучу валежника, в котором я затаился.

Я почти не дышал, осторожно быстро рваными глотками хватал воздух и очень медленно его выдыхал, чтобы мое дыхание не сыграло со мной злую шутку выдав паром мое местоположение.

Сейчас моя борьба с кучей валежника напоминала детскую игру «разбери пирамидку». Когда следующий мой шаг, любое движение моей руки могли стать для меня последними.

Я осторожно разобрал завалившую меня часть мусора и веток и вот мое тело выбиралось на божий свет и смешавшись с грязью уже двигалось в сторону моих противников.

Осторожно ползком, как черный тайпан я проскользнул в нишу под уступом, над котором стояли спецназовцы. Я отчетливо слышал их голоса и уже смог различать тихие команды, отдаваемые приземистым лейтенантом.

– Сержант заканчивай курить, время!

– И слушай меня…

– Значит так, мы с моим вторым номером оборудуем позицию чуть левее этого места, для контроля перехода им оврага.

– Ты со своим вторым номером возьмешь чуть правее, метров через сто выйдешь на другую сторону оврага и оборудуешь позицию там.

– Ориентир вон та высокая сосна, не эта, дебил, а вон та правее.

– С этого момента до окончания операции радиомолчание.

– Я сам с вами свяжусь…

– Всем все понятно?

– Так точно господин лейтенант позиция через сто метров на вершине этого оврага, ориентир сосна и радиомолчание.

– Ну мы пошли?

– Да идите вы уже. И да, Сержант, не вздумай там курить, говорят, что у нашей цели очень острый нюх.

– Он что собака? – хохотнул кто– то

– Он волк для тебя идиот…

– Ходят слухи, что он на какой-то там операции против наших, – почему-то задыхаясь пробормотал молодой спецназовец.

– Короче, он зубами вырвал парню кадык и…

– Заканчивай трепаться и двигай на позицию, там эту сказку своему второму номеру расскажешь…

Просипел голос командира. Он повернулся к своему второму номеру, что-то прошептал ему на ухо и тот бегом пустился кода-то в глубину леса.

Это была их уже вторая фатальная ошибка и называлась она радиомолчание. Я тихо ощупал два специальных ножа на разгрузке, один из них с коротким и широким лезвием был хорош в рукопашной схватке накоротке, на длину руки, второй с длинным и тонким лезвием был великолепен для броска. Шершавые ручки ножей покорно ложились в мою руку, а рифленые рукоятки ласково царапали кожу моей ладони.

Я вынул осторожно мой верный пистолет «Зиг Зауэр» снял его с предохранителя и с мягким щелчком навернул на него глушитель. Теперь я был во всеоружии и готов был нанести неожиданный удар первым.

Время тянулось мучительно долго и было сейчас на моей стороне. Все эти «охотнички» были уверены, что я еще не достиг этой точки. Они думали, что я заблудился и у них еще есть фора, вагон времени.

– Надо выждать пока они обустроят позицию и начнут корректировку линии огня.

Думал я, прижимаясь к влажной глине оврага, пытаясь не соскользнуть, ища опору.

– Первым надо будет убрать второй номер, он слабее и у него обычно автомат.

– Им от жадности начальство редко выдает пистолеты.

– Так! Его я убираю ножом, лейтенанта, если он очнется, и, спросонья, пока он будет путаться в ремнях снайперки я уложу из «Зиг Зауэра».

Наконец-то через час все затихло, и только одинокий дятел продолжал непрерывно долбить сухую сосну, пытаясь вынести мозг всем окружающим и особенно мне.

– Устроились.

– Мне надо начинать.

– Господи помоги!

– Первого ножом, второго из пистолета.

– Главное не торопиться.

Я вылез из своего убежища и пригнувшись начал быстро подниматься на склон оврага обходя ветки и кустарник, так обильно обсыпавший склоны оврага. Итак, через полчаса я был в зоне прямой видимости снайперского расчета. Их действительно было трудно заметить и если бы не их просчеты.

Кажется, что это мелочь, я бы точно вышел под их выстрел или даже под перекрестный огонь. Но в данный момент охотником был уже я, а жертвою они.

Раннее утро в морозном лесу, оно какое-то особенное, что ли. Дождь перестал идти и через несущуюся пелену облаков пробивались редкие лучи солнца, которые пугливо отскакивали от неожиданно обнаруженных деревьев и кустов. Земля еще парила, и одинокий дятел вел свой веселый перестук на перегонки с вечно кукующей кукушкой. Пересмешник уже завел свою звонкую соловьиную трель.

– Кукушка, кукушка сколько мне жить?

– Тьфу, поживу еще, а то себе накаркаешь или накукуешь.

Восходящее солнце светило мне в спину, что и было как раз мне на руку. Лейтенант похоже спал, положив голову на приклад винтовки, а его второй номер, щуплый парнишка что-то увлеченно рассматривал через бинокль с дальномером.

Свой автомат калибра 5,56 миллиметра он положил почему-то слева, и чтобы его взять ему было необходимо повернуться на правый бок. Эта досадная ошибка новичка открывала мне дополнительное время для маневра, если что. Карты сложились в «Роял флэш», как бы сказал заядлый игрок в покер.

Итак, «укол» должен быть очень точным в сонную артерию. Нож держу «обратным» хватом, бросаю нож и пока второй номер захлебывается кровью, выпускаю обойму «Зиг Зауэра» в лейтенанта. На словах все. А как на деле?

Однако все случилось, на удивление, очень быстро. Я плыл как в замедленной съемке. От второго номера меня отделяли восемь метров или четыре секунды его жизни. Боец не ожидал нападения и его руки были заняты биноклем, который отлетел метров на пять, как мне показалось. Он пытался, захлебываясь кровью зажать дрожащими руками рану от ножа через которую под жутким давлением уходила его жизнь.

Он хотел, но не мог подняться так как я сидел на его спине выпуская из пистолета пулю за пулей в тело спящего лейтенанта, которое дёргалось в конвульсиях до тех пор, пока пятая пуля не попала в его висок. Все было кончено через двадцать секунд. Я, тяжело дыша привстал на правое колено и оглянулся.

Вокруг было тихо и даже дятел с надоедливой кукушкой закончили свою работу. Со стороны мое поведение было похоже на скорбь по погибшим товарищам, а может это был мой знак уважения.

На мое удивление я был еще жив и даже не ранен, передо мной лежали два остывающих трупа и их надо было срочно куда-то убрать. Первая мысль в кучу валежника, где я прятался, но это было достаточно далеко, и я потерял бы кучу времени, а у меня над душою, всего в нескольких шагах от свободы висел еще один расчет снайперов.

Их можно было бы и оставить жить, и не трогать, но рисковать собою я точно не хотел. При моей эвакуации они точно могли составить мне большую проблему.

Я оглянулся вокруг и в пяти метрах увидел неглубокую ямку, в которую точно уместится тело коротышки лейтенанта, а еще чуть дальше в кустах, можно было спрятать и его второй номер. На все про все, я потратил около тридцати минут.

Конечно, это была «сырая» работа, так на скорую руку, но сразу увидеть убитых было сложно. Я их обильно присыпал сырою листвой и хвоей, которых тут было в изобилии, разметал залитые кровью листы.

Все оружие, кроме одной снайперской винтовки, которую оставил себе, я выбросил со склона в глубину оврага. Мне повезло сегодня второй раз. Обыскивая лейтенанта, я нашел карту с размеченными засадами, патрулями и список повременных паролей, а также глушитель на снайперскую винтовку, который очень сильно упрощал мне жизнь.

Я накинул на себя маскировочную камуфляжную накидку, снятую с командира, взял его документы, мы были чем-то похожи. Теперь в я вообще ничем не отличался от своих преследователей в Лимесовской экипировке, с документами, и весь измазанный грязью и грим краской.

Теперь у меня отпала необходимость прятаться. Это было бы очень странным если бы офицер Лимесовского спецназа передвигался короткими перебежками через укрытия и полз на животе по грязи, не правда ли?

Я точно видел куда ушла вторая группа, они прошли в десяти метрах от меня, когда двигались в сторону второй засады. И если я еще не был убит выстрелом снайпера или очередью из автомата, то значит нашу короткую и яростную борьбу за жизнь никто не видел и не слышал.

Спокойно спустившись на дно оврага, я тихим, размеренным шагом, с носка на пятку двинулся в сторону затаившейся второй группы. Однако тут зарисовалась очень серьезная проблема. Маскировка у них всегда была на ура, и я сейчас мог рассчитывать либо на свою удачу или их косяк, ошибку.

– Где же вы ребятки притаились, где поднялись из этой лощины?

Задавал я мысленно себе вопрос и тут же на него отвечал:

– А мы прошли вот здесь дядечка, а вот тут мы начали выходить из оврага!

И я живо представил себе полусонного солдата этого снайперского расчета. Но их лиц я не видел и в отместку передо мной сейчас маячило окровавленное лицо лейтенанта, разорванное экспансивной пулей «Зиг Зауэра».

Бардак в армии, особенно в спецназе никогда ни к чему хорошему не приводил. Это всегда был неоспоримый факт с поправкой на скорую смерть. Покойный лейтенант был прав, как в воду глядел, когда предупреждал сержанта не курить.

Он был прав еще в одном своем утверждении. Я не был охотничьим псом, вечно ходящим перед хозяином на задних лапках, доверчиво заглядывающий ему в глаза. Перед моими преследователями сейчас был одинокий, сошедший с ума волк, который уже напился людской крови и теперь хотел еще.

И у меня действительно острый нюх. Запах дешевых сигарет из солдатского магазина разлетался по влажному лесу с утроенной скоростью. Все зверье в округе, кроме меня, уже знали, где эти два болвана находятся. И, я их обнаружил без особых проблем.

Они обустраивались на вершине небольшого холмика, ярко выделявшегося на промокшей поляне, освещенной ослепительным солнцем. Сержант, командир второго снайперского расчета даже не удосужился грамотно оборудовать свою локацию. Все было сделано наспех, на скорую руку. Они просто навалили кучу свежесрубленных веток. Образовался еще один холм на вершине которого, как раз, торжественно восседал Сержант и задумчиво курил очередную сигарету.

Он что-то оживленно вычитывал в своем мобильно телефоне, кому-то писал и вообще был серьезно занят, и не отвлекался на посторонние шумы.

– Как это чучело попало в спецназ и где бродит его второй номер?

Думал, я, оглядывая усталым взглядом окрестности и настраивая оптический прицел великолепного высокоточного ствола.

В Республике Голем действительно оружейные конструкторы и мастера были хороши. Они делали снайперские винтовки такими, что ты влюблялся в свою с первого касания, с первого взгляда. Она мгновенно становилась твоей великолепной любовницей, а после с первого выстрела– ты женился на ней, и попробовав ее, уже не изменял. Это теперь была не похотливая любовница, а любящая тебя и верная жена.

Из кустов, слева от меня, показался второй номер расчета. Он неторопливо шел на позицию.

Невысокий, коренастый вояка вяло тащивший потертый автомат и уныло разглядывавший опустошенным взором окрестности. Остановился и без единого слова опустил свою задницу около вечно занятого и отчаянно курящего сержанта.

– Скорее всего контрактник.

Я ясно различал в оптику его нашивки и старческое, обезображенное грим краской лицо. Ее черно-зеленые разводы были наложены неумело и рвано. Грязная челка ниспадала на его сморщенный лоб, окаймленный белесыми бровями, под которым суетились маленькие, глубоко вдавленные в узкий череп, серые и давно потухшие, скользкие глаза. А ведь ему еще не было и двадцати.

Моя позиция сейчас не была более выгодна, в отличие от их месторасположения.

Единственное мое преимущество было в том, что она была прикрыта размашистыми ветками густого ельника, скрывавшего и меня и мою новую подругу.

Я тихо лежал в ожидании возможности выстрела. Мне нужен был один выстрел, только один. Они вверху, я внизу. После первого удачного выстрела, со вторым мне может не повезти. Тот, кто выживет не дурак. Он просто перекатится на другую сторону этого холма и тогда все, пиши пропало.

– Что делать? – вот мой истинный вопрос.

– Затевать перестрелку было бессмысленно. А отходить после огневого контакта не имело смысла. Не факт, что уйду. Местность то впереди открытая.

Это было не внезапное откровение, а свершившийся факт из внешних обстоятельств и моего везения. Я не торопясь прикидывая возможные варианты своего спасения.

И тут случилось чудо. Кто-то прислал на телефон сержанту то ли фото, то ли видеоролик и они встали, засмеялись и уперлись взглядами в смартфон сержанта. Один чуть выше, второй номер чуть ниже и на одной линии огня. Шанс был один. И выстрел был один. Щелчок, небольшая дымка над глушителем и два одновременно падающих тела.

Пуля разнесла голову контрактнику и пробила снизу вверх, сбоку бронежилет сержанта.

Он еще дышал, когда я к ним подошел. На его губах ярко пузырилась пена из пробитых легких и наступал пневмоторакс– легочное голодание. Его уже ничто не могло спасти. Он пытался слабеющей рукой дотянуться до автомата, но сил уже явно не хватало. В его умирающих глазах читался ужас, а его ослабевающий разум видел сейчас не меня, а маскировочную накидку своего командира– лейтенанта.

Он удивленно смотрел на ствол моего пистолета, направленного точно в его голову. Он закрыл глаза, начинались конвульсии. Все было кончено, когда пуля, тихо выпущенная из моего пистолета, остановила его мучения.

Теперь мой путь к спасению был открыт. До точки эвакуации оставалось каких-то пять километров.

Солнце было в зените и светило ослепительно ярко. Полосы света переливались радугой и отражались в застывших каплях воды бриллиантами и самоцветами. Одуревшие от счастья черные кедровки грелись в последних лучах в преддверии зимы охраняя свои бездонные кладовые. Мне бы остановиться полюбоваться этим великолепием, но сейчас как раз время и не было моим союзником.

Сколько надо часов или минут, чтобы обнаружить четыре трупа. Ведь вторую снайперскую группу я просто закидал свежим лапником, который они же и срубили. Связь обычно у штаба с командиром группы происходит в среднем один раз в час.

– Итак, – считал я

– Первая группа! Ликвидация плюс уборка это минут тридцать, затем переход ко второй группе– это еще полчаса.

Что дальше? думал я: